Глава 9
Инженерно-бронетанковые приключения, или комические моменты драматических ситуаций
(Юрий Мироненко)
9.7. Я знаю «Ливень» только на 30 руб…
По-моему, это было летом 1959 года. Окончательно передав все свои обязанности по круглосуточному бдению в сборочном и сдаточном цехах Николаю Гавриловичу Шаху, я вернулся к Котину.
Приношу нашему главному деятелю по финансам и всему остальному Шапиро табель на 56 дней отгула, подписанный начальником танкового производства.
- Чего, чего? Никаких отгулов! Совсем обнаглели! В лучшем случае неделю. Да. Сейчас добавлю тебя в список премируемых министерской премией за стабилизатор. И всё! Часика через два – в кассу. Кстати, тебя Котин искал.
В кассу, так в кассу – это хорошо, но отгулы - дело святое.
Захожу в кассу. Ищу свою фамилию. Премия большая. Даже тем, кто вообще не слышал о стабилизаторе «Ливень» по полторы - две зарплаты. Где же я? А, вот в конце… - 30 руб. Ну, Шапирра!
Отказываюсь от премии – пусть забирает Шапира себе и подавится! Иду к Котину.
- Здравствуйте, вы меня искали?
- Искал. Где тебя носит?
- Премию получал…
- Премия – это хорошо, но дело прежде всего – надо ехать в Лугу. Там у Толмачёва стабилизатор вышел из строя и ещё какая-то электрика – надо срочно привести всё в порядок. Утром выезжай.
- Жозеф Яковлевич, я с работой не справлюсь.
- Это ещё чего?
- Знаю «Ливень» только на 30 рублей, пошлите Шапиру или Маришкина с Торотькой, они его знают на 2,5 – 3 тысячи рублей и быстро починят.
Котин секунды четыре в упор смотрит на меня. Я слегка улыбаюсь. В конце концов, если меня и в дальнейшем будет оценивать какая-то Шапира, то пошли они все «в кассу», а я уйду на завод.
Котин снимает трубку и вызывает Шапиру. Тот тут же прикатывается колобком – маленький, кругленький, морда - шире плечь.
Котин:
- Быстро выписывай командировку и выезжай в Лугу чинить стабилизатор, а Мироненко тут поработает за тебя.
- Жозеф Яковлевич, я же не специалист в этом деле…
- Он тоже не специалист в твоём деле. Вот и будете соревноваться, кто из вас быстрее освоит дело другого. Мне кажется, что Мироненко скорее освоит составление ведомостей на получение премий, чем ты ремонт сложнейшей техники.
А сейчас иди и исправляй ведомость, деньги найди, хоть из своего кармана, и чтобы через час он их получил.
Идите… оба! Решайте – кто из вас поедет в Лугу!
Мы выкатываемся из кабинета, он к себе, а я к себе. Минут через 40 меня вызывают в кассу расписаться в двух ведомостях. Расписываюсь. Кассирша хохочет.
В Луге меня встречает инженер-испытатель Гера Толмачёв, отличный парень, одессит, балагур - всегда в хорошем настроении. Спрашиваю, что случилось. Отвечает, что ничего серьёзного – сейчас покушаем, а потом займёмся делом.
Машина подвозит нас к трём деревянным домикам, стоящим в лесу. Меня знакомят с руководителем испытаний от ЦНИИ-173 Висягиным, высоким симпатичным мужчиной, который сразу же уточняет распорядок сегодняшнего дня – работы прекратить и начать подготовку к пионерскому костру. Спрашиваю, что ещё за костёр. Мне говорят, чтобы я не брал в голову – это банкет у костра в честь твоего приезда. Костёр был великолепный. Его развели недалеко от берега очень симпатичного озера. Собралось человек двадцать. Взоры собравшихся были сконцентрированы на канистре, стоящей на табуретке. В связи с отсутствием бутылок со спиртным и наличием очень обильной и калорийной закуски, было не трудно догадаться, что в канистре спирт. Висягин мне понравился. И не потому, что он разливал спирт, а потому, что соблюдал контроль за состоянием каждого из собравшихся у костра, вовремя отлучая отдельных лиц от канистры. Народ, видимо, к этому порядку привык и не обсуждал решения руководителя. Утром я спросил у Геры далеко ли добираться до рабочей площадки, на что получил ответ:
- Ни, трошки навкоси у вогнища.
- В лесу?
- Ни, усэридини озэра.
- Танк утонул?
- Та ни очень, донэрнуть можно. Зараз пишлы поныряем.
Гера, когда пытался через силу шутить, начинал изъясняться на какой-то помеси южных диалектов, и сразу было понятно, что дела плохи. У меня с детства выработалась привычка – принимать случившееся, как факт, который обсуждать бесполезно, тем более переживать, «лить слёзы» и т.п. Если что-то можно исправить – надо обязательно найти способы исправления, если исправить невозможно – надо выкинуть это из головы. Как говориться – « померла, так померла».
- Гера, а зачем нырять?
- Висягин устроил конкурс. Кто накинет трос на буксирный крюк танка – тому литр спирта. А у нас любителей спиртного навалом – зацепят.
- Давно он утонул?
- Вчера утром, когда загнали танк в воду, чтобы помыть. А он сполз. Глубина небольшая, чуть больше 3-х метров, но трос с коушем очень тяжелый и неудобный. Можешь понырять, если хочешь. На башню танка можно встать, вода по колено будет.
- Почему водолазов не вызвали, а только меня?
- Ты свой. Болтать не будешь. К тому же может быть что-нибудь починишь. А если водолазов – начнётся такое!
Комиссии, дознания, наказания. А так вытащим, просушим, а если ещё с твоей помощью всё будет работать, так это всеобщая радость. Ну, пошли нырять.
Не буду описывать процедуру «нырняния». Друг за другом, иногда вдвоём, иногда коллективом – безрезультатно. Я тоже пару раз нырнул. Наконец «киношник» из ЦНИИ-173 каким- то образом умудрился зацепить трос. Ему тут же была вручена литровая банка из-под помидоров до краёв налитая спиртом. И пока мы три дня сушили танк, киношник три дня не просыхал.
Погода стояла прекрасная, рабочая форма состояла из одних трусов. Всё, что можно было без особого труда и нарушения регулировок демонтировать, было снято и грелось на солнышке, в том числе блоки, коробки, электродвигатели, умформеры и пр. Вскрывая блоки и коробки, я не обнаружил внутри ни капли воды. Танк два дня в воде, а герметичность– нерушима. Без неприятностей тоже не обошлось, но на пятый день всё заработало. Осталось проверить нашу работу стрельбой.
В связи с тем, что это были конструкторские испытания опытного дальномера, проводимые ЦНИИ-173, участие военных заключалось только в выделении нам директриссы и времени для проведения стрельб. За всё остальное отвечал Висягин, в т.ч. и за технику безопасности. Дальность стрельбы – 2 км, цель - черный силуэт танка посредине фанерного щита размером 8 х 6 м,. Координаты пробоин замерялись, после чего обводились краской при помощи кисти. Всё просто. В стороне от щита в блиндажике сидел киношник, «употребивший литр», а при нём ведро с краской и кисть. После выстрела он смело шёл к щиту устанавливал лесенку, забирался на неё, кистью отмечал дырку, замерял координаты, а сделав дело и помахав нам белой рубашкой, уходил в блиндаж. Увидив в прицел белую тряпку, мы через минуту делали следующий выстрел. Рации, телефона, тем более мобильника – не было.
Приступаем к стрельбе. Выстрел. Ждём отмашку белой рубахой. Есть. Второй выстрел. Отмашка. Третий выстрел. Чего-то очень долго нет белой рубахи. В танке только наводчик и Висягин. Все остальные расположились недалеко от танка, кто спит, кто загорает, а мы дуемся в преферанс. Из танкового люка появляется голова Висягина:
- Преферансисты, смотайтесь к щиту, узнайте, чего там «кино заснуло».
Садимся в ГАЗ-69 и к щиту. Подъезжаем. Двое идут к блиндажу, а мы двое к щиту.
Кошмар! Под щитом в черном комбинезоне весь в крови и в краске лежит киношник. Недалеко от него рядом с берёзкой лежит белая рубаха.
Поднимаем кинщика, осторожно заносим в машину и гоним к танку. Там ребята хватают аптечку и начинают приводить в чувство раненого. Висягин сливает охлаждающую жидкость из блока дальномера (это спирт). Киношник приходит в себя. Ему вливают в рот разведёную водой спиртягу. Улыбается – значит будет жить.
Вспоминаю свой «вариантик», случившийся в Нясино.
Парню досталось, но мужик крепкий. Опохмелившись от контузии, пытается рассказать о случившемся. Сложив вместе его рассказ с нашими действиями во время стрельбы, вырисовывается следующее: щит сколочен из брёвен и листов фанеры, на нём чёрный силуэт танка, у киношника черный комбинезон.
Когда он закрашивает пробоины, то сливается с силуетом – черное на чёрном. Взбирается по хлипкой лесенке, в одной руке ведро с краской в другой большущая кисть, под мышкой дурачина прижимал белую рубаху. Подняв руку с кистью выронил рубаху. Рубаху порывом ветра водрузило на берёзку. Дырка от снаряда оказалась высоко, пришлось с ведром карабкаться на последнюю ступеньку. Мы приняли рубаху на берёзке за команду стрелять. Вторым выстрелом сделали пробоину в щите в нескольких сантиметрах от его головы. Он грохнулся вниз. Видимо мужик, как и я в Нясино, на какое-то время потерял сознание. Наводчик, сделав этот выстрел, о чём-то стал болтать с Висягиным.
Поболтав, глянул в прицел – белая рубаха даёт команду на третий выстрел. Третий выстрел наводчик сорвал - снаряд влетел в щит на два метра ниже и чуть не прикончил лежащего киношника.
За одну неделю утопить танк и чуть не убить человека – это чересчур. Надо уносить отсюда ноги, и чем быстрее – тем лучше.
На следующее утро я пожелал дважды герою скорейшего выздоровления, вручил ему свою заначку – бутылку коньяка, и убыл в Ленинград добывать свои кровные 56 дней отгулов.
|