Глава 9
Инженерно-бронетанковые приключения, или комические моменты драматических ситуаций
(Юрий Мироненко)
9.12. Она тебя с танком перепутала
В одном из предыдущих рассказов я упомянул о чрезвычайном происшествии, случившимся в 1960 году на Щуровском полигоне в Коломне. Думаю, что не мешало бы о нём поведать, тем более,что оно стало, как бы финалом продолжительного потока драматических случаев.
Всё началось с того, что Котин по телефону сообщил мне о продлении командировки и приказал безвыездно сидеть в Коломне до конца 1960 года. «Отсидевшим» со мною соратникам было разрешено выехать в Ленинград для переоформления командировок. Им же поручалось получить и доставить мне командировочные деньги. Итак, я опять один за всех.
Работа идёт не шатко не валко. Шавыринские ребята возятся со своим «Скорпионом». Я катаю на танке лётчика-наводчика, а он профессионально освоив верёвки с галошами, поражает цели.
Проходит неделя. Соратников и денег нет. Звоню. Котин где-то в разъездах, а о моей судьбе никаких команд никому не давал. Мало того, моих ребят по приезде в Ленинград , в связи с отсутствием указаний от Котина, не переоформили и загнали в заводские цеха.
Дозваниваюсь до заместителя Котина - А.С. Ермолаева, прошу разрешения приехать в Питер, получаю категорический отказ, но обещает помочь с деньгами и людьми. Дней через 5 приезжают двое -электрик Боря Мазин, сын знаменитого на весь Кировский завод механика-водителя, и Коля Игнатьев - уникальный лекальщик 8-го разряда и потомственный ювелир и часовщик, но не имеющий к танкам никакого отношения. Впрочем вру – имел, т.к. делал великолепные модели бронетехники, которые Котин дарил членам правительства и другим «высоким лицам».
Водителя – нет, моториста – нет, Боря хоть парень отличный, но и я тоже электрик. Разрываюсь на части: надо в основном работать в конструкторском бюро – очень много стыковочных вопросов, а приходится быть водителем. Прошу Бориса заменить меня на танке – он ни в какую, - не умею водить и всё тут. Какая-то нестыковка – отец корифей вождения, а сын только электрик… Честно говоря, я за пару месяцев накатался до отрыжки – осточертело! Ко всему прочему «накрывается» прицел-дальномер – вышел из строя потенциометр в пульте управления. Пришлось отсоединять его от прицела и вручать Коле Игнатьеву. Он сунул полусовсекретный пульт в авоську и поехал в КБ. Мы же, от нечего делать, сели на танковую башню и стали наблюдать за парашютистами. Недалеко от полигона был аэроклуб, с которого периодически поднимались самолёты и вытряхивали из себя парашютистов. Зрелище завораживающее, особенно затяжные прыжки. Некоторые раскрывали парашюты над нашим полигоном и их ветром на значительной высоте проносило над нами.
Очередной прыжок. Маленькая фигурка пошла на затяжной. И когда до земли, а земля-то нашего полигона – стрельбовое поле - оставалось метров 300, мой наводчик закричал:
« Он падает, ребята – кранты! Бежим!». Парашютист упал в 200 метрах от нас. Мне или показалось или действительно, но тело при ударе о землю ,как бы подпрыгнуло. Ужас! Мы побежали… На земле, утрамбованной танковыми гусеницами, боком с нераскрытым парашютом лежала симпатичная девушка. Было такое впечатление, как-будто она прилегла отдохнуть. Лицо спокойное, глаза смотрят на нас… Из уголка рта тонкая струйка крови. Лётчик-наводчик тихо говорит: « Близко не подходить, руками не касаться… Она мёртвая. Надо срочно звонить в аэроклуб, в медицину и в милицию. Сейчас будет решаться судьба инструктора и того, кто укладывал парашют, ну, а начальника аэроклуба – само собой. Смотрите, от удара даже треснула обшивка».
Я много в жизни повидал смертей, у меня на руках умирал попавший под поезд механик-водитель Павлуша Баров, но прошло уже 50 лет, а эта маленькая девушка до сих пор смотрит на меня удивлёнными синенькими глазками…
Часа через три после того, как увезли девчушку, в домик, у которого я использовал на педали входную дверь, ворвался радостный Коля Игнатьев с отремонтированным пультом. На его вопрос, «по какому такому поводу вы так нажрались» и где раздобыли спиртягу, я вылил ему в стакан оставшийся спирт и, махнув рукой, сказал: «Был повод».
Не буду утомлять читателя перечислением последующих передряг - их было много. Предпоследняя передряга была осенью, когда мы, набрав полные мешки подосиновиков в перелеске на пулемётной директриссе, возвращались на свою и подверглись неожиданному пулемётному обстрелу. Целый месяц там никто не стрелял, а тут…
Очередь просвистела рядом с нами. Пришлось грохнуться на землю, политую в течение несколких дней затяжными дождями. Полтора часа с минутными перерывами пулемётчики не давали нам оторвать физиономии от земли. Затем для страховки мы ещё с полчасика полежали. Я уж не помню, как мы добрались до своего танка, но воспоминание от трассирующих крупнокалиберных пуль, проносящихся в полуметре над нашими головами долго всплывало во время сбора грибов в последующие годы. Собираешь грибы и автоматически бессознательно оглядываешься по сторонам…
А теперь о финальном акте.
Наступила зима. В начале декабря всё наше стрельбовое поле было покрыто, как минимум, метровым слоем снега. Чтобы обеспечить подъезд техники на позицию стрельбы, для расчистки снега рекрутировались практически все гражданские работники полигона, как мужчины, так и женщины. Наша же задача заключалась в прогреве танка, всю ночь простоявшего в открытом поле недалеко от лабораторного корпуса, и в ожидании, когда будет расчищен 250-метровый участок бетонки до стрельбовой площадки. Ежедневная расчистка снега производилась при помощи бульдозера и женщин, вооружённых лопатами. И в конце концов дорога превратилась в 4-х метровый жолоб с насыпями слева и справа высотою больше трёх метров. Когда я проезжал на танке по этой трассе, все взбирались на эти насыпи и приветствовали танк, размахивая руками и лопатами. Первым же по расчищенной дороге всегда проезжал автомобиль, который гудками давал мне команду трогаться.
На этот раз всё было не совсем так. Бульдозера не было, и дорога была расчищена плохо. Видимо было решено оставить на ней слой снега высотой 30-40 см, в надежде, что танк гусеницами его утромбует. Получив команду трогаться, я со скоростью не выше 30 км/час двинулся по «жёлобу». Публика, забравшаяся на насыпи, традиционно начала своё приветствие, и вдруг, в пяти метрах от танка с правой насыпи спрыгивает девица и пытается перебежать на левую сторону. Ширина дороги четыре метра, танк шириной 3,5 метра, всё бы ничего, но она подскальзывается и падает. Я жёстко торможу 50-тонный танк, но бетонная дорога покрыта снегом со слоем льда, и он тоже «подскальзывается». Накатываюсь на девицу. Она исчезает из зоны видимости, а танк с небольшим разворотом в левую сторону останавливается на ней. Смотрю на людей, стоящих на сугробах. Пытаюсь по их лицам получить хоть какую-нибудь информацию. Немая сцена – все застыли.
Секунды за четыре мой черепной компьютер проиграл и просчитал все варианты возможного развития дальнейших событий и приговорил к длительному сроку тюремного заключения. Усугубляющим фактором становилось и то, что я не удосужился получить удостоверение на вождение танка. Вариантов нет – надо вылезать из танка, и будь, что будет… Спрыгиваю. Смотрю под танк. Между гусеницами до верхних лобовых листов снежная пробка, из которой торчат два валенка. Это танк, тормозясь и поворачиваясь, сгрёб слой снега вместе с девицей.
Накатывает безвыходная злоба на себя, на девицу и на весь мир. Будь всё проклято, будущего – нет! И всё из-за этой дуры! Цепляю мёртвой хваткой эти ненавистные валенки и с откуда-то взявшейся неимоверной силой дёргаю на себя, подскальзываюсь и приземляюсь на пятую точку. Вместо окровавленной половины туловища на дороге передо мною лежит в бывшей снежной пробке целая, с руками и головой девица. Я вскакиваю на ноги. Девица зашевелилась, встала на четвереньки и, упираясь руками стала приподниматься. Вот тут-то у меня и включилось сознание. Первое, что оно мне подсказало, я выполнил мгновенно, т.е. с разбегу, вложив всю силу в удар, врезал ей ногой по приподнимающейся заднице. Ей повезло – я был в унтах, а если бы в кирзовом сапоге… Но, как говориться, мастерство не пропадает, особенно футбольное – от удара девица практически уехала под танк. Отомстив, я почувствовал, что у меня подкашиваются ноги. Пришлось, переступив через неё, ухватиться за танк и неуклюже на него взобраться. Вот тут-то и очухались зрители.
Начался радостный галдёж. Половина зрителей бросилась к девице и куда-то её потащила. Другая половина окружила меня и что-то говорила и размахивала руками.
Вывел меня из «глубокой задумчивости» голос наводчика:
« Ладно, кончайте базар, поехали тренироваться!». Вот тут-то меня и прорвало. Я не очень хорошо помню, что конкретно нёс в массы, но смысл приблизительно был такой: « К чёртовой матери эту стрельбу, эти танки и этот полигон… и т.д. и т.п.». Сколько времени у меня ушло на этот монолог – не припомню. Но то, что в конце концов сел за рычаги, и запланированная работа была выполнена – припоминаю.
На следующий день это происшествие уже было в прошлом, и я зашёл в лабораторию познакомиться с виновницей экстренного торможения танка. Мне буквально силой притащили насмерть перепуганную довольно симпатичную девушку. Оставалось только рассмеяться и извиниться за вчерашнее. Да, я ещё в шутку её спросил - зачем полезла под танк. Она же с испугом, глядя на меня, чего-то попыталась сказать, но получилось что-то неразборчивое.
За неё ответил мой лётчик-наводчик: « Ну, что ты пристаёшь с дурацким вопросом. Она просто тебя с танком перепутала и залезла не под того».
Военный лётчик и на гражданке остаётся лётчиком…
|