УЧИЛСЯ НА БРЕГАХ НЕВЫ
ЗАПИСКИ МУЛЬТИМАТЕРНОГО СТУДЕНТА

 

1001.jpg

САВРЕЙ Владлен Сергеевич
(18.10.1934 - 14.01.2013)
Специалист в области автоматики и автоматизации технологических процессов. Выпускник ЛВМИ 1957г.

1002.jpg

Толя Сорокин и Владлен Саврей.

1011.jpg

Магадан, 1962 год

1012.jpg

На колымской трассе, зима 1960 года

1013.jpg

На колымской трассе, 1962 год

1014.jpg

На драге, 1963г.

1015.jpg

В черпаке драги, Сусуман

1016.jpg

Колыма. Подопытная драга.

1017.jpg

Иультин

1018.jpg

Старое и новое

1019.jpg

Когда-то Дом Культуры

1020.jpg

Батенчук и Биянов на Вилюе

1021.jpg

Евгений Никанорович Батенчук

1022.jpg

г. Ленск до потопа 2001г.

1023.jpg

г. Мирный, панорама

1024.jpg

г. Мирный, общий вид

1025.jpg

Крыша нашего дома

1026.jpg

Поселок Чернышевский

1027.jpg

Поселок Чернышевский. Вид на ДК и Управление

1028.jpg

Каменно-набросная плотина

1029.jpg

ВГЭС-2

1030.jpg

р. Вилюй

1031.jpg

С трофейным медведем, Индигирка, 72г.

1032.jpg

Ловля хариусов, Индигирка, 72г.

1033.jpg

ВГЭС-1 и 2. Переход ЛЭП 220кВ по гребню плотины

1034.jpg

Стройка ГЭС-2 подходит к концу

1035.jpg

Вилюйская ГЭС-2

1036.jpg

Индигирка, 72г.

1037.jpg

Индигирка. Промываю икру.

1038.jpg

Пацаны на Вилюе-2

1039.jpg

Индигирка. Потрошим рыбу, давим икру

1040.jpg

С Юркой Мироненко возле ЛВМИ

1041.jpg

Вилюйский гидроузел

1042.jpg

4 начальника

1043.jpg

Группа Е-509. Кронштадт, 1952г.

1044.jpg

Таллинн, 1955г.

1045.jpg

С детьми в Чернышевском, 1972г.

1046.jpg

Теща и тесть приехали в Якутию, 71г.

1047.jpg

Чернышевский, ноябрь 1974г.

1048.jpg

Мирный. Аэропорт.

1049.jpg

Мирный. к/т Якутск.

1050.jpg

Мирный. Стелла.

1051.jpg

Мирный. Три меча.

1052.jpg

Со старшими правнуками, 2009г.

1053.jpg

Саврей В.С., 1955г.

1054.jpg

Последнее рабочее место

1055.jpg

Леня Макаренко - гл. энергетик стройки ВГЭС-3

1056.jpg

Таня и Ирина

Сейчас Вы здесь: .:главная:. - .:статьи:. - .:записки мультиматерного студента:.

Глава 10
Владлен Саврей

(Владлен Саврей)

10.1. Инженерные мемо

Все мы – военмехи - и старые и молодые шли в институт с желанием крепить оборону страны и отдать этому делу всю свою трудовую жизнь.  Кому-то очень повезло и у них так и вышло. Но многие и многие из нас по целому ряду причин – у каждого своих - стали работать не только в «оборонке», а и в других областях народного хозяйства. Это я вычитал из биографических сборников «Военмеховцы».

Меня в 1959 году судьба забросила так далеко, что за почти 40 лет работы на Колыме, Чукотке и в Якутии я не встретил ни одного выпускника нашего славного ВМИ.  Естественно, то, чем мне там пришлось заниматься было в новинку, но касалось это, в основном, технологических процессов  и аппаратуры автоматики, применяемой «на гражданке».

Я очень доволен, что мне много раз пришлось делать работы, начиная с проекта и доводить их до полной сдачи объектов.  И всегда я был уверен, что знания, заложенные в Военмехе, помогут мне решить любые задачи. (Это, конечно, при условии, что знания эти надо пополнять всю жизнь!)

Так что, огромное спасибо нашей  Alma mater за все!

Эти воспоминания я адресую тем молодым инженерам, которые волею судеб не будут запускать ракеты, стрелять по целям и мимо цели, а будут востребованы во всех иных сферах деятельности , где в 21 веке широчайший простор и всегда будут помнить наш родной институт – теперь уже УНИВЕРСИТЕТ.

Дерзайте - дорогу осилит идущий, лишь бы шел по правильному пути.

10.2. Институт и преподы

Через пару недель после начала обучения приспособился я к лекционной форме учебы и старался получше писать конспекты. Тут надо отдать должное Генке - у него конспекты получались  отличные и мне очень не хотелось, чтобы у меня были хуже, а для этого нужно было постараться.

Определились и интересы, что, конечно же, зависело от преподавателей.  Особенно нам повезло с преподавателем математики. Читала нам ее доцент Нина Давыдовна Саперштейн -чудная пожилая женщина, внешне похожая на Крупскую.  Знала она предмет прекрасно, за ней было легко записывать, а хорошо записанное и запоминалось хорошо. Читала она лекции тихим спокойным голосом и тишина стояла в аудитории необыкновенная.  Также спокойно и доброжелательно принимала экзамены, подтверждая правило: «Кто хорошо читает, тот и хорошо принимает экзамены.»

Из других преподавателей никто особенно (на первом курсе) не запомнился, разве что физик - этакий рыженький крепыш - живчик - крупный специалист и даже Лауреат Сталинской премии в области космических лучей. Может там он и был специалист, но читал плохо и все примеры приводил почему-то из области женской одежды: то спектр света, как юбки, то толщина чего-либо с женское белье. Так что физику пришлось учить по учебникам.

Начерталку вела сестра Нины Давыдовны – тетка с гусарскими усами и такими же гусарскими замашками. Ее все немного побаивались, но знала она предмет прекрасно и, хоть и была строга на занятиях, но принимала экзамены спокойно и справедливо.

Первая сессия подкатила незаметно и без особого мандража я сдал все экзамены на «отлично». И тут надо отдать должное фехтованию.

С самого первого вызова на сборы в институте посмотрели на отлучку с занятий весьма косо и сразу дали понять, что «....здесь не институт физкультуры (сказано было с некоторой брезгливостью в голосе) и в дальнейшем никаких отлучек при наличии хотя бы одного «хвоста» не разрешим». И на все время учебы мне нужно было стараться не иметь никаких долгов по всем предметам.

Определился порядок работы: как только выдавали какое - либо задание (курсовой, обработка лабораторных и т.п.) я не откладывал на долгий срок, как делают обычно все студенты, а сразу же начинал делать его. Это имело целый ряд преимуществ: можно было проконсультироваться совершенно спокойно на кафедрах пока народ не пошел гуртом; делать приходилось все самостоятельно и доходить до всего самому по учебникам и конспектам, которые очень не вредно прочитать лишний раз; позже, когда сам уже сделал и сдал работу, а многие еще и не начинали делать, приходилось помогать многократно, а «...повторение - мать учения» и я делал это с удовольствием; все это сказывалось на подготовке к экзаменам и сдавать было гораздо легче.
Вот такая логическая связь и на всю жизнь привычка: сначала сделать дело, а потом все остальное. Особенно полезная привычка для командировок, которых в моей жизни было несчетное количество.

Идеалом преподавателя для меня стал тогда еще доцент Миролюбов, читавший у нас сопромат- науку для студента устрашающую. Читал и организовывал он лекции, на мой взгляд, идеально: входил в аудиторию точно со звонком и начинал говорить с того слова, которым кончил на предыдущих занятиях. Заканчивал со звонком на половине фразы и тут же покидал аудиторию. Никаких эмоций не выражал, никаких шуточек и панибратского заигрывания со студентами не позволял. Читал сложнейший предмет, никогда не заглядывая ни в какие бумажки! Чертил идеально правильные окружности и эпюры, говорил четко и правильно - записывать за ним было одно удовольствие. Мой конспект по сопромату был лучшим за все время учебы, потому и сдавать и учить было проще. Так что все мои три пятерки по сопромату вполне определяли и достоинства самого преподавателя.

Кстати, и дома он был таким же педантом и высоко организованным человеком. Так уж получилось, что нашу комнату ремонтировали и нас временно расселили по другим этажам, а меня  - в комнату на третьем этаже , где через комнату жил  Миролюбов с женой и дочкой лет 10 - 12. Комнаты наши были в тупичке возле небольшой кухоньки и мы могли каждый день наблюдать курящего (в одно и тоже время, хоть часы проверяй!)  в коридоре доцента, слушать экзерсисы его дочери  на пианино ( в одно и тоже время!) и видеть на кухне его миловидную и улыбчивую жену, что то готовящую ( в одно и то же время!). Очень организованный и цельный был человек.

Лет через сорок, занимаясь со студентами - заочниками, купил я задачник по сопромату - очень мне понравился ясностью и полнотой изложения и решения задач. Проглядел, купил и с удовольствием увидел в числе авторов и незабвенного Миролюбова. В моей жизни он оставил заметный след и я всегда вспоминал его, особенно когда преподавал, не позволяя себе никаких шпаргалок  при чтении лекций, хотя очень подробные конспекты этих лекций всегда готовил, чего бы это ни стоило. Вот только быть «сухарем» со студентами у меня не получалось - не тот характер. Ведь , по моим представлениям, доцент нас - студентов, конечно, не презирал, но и не очеловечивал. Мы для него были  «объектом преподавания», но он так хорошо преподавал, что было это не обидно.

Хочется пару слов сказать об изучении партийных наук : истории партии и политэкономии. Первую из этих «наук» все мы просто долбили - я так уж точно брал все это задом и, сдав экзамен, все забывал начисто - полностью очищал память, как сказали бы теперь компьютерщики. И совершенно не помню, кто нам всю эту муть преподавал и что я делал во время этих лекций. Твердо помню, что совершенно их не слушал.

Но вот когда началась политэкономия, то марксовы  идеи показались мне вполне наукообразными и логичными. Я с полным пониманием и даже некоторым интересом выучил политэкономию капитализма, получил свои пятерки за это и приступили мы к изучению политэкономии социализма.

И вот тут-то я стал подозревать, что либо я полный дурак, либо тут наукой и не пахнет. Поскольку о себе я был достаточно высокого мнения, то оставалось второе, но поверить в это при том уровне пропаганды марксизма - ленинизма было не просто, а спросить у кого-либо небезопасно, да и не у кого ( замечу, кстати, что между собой мы никогда не говорили о политике - как то так уж сложилось - своеобразное проявление инстинкта самосохранения).

Ни в одни ворота не лезли все выводы и предпосылки по всему курсу, никакая логика не присутствовала и рядом - во всяком случае, я их не находил и поэтому пребывал в состоянии морального раздрая между всеобъемлющей властью этой «науки» и невозможностью для себя ее понять. Мучился я недолго - были дела и поважнее - выдолбал наизусть то, что надо было сдать, но старался плохо и получил только 4, чем и был доволен, забыв на всю жизнь политэкономию социализма. А теперь душа моя полностью успокоилась - это , действительно, была лженаука, что и доказал бесславный крах Союза. Вот уж, воистину, разительный пример неправильных выводов из верных предпосылок. Жалко, конечно, что жизнь прошла в такое время, хотя и было интересно.

Со второго курса стали из нас делать флотских офицеров. Старались тут «на всю катушку»! Чего только нам не вбили в голову: устройство корабля, основы навигации, минно-торпедное дело, устройство и боевое использование  корабельной артиллерии (БИКА), иностранные флоты и авиация и еще кучу всяких предметов - почти полную программу  Военно-морских училищ.

Тут же мы получили так потом пригодившиеся навыки пользования секретными документами: тетрадки наши засекретили и выдавали на время занятий через первый отдел и, хотя в них были только сведения, которые были во всех  популярных брошюрах, ответственность за их сохранность и сама процедура  получения и сдачи очень дисциплинировала и внушала нам понятия о значимости предмета и самих себя.

Я с удовольствием срисовывал из английского справочника «Дженни» иностранные корабли и узнавал из него данные о наших кораблях ( у нас этот справочник засекретили, а в Англии он продается в книжных киосках!). Занятия по военно-морской подготовке мне очень нравились и учил я это все с удовольствием. Это было намного легче остальных точных наук, которые нам вбивали по программе двух ВУЗ.ов сразу и так хорошо «пахло морем», особенно после Кронштадта.

Вот тогда то и поняли мы во всей полноте значимость нашей будущей профессии: и что такое стрельба корабельной артиллерии, и что такое стабилизация качки при стрельбе, и что такое слежение за целью при любом волнении и многое, многое другое. Теперь через 50 лет, роль следящих систем вообще всеобъемлюща при ракетных стрельбах на суше и на море,  астронавигации и проч., но уже и тогда мы прониклись важностью своего дела ( я, во всяком случае, проникся).

Из других преподавателей запомнился очень большой специалист своего дела и оригинал - Лазарь Урясович Мальц. Он читал у нас гидравлику и гидромашины. Читал прекрасно, исписывал доску мелким косым и некрасивым почерком по 7-8 раз за лекцию. Объяснял понятно, хорошим литературным языком и сам как бы со стороны любовался своей работой. Сам он, оказалось, прекрасно играл на скрипке и почему –то был неравнодушен к плохому почерку у студентов.  Несмотря на то, что сам писал на доске не ахти как красиво (но четко) предлагал желающим по своей методе исправить почерк  - друг наш «Габони»- пожелал и, действительно, стал писать приличнее, Витя Молоков тоже , да и кто-то еще.

Большим оригиналом был у нас дед - адмирал Ершов, читавший «Допуски и посадки». Ходил он всегда в форме и с кортиком, ибо был когда-то главным артиллерийским специалистом Балтфлота.

Маленький, шустренький, с неразборчивой речью и таким же почерком. Что он там писал на доске понять было совершенно невозможно, а записать за ним тем более. Дедок исправно отбарабанивал лекции, но, очевидно, и сам понимал, что толку от этих лекций нет. Поэтому и принимал экзамены по-божески.

Учили мы этот предмет по учебнику и объясняли Деду, что мы там поняли. Если что-то было не так , то он терпеливо показывал как правильно и ставил отметку не ниже 4. Хороший был Дед и прекрасный специалист, а они, как правило, умеют делать, а не рассказывать.

Таким же «асом» был  на кафедре стрелкового оружия преподаватель - подполковник  (не помню его фамилию, а жаль!). Он мог рассчитать любой орудийный ствол, любой конструкции (простой или лейнированный) по своей методике за день-полтора. Это при том, что целое конструкторское бюро считало тогда- при отсутствии компьютеров- такие стволы за полмесяца- месяц. Сверяли результаты и поражались точности совпадения всех параметров, а вот как он это делает подполковник объяснить не мог! Вот такой мужик преподавал у Гали на курсе.

Слишком поздно стали мы понимать, а некоторые и до сих пор не понимают, значения экономических предметов и техники безопасности. С экономикой вначале мне все было понятно и просто. К экономике у тогдашних работников ВПК было особое отношение: положительный результат работ списывал все затраты на нее. И поэтому делались весьма приблизительные просчеты затрат (естественно, в сторону их завышения) и материальных ресурсов. Время было такое: холодная война и гонка вооружений, как это потом назовут.

С таким отношением к экономике мне пришлось нелегко уже позже - в Магадане и на Чукотке - и я корил себя за пренебрежительное отношение к ней в институте.

То же и с техникой безопасности. Наверное, только тогда, когда ты несешь ответственность за жизнь и здоровье своих подчиненных, да и за свое перед своей семьей, начинаешь осознавать, как важно знать и строго соблюдать все правила безопасности.

Студент этого не понимает, да и в молодости кажется, что жизнь не кончится никогда. Я напрямую столкивался с этим уже на практике, а потом постоянно в работе и вынес непоколебимое убеждение, что работать в области ТБ должны только самые квалифицированные и принципиальные люди. И то, что за всю мою долгую практику у меня ни разу не было ни одного несчастного случая с подчиненными - это результат такого отношения.

10.3. Смерть и похороны Сталина

К «вождю всех народов» у меня было вполне объяснимое тогда отношение: все знает, все предвидит, всему учит, даже языкознанию. (Мы в тот период как раз умилялись, читая в газетах о защитах диссертаций по труду Сталина о языкознании: сам труд на полторы страницы, а диссертаций по пуду весом - десятки!) Всей стране Сталин казался вечным и бессмертным. 

Не был он для меня ни «близким и родным», ни  каким-то полубогом, но было приятно, что страной правит сильный и во всем мире уважаемый (особенно после Войны) руководитель. Даже и мысли не приходили о его кончине, а на горизонте не маячило ничего близко похожего на Сталина, чтобы руководить СССР. (Что и оправдалось в конце концов!)

После зимних каникул 1953 года, в конце февраля, пошли какие-то туманные слушки о болезни Вождя, но серьезного значения этому никто не придавал, да и было небезопасно повторять такие слухи. И вдруг, как гром с ясного неба - умер Сталин!

Тут же собрали митинг в актовом зале: речи, слезы, угрозы империалистам и всеобщая печаль и неотступная у всех мысль «... а как жить дальше будем без него-то?»  На моем , в общем-то хорошем постоянно в то время (Галя, хорошая учеба, неплохо в спорте - что еще надо!) настроении, это эпохальное событие не отразилось практически никак.

И вот в таком-то хорошем настроении, купив литровую бутылку молока и батон в угловом гастрономе, я шел в общежитие после занятий и встретил кого-то из старшекурсников, кажется Вовку Мемелова, сходу предложившего мне: «Поехали в Москву на похороны Сталина!»

У меня и в мыслях ничего подобного не было при моем-то отношении к вождям и похоронам вообще, а тут почему-то сразу загорелся этой идеей и побежал к себе в комнату собираться и тут же уговорил поехать Толика Сорокина. Выскочили мы из общаги, а старшого уже нет, но  «идея овладела массами» и мы с Толяном двинули на Московский вокзал.

Вокзал был уже оцеплен и никого туда не пропускали, но то ли наши флотские шинели помогли, то ли наглость , с какой мы перли на милицию, но уже через несколько минут мы были на перроне. Тут стала перед нами еще более сложная задача: попасть в вагон - без билетов, естественно. Мы уже и не помнили зачем едем, нами овладел бес озорства и упрямства - уедем и все!

На наше счастье в купейном вагоне ехали в Москву  несколько девиц из ЛИИВТ, и тоже в  черных шинелях. Я разделся и отдал свою одежонку  одной из них, а сам бегаю раздетый около вагона и кричу Толику, чтобы он поторопился и скорей входил в вагон. Проводницы совершенно ошалели от вокзальной обстановки и плохо уже контролировали кто свой, кто чужой, а поезд уже трогался, когда мы заскочили в вагон и двинули к Москве.

В купе набилось столько народа, что проверять билеты никто не стал. После успешного старта настроение резко поднялось, тем более что рядом были девицы. Посыпались анекдоты, байки, смех и шутки. Обстановка ничуть не походила на предпохоронную. Толик разошелся вовсю  и ударял за всеми девицами сразу и тут же стал всеобщим любимцем - истинно первый парень на деревне! Всю ночь, конечно, не спали и приехали в Москву осоловелые и голодные. Перехватили каких-то пирожков (не привыкать!) и пошли большой толпой искать, где Вождя хоронят.

Весь центр Москвы был перекрыт и оцеплен. Переулки перегорожены грузовиками, везде милиция и военные патрули, но народ рвется к Колонному залу всеми путями. Погода мерзкая: гололед, туман и сплошная сырость с холодом. Чего только там не насмотрелись, пока пытались пробиться через оцепления! На наших глазах какая-то дамочка в зимнем пальто с лисой и на шпильках пыталась перепрыгнуть с дома на дом, но гололед, шпильки и трехэтажная высота не лучшие условия для прыжков и рухнула эта дамочка между домами. И это была не единственная жертва в эти дни. А как штурмовали грузовики!  Остервенели совсем люди!

После этого случая, насмотревшись на все передряги, да и от усталости и бесплодности всех попыток настроение наше упало до критически низкого и было решено прекратить на этот раз все дела и устроиться где-нибудь на ночлег.  Осталось нас человек пять: мы с Толяном и девицы из ЛИИВТа. У одной из них оказались родственники - дед с бабкой  - неподалеку от центра и мы двинули к ним на ночлег. Зная москвичей, я на хороший прием не надеялся, но дедок оказался простым работягой и не противником выпить на халяву. Мы тут же сообразили пару пузырей, дед сообразил закуску и мы мужской компанией  очень даже неплохо посидели и помянули И.В. Дед уложил нас спать на шинелях на кухне и, самое главное, дал добрый совет: «Двигайте пораньше на улицу Чехова, там начинает выстраиваться очередь в Колонный зал, станете в нее и пройдете до вечера». Мы утречком так и сделали.

Очередь двигалась молча и довольно быстро. Только теперь, когда цель поездки была почти достигнута, к нам пришло траурное настроение и в Колонный Зал Дома Советов мы входили уже полностью проникнувшись печалью и серьезностью момента.

Зал был целиком задрапирован бордовыми портьерами, звучала музыка и где-то далеко на возвышении лежал Сталин. Люди все время замедляли шаг и охрана поторапливала шепотом, но это не помогало: все смотрели, не отрываясь, на возвышение и выходили уже почти спиной вперед. Венки лежали везде, где только можно было приткнуть их, даже на лестницах и подоконниках черного хода, где мы выходили на улицу. Настроение было  подавленное, но не долго - скоро возобладало удовлетворение от того, что добились таки своего: попали на прощание со Сталиным - единственные со всего института, как потом оказалось.

Тут же двинулись на Ленинградский вокзал, а там все поезда берут штурмом! Идут эти поезда через каждый час, чтобы поскорее освободить Москву от питерских  плакальщиков; билеты никто не спрашивает, устраивайтесь как хотите, только поскорее выметайтесь из Москвы.

Устроились мы с Толяном на третьих полках и очень даже неплохо отоспались за дорогу. Один только раз нас разбудили какие-то менты, переписали всех и пообещали массу неприятностей в институте. Мы в это не поверили, т.к. всегда можно было оправдаться патриотическим порывом, а за это не наказывают. Что и подтвердилось впоследствии: в институте указали на недопустимость пропускать занятия и с интересом расспрашивали о похоронах. Тем и кончилось, если не считать того, что первым к нам в общаге подошел поинтересоваться тот самый старшекурсник, который подначил на эту, в полном смысле слова, аферу. Я ему полностью высказал все, что думаю по этому поводу и на том разошлись. Хорошо, что не остались в Москве на сами похороны Сталина в Мавзолее ( а ведь была такая мысль!) - давка там была невероятная и жертв было много -точно вторая Ходынка. На этом закончилась  вторая в моей жизни (после поступления в ВМИ) авантюра и жизнь вступила в привычную колею.

10.4. Заводские практики

Первая заводская практика была на «Арсенале», рядом с домом. Попало нас туда несколько человек, но провели мы эту практику вместе с Юркой Мироненко за игрой в городки. Вообще, мы с Мироном к тому времени очень сдружились, а ребята из общаги как-то отдалились от меня –теперь уже «городского».

Оформили нас на завод в сборочный цех, но предварительно дня три водили по всему производству, по тому времени весьма передовому, но совсем не по нашей специальности.
Сунулись мы как-то к работягам с вопросами и получили в ответ что-то невнятное, что ясно переводилось: «Не мешались бы вы под ногами». Мы и не стали мешаться, а ходили и глазели сами на все дела в цеху ( там собирали тогда новое оружие для кораблей и армии).

Ну, кому нравится, когда за твоей работой кто-то наблюдает, да еще и записывает что-то? Выдали нам работяги комплект городков и послали тренироваться.

Начальник цеха и технолог выдали нам всю документацию для отчета по практике. Мы этот отчет за пару дней написали и сдали в заводской 1-ый отдел, а сами стали набивать руку в «рюхи». И так натренировались, что в обеденный перерыв на равных сражались с цеховыми чемпионами и, бывало, обыгрывали их.

Отношение к нам резко изменилось, встречали нас уже как своих и отвечали на все вопросы весьма доброжелательно и подробно. Вот такая получилась польза от игры в городки !
Отчеты потом переправили в 1-ый отдел института и зачет по практике мы с Мироном сдали на 5.

Еще одна практика - самая по-моему бездарная из всех- была у нас в Подольске на заводе гидроприводов и после нее - в Коврове.

В Подольске - час езды от Москвы - нас поселили где-то в ИТР-овском общежитии, сводили на завод, показали обычный набор станков, инструментов и приспособлений для высокоточной обработки изделий, которые мы уже хорошо знали.

Буквально через пару дней стало ясно, что ничего нового и полезного из этой практики мы не вынесем и главная задача в том, чтобы как-то это спрятать в отчете. Вытребовали себе темы по практике, быстренько собрали материал, написали отчеты и стали хозяевами своего времени. Пока были деньги  ездили в Москву, в основном на вновь открытую ВДНХ, и проводили там целые дни, лишь к вечеру возвращаясь на ночлег в Подольск. А там и деньги кончились, особо не разъездишься и жрать охота каждый день.

Один раз, еще в начале практики мы целой толпой ходили смотреть только что построенный Университет. Нашего хотения оказалось недостаточно и в здание нас не пустили. Мы поторчали на крыльце, определили, что пропускают исключительно иностранцев и пошли на аферу: я взял какую-то книжку, перевернул обратной стороной и намазал какие-то иероглифы на ней. Держу эту книгу на виду, чуть ли не под нос сую вахтерше, «кошу» под иностранца и нагло двигаю направо по коридору. Та у меня спрашивает пропуск, а я ей на пальцах объясняю, что, мол, забыл в пиджаке, а пиджак в здании. От моего мычания ей стало противно и она рукой махнула - иди, нелюдь нерусская. Я и пошел.

Вдруг слышу сзади: «А ты куда?!» Гляжу, а это Толик Сорокин со своей-то холмогорской физиономией за мной пустился. Тоже под иностранца «косит». Я тут возьми и ляпни: «Это со мной».

Что тут было - вахтерша в хохот, я засмущался, вляпавшись, наши на крыльце покатываются со смеху. Объяснили тетке, что мы из Питера приехали на один день специально посмотреть, мол, Университет. Она еще поулыбалась, сказала, что приняла меня за шофера, но увидела, что я свернул не туда, где шофера сидят, но останавливать не стала. Пустила нас всех внутрь, наказав не соваться  туда, где много народу. Так мы Университет и посмотрели немного по первым этажам.

На ночь остановились в пустующем общежитии архитекторов-студентов и очень мне понравился  у них в комнате бордюр на обоях, расписанный персонажами из мультфильмов. Так мне захотелось иметь такой же для Вовки, но не стал нарушать законов гостеприимства. До сих пор помню эти рисунки, так к месту и так красиво сделанные.

Но вернемся к практике. Последним светлым пятном в ней был приезд Столярова откуда-то с юга с большой дыней. Угощение понравилось, но это было последнее приятное впечатление от этой практики.

Впереди был Ковров.

Как мы туда добрались, убей Бог, не помню. Расселили нас по несколько человек на частных квартирах и вместе все мы встречались только первые дни по утрам на заводе, а потом и вообще потеряли всякий контакт с ребятами, жившими где-то в других районах города.

Крышу над головой оплачивал завод, а кормежку надо было добывать самим. Пригодился старый испытанный способ - погрузка и разгрузка на железной дороге. Прибыли никакой, но на хлеб хватало. И только на хлеб, а на приварок к хлебу ничего первое время не было.

Хозяйка у нас была баба простая и жалостливая - подкидывала иногда картошки и луковицу одну-другую. А мы-то парни молодые и хотелось мяса. На удивление всем рафинированный интеллигент С. С. первым решил эту проблему, став прямым потомком Паниковского.  Надо же, изловил на нашем огороде чьего-то чужого гуся и, что почти невероятно, мастерски свернул ему шею. Это «… чтобы крику не наделал…», как объяснял сам охотник. Гусь оказался здоровенный и мне было доверено приготовить как можно больше супа и растянуть  на неделю, не меньше, это удовольствие. Что я и сделал - целую неделю варил по ведру супа на всю компанию.

Хозяйка - умница, никому ни слова не сказала и подкинула нам картошки и луку, а потом, совсем уж расщедрившись, и литровку картофельного самогона пожертвовала. Благо, ее мужик - порядочная пьянь, как и все ковровские мужики, куда-то уехал на пару месяцев (почему и хату сдала нам). Так что у нас был праздник, где С. проходил, как герой и кормилец.

Поддавши, потянулись мы на подвиги. Кто-то вспомнил, что культурная жизнь в Коврове кипит на танцплощадке. Двинули туда и произвели на аборигенок впечатление, за что чуть не схлопотали от многочисленных аборигенов по морде.

Пришлось отмахиваться и ретироваться на квартиру.  Вот, в основном, и все, что вспоминается мне о первом пребывании в Коврове. Что там была за практика, что там мы узнали на пулеметно-мотоциклетном заводе не помню совершенно. Наверное, ничего полезного и хорошего, кроме бытовых неудобств и полуголодного существования. Так и вернулись в институт, где мне за эту практику почему-то поставили 4.

10.5. Полупроводники – год 1956

С преддипломной практикой мне повезло - направили меня в НИИ-303 на Малой Посадской. Фирма, правда, была не Министерства оборонной промышленности, а Минсудпрома, но приняли меня туда на практику охотно. Это я понял по тому приему, который мне оказали.

Попал я в Лабораторно-испытательный отдел, в группу, занимавшуюся  совершенно новым по тому времени направлением: использованием полупроводниковых приборов ( они только-только стали появляться в Союзе) в следящих системах. Так сказать, очутился на «острие прогресса» в практике приборостроения для корабельной артиллерии.

Тогдашние полупроводниковые элементы: диоды, триоды П1, П2, П3 и т.п. это был какой-то кошмар по разбросу параметров и по нестабильности работы при изменении внешних условий!

Первое время я весьма основательно выучил всю  имевшуюся тогда теорию; разобрался с характеристиками приборов и типовыми схемами. Все это нам в институте не преподавали и багаж мой основательно пополнился. Практическое применение полученных знаний началось с освоения паяльника и изобретения рабочего стола и панелей для него.

Через это обязательно проходят все начинающие лаборанты. Переболел я этим быстро и стал налаживать усилители низкой частоты для ССС вкупе с новыми тогда бесконтактными сельсинами.

Работа была муторная, но очень познавательная: уже через пару недель я совершенно свободно владел всем парком измерительных приборов, включая и многоканальные осциллографы и стал работать на равных с другими сотрудниками. Чутье на неполадки было , конечно же, похуже - мало практики, но налаживал я хорошо, особенно выставлял «нули» сельсинов по осциллографу (очень мне это умение потом пригодилось!) .

Народ собрался в группе прекрасный и атмосфера была очень дружественной и рабочей. Я совершенно незаметно стал своим человеком и наравне со всеми и работал, и в подначках участвовал, и, что греха таить, по 150 грамм после работы пропускали на «Радиусе» возле «Ленфильма».

Мне, как самому молодому, старались незаметно и доброжелательно помогать. Подшучивали при этом, что, мол,  «...станешь начальником у нас - не обидишь на премию».

Мне очень нравилось и работать в 303-ем, и даже то, что в обед можно прогуляться по набережной возле «Авроры» и всерьез постучать в домино. Надо сказать, что этой «умственной» затеей мы всерьез занимались на корабле. До того достучались алюминиевыми костяшками по броне, что даже на ребрах ладоней мозоли были. Вот эти то навыки и пригодились при розыгрыше ( на полном серьезе!) первенства НИИ. После пары притираний друг к другу мы с Василием Ивановичем Скрылевым начисто переиграли каких - то асов из конструкторского отдела и поимели лавры победителей в виде нескольких бутылок премиальных с закуской на рабочем месте. Пустяк, но приятно! Так что все шло к тому, что надо постараться распределиться в НИИ-303.

Вся сложность была в том, что фирма была «не наша». А распределение уже близилось и было вполне официально заявлено, что в Питере мест очень мало. Тогда пошли мы с Мироненко к главному инженеру  - Фармаковскому на прием. А предварительно к нему сходил мой шеф - Сиротский, он же и руководитель моего дипломного проекта. Видимо, характеристику выдал хорошую, т.к.  тому захотелось познакомиться с нами лично. Принял он нас после работы, был приветлив, поговорил о работе, об учебе, о семьях (похвалил, что у меня сын есть) и выдал он нам письмо в Министерство судостроительной промышленности с просьбой ходатайствовать перед Министерством оборонной промышленности об откомандировании нас в НИИ-303.

Вдохновился я этим письмом и думал, что все уже решено. С таким настроением поехал в Москву, чтобы лично «продвинуть» дело. Сейчас меня умиляет моя наивность и полное незнание советской бюрократии, а тогда я всерьез думал, что уж такую - то просьбу  не удовлетворить нельзя. В Минсудпром я попал после бессонной ночи на Суворовском бульваре. Мне в Управлении кадров тут же напечатали официальную бумагу в ВМИ, не дожидаясь ответа из Миноборонпрома - были уверены, что там не откажут.

Сдал я эту бумагу в деканат и стал готовиться к защите дипломного проекта. Написал я его очень быстро, наверное, одним из первых, если не первым. Времени в запасе было много и я даже обвел цветной тушью схемы и сумел рассекретить проект, так что он у меня всегда был дома под рукой и можно было готовиться и вносить поправки, не связываясь с первым отделом.

В институт ходил почти каждый день и помогал то Нине Машинской, то Алику Буракову - у него почему то была очень заковыристая тема и такой же руководитель, то Вале Плешкову. А главное, надо было готовиться к госэкзамену «на чин».

Вот уж незабываемая  процедура:        за экзаменационным столом сидят то ли 10, то ли 12 капитанов первого ранга и каждый из них знает ( или, во всяком случае , преподавал) только одну дисциплину. Это и устройство корабля, и навигация, и корабельная артиллерия, и минно-торпедное дело, и т.д. и т.п. Ты же один и должен показать, что знаешь не меньше каждого из них и ответить на все их вопросы. Вопросы же обязательно задавал каждый и друг перед другом они тоже старались показать, что «не лыком шиты». Раньше все это уже мы сдавали по отдельности, но чтобы все экзамены за один раз - такого не было. На то он и госэкзамен, очевидно.

Я помню, что долбил до полной одури и шел на экзамен впервые за все пять лет института, не будучи уверен в результате. Как сдавал - не помню, но получилось не тяжело и, вроде бы, ответил почти на все вопросы. Так и становятся офицерами Военно-морского флота.

10.6. Жизнь «в полоску»

То, что жизнь «полосата» как тельняшка я уже знал, но после окончания «танковой» темы совсем уж черная полоса пошла. Своей работы пока не было и пришлось помогать по другим темам.

На этих случайных работах пришлось пару раз попасть в нештатную ситуацию и я впервые узнал с какой стороны у меня сердце. До этого вообще никогда ничто не болело, а тут вдруг весьма ощутимые боли и головокружение какое-то.
Пошел к врачу и получил диагноз –кардионевроз. Начал пить какие-то лекарства тайком от домашних и, вроде бы, прошло все, но от «живой» работы меня отстранили, одели в белый халат и усадили за паяльник.

Все по звонку: приход, уход, обед. Началась тоска смертная и я, не выдержав этого, взял отпуск и отгулы, благо их набралось очень много - в котинском КБ написали такой табель, что я мог гулять до зимы.

Был самый конец лета и я поехал в Минск к матери, еще не успокоившейся после недавней смерти отца. Тоска там была смертная. Одно спасение от скуки - озеро.
Там я и пропадал, благо стояла хорошая погода. Однажды на мое постоянное место вторглась какая-то женщина, которой тоже нечего было делать. Как-то разговорились и оказалось, что это  однокурсница моего школьного друга по факультету журналистики Университета, приехавшая в свой первый отпуск из Магадана, где ее муж работал редактором «Магаданского комсомольца», а сама она - корреспондентом «Магаданской правды».

Теперь то я понимаю, что все, услышанное от северян надо делить как минимум на два, а тогда ее рассказ произвел на меня впечатление уже тем, что я и понятия не имел где находится этот «благословенный» край, а уж об «Архипелаге ГУЛАГ» даже и не слышал. Надо отдать ей должное - рассказывать она умела!

Как-то незаметно для себя и я вроде как –бы посетовал, что приходится сидеть с паяльником и «свет в конце тоннеля не виден». Про работу, конечно - же ничего не рассказывал, но то, что специализируюсь в автоматике и небезуспешно - сказал. Та увлеченно стала говорить о перспективах автоматики в Магадане - работы непочатый край и ищут, мол, людей. Замаячила «работа с нуля» и это показалось мне интересным.

Она уже собиралась уезжать и предложила мне заполнить листок по учету кадров и автобиографию. Она, мол, возьмет бумаги с собой и там даст им ход. Поскольку меня это ни к чему не обязывало, то так я и сделал. Через пару дней она уехала, а я, потолкавшись в Минске еще с неделю, очень заскучал по детям и вернулся в Питер. Обо всех этих разговорах и отправке документов я совсем забыл.

В Питере от нечего делать стал усердно ходить на тренировки, отдохнул, окреп и сердце перестало болеть. Захотелось пойти на работу, да и деньги кончались. Не догуляв до конца, вышел трудиться.  Близился 1960 год, сверстывались планы работ, намечалась неплохая тема для нас с моим другом Аркадием Азовым и вроде бы «просветлело».

И вот тут, после Октябрьских праздников, неожиданно для меня приходит вызов на перевод в систему «Дальстроя».
Вызывают меня в отдел кадров и показывают сообщение, что моя кандидатура прошла по конкурсу на должность старшего научного сотрудника ВНИИ-1 - института цветных металлов и золота «Дальстроя». Я уже и думать забыл про отправку документов в Магадан!

Нужно сказать, что тогда и еще долго потом, действовал закон, по которому лицам, изъявившим желание работать в районах Крайнего Севера и, особенно в системе «Дальстроя»,  никаких препятствий чинить было нельзя.

Я ушел из отдела кадров и впервые всерьез задумался  не о каких-то отдельных сторонах жизни, а о жизни в целом. Стал подводить итоги и оценивать перспективы.

Получалась очень грустная картина: на работе все места были твердо заняты может быть и не очень сильными спецами, но людьми в возрасте и с опытом. Приходится признаться, что мы на них работаем и так будет еще очень долго и тут перспектив никаких. Интересная, конечно, работа, но никаких гарантий, что она постоянно будет «интересной» нет. За примерами далеко ходить не надо - вот он паяльник на столе и осциллограф светится - смотри хоть год, хоть два, а то и до конца жизни. Особенно, если учесть благоприобретенный кардионевроз.

Дома все хорошо: дети растут здоровенькие, живем дружно, но перспектив на квартиру очень мало и жить мне в «примаках» до морковкиного заговения. На очередь дед нас поставил, но при тех темпах строительства получение квартиры планировалось не раньше, чем лет через 8-10. Тогда уже дети вырастут и в той тесноте совсем будет не жизнь.

Короче говоря, все шло к тому, что согласиться на отъезд в Магадан было выгодно со всех сторон: старики наверняка согласятся остаться с детьми и жить им будет попросторнее, зарплата у нас будет гораздо больше и перспективы по работе есть, жилье нам там гарантируют, да и мир повидать неплохо бы пока молодые.

Это была первая в моей жизни потребность принятия столь серьезного решения и для себя я решил: «Ехать!»

Нужно было убедить Галю и тестя с тещей. Галя довольно легко согласилась со мной. Старики вообще не сопротивлялись, как только узнали, что детей мы пока не забираем. Вся их жизнь была в детях, а мы - народ великовозрастный - были им и не нужны. Так что, никаких препятствий не стало и мы начали готовиться к переезду в Магадан.

Я сообщил во ВНИИ-1 о своем согласии там работать, пошел в Оргнабор, который вел все оформление, получил бумаги  и начал проходить медкомиссию. Никаких трудностей у меня и Гали с оформлением не было. Через неделю получили подъемные ( и солидные, что укрепило в мысли о правильности принятого решения!),  билеты на поезд до Хабаровска и самолет до Магадана.

По договору можно было провезти много багажа и Галя с мамой с помощью деда, принесшего легкие фанерные ящики, стали подбирать все необходимое на первое время. Получилось два ящика и пара сумочек, что было очень удобно в дороге: ящики - в багаж и едешь налегке.

Вот так неожиданно закончилась черная полоса в моей жизни. Я уже не был наивным пацаном и понимал, что полоса эта не последняя, но новые места , да еще столь отдаленные, новая работа, новые люди и практически - новая жизнь давали основания для оптимизма. Галя тоже была в приподнятом настроении. Единственное, что омрачало - разлука с детьми, но мы вполне искренне считали, что это не надолго - получим квартиру и заберем детей или приедем назад в Питер, если не сложится « у черта на рогах».
Теперь - то я знаю, что все новички едут на Север  «.... только до первого отпуска!», а потом, прожив там всю оставшуюся жизнь, удивляются как быстро эта жизнь пролетела и вся в ожидании возврата « на материк». Сели мы с легким сердцем на поезд и двинулись в дальний путь до Магадана.

10.7. Все снова с нуля

Итак, «  …мой друг уехал в Магадан. Снимите шляпу, снимите шляпу ! Уехал сам, уехал сам- не по этапу…»

Не было ни Ванинского порта, ни борта парохода угрюмого, а 10-дневный  путь на поезде от Питера до Хабаровска и, после 3-х дневного ожидания погоды, перелет на ИЛ-14 через Николаевск и Охотск до Магадана. Так добирались в 1960 году на Крайний Северо – Восток СССР – бывшую вотчину ГУЛАГА и «Дальстроя»

Утром я со всеми бумагами явился в отдел кадров ВНИИ-1.  Администрация института помещалась в здании УСВИТЛ (Управления Северо-восточных исправительно-трудовых лагерей) и занимала весь первый этаж. Там же было несколько маленьких лабораторий. Основные научные отделы располагались в другом здании довольно далеко от начальства. В кадрах меня ознакомили с так называемым конкурсом, который я якобы прошел и предложили должности старшего научного сотрудника или старшего инженера. Оклады одинаковые, но мне тогда больше нравилось стать старшим инженером, что и записали в трудовую книжку. Тут же нужно было составить авансовый отчет за все время от первого прихода в Оргнабор  и до прибытия на работу. Всячески подсказывали, что надо учесть при этом и получилась довольно большая сумма, которая причиталась нам с Галей из кассы ВНИИ. Все бумаги были заверены и отправлены в бухгалтерию. Из кадров позвонили в лабораторный корпус и за мной прислали гонца, чтобы проводить к месту работы - в отдел механизации и автоматизации.

Мне часто потом приходилось ходить по этой дороге, но первый раз я с большим интересом рассматривал город. Шли мы через самый центр, мимо театра, по улице Ленина (естественно!) и тут я узнал, что это самое начало Колымской трассы. Прошли через парк и вышли к  «ситцевым» баракам, зданию техникума и проектного института «Дальстройпроект». За ними располагался двухэтажный корпус ВНИИ-1, со всех сторон окруженный деревянными домами и бараками.

Встретил меня начальник отдела - Игорь Тимофеевич Шепелев -парень лет 40 с глазами «себе на уме». Поговорили о прошлой работе. Рассказать ничего конкретного я, конечно, не мог, но на общие темы пообщались. Из его рассказа я понял, что мне придется осваивать всю технологию добычи золота, искать возможности автоматизировать те процессы, которые этот отдел сумеет механизировать. Что механизация первична, а автоматика вторична я уже знал. Предстояло узнать нечто совсем для меня чуждое: как золото добывают. В этом же корпусе работали преимущественно технологи - обогатители и познать старые и новые технологии, как сказал Игорь, мне будет нетрудно.

Сразу же решился вопрос с работой для Гали: в отделе было небольшое конструкторское бюро. Предложил ей Шепелев должность старшего техника с вполне приличным окладом и на душе у меня полегчало. Вообще, этот первый разговор с начальником отдела оставил у меня самое лучшее впечатление: разговор двух специалистов с доброжелательным отношением старшего к младшему. Игорь сам провел меня в лабораторию и представил новыми коллегам.

Начальником лаборатории оказался пожилой -лет около 50-  Григорий Петрович Кудрявцев. Мне он показался каким-то излишне суетливым и как бы неуверенным в себе. Было что-то такое в его голосе и поведении, что выдавало эту неуверенность в себе и желание понравиться начальству. В рабочей обстановке это хорошо видно.

Сразу понравился мне старший техник Петр Иваницкий. Он так живо напомнил мне Скрылева своим уверенным тоном, экономными движениями и неподдельным интересом ко мне, что уже с первых минут я понял, что мы с ним будем друзьями. И не ошибся!

Очень солидно знакомился со мной слесарь - универсал Вася Шибаев. Мужик большой, спокойный и, как все хорошие спецы, знающий цену  своим делам и словам.

Было несколько молодых ребят - почти мои ровесники: Валентин Филипенко - младший научный сотрудник и, как оказалось потом, достопримечательность института: единственный тогда в мире чукча- физик-Володя Рентыргин - высокий, красивый парень.

Место мое определили возле огромного окна- эркера, выходившего во двор института. Там возвышалась какая-то огромная (по моим тогдашним понятиям) конструкция и к ней по очереди бегала вся лаборатория, что-то все делали и возвращались с мороза, матерясь. Не мог же я все время смотреть на это из окошка, не поинтересовавшись, что они там делают. Петя, греясь чаем, заваренным невиданным для меня способом, рассказал, что Петрович (то бишь Кудрявцев) пишет диссертацию об автоматизации скипового подъема и та «гравицапа» является натуральным макетом этого самого подъема.

Через пару минут я уяснил, что так сложно определяемый «скиповой подъем» - это просто вагонетка - скип, которую надо внизу загрузить, загруженную отправить наверх, при подходе к верху - разгрузить и пустую отправить обратно под загрузку. Классический случай автоматики возвратно-поступательного движения, нечто вроде грузового лифта, только проще. Мелькнувшее сомнение в диссертабельности этой темы я отнес за счет своей технологической неграмотности и никому не высказал. (Черт их знает, за что они на «гражданке» степени получают!)

Так прошло время до обеда и я побежал к Гале сообщить все новости, обрадовать с устройством на работу и поделиться первыми впечатлениями. На обратном пути определил, что ходьбы мне до работы от нашего временного пристанища всего 8 минут, да и вообще, что Магадан -городок очень компактный и уютный.

Немного побродил по всему корпусу, осмотрел все обогатительные конструкции, из которых непрерывно лилась вода, что-то грохотало, тряслось и сыпалось. Попросил Игоря подобрать мне литературу по всем вопросам, которые, как он считает, мне должны быть ясны. Он отвел меня в библиотеку на втором этаже и тут я попал в свою стихию: еще со студенческих времен мы «брали на обаяние» всех библиотекарш и продавщиц книжных магазинов. Девочки подсуетились и нашли мне самые примитивные описания всех технологий добычи золота, изданные, наверное, для здешних курсов подготовки рабочих. Это было то, что нужно. Я надеялся как можно скорее получить представление о том, чем придется заниматься, а уж тонкости освоить можно будет в процессе работы. Сейчас главным было - не выглядеть зеленой вороной и хотя бы понимать о чем говорят между собой специалисты по автоматизации в золотодобыче. До конца дня я просидел в библиотеке, сделал для себя кое-какие записи по терминологии и постарался запомнить самые ходовые термины: россыпь, прииск, рудник, драга, промприбор, полигон, мерзлота, оттайка и прочее.

В конце дня позвонили из бухгалтерии и пригласили в кассу за деньгами - перерасчетом. К огромному своему удивлению  я получил столько денег, сколько никогда в жизни еще не держал. Оказалось, что зарплата с премиями и районным коэффициентом мне шла чуть не 2 месяца, командировочные мне и Гале шли за время в пути, Гале насчитали подъемные, провоз багажа и прочее .Вечером мы пошли прогуляться по городу, зашли в магазины и решили, что Галя завтра же соберет посылочку в Питер из здешних деликатесов и часть денег отправим детям.

Утром уже вместе пошли на работу и Галя, сразу подружившись с молодой конструкторшей Валей Волковой, пошла оформляться в КБ. Я не удержался и поделился своими впечатлениями от города и людей с Петей Иваницким  и Васей Шибаевым. Тут же получил совет, как отправлять на материк икру  и рыбу, чтобы дошли не испортившись за долгую дорогу. Для этого покупался компот в пятилитровых жестяных банках, выливался в другую посуду через небольшое отверстие (лишь бы сливы проскочили). Прокипятив банку и наполнив ее до отказа икрой, заливали сверху растопленным маслом и запаивали отверстие жестяной заплаткой. Так же можно было отправить и рыбу. На магаданской почте такие посылки принимали так часто, что даже ящички специальные для банок делали в ближайшем лагере - на Каменушке.

Ближе к концу дня я зашел к Игорю и нерешительно спросил как отмечают в здешних краях вступление в коллектив нового члена и не будет ли распитие спиртных напитков на рабочем месте строго наказуемо. На что получил ответ: « Посылай девок в магазин и посидим с ребятами у меня в кабинете». Это и было сделано. Стол, по нашим ленинградским представлениям был богатейший!  Молодняка - техников и Кудрявцева не было: первые не доросли, а завлаб не пьет. Посидели очень хорошо, поговорили и лучше познакомились. Ребята проводили меня на квартиру и обещали продумать, где нам поселиться более основательно до получения своего жилья.  Петр и Вася были уже старожилами в Магадане и имели весьма широкий круг знакомых. Вскользь затронули мороку со скипом и я попросил ребят познакомить меня со схемами, высказав крамольную идею, что автоматика таких  примитивных процессов просто не может не налаживаться. До полного ознакомления спорить не стали, но порешили добить это дело до конца хотя бы для того, чтобы Петрович наконец -то написал свою диссертацию и уехал на защиту. Петя  добавил, что тогда у него на подселении можно жить целых полгода.  Это был неплохой стимул для работы и я решил досконально разобраться со скипом. Надо было только сделать это деликатно, чтобы не обидеть Кудрявцева. На первое время забрезжило нечто интересное и утром я с удовольствием пошел на работу.

Самым сложным для меня было ознакомление с пусковой аппаратурой сильных токов. До этого мне не приходилось иметь дело с такими здоровенными уродами - контакторами, пускателями, двигателями в шахтном исполнении, какими-то хитрыми датчиками и кабелями толщиной в руку. Вот уж когда вспомнил недобрым словом постановку преподавания электротехники в Военмехе! Через пару часов оказалось, что все это ужасный примитив. Изрядно померзнув, под предлогом удовлетворения любопытства я пролез весь макет и высказал Петровичу похвалу за солидную постановку дела. Он с охотой пошел на разговор. Показал мне схему и увлеченно изложил все мучения при ее составлении, монтаже макета и многомесячной наладки. Выходило, что возился он с ней больше года и на 1960 год денег, очевидно, не дадут, а конца мытарствам не видно.  Тут я вполне искренне предложил ему помощь, ссылаясь на то, что своей темы у меня пока нет, а ему я, может быть, смогу быть полезен. Попросил в помощники Петю и вполне официально занялся наладкой многострадального скипа.

Пару раз прогнали вагонетку вверх - вниз и каждый раз что-нибудь да случалось: то уровень руды не зафиксирует, то не откроется при подходе на разгрузку, то до концевиков не доходит из-за засорения путей. Каждый раз вылезали какие-либо досадные мелочи. Схема все это не учитывала, команды шли, уроды щелкали и кабели грелись. Говорили, что уже сожгли штук  пять двигателей.  Самое главное, что я понял -это полное отсутствие системы в работе. Бедный Петрович из-за всех этих неудач был очень неуверен в себе и своей работе. Это сказывалось на отношениях с людьми и вносило еще большую неразбериху. Авторитет его был очень близок к нулю.

Схему я взял домой и спокойно посидел над ней вечер. Она была очень усложнена, дублировались цепи, не было той стройности, которая является залогом успешной работы. Уж в этом-то мы с Аркадием убедились, делая схемы для танка!  Просидев полночи, я перерисовал схему и утром показал Петровичу, назвав это «вариантом». Он согласился попробовать этот вариант и ребята притащили в лабораторию щит для перемонтажа. Очевидно. что для диссертанта это было последней соломинкой, если он так быстро согласился на переделки. Впрочем, я ему очень подробно объяснил зачем все это нужно.

Пока щит автоматики переделывали, мы с Петей занялись датчиками уровня руды, от которых зависело начало всего цикла. Опыт по их эксплуатации на макете был большой и, обобщив его, мы пришли к выводу, что жесткий щуп совершенно не годится для такой схемы. Решили применить гибкий щуп - цепь. Притащили датчик в лабораторию, заменили жесткую антенну цепью, насыпали кучу руды и стали налаживать чувствительность. Все заработало почти сразу и дальнейшее испытание на выносливость поручили проводить кому-то из техников: высыпать и пересыпать руду под цепью и фиксировать все результаты. На нашу работу пришел посмотреть Шепелев, пошмыгал носом, ничего не сказал, только попросил передать Кудрявцеву, что все изменения надо отразить в годовом отчете по теме. После обеда привлекли к делу конструкторов, чтобы освидетельствовать правильность работы и установки отбойников, открывавших борта скипа, установку и возможность жестко фиксировать концевые выключатели и другие детали подъема. От надежности работы всей этой механики целиком зависела работа автоматики. Как раньше Петрович не додумался привлечь конструкторов - диву даюсь! Поставил все « на глазок» и гоняет вагонетку, а она, в свою очередь, сбивает концевые выключатели, у которых ход штока всего 5 мм. Гнутся отбойники и не разгружается скип до конца - нет команды на обратный ход. Все это как-то лежало на виду, но  нужен был «свежий глаз» и координация работ. Петрович же все делал втихаря от всех и каждое свое задание никогда не объяснял, словно боясь, что его светлые идеи кто-то может перехватить.

Кроме того, возникла идея применить не контактные концевые выключатели, а индуктивные датчики. Нашли пару больших дросселей и попробовали их в лаборатории. Решили поставить их на макет после отладки всей механики. Потом так и сделали. Успех был полный и от концевых выключателей отказались, что очень повысило надежность работы.

На следующий день конструктора выдали эскизы, по которым Вася изготовил крепления для концевиков и усиление отбойников. Все это установили на макет и договорились между собой, что испытания проведем в субботу и воскресенье, когда никто не мешает и к понедельнику постараемся сделать сюрприз своему начальнику. Какая-то у нас троих была авантюрная жилка, особенно у Пети! Утречком собрались на макете, быстренько прозвонили кабели от щита автоматики, который мы поставили в лаборатории, чтобы не мерзнуть на улице, и стали проверять всю механику на ручном управлении. Чтобы не возиться с рудой, приспособили пару тумблеров для имитации наполнения и разгрузки скипа и присели у окна.  Как пошла эта вагонетка греметь вверх -вниз: открывается, закрывается, концевики  стоят как вкопанные! Работает - только успевай кнопки нажимать.  До обеда погоняли без всяких сбоев и порешили, конечно же, это дело отметить перед опробыванием автоматики. Опять шикарный стол, оборудованный незанятым Васей, грамм по 200 водки под икру, крабы и красную рыбу и мы готовы продолжить. Датчики не стали задействовать, т.к. их хорошо отладили в лаборатории - включили имитаторы. Поставили ключ на автоматический режим и через несколько циклов Петя сказал: «Я думал, что она никогда работать не будет!» Заработала и еще как! Гоняли мы ее вхолостую часа два и решили попробовать с рудой - было опасение, что тяжелый скип с рудой может что-нибудь натворить. Ничего он не натворил и к вечеру мы могли с уверенностью сказать, что отладили чертов механизм. Были некоторые замечания и шероховатости,  но их легко можно было устранить. Кроме того, порешили применить обогрев аппаратуры, чтобы исключить отказы на морозе и Вася стал мастерить электропечечку в щит. Сидим мы, потихоньку «принимаем на грудь», а за окном грохочет вагонетка в полностью автоматическом режиме. Готовая диссертация! Удовлетворение у нас было полнейшее! Тут у Пети возникла идея оформить все новшества в схеме и конструкциях в виде рацпредложений. Я, конечно же, отказался - по должности не положено-, но помог составить Петру и Васе заявки. Порешили, что если дело выгорит, то «...все на стол».
А за окном все грохочет! Пожалели мы окрестное население - выключили технику и пошли по домам. Договорились придти в понедельник до начала работы и запустить «гравицапу» к приходу Петровича.

Так и сделали. Утром все приходят - за окном вверх-вниз бегает скип. При всей лаборатории я доложил Кудрявцеву, что все его указания выполнены , все, что он приказал мы сделали и можно писать отчет о завершении темы. Пришел начальник отдела, поздравил Петровича и попросил меня зайти к нему для какого-то серьезного разговора.

10.8. Макс Пекерский и его фантазии

Когда мы пришли в кабинет, Шепелев никак не мог почему-то начать разговор. Чувствую, что он что-то «мнется - трется», в глаза мне старается не смотреть. Я, было, забеспокоился - не совершил ли чего за эти несколько дней? Вроде бы, нет. Тут он, наконец, решился и достает из шкафа толстую папку с завязочками: «Это часть годового отчета по электрооттайке вечномерзлых грунтов - автоматизация этого процесса. Нам его прислали из отдела мерзлотоведения на рецензию. Лежит уже целый месяц - все никак руки не доходят. (Тут я явственно почувствовал, что он многого не договаривает!) А теперь уже и сроки поджимают - нужно за пару дней написать отзыв.» Протягивает мне папку и с каким-то облегчением говорит: «Если что - то будет непонятно, то в административном корпусе находится отдел мерзлотоведения (в просторечии «мерзлотка»), а в нем лаборатория электрооттайки. Руководит ею Макс Аронович Пекерский - автор этого отчета.»

Я, не ожидая никакого подвоха, забираю эту папку и иду к себе. Раскладываю на столе огромнейшие синьки с какими-то схемами, какие-то заводские инструкции. Подходит умница Валя Филипенко и этак ехидно спрашивает: «Это не Макса ли работа?»  На утвердительный ответ сокрушенно покачал головой и пожелал мне удачи. Опять какие-то недомолвки и намеки. Я у него спрашиваю: «В чем дело, почему этот отчет вызывает такое отношение, почему все чего-то скрывают и недоговаривают?» Валентин посоветовал прежде, чем начинать работать с отчетом, пойти и познакомиться с автором. Совет был мудрый и я решил на следующий день пойти к Пекерскому, а сейчас ознакомиться с работой по отчету, чтобы предметно говорить с ним.

Раскрываю схему площадью в 4 листа ватмана. На ней в самом хаотическом виде расположены какие-то реле, все в сплошной паутине линий - проводов, многие обозначения мне просто неизвестны. Смотрю на все это и ничего не понимаю. Приглядевшись заметил, что каждое реле или какой-то другой аппарат «расчленены» на отдельные элементы, каждый из которых может находиться в любой части схемы и по какому принципу они разбросаны тоже непонятно. Все это перепутано соединениями: одни провода в виде прямых линий, другие в виде волнистых, третьи - штрихами, есть изображения проводов всеми буквами азбуки Морзе. Мне показалось, что я попал в сумасшедший дом и вижу перед собой плод самоотверженного труда целой банды шизофреников. Закралась даже в голову мысль, что я чего-то не знаю и, может быть, здесь «на гражданке» действуют какие-то свои нормали, по которым и составлена эта схема.  Короче говоря, я просто растерялся сначала и не знал, как и приступить к  этому ребусу. Решил, что надо привести все к удобопонятному виду. Стал водить по линиям этой помеси принципиальной и монтажной схем и запутался через пять минут. В обед зашел в универмаг и купил большущую коробку цветных карандашей.

Сначала нашел провод питания схемы и целый час обводил его красным карандашом. Вот была картинка! Все, что к нему было присоединено тоже выделил - получилось чуть больше тетрадной страницы. После этого стал строить параллельные цепочки от запитанных элементов, отмечая на схеме каждый своим цветом. Стало вырисовываться что-то читаемое и поддающееся анализу. Я даже увлекся разгадыванием этого ребуса и, боясь, что утром придется начинать заново, если прервать работу, остался на вечер в лаборатории. Надо было видеть, во что превратилась схема Макса Пекерского после раскраски. Сплошной абстракционизм! И вся эта «красота», приведенная в нормальный вид, заняла всего лишь развернутый тетрадный лист в клеточку! Я глазам своим не верил. Перепроверил еще и еще раз, даже начертил поаккуратнее - все равно только тетрадный лист. На анализ работоспособности схемы не было уже ни сил, ни желания. Кроме того, для этого надо было хотя бы знать суть процесса. Решил, что назавтра до обеда поработаю над упрощением схемы, а после обеда пойду знакомиться с автором. Мне показалось интересным, почему никто не хочет мне о нем ничего говорить, а лишь загадочно улыбаются и на что-то намекают.

Так и сделал. После упрощения схема стала еще в два раза меньше и поместилась всего лишь на одном тетрадном листке. В прежнем виде она была абсолютно неработоспособна - сплошные короткие замыкания и висячие концы. Закончив эту часть работы, я пошел к Шепелеву и доложил свои выводы. Положил рядом обе схемы, предложил кому-нибудь перепроверить мою работу и спросил, что делать дальше. Тот не очень-то и удивился, будто ожидал нечто подобное, и посоветовал пока никому об этом не рассказывать, а сходить - таки к Максу и первым просветить его. И опять я почувствовал, что он многое не договаривает. Созвонился он с Пекерским и сообщил, что к нему «...зайдет наш новый сотрудник. Он человек нейтральный и у него есть для Вас интересное сообщение». По тону разговора я понял, что с Пекерским нужно быть предельно осторожным, как это делал Шепелев. Очевидно, что у этого деятеля была весьма скандальная репутация и немалое влияние, если все так «жмутся - трутся» когда речь заходит о его делах.

Собрал я все бумаги - отчет Пекерского и свои наработки- и отправился в административный корпус, где размещалась лаборатория электрооттайки. Под этим пышным названием скрывалась маленькая комнатушка на первом этаже, вся забитая какими-то железяками и опутанная проводами. Первое впечатление - полный бедлам. Для меня, привыкшего к идеальному порядку в НИИ-303, было очень неприятно видеть такой бардак на чьем-то рабочем месте. В комнатке никого не было и я, оглядевшись, начал понимать, что тут в натуре пытались собрать ту ахинею, которую я раздраконил за последние два дня. Стал внимательнее рассматривать все хозяйство и не заметил даже как вошел хозяин всего этого бедлама.

Макс Аронович Пекерский оказался маленьким сухоньким старичком лет под 65. Чем то он напоминал портреты Суворова, только без седой шевелюры. Да и живчик он был такой же! С первого  взгляда было видно, что энергии ему не занимать, а напористость его я ощутил с первых же слов: «Это вы пришли мешать мне работать?!» Мне от этих слов стало как-то даже смешно и почему-то легко на душе - я почувствовал, что за всей этой фанаберией скрывается просто старый чудак, изо всех сил старающийся быть чем-то значительным в глазах окружающих. Я уже слышал от ребят, что «мерзлотка» - очень серьезный отдел и работают там спецы мирового уровня и даже писатель - Савелий Термидиаро. Работать с ними на равных -это нужно было очень упираться!

Чувствовалось, что Макс меня ждал с нетерпением, но старался не подавать виду, что его  волнует то, с чем я пришел - подумаешь, еще один из тех, кто прикоснулся к великим трудам самого Макса Пекерского. Я попросил его поподробнее ознакомить меня с процессом электрооттайки, ссылаясь на то, что это необходимо для более объективной оценки его отчета и на то, что я -человек на Севере новый и по роду прошлой деятельности с оттайками не связан. Он поинтересовался, чем это я успел позаниматься раньше и что окончил. Услышав о Военмехе, сделал понимающий вид и расспрашивать дальше не стал, а я и не стремился ему рассказывать.

Если бы я тогда имел хоть какой-то опыт работы в энергетике или хотя бы малую часть знаний, которые приобрел за 25 лет работы в большой энергетике, то с первых же слов понял бы, что вся максова затея с электрооттайкой золотоносных полигонов - сплошной бред по всем статьям: и технически невыполнима, и экономически, и по огромной опасности для людей, да и по всем остальным мыслимым и немыслимым причинам. Только совершенно фантастической пробивной способностью Пекерского, полной энергетической неграмотностью руководства его отдела ( а, может, и нежеланием с ним связываться?) можно оправдать включение такой темы в план работ. Да работы-то дорогие - одно энергооборудование чего стоило: у Макса было несколько подстанций по 400-630 ква, несколько передвижных вагончиков с аппаратурой, буровые станки для установки электродов и прочее хозяйство. Уговорил -таки он даже строительное руководство и начал электроооттайку грунта под ленточный фундамент большого дома. Оттаял -таки эту траншею! Чего это стоило строителям я не знаю, но думаю, что полугодовой лимит электроэнергии они сожгли на этот эксперимент. А каким козырем в устах Макса Ароновича стала эта траншея! Он постарался, чтобы все газеты об этом раструбили, напечатал несколько статей в «Колыме», послал заявки на какие-то изобретения и стал всюду утверждать, что готовит сногсшибательную диссертацию по электрооттайке дражных полигонов высоким напряжением - чуть ли не 35 кв.
Все это для меня тогда был «темный лес». Ток больше одного ампера я тогда считал очень сильным, напряжение больше 220 вольт - очень высоким. А уж трансформаторы мощностью 10-16 Мвт и какие-то там подстанции для меня были вообще запредельная жуть! Это теперь я знаю, что даже возить эти трансформаторы надо только по рельсам и не далее, чем на 150 метров без последующей ревизии, не говоря уж об условиях безопасности и правилах эксплуатации. Так что вся диссертация Макса сводилась к инструкции о транспортировке нетранспортабельного энергооборудования по сильно пересеченной местности. Максу даже в голову не приходило где-то отразить те переделки в ЛЭП-110 кв., которые станут необходимы, если, не дай Бог, кто-то вздумает внедрять его бредни. Да он, наверное, и не представлял себе этого. У него была одна цель, которую он мне и сформулировал с полной откровенностью в первые же полчаса нашего разговора: «Я хочу умереть кандидатом наук!»

Все это он мне выложил на одном дыхании в течении получасового монолога. Очень он мне тогда понравился своей уверенностью в успехе, особенно когда демонстрировал газетные и журнальные вырезки. Мне не хотелось сразу разочаровывать его и я всячески откладывал конкретный разговор по теме. Сам процесс меня заинтересовал и я спросил, изучал ли кто-нибудь у них физику этого процесса. Оказалось, что этим никто не занимается, но приехал из Москвы молодой специалист и он-то и займется этим под руководством самого Макса. Я ему высказал удивление по поводу того, что процесс как следует еще не изучен, а уже готово аппаратное оформление и даже схема автоматизации. У него был такой же вид, как у Хазанова в миниатюре «В-о-от ты какая!?» Он этак с прищуром оценивающе посмотрел на меня и решил, что пора переходить к делу: «Ну и что Вы там понаписали в своей рецензии?»

Я ему не стал ничего объяснять, только выложил на стол его «схему» всю исчирканную цветными карандашами, ту же схему, приведенную в нормальный вид на двух листочках и откорректированную мной схему на одном листочке. Сказал, что вот это его схема в виде, соответствующем действующим в стране нормалям начертания таких схем. Чем он собирается управлять с помощью этой схемы я не знаю и поэтому пришел к нему за дальнейшими разъяснениями. У Макса стал страшно озабоченный вид! Что он там просчитывал в голове, какие варианты прокручивал- я даже догадаться не мог, только несказанно удивила меня его реакция: « Переходите работать ко мне в лабораторию!» Я рассмеялся и как-то обстановка разрядилась.  Спросил у него кто составлял схему и не удивился, услышав, что он сам. Говорю ему: «Макс Аронович, начальство с меня требует рецензию. Сами видите, что я не могу ничего хорошего написать. Единственное, чем я могу мотивировать отказ от работы над рецензией - это незнание процесса. Но от меня не требуют отзыва на всю работу, а только на автоматику, где меня считают специалистом, и тут я отказаться, как вы понимаете, не могу.» Макс глубоко задумался и сказал, что переговорит с Шепелевым, а пока предложил, чтобы я высказал ему все свои замечания по его работе. Чувствовалось, что я ему чем-то понравился и он не видит во мне недоброжелателя, а пользу из нашего разговора надеется получить. Нечасто ему, очевидно, приходилось говорить откровенно и доброжелательно с коллегами по работе. Побила его жизнь крепко.

Я попросил его показать план диссертации и, прочитав его, очень удивился, что нет раздела о сути процесса электрооттайки, на котором и базировались бы все остальные разделы. Никогда не забуду его ответа: «Если бы я был таким молодым как Вы я бы такую науку развел, что и на пять диссертаций хватило. А у меня уже жизни нет на это.» Мне его стало щемительно жалко и как я хорошо понимаю его сейчас, когда уже старше его!

Поговорили еще о чем-то, больше «за жизнь». Похвалил, что у нас уже двое детей, пожелал мне удачи и мы расстались. Уходил я с очень странным чувством: невероятная смесь удовлетворения от своей работы, какого-то сочувствия к пожилому и очень приятному человеку. Он впервые заставил меня задуматься о возрасте и бренности жизни, будто к вечности меня приобщил своей откровенностью.

В отделе на меня смотрели с интересом, как будто я побывал в Зазеркалье. На все расспросы ребят я отмалчивался - не то было настроение. Состоялся разговор с Шепелевым, касавшийся только конкретной схемы и конкретной документации.  Рецензию я написал, нигде не упоминая фамилию исполнителя работ, и сдал начальству. Что там с ней дальше было - не знаю, но с удовлетворением узнал, что Макс ведет полномасштабную работу над своей темой и его диссертация уже написана и принята к защите аж на Кольском полуострове.  И защитился -таки, черт старый! Кого он там - на другом конце Союза - «обул» я не знаю. Ходили легенды, что подавленные максовым напором члены Ученого Совета пытались задавать вопросы и на все Макс отвечал: «А вы приезжайте к нам и посмотрите - все работает, все оттаяно!» Размахивал газетными вырезками, а на вопрос о технике  безопасности ответил: «Я-то жив, так что вам еще надо!» Молодец, Макс Аронович!

Я потому так долго расписывал про него, что после этой встречи и этой, не такой уж сложной работы, я полностью уверовал в то, что и на «гражданке» смогу  успешно работать, а любые технологии - это все изучаемо и понятно в тех пределах, которые требуются для разработки схем автоматики. С этой уверенностью я приступил к детальному изучению технологии  золотодобычи и выбору темы для дальнейшей работы. А определяться надо было побыстрее, ибо наступала весна и близился первый мой промсезон на Колыме.

10.9. Колымская трасса - 1960 год

Сейчас, через 40 с лишком лет, часто показывают в телевизионных новостях и специальных репортажах ужасающую картину полузаброшенных и голодающих поселков на Колыме и Чукотке. Везде пустующие многоэтажные дома и полный развал. Все заброшено и кругом полная бесхозяйственность. Я понимаю, что верить всему этому надо с большими поправками на брехливость наших СМИ, но если только небольшая часть  этого кошмара - правда, то все это разительно отличается от Колымы 1960 года.

Тогда вдоль всей трассы стояли небольшие, благоустроенные и очень уютные поселки. Уже на 10-ом километре располагался совхоз «Дукча», обеспечивавший Магадан и всю трассу яйцами и птичьим мясом. Там же были большие теплицы и небольшая молочная ферма. Очень был благоустроенный и уютный поселочек! Люди там жили основательно и богато.

На 14-ом километре был аэродром - воздушные ворота Колымы. Взлетная полоса втиснулась между высокими сопками, по вершинам которых постоянно гуляли туманы.  Взлет и посадка были возможны только при чистых сопках. Дожидаться видимости приходилось иногда очень долго и маленькое здание аэровокзала всегда было переполнено, особенно в период отпусков.

Новый современный аэропорт был абсолютно необходим краю и строительство его уже начиналось на 56-ом километре. Там уже стояли первые домики поселка «Сокол», вагончики и бараки строителей, бетонный завод и прочие объекты большой стройки.

96-ой километр - поселок «Стекольный», где действительно был стеклозавод, производивший немудреную стеклотару. Каждый житель этого поселка имел теплицы, которые почти круглый год обеспечивали зеленью Магадан. Мы с Галей на Первое мая покупали свежие помидоры и огурцы отсюда по ценам вполне божеским для того времени и места.

Небольшое отступление. Чтобы уж больше не отвлекаться на сельскохозяйственные темы скажу, что картошку на Колыму практически не завозили, а выращивали свою, в основном, в Балаганном. Стоила она недешево, но колымчане вполне были способны покупать ее, если надоедала сушеная. Мясом - олениной - обеспечивала весь край Чукотка. Другое мясо привозили пароходами и был огромный выбор мясных консервов, включая языки, паштеты и прочие деликатесы. Рыба была всякая, а переработка ее велась по всему Охотскому побережью: на Оле, в Гижиге и других поселках. Дефицитом было свежее молоко - его направляли в детсадики и школы, но восстановленное, сухое и сгущенное молоко было в изобилии.

Во всех поселках вдоль трассы были свои небольшие столовые, работавшие, как правило, круглосуточно, где прекрасно готовили, ибо шло негласное соревнование за звание лучшей шоферской столовой. Ценителями были, конечно же, шофера- дальнобойщики. Достоинства трассовых столовок - один из самых главных предметов для обсуждения. Каждый имел свои пристрастия и не редко проезжал несколько лишних десятков километров на голодный желудок, минуя многие столовки, лишь бы пообедать в «своей». Такие пристрастия появляются, как правило, у всех, кто много поездил по Колымской трассе. Появились они вскоре и у меня. С удовольствием вспоминаю то чувство, с каким после длинной дороги то ли в пыли, то ли в мороз, ждешь, что вот уж через несколько километров приедешь в пищеблок, где тебя вкусно накормят, где тебя знают и рады тебе.

Миновав несколько больших перевалов, где зимой постоянно дежурили бульдозеры и грейдеры из-за страшенных заносов, миновав Карамкен и Атку с их огромными автобазами и складами ГСМ, проезжаешь большой поселок Оротукан. Там был самый большой на всем Северо- Востоке завод по ремонту горно- обогатительного оборудования.

Сюда на капитальный ремонт свозили со всей Колымы и даже из Якутии бульдозера, трактора, оборудование драг и рудников. На заводе изготавливали массу запчастей, было свое литейное и кузнечное хозяйство и даже пара вагранок для переработки металлолома. Завод был достаточно крупным даже по меркам «материка» и был постоянно загружен работой, т.к. техника в тяжелейших условиях Колымы выходила из строя очень быстро. Сам поселок располагался на склоне сопки по левую сторону от трассы в несколько ярусов. В домах были все удобства, включая горячую воду и жили там очень зажиточно, ибо заработки на заводе впечатляли даже самих колымчан. На завод принимали рабочих с большим отбором и создавали все условия для жизни, но порядок соблюдался строжайший, как во всем прежнем «Дальстрое». Может быть, потом что-то  изменилось, но тогда, когда мне часто приходилось бывать на этом заводе, все было именно так и это мне очень нравилось.

Знаменательным местом был Дебин. Поселок стоял на берегу реки Колымы, через которую был перекинут самый большой мост на трассе. Здесь разместилась областная больница и медицинское училище, где обучались все девушки из поселков и самого Магадана. Цветник был еще тот! От города это 400 километров, но разве для Севера это расстояние. И перед выходными рейсовый автобус до Магадана заполнялся девицами в боевой раскраске, едущими на поиски приключений. В обратном направлении шли автобусы, наполненные парнями, стремящимися на танцы в Дебин. В самом поселочке был сухой закон и соблюдался он очень строго. Мне пришлось как-то прожить там несколько дней и наблюдать изнутри эту жизнь. Мы там участвовали в каких-то спортивных выступлениях - это уже было позже- и проходили курс профилактики у стоматологов. Сплошной мир приключений со своими чудесами и небылицами.

Возле самого моста была столовка, в которой заправлял большой специалист из черных - то ли грузин, то ли армянин. Готовил он всякие свои блюда изумительно! К тому же был очень наблюдательным человеком и хорошим рассказчиком. Чего мы только от него не наслушались про дебинский «монастырь».

Вечерами, когда в клубе гремела музыка и во всю прыгали пары «девочка с девочкой» из-за отсутствия кавалеров, мы с Петей Иваницким -- люди женатые и многодетные- попивали подпольную водчонку под прекрасные шашлыки и люля-кебаб и слушали увлекательнейшие байки черного ловеласа о местных нравах. Что там «Декамерон»! В течение многих лет потом я всегда останавливался в Дебине на несколько часов, отведать восточный обед и услышать новую порцию баек.

Дальше шли места совсем уж романтические по названиям: озеро Джека Лондона, озеро Танцующих хариусов, курорт «Талая».  Последний был здравницей союзного значения из-за какой-то особенно целительной воды и грязей. Всякий магаданец  в том возрасте, когда начинают задумываться о своем здоровье, считал обязательным полечиться на «Талой», пренебрегая даже отпуском на материке. Очень сожалею, что не побывал там, но все отзывы, которые слышал о курорте,  были самые восторженные.

Миновав крупный районный центр - Ягодное, где я почему-то никогда не задерживался, приехали мы в другой крупнейший поселок , а теперь уже город, Сусуман на 654 километре. Раньше это был центр «Берлага» - Берелехских лагерей- места печально знаменитые своим строгим режимом и обилием приисков вокруг. Здесь же был и второй в крае аэропорт «Берелех», а речушка с этим названием протекала прямо по поселку. В 1960 году здесь еще сохранились несколько лагерей, но на добыче золота заключенных не использовали. При каждом лагере было свое подсобное хозяйство, частично обеспечивавшее и вольное население мясом - свининой и говядиной.

В поселке располагались все руководящие органы - партийные и производственные. Отсюда во все стороны по утрам разъезжались автобусы с рабочими до близлежащих приисков, здесь кончался автобусный маршрут от Магадана. Дальше до Усть- Неры  ходили автобусы якутских автобаз и местных маршрутов. Из аэропорта можно было добраться до Магадана,  Якутска или даже до Москвы с пересадкой на большой самолет в Тикси.

Рядом с Сусуманом ( в 5 км) в поселке Берелех размещалась самая крупная автобаза, укомплектованная чешскими «Татрами»-самыми любимыми машинами дальнобойщиков.

Правда, таковыми они стали не сразу. Поначалу наши водители никак не могли выжать из них ту скорость, которую гарантировал завод. Всем очень нравилась машина, но план на ней не выполнялся и грозила потеря заработка, а уж этого на Колыме никто потерпеть не мог.

Вызвали из Чехословакии представителей завода. Приехали, как рассказывают, двое: очень пожилой мужик интеллигентного вида и молоденькая блондинка в туфлях-лодочках. Выслушали все замечания, сочли их несерьезными, но приняли к сведению пожелания об утеплении и отоплении кабины и крытого кузова ( к тому времени наши уже внесли свои «рацухи»), а насчет скорости и спорить не стали: девица сняла туфельки и как была в летнем платьице уселась за руль вместе с кем-то из наших асов- водителей. Не снимая ноги с газа прошла все 650 километров до Магадана то ли за 12, то ли за 14  (точно не знаю, но быстрее наших намного) часов и все вопросы как-то сразу отпали. Наши потом порожняком гоняли еще быстрее- это уже я испытал на себе, т.к. любимым способом добраться до Магадана у меня потом стала поездка в просторной кабине «Татры» со знакомыми водителями - хорошими приятелями по работе на прииске.

Поселок Сусуман в 1960 году был совсем небольшим и полностью деревянным. Каменное строительство только начиналось и для этого то и были предназначены Берлаги. Вдоль практически единственной улицы располагались все центры жизни: райком, горное управление, гостиница, напротив ее - столовая и больница, тут же школа и клуб. Сразу за клубом так называемый «парк»- густые заросли непроходимого «чапыжника» с несколькими аллейками - тропинками и танцплощадкой. На этой танцплощадке партнершу выбирали не по красоте, а по качеству веника для отгона комаров у нее в руках. Комаров этих летом там было больше, чем на всей Колыме, вместе взятой. Учитывая комариную напасть летом всегда несколько раз производили с самолета опыление и на пару недель это какую-то пользу приносило, но потом все начиналось сначала с еще большей силой: со стороны гостиницы было видно, как над «парком» стоят буквально черные тучи комаров.

10.10. Прииск «Беличан» - 1960 год

Поселились мы в единственной в Сусумане гостинице, уже переполненной другими командировочными: к началу сезона только из нашего ВНИИ-1 приехали обогатители, мерзлотники, геологи и другой ученый люд, да еще и начальство решило отметиться на приисках и у местных властей.

Для всех научных дел был специально выделен прииск «Беличан» в 12 километрах от Сусумана. Его на следующий год назвали - прииск «Экспериментальный». План по добыче золота этому прииску был занижен, очевидно, потому, что ничего хорошего от «науки», кроме простоев оборудования, местное начальство не ожидало. В противном их надо было убеждать, что и делало наше начальство на словах, а нам предстояло  доказывать на деле.

Долго осматриваться в поселке и, тем более , устраиваться в гостинице не пришлось и уже на следующее утро я с автостанции уехал вместе с рабочими на приисковом автобусе к новому месту работы. Ехать то всего ничего, но таков уж наш народ : стоя на улице в ожидании автобуса не курят на свежем воздухе, а как только залезут в переполненный автобус - тут же начинают смолить  десяток «Беломорин». Я всю жизнь не курил и не любил дышать чужой «отработкой», но как человек новый не стал делать никаких замечаний, а только отогнал от себя дым и сделал соответствующую гримасу. Это заметил какой-то небольшой мужичок, сидевший на заднем сидении. Он поманил меня рукой, подвинулся, предлагая сесть рядом, и сказал незлобиво: «Этих дымокуров не исправить, хотите - дам лекарство от дыма? Давайте руку.» Я протянул ему руку и он насыпал мне немножко какой-то сушеной травки и показал, что ее надо втянуть носом в себя. Это был нюхательный табак с какими-то приятными добавками и мне это понравилось. Так случайно я познакомился с драгером Колей Носовым -«Носом», с которым потом вместе проводили все работы на драге и крепко подружились. С этого утра он всегда занимал мне место и уже брал с собой табаку понюхать для двоих - был рад, что у него в этом деле появился напарник, а то все насмешки приходилось сносить одному.

Интересный был человек! Как очень многие колымчане он отсидел свои 18 лет и остался на поселении без права выезда на материк. За что человек сидел и сидел ли вообще спрашивать было не принято - этакое «табу» было на эту тему, так что я так и не знаю, за что он пострадал, но лагерь его не ожесточил и ни на кого он злобы не держал. Это был на редкость доброжелательный и компанейский мужик и, главное, очень хороший драгер, прекрасно чувствовавший драгу и полигон. Я много раз был свидетелем того, что он каким-то шестым чувством предвидел аварийную ситуацию, даже работая ночью. Позже уже, когда я испытывал свои приборы, мы с ним удивлялись совпадению реакции прибора и «Носа» на сход цепи, столкновение с бортом или провал сваи. А уж выбрать величину оптимального слоя черпания он мог как никто. Потому -то на старой уже американской «Юбовской» драге , работавшей на Колыме еще со времен войны, было аварий меньше, чем на более новых советских. Несмотря на всю свою «человечность» Коля в большой строгости держал весь экипаж - дражную смену и всех заставлял делать любую работу, независимо от штатного расписания, лишь бы это было на пользу делу.

На самом прииске было все, чего я не знал раньше: работали промывочные приборы, оттаивался дражный полигон водой и паром, работала драга, была центральная насосная,  станция - времянка, даже старательская артель была при прииске и вольноприносители  с традиционной ручной промывкой песков. Только еще начинала развертываться среди «золотарей» дискуссия о преимуществах простого по технологии способа гидравлической добычи песков без промприборов и институтским обогатителям - ярым противникам этого метода - предстояло доказать, что снос металла при таком способе будет сверх всякой меры велик.
Так что, находясь на прииске в гуще всех этих исканий, знакомясь с разными технологиями отработки россыпей, общаясь ежедневно на работе и в гостинице со специалистами всех отраслей знаний, я проходил прекрасные «университеты» и уже через месяц совершенно свободно мог квалифицированно рассуждать на многие производственные темы и уже не чувствовал себя тем джеклондоновским «чечако», каким ехал на трассу.

Драгу я изучил вдоль и поперек. Она мне напоминала корабль, да это и был плавучий агрегат со всеми механизмами для черпания породы и извлечения золота.  С маркшейдером нашим - Квашниным мы подробно изучили как надо качественно отрабатывать забой, чтобы золото не терялось в придонном слое - плотике. Я определил, что надо контролировать при этом и уже вырисовывались первые задачи для новых разработок. Геологи изучали здесь разрезы дражного забоя по твердости пород и задавали режим работы по слоям черпания. Это тоже можно было вэять на контроль. Особенно необходимо было контролировать глубину и ширину забоя, отрабатываемого драгой. Тут я сделал для себя «открытие», в последующем определившее всю направленность работ: не нужно было, как это делали в ЦНИГРИ, контролировать отработку всего дражного полигона. Ведь каждый забой актировался отдельно, именно отдельный забой и являлся объектом контроля и автоматизации. Такой подход значительно упрощал постановку задачи и обещал ее успешное решение. Это был основополагающий вывод из моего первого знакомства с драгой. Правду говорят, что «свежий глаз» обязательно нужен во всяком деле.

Кроме драги я полазил по нескольким промывочным приборам и понял, что автоматизировать их  как поточно-транспортную систему не сложно и это с успехом сделали в энерголаборатории. Самым главным здесь было выдержать соотношения «твердого к жидкому» - воды и золотоносных песков- при работе промприбора. Это можно  было  делать разными средствами и одно из них - радиоактивные плотномеры. Это был бы большой объем работы для нашего отдела. Можно было заниматься автоматикой насосных станций по типовым схемам с использованием новых средств контроля. Еще набегали какие-то мысли о дальнейшей работе, вытекавшие из недолгого знакомства с прииском. Так пролетел месяц и я засобирался в Магадан переоформлять командировку и отчитаться о первых впечатлениях и задумках.

В это же время уезжал в Магадан и Саша Эйдензон. Работал он у мерзлотников и был сыном колымских старожилов: отец его был каким-то большим геологом, а мать - ответственным секретарем журнала «Колыма». Сашка, по-моему, даже родился в Магадане. Был он не на много моложе меня и заочно учился в Политехническом институте. Все районное начальство было друзьями Сашкиных родителей и ехать домой он собирался на ГАЗ - 51, т.к. его отцу зачем-то нужен был грузовичок в Магадане и местные геологи ему машину выделили. Он предложил мне поехать с ним, предупредив, что за рулем будет он сам, что шофер он неплохой и уже давно имеет права. До этого мы с ним очень-то близки не были, только посидели пару вечеров в ресторане, ужиная на скудные командировочные, а тут как-то прониклись добрыми чувствами друг к другу. Я сразу согласился, ибо это сберегало деньги на билет и сулило новые впечатления, поскольку Сашка пообещал, что поедем мы по короткой дороге через какие-то глухие перевалы и, сократив дорогу на 150 километров, выедем прямо к Палатке, а там уже рукой подать до Магадана.

Впечатлений, действительно, было море! Проехав около сотни километров в сторону Аркагалы у поселка Фролыч, мы свернули с хорошо наезженной основной трассы на старую дорогу до почти отработанных приисков им. Горького, Ветреный и Аннушка. Может там и еще какие-то прииска были, но я их не видел, т.к. двумя руками держался за приоткрытую дверцу, готовый в любую минуту выпрыгнуть наружу. Ну и дорожка была! Надо сказать, что до этой поездки мой опыт езды на каком либо автомобильном транспорте, кроме общественного, был равен нулю. Ни на каких легковых и, тем более, грузовых машинах я не ездил кроме как в детстве из Минска в деревню по прекрасной дороге да еще и с отцом. А тут со всех сторон плохо наезженная дорога - вернее сказать - направление движения, пролегающая по склонам высоких сопок. Никаких, конечно, ограждений и отбойников нет и прямо за дверцей - поочередно, то моей - пассажирской, то водительской зияет провал в распадок, поросший густым стлаником. Теперь-то я могу судить, что Сашка был водитель не столько умелый, сколько бесшабашный. Гнать он, правда, не гнал, но дорогу выбирал так, что уже через час все внутри растряслось и поотбивалось. Вот забыл я, к сожалению, за 40 лет как назывались эти два перевала, которые мы миновали, наконец, и выехали на ровное место. Приехали на прииск, остановились передохнуть и в полной мере насладились удивлением жителей. Выяснилось, что по этой трассе ездит только несколько местных асов по одному -два раза в неделю за продуктами в Сусуман, что тут теперь только старатели работают и что гораздо проще и безопаснее ездить в Магадан по основной трассе. Поскольку самое опасное, как нам сказали, у нас уже было позади, то и поехали мы дальше с хорошим настроением, подшучивая над своими страхами. Вскоре выехали на основную трассу  и спокойно приехали в Магадан.

Подъехали прямо к нашему домику в Нагаево - Галя уже спать легла. Мы быстренько сообразили ужин, взяли бутылку и выпили за благополучное окончание нашей авантюрной поездки.

Вот так начались те многие тысячи километров, которые мне пришлось за свою жизнь исколесить по северным дорогам.
Наутро я пошел на работу через летний город. Лед в бухте почти сошел и с моря дул легкий теплый ветер. Когда я уезжал на прииск еще не было зелени и кое-где лежал снег, а теперь я с удивлением смотрел на траву, вымахавшую выше моего роста, росшую на газонах вдоль улиц и превратившую парк в какие-то джунгли. Я даже не предполагал, что здесь может так расти всякая зелень. Было очень тепло, лиственницы ярко зеленели молоденькими иголочками, на улицах полно мамаш с детишками. Глядя на них, совсем затосковал о детях.

10.11. Поиск «своего» дела

Зимой вся жизнь Колымы подчинена одному - подготовке к промывочному сезону. Так называют здесь период от поздней весны до поздней осени - время, когда вода не замерзает или еще не совсем замерзла, ибо только с ее помощью можно промывать золотоносные пески и извлекать из них металл. 

По «зимникам» завозится все необходимое оборудование: промывочные приборы, насосы, всякие грохота и прочее. Готовятся бульдозеры и автотранспорт, ремонтные базы и запасы горючего. Крупнейшие автобазы вывозят все это по трассе на прииска.

С большой нагрузкой работают ремонтные заводы в Магадане и Оротукане, на Марчеканском судоремонтном заводе готовят к навигации корабли.

Готовились к работам на приисках и во ВНИИ-1. Обогатители испытывали новые технологии промывки, мерзлотники - способы быстрой оттайки грунтов. Что-то должны были показать и механики с автоматчиками, но, как я понял, особо показывать было нечего и это очень заботило начальника отдела.

Скиповой подъем, исправно гремевший во дворе, предназначался для рудников, где добыча руды шла круглогодично и с началом промсезона не связывали его промышленные испытания.

В только что организованной лаборатории радиоизотопных приборов что-то готовил чукча-физик, но отдача еще не просматривалась.

Вот с таким грустным настроением мы  обсуждали перспективы работ на 1960 год. Мне практически приходилось руководить всеми работами в лаборатории автоматики, т.к. Петрович занимался только написанием своей диссертации и твердо заявил, что после защиты он уедет на материк. Мы договорились, что он будет делать все финансовые сметы  и пробивать тематику у начальства, а я займусь техникой , ибо  в экономике я - дурак дураком.

Так и получилось, что еще не зная толком технологию, мне нужно было что-то придумать для  своей же успешной работы и желательно на долгое время.

Из всех технологических процессов на россыпях наиболее механизированы были два: промывка песков на промывочных приборах и драгах.

Промывочные приборы комплектно изготавливались  на Магаданском заводе и это была довольно простая цепочка механизмов, вполне пригодная для автоматизации. Но здесь нас уже опередили - этой автоматикой занималась Центральная энерголаборатория ТЭУ Магаданского Совнархоза под руководством В. В. Иванова и Н.И. Устименко.

Это была сильная фирма со своей производственной базой и руководили ею очень грамотные и напористые люди. Мы с ними могли конкурировать только в области внедрения на промприборах радиоизотопных датчиков, чем и занимался наш чукча-физик.

Обсудив этот вариант, мы пришли к выводу, что тут нам в ближайшее время ничего не светит. Оставались драги и рудники с обогатительными фабриками.

У шефа был некоторый опыт работы на обогатительных фабриках и он считал, что для «науки» там особых перспектив нет, а только широкое поле деятельности для конструкторов и разработчиков стандартных схем управления. Кроме того, все рудники и фабрики располагались в стороне от трассы и даже на Чукотке, а это не вызывало  у него большого желания заниматься ими. Я это как-то сразу почувствовал.

О драгах я имел самое поверхностное представление, почерпнутое из брошюр для малограмотных. Если еще по самому процессу особых вопросов не было, то об уровне автоматизации на драгах во ВНИИ-1 никто и ничего не знал. Решили, что я займусь для начала поиском каких-либо сведений: кто этим занимается и чего достигли в этой области.
(Убедительно прошу помнить, что шел 1960 год – ни о каком Интернете даже в самых смелых мечтах не грезилось! Впрочем, я недавно полазил по «паутине» и тоже почти ничего  по автоматике драг не нашел.)

Начинать надо было с просмотра подшивок журнала «Колыма» за много лет и патентного поиска. В «Колыме» печатались специалисты со всего Союза - журнал считался очень престижным и привлекал всех, кто хотел иметь печатные труды, легкостью публикации.

Я засел в в библиотеке на целые дни. Искал как тот петух алмазное зерно, но находок было на удивление мало.

Выяснилось из «Бюллетеня изобретений», что кроме лаборатории в ЦНИГРИ никто ничего не публиковал по автоматике драг. То, что они предлагали было настолько для меня удивительно, что пришлось несколько раз перечитывать: для того, чтобы передвинуть контакт датчика на 5 мм была изготовлена конструкция весом около полутора тонн, состоящая из массы рычагов, шарниров и сложнейшего устройства для крепления всего этого хозяйства! Это называлось - датчик положения драги в забое.

Очевидно, чтобы оправдать такую сложность авторы описывали все немыслимые трудности при автоматизации на драгах и перечисляли многие вопросы, требовавшие, по их мнению, решения. Наверное, в дальнейшем они думали нагромоздить что-либо такое же и заранее оправдывались. Эти их перечисления мне очень помогли в составлении примерного перечня нерешенных вопросов.

Вырисовывалась какая-то программа если и не работ, то ознакомления на месте с объектом автоматизации. Порешили, что как только драги начнут работать я выеду в командировку и на месте разберусь с возможностью обширной тематики работ, а пока «забили тему»: «Автоматизация технологических процессов на драгах» в план работ на 1960 год.

Очень кстати шеф вспомнил, что вопросами отработки дражных полигонов занимается у нас один из лучших колымских маркшейдеров - М. Д. Квашнин. Его интересовала точность отработки геометрии дражного забоя. Я тут же связался с ним и получил массу полезных сведений, определивших всю дальнейшую работу по этой теме.

Стало понятно, что огромную роль играет точное соблюдение геометрии отрабатываемого забоя, т.к. даже небольшие отклонения ведут к необратимым потерям золота. Требовалось очень точно измерять ширину и глубину забоя, заставлять механизмы работать так, чтобы эти потери исключить.

М.Д. Квашнин оказался выпускником Ленинградского горного института, семья его жила в Ленинграде и это нас сблизило. Человек он был педантичный, очень грамотный и общительный. Он подробно познакомил меня со своей работой –то же, конечно же, диссертационной!

Меня удивило, что при изучении на практике качества отработки дражных забоев все его «приборы»: буровой станок, кайло и лопата. Показалось, что этого мало для «науки» и я ему это высказал. Он тут же уверил меня, что изучил все возможности, но нигде не нашел никаких средств контроля за процессом драгирования. Вся работа шла «на глазок» и качество ее определялось только опытностью драгера.

Теперь для меня подготовка к промсезону приобрела более целенаправленный вид. Появился большой перечень вопросов по теме и я с нетерпением ожидал поездки на прииск «Беличан», где была база ВНИИ-1 и 250-тилитровая драга американской фирмы «Юба».

10.12. Первый прибор

Вернувшись из первой  командировки я, естественно, был переполнен новыми для себя впечатлениями и знаниями. Знаний этих было еще немного, но уже достаточно для того, чтобы строить для себя планы дальнейшей работы.

 Тему я определил окончательно - «Автоматизация процессов на драгах».   Памятуя, как маялся над формой дражного забоя диссертант - маркшейдер и как трудно контролировать забой ночью или при плохой видимости, решено было начать с разработки приборов, контролирующих глубину и ширину отрабатываемого забоя.

Именно одного, конкретно актируемого забоя, а не всего полигона, как это пытались делать в ЦНИГРИ.

Аппаратное решение пришло совершенно неожиданно. В лаборатории на столе стоял какой-то неизвестный мне прибор - самописец. Я таких громадин никогда раньше не видел: большущий и полупустой ящик - недопустимая по моим представлениям роскошь при моем-то опыте выискивания каждого лишнего миллиметра пространства для танковой аппаратуры.

Это был электронный потенциометр - ЭПИД, один из большого семейства электронных мостов и потенциометров. Из описания я узнал, что он предназначен для самых различных измерений, где только возможно приспособить его датчик - дифференциально намотанную катушку с подвижным сердечником. Тут же подключил прибор и датчик, чтобы опробовать его в работе и понял, что это просто кладезь возможностей!

Через пару часов слесарь по моему эскизу изготовил наклонную стойку, имитировавшую дражную раму. Там мы закрепили датчик потенциометра, а к его подвижному сердечнику приделали маятник.

У меня не было никаких сомнений, что прибор будет исправно работать, ибо мы только приспособили маятник к выносному датчику, а внутрь заводской конструкции не влезали. Нужно было проверить надежность работы при вибрациях рамы,  сопровождающих процесс черпания. Пристроили к стойке с датчиком эксцентрик, включили прибор на запись и оставили на всю ночь работать.

Прибор оказался очень чувствительным и потребовалось сгладить малые колебания. Решил поставить масляный демпфер, как на системе отката- наката орудий. Выточили тут же нечто похожее и присоединили к маятнику. Добавили регулировку плеча рычага и поставили на еще одну обкатку в ночь. Получили ровную линию при малых вибрациях и хорошую чувствительность при сравнительно больших колебаниях.

Конструкторов решили пока не утруждать и упаковали датчик с маятником и демпфером в большую ( вот прелесть «гражданки» - места сколько хочешь!) коробку от шахтного пускателя. Пристроили там же лампочку для подогрева при морозах и прибор стал похож на вполне законченное изделие. Теперь уже можно было испытывать прибор на драге и я  стал готовиться к командировке.

В это же время собирался на драгу  и маркшейдер – диссертант. Он и уговорил  провести испытания на этом прииске, благо драга там была наша - Иркутского завода тяжелого машиностроения (ИЗТМ)- и работала она по хорошо оттаянному полигону.

При этом я надеялся получить с помощью своего прибора не только показания глубины забоя, но и косвенно учитывать режим его отработки в зависимости от твердости грунта по всей глубине. Это было очень важно знать для всех: геологов, маркшейдеров, механиков, обогатителей, просто для актирования забоя и оценки правильности работы драгера. Вот такие надежды возлагались на такой простой вроде бы прибор.

Встретили нас на прииске очень радушно - Квашнин в свое время работал на этом прииске. Дражные слесаря - умельцы за пару часов закрепили датчик на наклонной раме драги, протянуть контрольный кабель было делом получаса и мы уже на следующий после приезда день были готовы испытать своего первенца. Но не тут- то было! Ждать начала испытаний пришлось почти целую неделю, но какую неделю!
Я об этом расскажу, чтобы читатель мог немного уловить как на Севере принимают решения люди Дальстроевской закалки , чему я всегда старался учиться – бери все на себя, если уверен в правоте!

Драга напоролась на «карман»! Говоря простым языком - выдала очень много золота за одну смену, что подняло целую бурю эмоций. Надо отметить, что одним из основных показателей, по которым строго отчитывались перед высоким начальством, были плановые потери - не более 5% от общего количества извлеченного металла.

Но мудрые колымские мужики прекрасно знали сколько теряется при драгировании и обогащении! Работу драги тут же приостановили и собрали большой «хурал». Приехали из Магадана битые колымские золотари, примкнуло местное партийное и хозяйственное начальство.

Вопрос был только один: продолжать работу по полигону и безвозвратно засыпать участок , где выловили «карман», памятуя, что отчитались за потери всего лишь 5%, или развернуть драгу на 180 градусов и еще раз переработать свои отвалы. При этом теряется очень много времени и нет уверенности, что добыча будет того стоить. При этом становится явно «липовым» отчет о всего лишь 5% потерь.

Подумать было о чем и я стал свидетелем, как нелегко давалось решение присутствующим на этом совещании. Надо отдать должное дальстроевской школе руководства -  голосовать не стали. Выслушав всех: геологов, обогатителей, механиков и драгеров - бригадиров, директор прииска приказал разворачиваться и отрабатывать свои забои до полного исчерпания «кармана».

Так что, мои испытания откладывались, но пока драга «вертелась» несколько раз, я досконально разобрался в процессе зашагивания  и даже эскизно придумал, как его контролировать. При первом же развороте и переработке своих отвалов было снято золота примерно 65% от начальной съемки (вот тебе и 5% потерь!). Развернулись опять и снова до 50% от предыдущей съемки. Так и работали целую неделю по своим отвалам, выполнив при этом почти годовой план. Остановились, когда съемка золота за смену стала предусмотренной планом, а вот отчитались, как я узнал позднее, по плановым потерям, увеличив объем драгирования. Все это время я пропадал на драге по две смены, даже попробовал драгировать и постарался до тонкостей узнать, как ориентируют драгу по ширине забоя, как управляют загрузкой черпаков для наиболее эффективной работы обогатительного оборудования и массу других тонкостей профессии драгера, так мне впоследствии пригодившихся.

Наконец, все стало на свои места и продолжилась нормальная работа. Подняли раму до самого верха, выставили ноль прибора и включили на первые сутки. За это время проработали все три смены экипажей и диаграмма вызвала большой интерес у бригадиров. Мы эту диаграмму внимательно рассматривали вместе с ними, геологом и маркшейдером. Было явственно видно, какая бригада и как отрабатывала свой забой. До этого я даже и предполагать не мог, что могут быть такие различия в работе, зависящие практически от личных качеств человека, сидящего за рычагами! Оказывается, что и для других это было не так очевидно, хоть и проработали они на драгах много лет. Возникли объективные основания даже для взаимных упреков, но все сошлись на том, что прибор , несомненно, очень нужен и полезен. Обучить кого-либо из женщин из бригады менять диаграмму и наливать чернила труда не составило и задачу свою по испытанию первого прибора ВНИИ-1 на драгах можно было считать выполненной.

Руководство прииска дало очень хороший отзыв о результатах испытания глубиномера и рекомендацию по его скорейшему внедрению на всех драгах.

10.13. Дальше – больше

По результатам испытаний глубиномера был издан «Информационный листок» и разослан на все предприятия. Через некоторое время стали поступать заявки на такие приборы.

Вот тут я понял, как хорошо отлажено снабжение в «Дальстрое»: все наши заявки на приборы ЭПИД были выполнены в течение пары недель. Я в ту же заявку включил и другую аппаратуру первоочередной необходимости, уже знакомую мне по прежней работе: сельсины, реле и еще разную мелочь. Так что начинать новую разработку было с чем.

В это же время я открыл для себя совершенно мне раньше неизвестный источник сведений - «Иллюстрированный каталог электротехнических изделий». На многолетнюю залежь этих «Каталогов» я случайно напоролся в библиотеке: их выписывали из года в год, но никто  ими не пользовался, по словам библиотекарши.

Его в первую очередь надо было разобрать по разделам. Для каждого раздела ежегодно присылались красивые папки и все это сваливалось в кучу и никто эту кучу не тревожил.
Посадил на разборку девочку и через пару дней получил исчерпывающий материал по номенклатуре всей электротехнической продукции Союза.

Каталоги я прибрал к себе в отдел и с огромным интересом изучал все разделы: от огромных трансформаторов до самых миниатюрных реле. Все это для меня было ново, т.к. в оборонной промышленности совсем другие каталоги и только очень редко знакомые  изделия встречались мне здесь. В результате я составил для себе большой перечень аппаратуры, которую можно будет применить в дальнейшей работе и подал большую заявку под разработку новых приборов.

Вторым очень нужным прибором, разработанным мною, был указатель положения драги в забое (УПД). Учитывая, что, в конечном счете, ширина отрабатываемого забоя и положение драги в нем в каждый момент времени зависит только от работы носовых лебедок, т.е. длины навиваемого каната, решено было измерять эту длину. При этом следовало опять же учесть, что контролировать нужно было отработку лишь одного актируемого забоя, а не весь ход драги по полигону.

Мне так понравился ЭПИД, примененный в глубиномере, что все мысли были направлены на то, чтобы приспособить его для этих целей. Это кроме всего прочего позволяло в дальнейшем  конструировать общий пульт с однотипной аппаратурой. В лаборатории попробовали применить в ЭПИД,е сельсинную пару вместо стандартного датчика. ЭПИД нормально работал, но надо было продумать схему согласования величин сигналов.

Возились с этим недолго и вскоре можно было сказать, что прибор будет испытываться уже в промсезоне 1960 года - на столе схема работала надежно.

Сельсин - приемник прекрасно вписался в полупустой корпус ЭПИД,а. Подобрали небольшой редуктор и присоединили к нему сельсин -датчик. Все было готово для испытаний на драге и предстояла еще одна поездка на трассу.

Испытывать поехали на «свою» драгу - на прииск «Беличан». Прихватили с собой оба прибора - глубиномер и УПД.

Датчики приспособили за пару дней и за неделю успешно испытали оба прибора. Драгеры уже стали привыкать к ним и когда мы хотели их демонтировать, то горой восстали против этого. Пришлось уехать в Магадан, оставив на драге техника, забрав с собой диаграммы с записями работы драги.

Успешная работа за последние месяцы породила уверенность, что в дальнейшем можно будет перейти к комплексной автоматике на драге, а не только контролировать некоторые параметры ее работы.

Эти столь еще далекие от реализации мечты неожиданно принесли мне массу неприятностей.

По приезде в Магадан я пару дней не был на работе, т.к. попал на выходные. В понедельник в прекрасном настроении появляюсь в отделе и ловлю со всех сторон какие-то насмешливые взгляды - хоть ширинку проверяй. Совершенно не понимаю в чем дело и спрашиваю у ребят, что случилось.
Мне протягивают газету «Магаданская правда» - местный официоз. Там на первой странице в левом углу большая статейка об автоматизации на драге с залихватскими оборотами вроде «... и все, затаив дыхание, смотрят как драга, ведомая автоматикой, добывает драгоценный металл...» Сказать, что я обалдел - это очень и очень преуменьшить! Я просто потерял дар речи и даже отказывался понимать, что написано это в хвалебном тоне о нашей, только начавшейся, работе. 

Наверное, это был первый случай в моей жизни, когда я в присутствии женщин выдал мат флотской многоэтажности. Оправдываться не имело смысла - в газете ссылались на интервью, полученное у работника отдела автоматики ВНИИ-1, техника, оставленного мною на драге.  Никому и в голову не могло придти, что такое можно выдать без ведома руководителя.

Я хватаюсь за телефон и звоню в редакцию. Что я им наговорил конкретно не помню, но  там было очень много самого нелестного о газете и обо всех ее работниках, хорошо хоть в цензурном виде. Я потребовал у них публичного опровержения, ибо, действительно, не представлял, как я появлюсь на прииске, где «...все смотрят, затаив дыхание...».
По телефону меня просто «отшили», чтобы не сказать грубее. Там и в голову не могло придти, что в СССР в 1960 году партийная газета будет опровергать свои материалы. А я по наивности был уверен, что справедливость восторжествует и пошел за этой справедливостью в Обком КПСС к секретарю по пропаганде.

Какая там работа, какие там приборы и автоматизация - ни о чем, кроме того, что меня подставили, как последнего придурка, я и думать не мог! В таком взвинченном состоянии я никогда не был потом всю жизнь, даже в самые трудные дни.

Принял меня главный пропагандист на удивление без задержки. Я ему очень подробно рассказал обо всех наших делах и результатах, а также планах дальнейшей работы, плавно подведя к мысли о том, что его подопечные сукины дети - журналисты, а именно некто Уткин, - просто -напросто перепутали времена: будущее и настоящее, и выдали желаемое за действительное. Кроме того, никакой техник не уполномочен говорить от имени института, а уж тем более не может быть источником информации для солидной партийной газеты.  Пришлось сделать упор и на то, что я не смогу теперь в глаза смотреть людям на производстве и это, несомненно, пагубно отразится на работе в целом. Последнее его, видимо, убедило.

Тут же по телефону был вызван из редакции и сам Уткин - плюгавенький тип с апломбом индюка. Хоть бы капля угрызения совести! История получения «интервью» у моего техника была предельно проста: встретились вечером в ресторане, разговорились и тот по - пьяни выложил им все про нашу работу, включая еще даже не осмысленные до конца планы на будущее.

Сегодняшнее положение дел показалось не таким романтическим и журналюга, ничтоже сумняшеся, выдал желаемое за действительное. И вот тогда я услышал формулировку, после которой у меня на всю жизнь осталось брезгливое отношение к профессии журналиста: «... если там есть 10% правды, то и  все остальное  - правда....».
Услышав это кредо, я взбеленился и пригрозил, что буду писать в ЦК партии и обязательно подам в суд (вот был наивный дурак!) на этого прощелыгу, если завтра же в газете не будет напечатано опровержение и сообщение о наказании автора.

Очень им обоим не хотелось шумного скандала!  Секретарь снял трубку и позвонил редактору газеты. Говорили долго и перешли даже на повышенный тон, но решение было принято и обещано, что в ближайшие пару дней опровержение будет напечатано, после того, как этот случай разберут на какой-то планерке. На том и расстались.

Хорошо, что в институте поверили в искренность моего возмущения и позволили заниматься этим опровержением еще несколько дней, а я ни о чем другом думать не мог и никакая работа на ум не шла.

Наконец-то, опровержение напечатали где-то в конце четвертой страницы мелким шрифтом. Вот сволочи, как врать - так на первой странице, как ответ держать - так на последней! Но я, все - таки, накупил больше десятка экземпляров, вырезал из них это опровержение и всегда носил с собой в удостоверении почти целый год - все опасался каких-либо насмешек или просто намеков.

Очевидно, на Колыме местную газету читали от корки до корки, потому что никто мне ни разу не намекнул даже на эту газетную мерзость - прочитали-таки опровержение. Мне потом шеф признался, что самое высокое институтское начальство не верило, что от газеты можно будет добиться опровержения и готовилось со своей стороны дать сообщение на прииска о дезинформации. Так что, моя «победа» произвела впечатление - это было первое признание партийной газеты в брехне за время моей работы на Колыме.

Но хватит уже об этом и так эта подлянка заняла у меня много времени на рассказ, да, видимо, наболело, если через 48 лет возмущение не прошло.

Очень оригинальным прибором был датчик послойного опускания (ДПО) рамы. Чем больше я занимался драгированием, чем больше анализировал весь процесс, тем более парадоксальные выводы делал. И главный из них прямо-таки лежал на поверхности, но никем и никогда не был взят за основу разработки средств контроля на драге:  черпаковая рама драги опускалась послойно и полная глубина отработки забоя - это просто сумма слоев черпания. При этом величина слоя зависела от твердости черпаемых пород и качества оттайки забоя.

При большой твердости слои были по 5 - 10 см, а при более мягких грунтах даже до 50 см. Это правило надо было неизменно соблюдать, т.к. от величины слоя черпания зависел режим работы главного привода и всего обогатительного оборудования. Мастерство драгера оценивалось по умению выбрать оптимальный слой черпания, но как он это делал проконтролировать было нельзя.

Выбирался слой примитивно: поворот блока на «одну спицу» равнялся 5см опускания рамы. Это вытекало из конструкции драги. И идея прибора вырисовалась сразу: надо было точно сосчитать «спицы» при каждом очередном опускании рамы. Имея картину послойной отработки забоя от нулевого уровня до плотика и зная геологию этого забоя, можно было судить о работе драгера. Нередки были случаи, когда в погоне за объемами переработанного грунта совершенно не выдерживались технологические требования, что приводило к большим потерям золота в недрах. Такой прибор становился надежным средством контроля и давал возможность в дальнейшем применить его  для управления процессом драгирования.

Техническое решение сводилось к тому, чтобы использовать максимально простой счетчик импульсов.  В качестве такового я решил применить шаговый искатель от автоматической телефонной станции, описание которого нашел в «Каталоге». Посвятил Петю в эти планы, попросил использовать свои знакомства и достать несколько аппаратов ШИ-25 на городской телефонной станции.
Даже бутылку ставить не пришлось - на следующий день мы уже опробовали на столе работу будущего прибора. Схему я составил, используя все возможности шагового искателя, даже сброс на ноль после полной отработки забоя, хотя раньше об этом не думал.

Для ДПО нужен был свой низковольтный источник питания и им стал все тот же ЭПИД, куда пристроили выпрямитель и регулятор напряжения. А вот идея регистрирующей части возникла совершенно случайно: на столе в лаборатории давно уже стоял какой-то метеорологический прибор - барабан с пишущим механизмом и часами для поворота этого барабана. Вася где-то стащил его, чтобы вынуть часы. Я такого прибора никогда еще не видел и с интересом его рассматривал.

Тут меня и осенило, что  если Васе отдать часы, а барабан поворачивать от оси шагового искателя, то перо будет рисовать на миллиметровке вертикальные линии, соответствующие числу импульсов. Таким вот образом и можно будет определить величину слоев.

Идея Васе понравилась и он тут же начал приспосабливать ШИ к метеоприбору. Получилось очень красиво и мы с удовольствием продемонстрировали свое новшество и получили разрешение на производственные испытания.

Лето уже кончалось и надо было торопиться, ибо в конце промсезона, когда надо было выгонять годовой план добычи золота, даже на экспериментальном прииске было не до нас. Провели мы эти испытания в течение недели круглосуточно, получили прекрасные результаты и вернулись в Магадан.

Все записи наших приборов: глубиномера, указателя положения и датчика послойного опускания очень пригодились Квашнину для иллюстрации своей диссертации и подтвердили его выводы и рекомендации. Он об этом написал очень хвалебную для нас статью в «Колыму», откуда сразу же позвонила ответственный редактор с категорическим, как она сказала, требованием написать для журнала несколько статей о разработанных приборах.

К тому времени я твердо знал принцип разделения ответственности с начальством: оно отвечает за победы, а работники - за поражения. Я сказал шефу о звонке из журнала и предложил написать статьи в соавторстве. Предложение было принято как должное и так начался целый ряд моих публикаций в «Колыме».

К тому времени пришли уже первые заморозки. Мы опять удивились, как разом чахнет вся зелень, точно также, как она и враз зеленеет весной. Нет того долгого угасания, как на материке.

Порт работал с предельной нагрузкой и нам в Нагаево было интересно наблюдать за кораблями и суетой на пирсе. Правда, долго любоваться не пришлось - Петрович подался за кандидатской степенью, а мы переехали в его квартиру на 4-ом этаже большого дома напротив техникума и рядом с родильным домом, что было хорошим предзнаменованием. Тут же был и Дворец спорта, где с наступлением долгой зимы вновь должна была закипеть спортивная жизнь.

За успешную разработку и испытания приборов нам всем подкинули очень неплохую премию. Это были последние деньги большого формата: солидные банкноты обменяли с Нового 1961 года на купюры меньшего размера. Прошла денежная реформа.

Метеоприбор открыл и другие возможности. Я вполне логично решил, что если он пишет по вертикали слои черпания, то вполне может писать по горизонтали передвижение драги. Для этого там была каретка, реверсивно перемещавшаяся по винту с бесконечной нарезкой. Надо было только связать этот винт с датчиком положения драги, подобрав параметры редуктора. Тут нам опять помог Квашнин. По его замерам я просчитал редуктор и Вася Шибаев взялся его изготовить.

Вырисовывался прямо таки комплексный прибор - я его назвал ПОКУРД. На одной диаграмме сразу фиксировались слои и общая глубина черпания, а так же ширина отрабатываемого забоя на каждом уровне черпания, т.е. фактически получалась полная картина отработки отдельного забоя и по ней можно было бы актировать его. Лучшего и желать было нельзя!

Для разработки прибора и доведения его до ума впереди была длинная зима, но еще до Нового года был готов опытный образец. Никто не верил, что такая примитивная конструкция даст такой огромный эффект! Прибор разместили в приличный корпус и он помещался на маленькой стойке, которую можно было установить рядом с рабочим местом драгера. Был он не на много сложнее кайла и лопаты, чем соблюдалось основное требование надежности для драг, да и чернила не требовались, т.к. писал прибор карандашом, укрепленным на каретке. Вся эксплуатация сводилась к замене миллиметровки после отработки каждого забоя и установке начальных положений барабана и каретки в начале отработки следующего забоя.

Была мысль применить для такого прибора заводской двухкоординатный самописец типа ЭПИД, но его переделка, привязка к датчикам и условия эксплуатации оказались настолько сложнее, что от этой мысли пришлось с облегчением отказаться. Наш прибор был по всем статьям проще и надежнее.

Надо сказать, что к тому времени  цикл статей по дражной автоматике, которые напечатал журнал «Колыма», сделал нашу «фирму» в некотором роде авторитетом в этой области и с нами завели серьезную переписку несколько солидных институтов с Урала и Сибири, а также и НИИГПЭ (институт патентной экспертизы) по вопросам рецензий на заявки изобретателей.

Неожиданно сложной оказалась судьба еще одного прибора - противосходового  устройства (БПСУ). В его необходимости сомневаться не приходилось, стоило только посмотреть, как многотонная дражная цепь, подобно велосипедной, сходит с нижнего барабана.

Многодневный простой драги обеспечен, плюс совершенно каторжный труд слесарей на ремонте. Но мы у себя во ВНИИ-1, занявшись приборами контроля драгирования, как-то не задумались о способах контроля положения черпаков и предотвращения аварий

Толчком к разработке БПСУ послужила заявка на изобретение, пришедшая к нам на рецензию из НИИГПЭ.  Работниками ЦНИГРИ предлагалось противосходовое устройство, где для изменения положения магнитного шунта на пару миллиметров, что соответствовало началу схода дражной цепи, громоздилась могучая конструкция весом не менее тонны с пружинами, как у товарного вагона. По своей кинематике оно, конечно же, будет работать, но на драге никто его монтировать не станет, что и было написано в отзыве.

Одно дело тянет за собой другое: критикуя предложенное москвичами, нужно было предложить и что-то свое. Первое, о чем подумалось: использовать сам черпак драги в качестве магнитного шунта для дросселя. Тогда не надо будет громоздить всякие пружины и штанги. Не тут - то было! Материал, из которого были отлиты черпаки был совершенно немагнитным и для роли шунта непригоден. С наскока задачу решить не получилось и пришлось более углубленно изучить конструкцию дражной цепи.

Все-таки хорошо в Военмехе механиков учат! Читая спецификации материалов на сборочном чертеже, я обратил внимание, что оси, соединяющие черпаки между собой, изготавливаются из высоколегированной стали. А такие стали, как я смутно помнил из институтского курса, обладают хорошими магнитными свойствами. Позвонил на Оротуканский завод и попросил прислать с первой же машиной одну ось.

Покопались на своих свалках и нашли какой-то огромный дроссель, оставшийся от Петровича с его скипом. Никаких данных обмоточных не было, но мы его прозвонили, определили, что он цел и приготовились провести испытания с осью вместо шунта. Понаставили измерительных приборов, чтобы определить чувствительность этого - совершенно случайного дросселя и его пригодность для работы при сходе дражной цепи.  Как рассчитать дроссель специально для этой цели я не знал и не мог найти ни в одном известном мне справочнике.

Соорудили конструкцию для точной установки оси в соответствии с чертежами драги и изменения ее положения на величину, соответствующую опасному положению черпаков. Были некоторые сомнения: не повлияет ли на работу то, что между осью и дросселем в натуре будет немагнитное железо черпака и вода, а в наших лабораторных испытаниях - воздух? С учетом этого нужно было иметь широкий диапазон регулировки чувствительности прибора.
Подвесили ось над дросселем, подключили схему и так она вдруг заработала, что мы вначале глазам своим не поверили! Малейший перекос оси вызывал срабатывание, даже если ось находилась на расстоянии в полтора раза большем, чем в натуре.

Гоняли мы свое устройство на всех режимах больше недели в полном секрете. Получалось, что нами изобретено бесконтактное устройство, не требующее никаких металлических конструкций и поэтому очень простое в эксплуатации. Для «полноты счастья» решили рискнуть дросселем, разобрать его, посчитать витки и диаметры проводов  всех обмоток и параметры сердечника. Нужно было иметь все технические данные, чтобы тиражировать прибор. Для улучшения регулировки в разных условиях надо было также предусмотреть большое число отводов от обмоток.

Испытание на драге можно было провести только на следующее лето, а пока я подал заявку на изобретение, где все отличия особенно подчеркнул, зная, что на отзыв отправят в ЦНИГРИ к «конкурентам». Как в воду глядел! Я уже не помню, что они там написали, но оказалось, что я только повторил (??!) их устройство.

Пришлось писать гневное письмо, указывая, что у меня нет никакого устройства, что и является существенным отличием. Попутно указал, что ждать объективности от ЦНИГРИ не приходится и попросил направить на экспертизу в институт УНИПРОМЕДЬ. Там мигом разобрались в сути дела и прислали в НИИГПЭ положительный отзыв, на основании которого и выдали авторское свидетельство.

Это было первое мое авторское свидетельство «на гражданке» и именно «мое», т.к. до этого за мной числилось 7 или 8 авторских свидетельств, заработанных  во время «танковой эпопеи», но в большой компании и в « закрытом виде» - знакомство через первый отдел. Испытанные же дражные приборы никакой новизны не имели, а были лишь хорошим способом применения, что тянуло разве что на рацпредложения. А это мне по чину не положено делать - мне платили за новые идеи.

Когда пришел положительный отзыв БПСУ включили в план работ на лето. Дросселей изготовили несколько штук, поместили в прочный корпус, залили эпоксидкой, приделали к ним лапы для крепления и решили устанавливать на раме сразу же за нижним барабаном, чтобы улавливать все отклонения цепи.

Установка на драге занимала всего несколько часов вместе с прокладкой кабеля и присоединением его к приводам носовых лебедок - они отключаются при намечающемся сходе цепи. Опасения наши насчет железа и воды были напрасными - БПСУ работал как на воздухе, да еще и запас по чувствительности был огромный.

Чтобы уж окончить про этот прибор скажу, что только за один сезон и на одной нашей драге было предотвращено около 12 сходов цепи и большинство из них в ночное время, когда уследить было особенно трудно. На других драгах картина была такая же и нас очень благодарили за этот прибор!

Следующий прибор - указатель положения свай (УПС) - значительно упрощал сложный процесс зашагивания драги при переходе на новый забой.  Выполняя этот маневр драгер должен был бегать на мостик, наблюдая за поворотом, ставить на корме наблюдателя, контролировавшего положение свай. Бывали случаи, когда упускали сваю из верхних направляющих и авария эта требовала много времени для ликвидации.

Неудобный был процесс, а прибор позволял следить за положением свай из драгерки и автоматически предотвратить падение сваи из направляющих. Сам приборчик получился очень простым и красивым: на нем наглядно было видно как ведут себя сваи не только при зашагивании, но и при работе на мягких грунтах . Установка датчика на сваях была очень простой и удобной - места там было полно, тепло и сухо. Этот прибор на нашей драге сразу заработал и принес незаметную, но пользу, хотя бы уж тем, что придавал уверенности драгеру, а предотвратил он там что-то или нет - кто его знает.

Очередная статья в «Колыме» была напечатана.

Подвожу итоги первого года

По итогам работы в прошедшем промсезоне я написал большой отчет за год и успешно защитил его на Ученом Совете, подготовил план работ на новый сезон, снова поработал в Политехникуме: контрольные, лекции и сессия; подготовил небольшой курс для Заочного юридического института «Промышленное производство» (или что-то похожее на это) - надо было рассказать доходчиво и упрощенно будущим юристам, что из чего делают и еще многое в соответствии с программой.

Но самое главное, чего я достиг за этот неполный год - это то, что я стал признанным специалистом в области автоматики для горных предприятий Колымы. Пишу это не потому, что хочется что-то приукрасить, а просто констатирую факт.

Появилась эта уверенность впервые тогда, когда мне предложили сделать обзорный  доклад на Техническом Совете Магаданского Совнархоза - в секции механизации и автоматизации. Я тогда подумал, что это хороший повод для меня подвести итоги и самому понять, чему я научился и чего достиг за 1960 год.

Писал я этот доклад с большим удовольствием и понял, что могу вполне критически оценить сделанное в этой области техники и отчетливо вижу перспективы работ, а это главный критерий для самооценки.

Техсовет почему-то не состоялся, но доклад мой с большим интересом прочитал шеф  и неожиданно предложил написать и издать в Магаданском  книжном издательстве этот доклад в виде отдельной книжки. Мне он предложил соавторство и взял на себя все организационные заботы.

Я взялся за работу с большим удовольствием и рвением - сроки были очень сжатые. То, что книжка - это не устный доклад я понял сразу и от моего доклада остался только план изложения.

Игорь добавил к моим разделам главу об автоматике на обогатительных фабриках ( я на них еще не бывал и понятие имел весьма смутное). План утвердили в издательстве. На работе писать было очень трудно - отвлекался все время на текущие дела. С молчаливого согласия соавтора я уходил домой и в полной тишине исписывал лист за листом, готовил иллюстрации. Тут мне очень помогла Галя: я бы никогда так аккуратно не вычертил тушью столько рисунков и схем.

Написал на удивление быстро - за полмесяца и уже в конце ноября книжку сдали в набор, а в начале января 1962 года  напечатали тиражом в 1500 экземпляров.

Прошло уже 40 лет и все эти годы я в эту книжку не заглядывал, но вот сейчас вновь перелистал ее  и, честное слово, она мне нравится! Она в полной мере отражала уровень техники 1960 года, охватывала весь круг вопросов и правильно определяла перспективы развития, а только это и требовалось от литературы такого рода.

Написана она техническим языком, но достаточно понятно даже для непрофессионала. Картинки понятные и отчетливые. Книжонка производила впечатление добротного труда. Это было отмечено в рецензии журнала «Колыма», что сделало неплохую рекламу книге. Раскупили ее мгновенно - уже через пару дней я хотел прикупить к своим авторским экземплярам еще пару книжек, но все уже разошлось. В магазине сказали, что пришло очень много заказов от иногородних: из Москвы, с Урала и Сибири, не говоря уж о приисках.

Уже много позже - в 1975 году- эту книжку показал мне в Мирном главный инженер Управления «СибЦМА» и сказал, что она ему помогла определиться с направлением работ. Пустяк, но приятно.

А теперь я выскажу крамольную для века компьютеризации мысль: то, что мы тогда сделали на драгах до сих пор является оптимальным решением в силу своей максимальной простоты и «похожести на лом и лопату». Сами процессы на драгах не претерпели никаких изменений, уровень грамотности персонала не стал выше, а наши устройства в полной мере все это учитывали.

 

10.14. На драге - золото и люди

На драге мы смонтировали все свои приборы меньше, чем за неделю. Кроме того, поставили под галечным транспортером заводской (нальчикский) самородкоуловитель(СУ). Настроили его на трехкопеечную монету и поручили женщинам - опробщицам следить за его работой. Надо было перебирать вручную порцию породы, отсекаемую СУ, и извлекать из нее самородки.

Вначале было много скепсиса, но уже в первую же смену на столе в драгерке стала расти горка самородков и началась азартная погоня за ними. Дело в том, что самородки шли как «подъемное» золото и их можно было сдать в золото-приемную кассу (ЗПК) за наличные, если имеешь права вольноприносителя. А такие права были практически у каждого рабочего на прииске, даже у нас и то они были оформлены. За смену набиралось довольно много металла и его тут же несли сдавать.

Доход делился в пропорции, известной только драгеру, но мы при этом не были обделены и получали больше других членов экипажа драги. Фактические цифры веса найденных самородков я так и не узнал, когда хотел включить их в свой отчет: ежедневно записывать не догадался (да и не сказали бы мне по всем сменам - вся добыча строго секретилась!), а в ЗПК наотрез отказались дать данные, не глядя даже на мою самую высокую степень допуска. Думаю, что это была не одна сотня килограмм металла - так что наша работа себя окупала сторицей.

Все приборы работали исправно, нужно было только своевременно менять диаграммы и заливать чернила. К записям приборов все привыкли и первым делом при передаче смены смотрели  по диаграммам, как сработал сменщик.  Чтобы испытать противосходовое устройство решили было сделать искусственный сход цепи, но, подумав, решили не рисковать и подождать до подхода драги к более твердым породам. Короче говоря, работы было мало и появилось желание поспать лишних пару часов и попить лишнего  вечерком в ресторане.

Так прошли почти две недели, когда мой бригадир Коля Носов, заметив, видимо,  нашу «расслабуху», предложил мне посидеть за рычагами. Я с удовольствием согласился т.к. очень хотелось понять на себе, как драгер «чувствует» забой. 

Первые ощущения просто нельзя описать: здоровенный агрегат послушно работал и каждый ковш как бы передавал сигнал о ходе этой работы. Скоро я уже свыкся немного с огромностью машины и привычно переключал рычаги.

Коля постоянно стоял рядом первых пару часов, а потом как-то незаметно отошел и я уже совсем самостоятельно поработал еще пару часов, пока не подошла пора «выбирать плотик», т.е. подчищать нижнюю часть забоя - самую золотосодержащую. Такое ответственное дело можно было доверить только опытному драгеру или (ура! - я тогда же это твердо понял!) автоматике.  Подчистили плотик, сактировали забой, зашагнули, пользуясь нашим прибором - указателем положения свай, и я опять сел за рычаги. Мне это было очень интересно и полезно для дела. Поэтому, наверное, и дальше пошло дело хорошо.

Через пару дней я уже мог работать и на плотике, и зашагивать, т.е. стал достаточно удачным придатком к машине. Но быть драгером - это не только хорошо двигать рычаги. Нужно было учиться руководить людьми: слесарями, электриками, обогатителями. Нужно было знать все их обязанности, уметь оценить работу каждого и его вклад в общее дело. Нужно было суметь и наказать и похвалить так, чтобы человек понял, что это заслуженно и справедливо.
Я сначала не понял зачем Коля исподволь учит меня всему этому, а потом сообразил, что отношения между работниками института и производственные отношения - это не совсем одно и тоже.

Стоит развести такую же обстановку как в институте на драге и прощай план и дисциплина. Человек я еще был молодой и как губка впитывал эту науку взаимоотношений на производстве, находил в ней много совершенно правильного, но так за всю свою жизнь и не сумел полностью применить на практике. Очень уж крепко засели во мне первые уроки жизни среди испытателей и разработчиков, когда в основе взаимоотношений лежит хорошая дружба и благожелательность.

Но кое  - что я усвоил крепко и Коля открыл мне свой секрет - он потому взялся за мое обучение, что захотел, наконец-то, через 25 лет выехать в отпуск на материк, а меня рекомендовал приисковому начальству вместо себе на пару месяцев. « Все равно сидит, мол, на драге все лето. Дело теперь знает, да и подработать ему, многодетному, не повредит. Нужно предложить, а с институтом он договорится» - такая примерно логика была.

Так все и получилось: мне предложили, я согласился, в институте разрешили, но сказали, что ничего об этом не знают. Постажировался я пару раз в ночную смену - в белые-то ночи - и отпустил Колю «Носа» повидать забытую Большую Землю.

Так безвыездно и проработал до августа месяца. Привыкал к новизне работы и ответственности недолго: уже через неделю в бригаде установились вполне нормальные отношения, не допускавшие панибратства, но и не «погонялы». Самородки ловились, деньги зарабатывались, полигон отрабатывался, приборы испытывались, время летело быстро.

Успел даже пару раз убедиться в том, что противосходовое устройство срабатывает исправно. Первый раз даже немного перепугался, когда у меня вдруг отключилась носовая лебедка в безобидной, казалось бы, ситуации. Но тут обратил внимание на горящую лампочку прибора и взглянул из окна на нижнюю часть цепи. А она-то, родная, перекосилась и готова была слететь. Спас таки меня мой прибор! Представив себе, что бы творилось, прозевай я без прибора сход цепи, я аж вздрогнул.

Первый мой полный промсезон прошел вполне успешно и давал надежду на хорошую перспективу для работы.

10.15. Командировка  в Иультин

Страницы истории
В советское время -  Иультин - посёлок городского типа в Иультинском районе Чукотского национального округа. Расположен в отрогах Эквыватапского хребта; связан автодорогой с портом Эгвекинот (в заливе Креста Берингова моря).
Центр добычи  полиметаллов на Чукотке; месторождение открыто в 1937 г. В 1953 году открыт посёлок. Местность отличается исключительно тяжёлыми погодными условиями, что привело к сложностям с завозом. Стал расселяться в 1994 году. В 1995 году посёлок Иультин официально закончил своё существование.

Сразу после Нового года состоялся Технический Совет Совнархоза, на который неожиданно пригласили и наше начальство.

Вопрос был один: Иультинский горно-обогатительный комбинат (ИГОК) не принимает государственная комиссия из-за незавершенности работ по автоматизации.

Всю важность ИГОК для Союза, а тем более для Магаданского СНХ трудно было переоценить: это был единственный источник металлов, без которых нельзя получить материалы для обороны и космоса.

По важности ИГОК в то время был чуть  поменьше, чем Норильский ГОК. Даже при том, что комбинат не был принят госкомиссией, работа на нем шла полным ходом, ибо потребность в металле было невероятно высока. Такое положение очень затрудняло решение множества экономических проблем и, в первую очередь, вопросы штатов и фонда зарплаты. Но это я теперь понимаю, а тогда даже не догадывался при моей экономической безграмотности.

В Магадане об Иультине говорили тогда мало. ВНИИ-1, т.е. нашему отделу, поручили провести полную ревизию состояния дел по автоматизации на всех объектах Иультинского комбината и выработать рекомендации по безусловному выполнению всех работ.

В институте так сложились обстоятельства, что ехать выпало мне. Поскольку я смутно представлял, что мне там придется делать, то командировку выписали на целый месяц, давая время разобраться во всем на месте.

Из Совнархоза дали радиограмму на комбинат, что «...к вам едет ревизор с полномочиями, просим оказать всяческое содействие...». Оттуда сообщили, что в Магадан направляется спецрейс и с ним я смогу без задержки добраться до Иультина. Это им только хотелось, чтобы без задержки, а Бог располагал по-другому.

Вылетели мы с 13 километра на АН-2, нагруженном какими-то ящиками. Пассажиров было всего три человека: пара снабженцев с Иультина и я. Взлетели мы в прекрасную погоду, но уже на подлете к Гижиге получили штормовое предупреждение, о чем нам и сообщил второй пилот. Сели в Гижиге, подъехал заправщик и еще какие-то работнички, старательно привязавшие наш аппарат к якорям, вбитым в мерзлоту. Нас же посадили в автобус и повезли в эвенский поселок Чайбуха на кормежку и ночлег, т.к. вылет откладывался на неопределенное время.

Вылетели мы с Гижиги только на третий день.
Все время полета я смотрел в иллюминатор и видел только сопки и сопки. Все они казались одинаковыми и я подивился геологам, которые отыскали в таком хаосе именно те их них, которые содержат всю таблицу Менделеева. Это сколько же надо было затратить труда, человеческих усилий и просто героизма, чтобы изо дня в день месить ногами все эти крутояры и искать металл! Теперь-то спутники помогают и прочие достижения науки, а тогда только ноги и молоток в руках.

Следующую дозаправку делали в Марково. Это старинное русское поселение на Чукотке со своим особенным микроклиматом. Не знаю почему, но там гораздо теплее, чем  в 3-5 километрах от Марково. Даже растут деревья и кусты, которых не встретишь больше нигде. Прямо какой-то полярный оазис. Там мы не задержались и уже через пару часов приземлились в Анадыре - столице Чукотки.

Сели мы на старом «гражданском» аэродроме на Казачке. Через залив был новый стратегический аэродром, принимавший все классы самолетов, но только военные. С весны до осени оттуда летали ТУ-104 до Москвы - возили отпускников.

Зимой же малая авиация: ЛИ-2, ИЛ-14 и АН-2 летала с короткой полосы на Казачке. Вокруг небольшого деревянного здания аэропорта было несколько бараков: жилых и служебных, небольшая столовая и все «удобства» метрах в 50. Между этими сооружениями в огромных - выше головы- сугробах были протоптаны тропинки, по которым  добирались в столовую и в «удобства». Воду для котельной, столовой и населения привозили в цистерне на броневике - водовозке раз в несколько дней, если позволяла погода. Водой запасались впрок, замораживая «кубы».

Погода была прекрасная - яркое солнце и штиль, но Иультин нас не принимал - там погода была нелетная. Этому никто не удивился - дело обычное - и мы отправились пережидать задержку в помещение аэропорта.

Появилось нехорошее предчувствие и оно меня не обмануло: просидели мы на Казачке почти неделю! Но это нам еще повезло: у нас под боком был заправленный самолет и мы могли вылететь в первое же открывшееся «окно».

Перед глазами у нас был пример, который я не забывал всю жизнь и это помогало мне спокойно пережидать все задержки при моих многочисленных полетах по Союзу. В аэропорту мы увидели четырех довольно пожилых интеллигентных женщин, разместившихся внутри буфетной стойки, как в отдельной комнате. Они посоветовали нам запастись пищей на ужин и завтрак, что мы и сделали. Разговорились, вскипятили на костре большущий чайник и утащили из столовки стаканы.

Это оказались учителя и даже одна - директор школы из бухты Проведения, летавшие в Магадан на учительское совещание во время зимних каникул. Каникулы уже давно закончились, но небесная и земная канцелярии этого не знали и никак не могли между собой договориться: если была погода в Анадыре, то ее не было в Провидении; если была погода в Провидении, то в Анадыре так пуржило, что наружу нос не высунешь; если же была погода там и там, то не было бортов - все разогнали по  Чукотке; пока эти борта возвращались, то погода портилась либо в Анадыре, либо в Провидении; если уж совсем все было хорошо, то пилоты не могли лететь, т.к. вылетали свои часы и медицина не пускала.
Возможно, были и еще какие-нибудь причины, но и этих хватало, чтобы сидеть им в этой дыре вот уже две недели. Дорого обходится государству и людям два дня участия в никому не нужном совещании!

Не скажу, что это были самые приятные дни в моей жизни - невзгод хватало, но все проходит и нас неожиданно  (на Чукотке все всегда  неожиданно!) вызвали на срочный вылет: Иультин принимал. Пожелав мученицам народного образования удачи, вылетели и через полтора часа сели в Иультине.

Встретил меня  начальник технического отдела, посадил в «козла» и мы поехали в один из больших каменных домов, где была «директорская» гостиница. Впервые за 10 дней хорошо выспался, но уже рано утром меня разбудил молодой парень в очках и смущенно сказал, что если мы хотим успеть позавтракать и попасть на автобус, то должны поторопиться, а не то придется  добираться по морозу пару километров до работы. Это меня убедило: через пару минут мы вышли в кромешную темноту полярной ночи и по неосвещенной улице добрались до длинного одноэтажного здания столовой. Весь предбанник был забит  курящими мужиками, ожидавшими транспорта до рудника и фабрики,но вскоре все уже разъехались на грузовиках - тепляках, один за одним сновавших от столовой куда-то в темноту.

Поводырь мой был  старшим инженером технического отдела и единственным здесь специалистом по автоматике. Он то и курировал все работы по монтажу автоматики на строительстве. По первому впечатлению на такое ответственное дело он явно не тянул и я подумал, что из него просто сделали «козла отпущения». Дело-то было завалено и кто-то должен был ответить за это!

Подошел небольшой автобус, битком набитый женщинами в мехах - труженицами конторы Комбината. Еле мы туда втиснулись, но ехать было недолго: контора размещалась у подножия сопки.

Самое главное, чего я абсолютно не представлял себе в этот первый день: что же тут автоматизируют? С этого и начали знакомство.

Оказалось, что автоматизации подлежали 4 крупных объекта: обогатительная фабрика, система водоснабжения, котельная промышленной зоны и котельная поселка. Объекты подземного рудника и вообще весь добычной комплекс автоматизировать пока  не предполагалось.

Техническая документация только по фабрике составляла больше десятка толстенных папок. Я понял, что здесь в техотделе, под любопытными взглядами и перешептывание дам - бездельниц, не смогу хорошо поработать со схемами и решил забрать чертежи с собой в гостиницу, а пока пройтись по объектам.

На половине пути между конторой и фабрикой стояла промышленная котельная и мы завернули туда. Это была первая большая котельная, в которой мне пришлось побывать  в моей жизни. Я с интересом прошелся мимо трех огромных котлов ДКВР - 8, вокруг которых сновали женщины - кочегары.

Возле каждого котла стояли шкафы  с контрольно-измерительными приборами, сигнальной арматурой и прочими атрибутами автоматики. На удивление, ничего не было разворовано, даже цветные стекла на лампочках целы. Внутри шкафов тоже все было в порядке: чувствовалось, что после изготовления на заводе в них никто не заглядывал.

На стенах были смонтированы кабельные конструкции в огромных количествах.  На вопрос: «А почему на этих конструкциях нет ни одного метра кабеля?»  куратор бодро ответил, что нужный кабель для котельной  в прошедшую навигацию не привезли. Я не стал у него уточнять какой такой особый кабель нужен для котельных, но для себя взял на заметку: сегодня же вечером просмотреть спецификации.

Фабрика впечатлила меня своими масштабами. Раньше самым большим обогатительным комплексом для меня была драга, а таких драг только в помещении флотации можно было разместить с десяток. Вокруг работали агрегаты, которых я раньше не видел и знакомыми для меня были только транспортеры. По ним куда-то перемещались то куски руды разного размера, то какой-то мокрый песок, то какие-то химикаты. Все помещение опутано сетью трубопроводов, кругом запорная арматура. На многих задвижках установлены электропривода, которые я видел только в «Каталоге».

По фабрике мы ходили до обеда самостоятельно, но потом я решил, что без помощи технолога  не обойтись. Главный технолог фабрики – к моему удивлению - не имел технологической схемы всей фабрики и ее отделений! Объяснил он это тем, что руда меняется по своим качествам в больших пределах и приходится при этом  менять  схему аппаратов, обеспечивающую более полное извлечение металла, состав технологической цепочки механизмов, не говоря уж о водном режиме и химических добавках.

Как ни мало я знакомился с документацией, но знал, что в основу проекта была заложена вполне определенная постоянная технологическая схема! Нужно было срочно уяснить себе: предусмотрена ли проектом возможность перенастройки схемы управления всей поточно-транспортной системой фабрики? Это было очень важно и  я решил до этого докопаться.

Как и в котельной, во всех корпусах фабрики были смонтированы кабельные конструкции. На многих проложены кабели, концы которых сиротливо свисали вдоль стен. Очевидно, здесь должны были быть шкафы управления, но ни одного шкафа не было. На естественный вопрос: «А где шкафы автоматики?» последовал уже знакомый ответ: «В эту навигацию не успели привезти» .

Меня очень насторожила эта ситуация: на одном объекте нет кабеля, но есть шкафы и все остальное; на другом объекте есть весь кабель, но нет ни одного шкафа.

Все это вызывало определенное недоумение и требовало срочного разъяснения. Такое разъяснение мне должен бы дать куратор, но он бормотал что-то невнятное, упоминая часто какой-то «Стройбанк».

Подошел конец рабочего дня и все тот же автобус довез меня с кипой чертежей прямо до гостиницы.
Техническое чутье меня не обмануло и сбылись самые худшие предчувствия: кабель, положенный на фабрике, прекрасно подходил для котельной, но там его почему-то не задействовали.

Схема управления для фабрики не предусматривала возможность перенастройки потоков и все шкафы автоматики, которые еще только привезут, уже не будут соответствовать технологии.

Получалось, что в одном месте гниет аппаратура, а в другом гниют  километры дорогого медного контрольного и силового кабеля. Это очень смахивало на вредительство или головотяпство. В обоих случаях кто-то должен был нести за это ответственность и мне надлежало в этом разобраться. А как тут разберешься, если я тогда понятия не имел об экономике и структуре строительства, всей сложности взаимоотношений в цепи: заказчик -проектировщик - генеральный подрядчик - субподрядчик - наладчик - эксплуатация. Для меня это был «темный лес».

Из разговора с куратором я смутно уяснил, что за всю проделанную без толку работу уже уплачены деньги и сделал это некий «Стройбанк». Я решил начать следующий день со знакомства с этим незнакомым мне «Стройбанком».

Этот всемогущий «Стройбанк» представляла маленькая молоденькая женщина - с виду просто серая мышка, но такая, что кота не боится.

Я ей представился, но этого оказалось недостаточно: она потребовала у меня документы и допуск к секретным материалам. Я с первого раза проникся полным доверием к  банкиру – мышке и  через некоторое время  уже поделился с ней своими сомнениями, чем, естественно, показал свою полную «невинность» в вопросах экономики строительства. Похоже, что она не была перегружена работой, ибо с большим удовольствием стала меня просвещать «с нуля» и посвятила этому целый день: мы даже пообедали у нее дома - в соседней комнате. ( Стройбанк занимал небольшой отдельный домик).

Вот, вкратце, что я уяснил себе тогда:
1. Заказчиком строительства ИГОК был «Дальстрой» МВД Союза, а после его ликвидации преемником стал Магаданский СНХ. Государство через Стройбанк оплачивает деньги за строительство в количестве, предусмотренном сметой к проекту ИГОК.
2. Проект составил институт «Цветметпроект» по выданному много лет назад техническому заданию, соответствовавшему тогдашним геологическим данным и природным условиям Иультина.
Смета к проекту предусматривала около 1,5 млн рублей на автоматизацию всех объектов комбината. По тем временам - огромные деньги!
3. Строит комбинат генеральный подрядчик-трест «Чукотстрой». Он выполняет все общестроительные работы: здания, сооружения, дороги и все прочее в поселке, фабрике и на подземном руднике. Для выполнения специальных монтажных работ генеральный подрядчик привлекает специализированные организации - субподрядчиков.
4. Субподрядчиком, выполнявшим монтажные работы по автоматизации, был трест «Сибмонтажавтоматика» из Хабаровска. На строительстве ИГОК был организован большой участок, выполнявший работы в соответствии с наличием оборудования, аппаратуры автоматики и кабелей. Выполняться работы должны были в строгом соответствии с проектом. Выполнение каждого передела работ фиксировалось отдельным актом  «формы 2», служившим для банка основанием выплатить деньги субподрядчику, если этот акт ф.2 подпишет куратор от Заказчика и тем самым подтвердит выполнение работ.
5.  Изготовление на заводах и поставка оборудования и кабельной продукции возлагалась на Заказчика, а все специфические изделия поставлял субподрядчик (так, из Хабаровска привезли много тонн кабельных конструкций, типовых щитков для осветительных сетей, распределительных щитков и проч.)
6. После выполнения в полном объеме монтажных работ Заказчик приглашал наладчиков из специализированной пуско-наладочной организации для включения и наладки  систем автоматики, которые сдают работающую систему после 72 часов обкатки «эксплуататорам» - работникам соответствующей службы комбината.

А службы этой там как раз и не было!
Все эти сведения были для меня совершенно новыми. Для закрепления стольких понятий и взаимосвязей следовало почитать литературу.

Банкирша выдала мне на вечер несколько СНИП («Строительные нормы и правила» - свод строительных законов!) и «Ценников», по которым оценивают стоимость работ при проектировании и в отчетах за выполненные работы.

Конспект, который я себе составил, занял добрую общую тетрадь и отнял половину ночи, но к утру я уже представлял, что мне надо выяснить, с кем встретиться и о чем говорить. Первым был начальник бывшего монтажного участка «СибМА». «Бывшего» потому, что участок этот ликвидировали из-за «...отсутствия фронта работ...», рабочие улетели в Хабаровск, а самого начальника отловили чуть ли не в аэропорту. Пришел он в Стройбанк, настроенный на очередную «драчку» с банкиршей; со мной начал говорить на повышенных тонах, но быстро понял, что я не судить его приехал, а разобраться и остыл.

Это был первый, встреченный мною, настоящий монтажник: грамотный, нахрапистый, волевой руководитель, но, как и положено хорошему начальнику участка, радевший только за интересы своего участка. У него не было цели автоматизировать комбинат , а было задание –освоить средства, выделенные на автоматику ГОКа

Проявив все свои лучшие качества и используя неразбериху у Заказчика, он выбрал все деньги: за прокладку уже завезенного кабеля, где это было предусмотрено проектом и спецификациями, хотя там не было оборудования; установил имевшееся в наличии оборудование там, где не было кабеля - опять же предусмотренное проектом и спецификациями.

Тут бы Заказчику вовремя выдать ему изменения к проекту, да не было на Комбинате  группы рабочего проектирования, чтобы эти изменения сделать. А работа-то, хоть и никому не нужная, фактически сделана и приходилось подписывать ф.2: деньги «осваивались».

После себя монтажники оставили неплохую мастерскую на фабрике, множество всякого «железа» и приспособлений, т.к. вывезти это было невозможно: себе дороже.

Я занялся вплотную историей монтажа автоматики на каждом объекте: сравнивал проект с существующей технологией; определял освоенные объемы по банковским документам и остаток сметной стоимости; наличие смонтированного, изготовленного, но не доставленного или находящегося еще в изготовлении оборудования (в основном, шкафов автоматики); заставил составить перечень всех смонтированных кабелей и сверить его с кабельными журналами и еще много всяческих дел пришлось сделать, пока не стала полностью выясняться картина погрома, учиненного на вполне законных основаниях трестом «СибМА».

Вывод был очень короткий: ничего не сделано, а денег уже нет. Появилось полтора миллиона «незавершенки» - дело по тем временам подсудное, Отсюда вытекала задача: без денег на строительство выполнить работу. Нужно было решать как это сделать.

Напрашивался вывод, что надо создавать в составе комбината свою службу автоматизации. Она должна быть комплексной и выполнять за счет эксплуатации работы по корректированию проекта, монтажу и перемонтажу оборудования и кабельных сетей, производить наладку оборудования и приемку его в эксплуатацию. В дальнейшем эта служба должна будет обеспечить нормальную эксплуатацию систем автоматики всего комбината.

Все результаты, выводы  и рекомендации я доложил на совещании у директора Комбината Е.И. Азбукина. Обсуждения никакого не было: выслушали молча меня и банкиршу, а от куратора, пытавшегося что-то пробормотать в оправдание, просто отмахнулись. Все разошлись, а меня директор попросил задержаться.

Ему хотелось «прокрутить» еще какие-нибудь варианты, но ничего не придумывалось и мы больше часа проговорили о том, как все это изложить в Совнархозе; как-то незаметно разговорились на другие темы: семья, дети, нравится - ли в Иультине, какие планы на работе во ВНИИ-1 (оказывается, что он даже видел мои статьи в «Колыме»).

Я почувствовал его большую заинтересованность в завершении работ и желание иметь на комбинате крепкую службу автоматизации. Ох, не знал я, чем это мне грозит!
Долетел я до Магадана без всяких приключений: погода стояла прекрасная, самолет не задержали даже в Анадыре, где бедные учительницы так еще и не улетели.

В этой командировке мне впервые пришлось, хоть и поверхностно, но вникнуть в совсем иной, совершенно отличный от привычного для меня, мир большой стройки и крупного производства. И мне этот мир понравился!

Работа в институте и все, чем я занимался до сих пор, представились мне какой-то интересной, полезной, но игрой.  В этой игре не было главного: размаха работ и значительности результатов. Да, конечно же, и уральские танки, и котинская машина, и дражные разработки - все это очень нужные и важные дела, но мне они теперь показались какими-то очень уж «узкими» (или локальными?) делами по сравнению с размахом, значительностью и сложностью иультинской проблемы.

После пары лет работы во ВНИИ-1 я себе ясно представлял, что больших перспектив для новых разработок автоматики на россыпях просто нет. Придется всю оставшуюся жизнь, если ее резко не изменить, ковыряться в доделках, переделках и улучшениях ранее сделанного (а это уже началось!); погрязнуть в перепалках с «коллегами» и патентоведами; научиться «надувать щеки» и стараться оставаться «интересным человеком». Меня это не прельщало. Короче говоря, после командировки в Иультин у меня в мозгах началось брожение.

В таком настроении я сел писать доклад Совнархозу. Заняло это у меня целую неделю. До сих пор ни один документ не писал я с такой заинтересованностью и «болью в душе» (простите мне эту «красивость», но другого определения не могу найти!).

Достаточно четко описал (со ссылками на проект и фактическое выполнение работ) состояние дел и постарался раскрыть причины создавшегося положения.

Начинать надо было с геологов, не предусмотревших изменений в свойствах руд в пределах одного месторождения. Поэтому обогатители выдали проектировщикам задание, где была заложена определенная цепочка механизмов и схемы управления были спроектированы под нее без возможности перенастройки. По этим схемам завод («Красный металлист» в г.Конотопе - близкий свет!)  за пару лет изготовил шкафы автоматики и пока эти ящики прибыли в Иультин схемы обогащения менялись несколько раз. Здесь бы остановить монтаж, добиться приезда группы рабочего проектирования и на месте корректировать проект.

Теперь же надо было организовывать выполнение работ по каждому отдельному объекту до полного завершения и сдачи в эксплуатацию. Для этого нужно было волевое решение Заказчика и очень грамотный, строгий и заинтересованный контроль за производством работ. Да, были бы сложности с обеспечением субподрядчика фронтом работ, но на определенном этапе  занять монтажников можно было переделкой шкафов за счет дополнительного финансирования или за счет эксплуатации.

Нужно было учитывать в корректированном проекте наличие на Комбинате кабелей и под них изменить кабельные журналы, не считаясь с тем, что первоначально эти кабели предназначались для другого объекта. Ох, много еще чего можно и нужно было бы сделать, но «...поезд уже ушел...»
Короче говоря, получалось, что во всем виноват Заказчик – Совнархоз, не работавший с проетировщиками, и сам Иультинский горно-обогатительный комбинат, не обеспечивший должный контроль за ходом работ. Вот такой получился вывод

Вскоре состоялось совещание в Совнархозе. Народу собралось  много. Директор - генерал доложил о ходе всего строительства и выглядело это вполне благополучно: комбинат уже несколько лет выдавал продукцию, хоть и не был принят Госкомиссией; жизнь в поселке налажена и суровые чукотские зимы проходят без аварий и эксцессов. С большими трудностями, но бесперебойно обеспечивается круглогодичная (!) подача воды - основа всей жизни в Иультине.

Получалось, что для сдачи и узаконивания существования комбината надо завершить строительные работы по его автоматизации и можно вызывать Госкомиссию.
Докладывал я минут 20 -25 и закончил выводом, что виновных искать сейчас поздно, да и обвинить их будет трудно: все действовали сообразно обстоятельствам  и своим возможностям.

Главный же вывод, он же и рекомендация заключался в том, что завершить все работы можно только собственными силами (денег на строительство все равно нет и никто их больше не даст!), организовав на комбинате службу автоматизации.

Этой службе поручалась корректировка и разработка рабочей документации; производство монтажных работ в объемах, обеспечивающих поочередный пуск систем автоматики; производство пуско-наладочных работ и сдачу в эксплуатацию систем; организация грамотной эксплуатации автоматических устройств и подготовку специалистов для этого.

Никто против этого не возражал и ничего другого не предложил. Записали в решение, что соответствующим отделам Совнархоза необходимо внести в штатное расписание Комбината все необходимые дополнения на следующий год, а в этом году пересмотреть существующие возможности и немедленно создать службу автоматизации во главе с заместителем главного инженера Комбината.
Поручили нашему ВНИИ-1 составить типовое «Положение о службе автоматизации предприятия Магаданского СНХ», где определить задачи, права и обязанности этой службы. Применительно к Иультинскому комбинату это «Положение» надо было конкретизировать и это записали мне персонально.

Уже через пару дней после этого совещания меня вызвал главный инженер Совнархоза  и предложил работать на Иультине тем самым заместителем главного инженера по автоматизации и новой технике.
Главное, он гарантировал, что  в работе мне дадут полную самостоятельность и подчиняться я буду только директору комбината.

Очень был содержательный разговор, во время которого я почувствовал, что на меня серьезно надеются как на специалиста, способного обеспечить выполнение такой  не простой задачи.

Я себя таковым отнюдь не считал, но лучше меня теперь состояние дел там и способы их выполнения никто не знал. Отказываться было равносильно тому, что  подписать себе приговор при дальнейшей работе в Совнархозе. С некоторой опаской в душе я согласился переехать на работу в Иультин.

10.16. Иультин:  поселок и Комбинат

Говорят, что «Иультин» - это «долина страха» в переводе с чукотского, но за достоверность этого утверждения я не поручусь - не проверял. Расположен он, действительно, в долине, пролегающей между грядами невысоких ( метров до 600 высотой) сопок и протянувшейся от Северного ледовитого океана ( до мыса Шмидта  около 80 км) до Залива Креста Берингова моря (до поселка Эгвекинот около 210 км). Простирается эта долина практически с севера на юг и через нее постоянно перетекают воздушные потоки, так что метели там  обычное явление. Из-за этого дома в поселке расположены тоже с севера на юг, причем их стены, выходящие на север и юг не имеют окон. Зимой четырехэтажки заносит с этих сторон снегом по самый конек крыши.

Это описывать поселок долго, а в натуре его можно было обойти, не торопясь, за полчаса и даже побывать в местном «Шанхае». Это целый городок, застроенный деревянными  времянками из дощечек от ящиков для взрывчатки.

Электроэнергия поступала с Эгвекинотской РЭС по ЛЭП-110 кв. длиной 207 км. Вдоль этой ЛЭП пролегала дорога от Залива Креста до Иультина. По ней с великим трудом зимой и летом, преодолевая перевалы,  заносы и обвалы сновали автомашины из Эгвекинота. Тяжелейшая была трасса! Летом поток машин был почти непрерывным: старались завезти уголь для котельных с запасом хотя бы на месяц, основные продукты питания, взрывчатку и стройматериалы.

Все это привозили пароходы в Залив Креста в период очень короткой навигации: июнь - сентябрь. Порожняком назад никто не шел: с комбината вывозили концентрат, содержавший как основной металл, так и сопутствующую ему «всю таблицу Менделеева», упакованные в железные бочки от ГСМ. Все это складировалось в Заливе и в навигацию вывозилось на материк для дальнейшей переработки.

Одним из первых приходил небольшой танкер, залитый спиртом и нагруженный мешками с «травкой»: зверобоем, перцем, кориандром и еще чем-то. Все это предназначалось для специального цеха, в просторечии именуемого «бурдюшкой», где все эти компоненты смешивали с местной водой и разливали в бутылки под соответствующим названием. Так что, всю полярную ночь жители потребляли такое пойло, что страшно подумать: только в воде содержалась вся таблица Менделеева, а мышьяка в ней было раз в 40 больше нормы. «Бурдюшка» трудилась исправно, но продукции на всю зиму не хватало и новой навигации ждали с вполне понятным нетерпением.

Сам комбинат имел четко выраженную структуру: рудник с подземной добычей руды; обогатительная фабрика, круглогодично перерабатывающая эту руду в концентрат; система водоснабжения для круглогодичного обеспечения комбината водой для технических и бытовых нужд ( очень непростая задача за Полярным кругом!); система тепло- и электроснабжения и все, что обеспечивало нормальную жизнь людей в поселке - жилищно - коммунальное хозяйство, торговля, культура и прочее.

Поселили меня в одном из домов на главной улице между клубом и школой. Выделили большую комнату - метров 28-30 в двухкомнатной квартире на втором этаже и дали задание в подсобный цех ЖКУ изготовить самое необходимое, включая двухэтажную детскую кровать.  Это потребовало пару недель и временно меня поселили в ИТР-овское общежитие.
Это, как потом выяснилось, был «подарок судьбы», ибо там и тогда я познакомился с людьми, ставшими моими соратниками во всех делах.

Большая комната в общежитии (такая же как моя) предназначалась для 4 человек - я был четвертый. Трое ребят, жившие там, были очень разными и интересными людьми. Мы все были одногодками и это нас сблизило на первых порах.

Первый из них - Витя Арсентьев - работал мастером  в энергоцехе и был рекордсменом мира по парашютному спорту.  Чем-то он мне  напоминал Толика Сорокина, которого я очень любил в Военмехе, и это отношение невольно перешло и на Витю. Парень он был холостой и непьющий, насколько это было возможно на Чукотке.  Всегда имел свое продуманное мнение и авторитет  у него был непререкаемый.
Второй жилец - Толик Москва -  работал в службе связи, которую поторопились присоединить к еще не созданной службе автоматизации. Энергия и оптимизм из него, буквально, фонтанировали!  Руки у него были золотые да и голова хорошо работала.  Выпить Толик был не дурак, всегда был душой застолья, но  я никогда не видел его пьяным.

Третьим жильцом был Володя Иванов - коренной москвич, волею судеб оказавшийся подальше от столицы по причинам, которые  он никогда не раскрывал. Он закончил Художественное училище и, по моим понятиям, был  талантливым художником.

У него всегда наготове было несколько загрунтованных картонок небольшого размера, на которых он за полчаса мог изобразить красками либо классический натюрморт, либо пасторальную сценку, либо такую футуристическую композицию, что Маяковскому и не снилась.

Особенно лихо у него получались всякие «кубизмы» и абстрактные картины когда он бывал поддавши. А под градусом он был почти всегда, ибо всю свою зарплату тратил на краски и выпивку.

Был он парень апатичный и безынициативный, а свою работу  на комбинате рассматривал только как источник необходимых денег и совершенно ею не интересовался. Я подозревал, что на работе за него трудится Толик Москва, ибо они вместе работали в службе связи.

О цели моего приезда на комбинат мы с ребятами проговорили все первые вечера после моего поселения в общежитии. Польза от этого была огромная: они были свидетелями всей эпопеи по автоматике на комбинате, знали людей в поселке и взаимоотношения между ними.

Первым человеком,  которого они дружно рекомендовали привлечь к делу, был Ричард Тягун. В дальнейшем я убедился, что это, действительно, был самый нужный мне тогда человек. Он был единственным из рабочих «Сибмонтажавтоматики», оставшийся в Иультине. Вначале поговаривали, что тут не без любви к замужней даме, а потом всем стало ясно, что им двигало желание заработать побольше денег. А где, как не на Чукотке тогда это можно было сделать.

Он работал в электроцехе рудника по 6 разряду подземной сетки и был специалистом высочайшего класса. Жил он в соседнем общежитии и пришел к нам сразу, как только его позвал Виктор.

Разговорились мы об итогах работы «СибМА» и никто лучше его не смог бы прояснить все тонкости монтажных работ и психологии прорабов - субподрядчиков. После этого я стал смотреть на дело несколько другими глазами, даже в чем-то и сочувствовал монтажникам: попасть на край земли и проделать огромную работу, ежедневно рискуя остановиться и остаться без зарплаты в условиях непоставки самого необходимого для работы - тут  надо было проявлять чудеса изворотливости на грани с уголовной ответственностью.

Ричард согласился стать бригадиром монтажников и сам вызвался подобрать людей в бригаду. У меня камень с плеч свалился! Единственное условие, которое он мне поставил: бесперебойное обеспечение работой и возможность самому составлять наряды. Поскольку о нарядах я имел тогда самое смутное представление, то без колебаний согласился на это (по принципу «...баба с возу...»). Когда я попытался привлечь к монтажным работам «куратора», то в ответ услышал совершенно уничижительную характеристику: «... ни рыба, ни мясо...».

С  бывшим «куратором» Рожковым мне надо было готовить все документы для организации «Службы автоматизации, связи и новой техники» - так это официально стали называть (дальше - просто «служба»).

Штатное расписание должны были ввести только начиная с 65 года, а пока нам отдавали все вакансии ИТР и по рабочей сетке. Бумаг было много, но дамы в ОТиЗе  помогли мне и все организационные вопросы решились довольно быстро. Сказалась команда генерала.

Для обеспечения фронта работ по монтажу и наладке необходимо было срочно переработать проекты в соответствии с действительной технологической схемой, заложив туда возможность перенастройки схем автоматики при изменении технологии.

В составе «службы» нужно было создавать конструкторскую группу, где  я хотел заняться сам вместе с Рожковым, а для технической работы нужны были 3-5 девочек - чертежниц. Этого мне казалось достаточным на первых порах. Я попросил Сашу подобрать кандидатов в конструктора и найти все, что необходимо для работы: помещение, столы, чертежные принадлежности и какую- либо множительную технику - «синьки» делать.

В административном корпусе фабрики нам отвели несколько смежных помещений, хорошо подходивших для конструкторов и для лаборатории. Был даже небольшой - метров 15-20 квадратных - кабинет, окно которого выходило на поселок. За пару дней местные малярки привели все в божеский вид и туда стали свозить отовсюду нечто, подобное на мебель. Пару хороших кульманов пришлось не без скандала забрать в техотделе.

Как-то само собой решилось, что девицами  будет руководить Рожков. Он же и отвечает за своевременную выдачу чертежей. Женщины навели уют во всех помещениях и даже у меня в кабинете поставили цветы и повесили шторы. Все это вместе с диваном, шкафом, письменным столом и кульманом создавало обстановку, в которой можно было засидеться и после работы, тем более, что дома меня никто не ждал.

Чем больше я знакомился с работой комбината, тем больше убеждался, что надо провести некоторую «переоценку  ценностей». Теперь меня уже не пугали своими объемами работы на фабрике. Ее автоматизация, кроме крупных затрат, в принципе ничего не меняла: руда поступает, вода льется, механизмы работают. А в каком порядке и как долго они будут включаться и останавливаться (что происходило крайне редко, к тому же) не так уж и было важно. Проект не предусматривал практически никаких защит от аварий и требовал в этой части больших дополнений.

Главное, чтобы всегда была вода и тепло! На первый план по важности выходили системы водоснабжения и котельные. Страшно даже подумать, что было - бы, если бы вдруг зимой прекратилась подача воды!

А тут еще я впервые узнал, что в Союзе существует контролирующий и карательный орган - Котлонадзор. Об этом мне с ехидной ухмылкой сообщил заместитель главного инженера по технике безопасности Евглевский.

Начал он с того, что теперь не он один, а мы с ним вместе являемся преступниками, допускающими  эксплуатацию котельных и некоторых других объектов комбината вопреки запрету Котлонадзора. При этом он выложил мне на стол целую папку с предписаниями, где из каждых десяти пунктов нарушений и недостатков 7-8 были посвящены отсутствию средств автоматического контроля и защиты.

Увидев, что достаточно сильно озаботил меня, он посоветовал мне прочитать «Правила»: все равно мне необходимо, мол, сдавать экзамены по технике безопасности и перечислил какие: при подземной разработке месторождений; по эксплуатации электроустановок; по правилам Котлонадзора.

Все это стимулировало то, что котельными надо заниматься в первую очередь и всерьез, а времени для этого было очень мало - только в короткий перерыв в отопительном сезоне.

Я уже знал, что на котельных были установлены все щиты автоматики, но не было проложено ни метра кабеля, не установлены датчики температуры и давления.

Поэтому первая задача была ясна: с любых объектов (в основном с фабрики) надо было демонтировать проложенные там кабели и в соответствии с кабельным журналом смонтировать их в котельных промышленной зоны и поселка. Недостающие кабели надо было заменить теми, что были в наличии на базе и внести соответствующие изменения в проект.

Поручил я это Вите Арсентьеву, который теперь работал в «службе» старшим мастером вместе с бригадиром  Ричардом Тягуном. Подобрать недостающие кабели и откорректировать проект должен был Рожков со своими дамами. Я постарался «впечатлить» ребят кучей предписаний Котлонадзора, но этого можно было и не делать: все прекрасно понимали, что работают на себя.

Ричард заранее составил наряды на работу и директор разрешил ввести на эти работы аккордную оплату труда для монтажников. Бригаду Ричард подбирал сам и сам же руководил всеми работами: гонял он своих людей нещадно! Его лозунг: «Хочешь зарабатывать - надо вкалывать!» довлел над всеми. Работали, не считаясь со временем. Я, понаблюдав пару дней за ходом работ, был совершенно спокоен, что все будет сделано в срок и переключился на систему водоснабжения.

Можно сказать, не боясь «красивостей», что это было сердце всего комбината. Обеспечить постоянное круглогодичное водоснабжение в условиях Заполярья, когда даже стремительная река Амгуэма, протекающая в 18 км от Иультина, промерзает до дна было очень и очень сложно.

Для этого в долине речки Иультинки на протяжении примерно полутора километров были забурены артезианские скважины на глубину до 50 метров. На каждой скважине установлен мощный глубинный насос, подававший воду в общий трубопровод - это была система «первого подъема».

По этим трубам вода, заполняя баки - аккумуляторы, поступала на насосную станцию второго подъема. Из этих баков большими насосами вода подавалась на фабрику, в котельные и на бытовые нужды поселка. Второй подъем располагался в большом здании на полпути от поселка до конторы комбината. Там же стояли огромные утепленные баки - аккумуляторы. Зимой их заметало доверху.

На каждой артезианской скважине посменно дежурили женщин - операторы. Работа эта хорошо оплачивалась и считалась легкой. Как раз то, что зовут на Севере «женской работой».

На все скважины для работы в четыре смены нужны были около 70 женщин. Зимой сменность обычно не соблюдалась  и  дежурили по суткам, т.к. добираться до скважин вдоль водовода по тундре было непросто - требовался броневик, а после пурги и бульдозер. Женщины просто жили по несколько дней, а то и неделю, на скважинах: готовили себе еду, стирали белье и даже маленьких детей с собой приносили, хоть это и возбранялось.

С точки зрения организации производства и безопасности - полнейший бардак! Поэтому-то и предусматривалось проектом управлять артезианскими насосами с помощью телемеханики по проводным линиям связи. Для этого вдоль водовода установили опоры от насосной 2-го подъема до последней скважины и натянули 8 стальных проводов.

До этого я проект телемеханики в деталях не изучал, ограничившись в докладе констатацией того, что он есть и работы по нему велись: денег на линию телемеханики угробили много. Сейчас же пришлось изучить его и воплотить в жизнь. Но не тут- то было!

Мало того, что схемы телемеханики были переусложнены до предела, так еще и аппаратура даже не была заказана заводу. Впрочем, даже если бы она и была готова, то применить ее не представлялось возможным: при проектировании не учли того, что дебет скважин изменялся в широких пределах, а контроль за уровнем воды в скважинах не предусматривался.

 Это не давало возможности выбирать рабочие скважины, могло привести к аварии насосов при пуске с малого уровня воды и еще много всяких «прелестей» могло произойти при внедрении проектной схемы телемеханики.  Тут надо было решаться на проектирование новой схемы, используя существующую линию телемеханики. Изменить проект можно было только на основании каких-то предложений, рассмотренных и принятых техническим советом комбината.
Прежде всего нужно было контролировать уровень воды в каждой артезианской скважине, а это дырка глубиной до 50 метров и диаметром полметра. Если постоянно думаешь о какой-либо задаче, то и решение ее находится как бы само собой.  Так получилось и здесь.

Практически рабочая зона глубины скважины это примерно 30-35 метров, а точно контролировать надо только нижние уровни: предупредительный и аварийный, а выше достаточно знать уровень воды с интервалом 2 -3 метра. Получалось, что надо сделать нечто вроде гирлянды датчиков - электродов, опущенных в скважину.

Тут и пришло простое решение: разделать многожильный контрольный кабель на нужных расстояниях и опустить его в скважину. Разделали, вывели концы, подали напряжение и опустили в трубу с водой. Потихоньку наполняли ее водой и смотрели, как бодро загораются лампочки и щелкают реле. Все получилось как задумано. Решили поставить одну гирлянду на ближайшую скважину и погонять пару дней, а сигнал от нее вывести на центральную насосную.

Но при этом резко увеличилось число сигналов, поступающих со скважин. Чтобы их передать по всего 8 проводам надо было переделать схему телемеханики, а так же схемы пуска и защиты  глубинных насосов.

Для разработки схем надо было знать что из элементов автоматики есть на комбинате, чтобы использовать только их .
Поскольку уровень воды – величина очень медленно меняющаяся, то для уплотнения сигнала я применил обегающий контроль электродов  с помощью схемы пульс-реле и  шаговых искателей, которых было много в службе связи. Сигналы передавались по одному проводу.

По чертежам смонтированных шкафов мы определили часть элементов, которые можно было без ущерба использовать в схемах телемеханики и пошли на техбазу, где хранилось столько всякого добра, что в большинстве случаев даже было неизвестно для чего это все привезли и, зачастую, что это такое.

На мое счастье во всех шкафах и на базе было много диодов разной величины, блоков питания и прочего добра, что и определило направление проектирования.

Работал я с большим увлечением и получилась очень простая схема телемеханики. Мы собрали ее у меня на столе, а скважину имитировали в соседней комнате. Толя давал какой-нибудь сигнал и кричал: «Что я делаю?!» Я в ответ орал исполнение и, если все совпадало, то мы были очень рады. Впрочем, срывов почти не было и в результате мы смогли по одному проводу передавать до 10 команд и получать столько же сигналов контроля об исполнении. Для того уровня техники и при чукотских возможностях это было оптмальное техническое решение.

На одной из скважин я просидел более суток, подробно изучая порядок пуска и остановки глубинного насоса; выслушал рассказы обо всех случаях аварий, которые происходили с дежурной или ее напарницами. Все это пригодилось для доработки схемы  управления насосом и привязки ее к телемеханике.

Заняло все это чуть больше недели и в результате был готов новый проект телемеханики, а его основные принципы проверены в лаборатории. Кроме контроля уровня воды в скважине на пульт выводилось только 4 сигнала: готовность к работе, включение, остановка и авария.

Все операции по управлению глубинным насосом производились автоматически и при этом нужно было обеспечить принудительную заливку водой, т.к. пуск «в сухую» - основная причина аварий в таких установках. Для этого в помещении был большой бак-аккумулятор, из которого вода заливалась в скважину перед пуском, а сразу же после пуска этот бак вновь наполнялся водой. Схема контролировала наполнение бака и не допускала «сухого» пуска.  После заливки насоса загорался сигнал «готовность» и дежурный оператор на центральном пульте мог включить насос на любой резервной скважине.

Система контролировала на самой скважине все отклонения от нормы: падение уровня воды, незаполнение бака, падение напряжения, температуру подшипников насоса, температуру в помещении: при этом автоматически включался резервный нагреватель.  При отклонениях от нормы схема  выдавала на пульт сигнал  «авария». Расшифровывать причину и устранить аварию нужно было дежурному электрику.

Нужно было оформлять на Техсовете новые предложения. Об экономической эффективности лучше было не заикаться, чтобы не вносить смуту в души дежурных, боявшихся сокращения. Поэтому упор делался на необходимости скорейшего внедрения, улучшения контроля за дебитом скважин и предотвращения аварий. Все было принято и оформлено рационализаторскими предложениями. Можно было начинать работать.

Все новшества решено было в течение пары недель опробовать на ближайшей скважине и за это же время изготовить большой пульт на центральной насосной. Монтажники старалась вовсю и уже через пару дней мы начали работу на скважине.

Для удобства работы мы смонтировали громкоговорящую связь (ПГС) и дежурным это так понравилось, что пришлось включить такую связь в проект.

Число сигналов все росло и росло. И тут пришлось принять совсем уж революционное решение: использовать воздушную линию телемеханики только для громкоговорящей связи, а все сигналы телемеханики пустить по контрольному кабелю и проложить этот кабель по конструкциям водовода. Это было легко сделать, т.к. на базе были излишки 50-тижильного контрольного кабеля достаточной длины. Это же не 8 проводов, а 50 медных жил! Тут можно было повысить надежность работы на порядок и не усложнять схему, пытаясь вписаться в 8 проводов воздушной линии.

Решение стали воплощать немедленно и все конторские дамочки, проходя мимо водовода, с недоумением смотрели на заместителя главного инженера, сидящего верхом на трубах и что-то кричащего в телефонную трубку. Прозвонку кабеля я не мог доверить никому.

Тогда же был спроектирован отдельный блок, который подключался к схеме управления насосом и обеспечивал аварийное отключение, работу насоса только при нормальных условиях и передачу сигналов в схему телемеханики.

Ричард сделал очень красивый монтаж внутри коробки, научил двух женщин вязать жгуты проводов по трафарету и изготовление таких блоков мы поставили «на поток»: для всех скважин и в запас. В качестве корпусов приспособили коробки от  пускателей, которые в большом количестве валялись на фабрике. Почистили, покрасили, снабдили лампочками и кнопками - загляденье! Поочередно наши монтажники устанавливали их на скважинах.

В первую очередь ставили «матюгальники» и женщины - операторы уже не боялись пропасть в неизвестности на скважинах - всегда можно было поговорить с центральной насосной, а через нее и с поселковыми номерами. Тут уж и связисты постарались.

Я это потому так расписываю, что наша деятельность неожиданно вызвала интерес главного инженера комбината, заместителем которого я числился. До этого Илья Чешев со стороны наблюдал за работой «службы». При нашей первой встрече он мне сразу сказал, по образованию он горняк и в автоматике не силен. Просил только вовремя приносить ему на утверждение планы работ и информировать о их выполнении: вдруг начальство из Магадана заинтересуется.
Я был слишком занят работой, чтобы ходить в контору и все «внешние сношения» поручил Рожкову, как бывшему работнику Управления. А тут вдруг вызов к шефу. Я не думал, что разговор затянется надолго и надеялся еще попутно решить несколько дел с ОТиЗом и бухгалтерией. На удивление засиделись мы с ним на несколько часов и переговорили обо всем: работа, семья, впечатления и планы.
Он полностью поддержал меня в выборе приоритетов в работе: котельные - до начала отопительного сезона, водоснабжение, не торопясь и с максимальной надежностью - до конца года. В то же время надо готовить работы по фабрике и знакомиться с задачами по автоматике на подземных работах. Расстались мы вполне довольные друг другом, положив начало дальнейшим дружеским отношениям.
С приходом весны работа принесла первые результаты, которые надо было осмыслить и наметить планы на дальнейшее.

На котельных монтажники шустро укладывали кабели, демонтируя их на фабрике. Работа оплачивалась аккордно и никаких забот здесь не предвиделось. Была полная уверенность, что к отопительному сезону можно будет наладить обе котельные.

Систему водоснабжения монтировал Толя Москва с парой монтажников и связистами. Блоки готовились в мастерской, комплектация была полная и работа шла без задержки. Тем более, что тут не было какого-то определенного срока ввода и зиму встречать решили с дежурными на скважинах.

Совершенно для меня неожиданно застопорились работы по корректировке проекта фабричных систем. Дело это было срочное, т.к. надо было отправлять на завод всю документацию. Изготовление там приостановили по нашей просьбе, но могли и вообще снять заказ из-за отсутствия чертежей.

Назревал скандал и виноват в этом был я: слишком доверился Рожкову, посчитав дело простым. Стал разбираться и оказалось, что в КБ возник полный «раздрай»: появилось четкое разделение на две группы. Одна группа - бодрая и улыбчивая - занималась документацией по водоснабжению, была загружена и скучать им было некогда. Другая - унылая и бездеятельная - гоняла чаи, ожидая задания от Рожкова, а он никаких заданий  им не давал.

Пришлось срочно  влезать в огромные папки чертежей по автоматике фабрики. Почти сразу же бросалось в глаза, что все шкафы содержали  типовые схемы управления механизмами, а вся сложность состояла в том, что между этими простыми схемами были очень сложные связи. Отсюда огромное количество самого разнообразного кабеля и запутанный монтаж внутри шкафов. При том все эти связи определялись технологической схемой, которая уже много раз поменялась.

Напрашивалось решение, которое позволяло все эти недостатки устранить, да еще и количество кабеля уменьшить на порядок: разработать конструкцию блоков для одного, двух и трех механизмов; предусмотреть в этих блоках дополнительные клеммники и уже под конкретную технологию соединять эти блоки перемычками между клеммами. Просидел я над одной технологической цепочкой пару вечеров и набросал схемы блоков и их соединение. Получилось настолько проще, что я даже не ожидал этого!
(Это, как я теперь понимаю, был какой-то прообраз «чипов» только огромного размера. Просто на дворе был еще только1963 год и далекая Чукотка).

Мало того, при этом отпадала необходимость разрабатывать конструкции всех шкафов. Достаточно было чертежа одного шкафа и спецификации с указанием для каждого шкафа:  сколько и каких блоков там надо установить, не делая монтажа между блоками.  Вот уж воистину: «Не было бы счастья, да несчастье помогло.»

Чертежи подготовили за несколько дней и можно было готовиться в командировку на завод «Красный металлист» в славном граде Конотопе. Поездку  на материк мог разрешить только Совнархоз и я отправился к главному инженеру. Подробно обо всем поговорили и пошли выше - к директору. Тот связался с Магаданом и получил разрешение командировать меня в Совнархоз.

Длинная командировка - большие расходы. Это была основная забота. Но на то и существуют «колымские директора», чтобы походя решать такие «проблемы».

Был вызван инженер по рационализации и через несколько минут ушел готовить приказ об оплате за внедренные предложения, коих было у меня больше десятка. Через полчаса на столе лежал приказ с такой суммой, которую я и не ожидал получить (впрочем, если считать по экономическому эффекту, то должно быть намного больше).
Второй вызов был в бухгалтерию и еще через полчаса я получил квартальную премию в «генеральском» размере и получку за месяц в командировке. С бухгалтершей договорился, что по телеграмме она мне вышлет еще, если очень уж приспичит.

На следующий день я вылетел в Магадан и вечером поселился в комбинатском номере центральной гостиницы. Утром визит в Технический отдел Совнархоза. Они выступали перед заводом  в качестве заказчика и это их обязанностью было обеспечить завод документацией. Я рассказал про нашу работу, показал чертежи и подготовленное для завода письмо-заказ.

Возражений никаких не последовало, письмо подписали, а меня «тормознули» в Магадане на срок, который мне понадобится для написания нескольких статеек в «Колыму». Отвертеться не удалось: усадили меня здесь же в Техотделе, прикрепили машинистку, а схемы и рисунки приняли на миллиметровке. Мало того, еще и гонорар оплатили авансом.
Работал я там обычно до обеда, а потом шел к ребятам во ВНИИ-1. Встречали меня приветливо, но я все время ощущал какое-то двойственное отношение к себе: уважительное, но с примесью  какого-то сожаления. «Уважительное» я воспринимал как должное: у меня было довольно высокое служебное положение, ответственная работа и «имя» в Совнархозе, которое я заимел не по блату.

А вот «сожаление» я уже не воспринимал. Было ясно, что диссертацию мне теперь не защищать и это в институте считали чуть ли не трагедией для меня. А мне наоборот вся эта работа «... копать очень узко, но как можно глубже» казалась мышиной возней.

Тема, конечно, была очень актуальна и важна, но что после диссертации? То же, чем после меня занялись в лаборатории: усовершенствование конструкции на основе новых элементов. И сколько этих элементов будет появляться, столько и можно будет кормиться на этой теме. Этакий научный «бег на месте» с имитацией бурной деятельности.

Командировку мне выписали на месяц в Ленинград в Горный институт и в Конотоп на завод «Красный металлист», заверив, что если надо будет, то продлят ее до полного завершения дел. Билет взяли по чеку и броне Совнархоза и я без приключений долетел до Питера.

10.17.  КОНОТОП

Задержался я в Питере всего несколько дней. В Горном зашел ненадолго на кафедру. Поздоровался и попрощался, выслушав неискренние сожаления по поводу «задержки» с диссертацией; отметил командировку и с облегчением расстался с «наукой» и, как оказалось, навсегда.

У Вовы кончался учебный год,  расставаться с сыном  мне очень не хотелось и возникла мысль: возьму  старшенького с собой в Конотоп! Парень он большой, солидный, самостоятельный и спокойный, да к тому же дальше Минска еще не ездил. Возражений не последовало и мы с Вовкой двинули в Конотоп.   В Харькове у нас была пересадка и масса времени до отъезда.

В этом городе я уже побывал на соревнованиях и немного ориентировался в нем. Пошли в зоопарк, где большая толпа народа гоготала возле местной достопримечательности - крупного яркого попугая. Матерился тот виртуозно! Причем создавалось впечатление, что он делает это вполне осмысленно. У попугая был ярко выраженный грузинский акцент и полный набор ругани на нескольких языках. Аудитория визжала от восторга и кидала в клетку все, что попало - гонорар. Попка тут же ловко разворачивал фантики и поедал конфеты, а орехи щелкал с большой скоростью и изяществом. Все эти лакомства продавались рядом и Вовка скормил хулиганистому попугаю уйму вкуснятины. Еле оторвались от этого зрелища, да и попугай стал подремывать: переел и выговорился, пора и спать. Запомнилось огромное разнообразие птичек колибри, которые свободно летали в огромном помещении, где были созданы настоящие джунгли: там было очень тепло и очень сыро. Погуляли по центру города до самого отъезда и уехали в Конотоп.

Название города было «на слуху» наравне со Жмеринкой, Бахмачем и еще какими-то городками, часто упоминавшимися в рассказах о гражданской войне и в еврейских анекдотах.

Конотоп - это, действительно, типичное «местэчко» с полухохлячьим, полуеврейским населением. Вся жизнь городка до революции вертелась вокруг железной дороги: здесь работали, подрабатывали, воровали и подворовывали. Конотоп - большой узел, что и было причиной постоянных сражений за него в гражданскую.

В советское время тут построили очень хороший машиностроительный завод «Красный металлист». Вместе с заводом вырос и город. Появились многоэтажные дома и даже несколько микрорайонов. Но весь городишко был в основном одноэтажным и утопал в садах и цветниках за разноцветными заборами.  Темп жизни в Конотопе показался мне очень замедленным и каким-то успокаивающим. Так и хотелось поддаться ему и расслабиться. Но... закон командировки: сначала работа и я поехал на завод, оставив Вовку в гостинице.

То, что завод работает на оборону было видно уже на проходной: кругом родная ВОХРа с зелеными петлицами и наганами времен первой мировой войны. Пропуск мне оформили быстро и уже через полчаса я попал к главному инженеру завода. Раньше на таких заводах имена начальства на дверях не вывешивали и я был приятно удивлен, когда в хозяине кабинета узнал своего собрата – военмеха, окончившего институт на пару лет раньше меня. Мы часто общались в спортзале: он прилично играл в волейбол, а тренировки у нас были в одно время. Встреча была очень приятной во всех отношениях.

Первое, что меня обрадовало - наш заказ еще и не начинали выполнять. В оправдание этого он мне стал показывать кипу заказов с разными цветными полосами на них: зеленая - сверхсрочный для Индии, желтая - в пожарном порядке для сельского хозяйства (времена Хрущева и кукурузы!) и еще какие-то для космоса. Я поспешил его успокоить, что никаких претензий у нас нет и приехал я не выколачивать продукцию, а, наоборот, облегчить выполнение заказа и резко сократить сроки изготовления. Володя тут же вызвал технолога и мы вместе рассмотрели мои наработки.

Идея блочного исполнения им очень понравилась т.к. появилась возможность передать работу в другой цех, где загрузка была не такой большой и начать работу хоть завтра. Нужно было подогнать наши чертежи под заводские нормали, но переделок было немного, т.к. мы делали свои чертежи по старому проекту, уже учитывавшему требования завода. Договорились, что технологи начнут проверку чертежей, а я на следующий день подключусь к этой работе.

Второе приятное событие - радушный прием, устроенный нам с Вовой в Конотопе.  «Посланца далекой Чукотки», как высокопарно выразился главный инженер - военмех, да еще и с сыном «...считать гостем завода и поселить в директорской гостинице». Так было сказано начальнице АХО и выполнено тут же. Мы с Вовкой очутились в красивом доме со шпилем, в полностью оборудованной четырехкомнатной квартире. Естественно, стоял дом  на главной улице и рядом с майданом - базарной площадью, на которой два- три раза в неделю собирались все окрестные хохлы и евреи на «сорочинскую ярмарку».

Как в любом небольшом городке все здесь было рядом: магазины, столовая с варениками, парк и даже стадион. Заблудиться тут было негде - шпиль был виден со всех сторон. Считал Вовка прекрасно и мог покупать сам все, что ему хотелось - голодным не будет. Таким образом быт наш устроен был отлично и я со спокойной душой отправился на завод.

Третье приятное событие - металлоконструкции шкафов были уже готовы! Правда, готовили их не для нас, но тот заказ отменили и завод был очень заинтересован сбыть эту «незавершенку». Мне было абсолютно безразлично в какие по форме шкафы упакуют наши блоки: лишь бы влезли, да всяких лампочек и ключей было побольше. Шкафы эти мне показывали с явным желанием сбыть их и под эту марку я решил малость поторговаться. Для виду надул щеки и покачал головой, в душе ликуя, что дело резко сдвинулось. Такого и радужном сне не увидишь: два дня командировки и сняты почти все вопросы!

На заводе мне очень многое нравилось: технология вязки жгутов; ручной инструмент для монтажа аппаратуры и разделки проводов, изготавливающийся тут же на заводе; обилие разных типов комплектующих и разноцветие монтажных проводов. После длительной экскурсии по цехам я понял, что мне надо «выторговать» у завода.

Главное: договорился, что для облегчения и ускорения работы блоки  в шкафы устанавливать не будут - установим сами на месте. Но для этого нам надо эти шкафы очень плотно набить обрезками монтажных проводов , а там были куски самой разной длины: от 0,5 до 3 метров. Это первое с чем завод согласился: сбывали одновременно и шкафы и отходы производства.

Второе: ящики для шкафов, а это шикарная «морская упаковка», должны были сделать с большими припусками и свободное пространство загрузить таким количеством аппаратуры (какой угодно - у нас, мол, никакой нет и достать негде!), какое может отстегнуть завод без ущерба для себя. При этом, если есть невостребованные изделия, то я гарантировал оплату демонтажа аппаратуры с них за счет стоимости нашего заказа. (Это я вспомнил, как пионеры громили шкафы с линкора в Ленинграде.) И это предложение было принято «на ура».

Третье: завод укомплектует нас инструментами и приспособлениями для монтажа аппаратуры «... сколько не жалко», учитывая нашу «.. бедность, удаленность и дружеские отношения». Все это упакуется вместе с блоками в малые  ящики и мы гарантируем провоз их авиацией до Иультина. На изготовление блоков отводилось 10-15 дней, если все сложится по плану.

Этот план мы составили в цеху, утвердили у главного инженера и можно было приступать к работе. Все наши устные договоренности перевели в протокол. Я дал большую телеграмму на комбинат,  получил подтверждение своих решений и осталось только наблюдать за их исполнением.

Наблюдение - дело не хлопотное, тем более, что заводу было очень выгодно сделать такой дорогой заказ в упрощенном виде в короткий срок и работа шла хорошо.  Целый участок собирал блоки: в заводских условиях это заняло не больше недели. Я первые дни с утра появлялся в цеху, но делать мне там было нечего, а стоять над душой было незачем. Получив информацию о ходе работ за прошедший день, я садился в игрушечный трамвайчик и ехал в гостиницу.

Вовка за эти дни успел подружиться с ребятами во дворе, а одна девочка даже уступила ему свой велосипед. Вообще,  спокойный и здоровенный ленинградский парень не вызывал у аборигенов антипатии и Вовки постоянно не было дома - носился по всему Конотопу с ребятами. Чем они там занимались - не знаю, но к вечеру он приходил с таким аппетитом, что официантки в соседней «Вареничной» без заказа несли что большому, что малому по 3 порции самых разных вареников.

В Конотопе прожили мы с Вовкой почти месяц и пролетел он незаметно.

На заводе поработали по-ударному: командировку мне продлили, блоки ушли « на авиацию», остальное отправляли в Находку.

Все хорошее когда-то кончается, нужно было уезжать из приветливого Конотопа. Пара дней в Ленинграде, опять прощание с семьей и опять самолетом через всю страну.

10.18. Иультин и Залив Креста - 1964 - 65 год

Прилетел я на комбинат в июне - к самому началу навигации и рыбалки. Это две основные темы для всего мужского населения поселка. Но меня радовало не то, что скоро привезут хорошее пойло или голец  пойдет в верши, а как сработала «служба» за почти полтора месяца моего отсутствия. Все как было, так и осталось! Оговоренные до отъезда работы были выполнены, сделано все, чтобы на котельных можно было закончить к осени.

Возникла еще одна возможность: полностью укомплектовалось дробильное отделение фабрики и там можно было работать с полной нагрузкой. В отличие от «мокрых» цехов технология в дробильном  не менялась и шкафы были уже установлены, а вот кабель ребята сами подобрали и уже почти весь проложили к моему приезду.

Я раньше никогда не бывал в больших дробильных цехах и имел представление о технологии только по материалам, которые Шепелев написал для нашей брошюры. Первое впечатление было очень большое! Автоматизация предусматривала множество защит и блокировок, хотя сама технологическая цепочка была короткой. Мне пришлось засесть за изучение всего процесса, благо, я числился старшим механиком дробильного отделения и, наконец - то, им стал. Практически все первое чукотское лето прошло у меня в котельных и дробилке.

На котельных монтаж был закончен полностью, но возникло некоторое затруднение в установке измерительных приборов - дифманометров. Я с ними был знаком только теоретически: при сдаче кандидатского минимума что-то читал о них. Практически видел их в первый раз и всех тонкостей монтажа не знал. Там были какие-то уравнительные сосуды, что-то надо было, оказывается, поверять и со всем этим я сталкивался впервые, а ребята даже не слышали.

Ближайшие котлы подобного типа стояли на Эгвекинотской ГРЭС и я попросил главного инженера вызвать оттуда специалиста по этим приборам «... в порядке оказания технической помощи». Чешев часто ездил в Залив Креста - он был членом райкома партии - и пообещал, что договорится с директором станции. Так и получилось: через неделю к нам приехал пожилой мужичок - умелец и помог установить ДМ, но сказал, что на госповерку надо их везти в Эгвекинот на станцию. Проверив приборы на месте, он гарантировал, что работать они будут нормально и об этой «госповерке» я как-то и позабыл. Да, знать бы где упадешь... .

По навигации подвезли еще несколько мест с аппаратурой и много катушек с контрольным и силовым кабелем. Все это надо было перебрать и оприходовать, поделив с энергетиками.

Время пролетело совершенно незаметно. В середине сентября повалил снег, ударили морозы. Затопились мы вовремя и оставили пару человек наблюдать за работой автоматики на обоих котельных.

Очень хорошо заработало все наше хозяйство на скважинах, а центральная насосная вообще преобразилась. Начальство явилось на экскурсию: побывало на скважинах, выслушало отзывы дежурных, сделали при них несколько имитаций аварий и ликвидировали их в автоматическом режиме. Особенно большое впечатление произвел центральный пульт со всеми его ключами и лампочками. На мнемосхеме было видно наполнение всех скважин и баков, работа насосов и состояние резерва воды и техники.

Это была совершенно отличная от первоначального проекта наша разработка, спроектированная и сделанная из наличной  аппаратуры связи и в объеме, много большем, чем проект института. Особенно отличились связисты, наладив надежную громкоговорящую и телефонную связь со всеми скважинами: с плеч зама по ТБ гора свалилась.

Мне не хотелось идти на сокращение людей на скважинах в первый же год работы автоматики. Хотелось опробовать в течение всей зимы, но начальство, поверив в качестве работы наших схем, решило с нескольких удаленных скважин людей снять, а на первое время направить туда наших ребят. В случае нормальной работы через пару недель и они должны были покинуть скважины.

Зима была так загружена работой, что пролетела незаметно: длинная полярная ночь, метели и сполохи. Незаметно подошла весна, порождая надежды на встречу с семьей. В этом ожидании прошло и лето, а осенью Витя Арсентьев в очередной раз собирался прыгать с парашютом и на обратном пути должен был привезти Галю с детьми. Директор продлил ему командировку для этого. Дома все было готово к их приезду. Галя прилетела с Вовой, Сережкой и Андрюшей.
С устройством семейства в поселке забот не было. Галя стала работать инженером на техбазе, где были очень нужны грамотные люди, чтобы разобраться в том завале материалов, машин, аппаратуры и запчастей, которые скопились там за многие годы. С женщинами на базе она сошлась очень быстро и вообще уже через пару недель чувствовала себя в поселке старожилом.

Школа в поселке была очень хорошая, даже по меркам большого города, а не полярного поселка. Размещалась она в красивом здании рядом с нашим домом. Вова всегда учился хорошо и никаких трудностей с адаптацией в поселке у него не было. Малышня пошла в детский сад.

Еще до ноябрьских замело весь поселок, а однажды, с трудом отодвинув дверь на улицу, я высунулся наружу и меня буквально приподняло и понесло. Откинуло ветром метров на 15. Я еле вернулся обратно, позвонил на работу, что все дела на водопроводе отменяются и остался дома с малышней. В школе отменили занятия в младших классах, а старшеклассники шли на занятия. Ближе к обеду ветер стих и явилась чукотская зима во всей красе: на улице не день, а какие-то сумерки; сугробами заметены все подъезды домов и вся проезжая часть, но везде суетятся люди с лопатами, бульдозеры и грейдер. Без хорошей службы борьбы со снегом там просто не выжить. Вскоре вообще круглые сутки было темно, только на пару часов в обеденное время чуть забрезжит на горизонте. Такова полярная ночь.

Особенный восторг вызывало полярное сияние! Мальчишки мои были в полном восторге от этой красоты и просились на улицу, чтобы увидеть, как по всему горизонту встают сполохи. Красота, конечно же, неописуемая!

Я тогда еще не чувствовал, что кончается светлая полоса в жизни и скоро наступит темный период. Заработался, обрадовался Гале и детям - совсем «нюх» потерял.

Началось все с вызова к директору. В коридоре конторского барака было пусто, только около приемной сидел какой-то тип в клеенчатом плаще и шляпе. Именно шляпа и привлекла мое внимание - очень уж редкий головной убор в Иультине.

Директор начал издалека о делах и семье, но чувствовалось, что он оттягивает разговор о чем-то, ему неприятном. Я уж мысленно прикинул, где мог быть у нас какой-нибудь прокол, но ничего такого не припомнил и стал ждать пока он решится на что-то. Оказывается, это «что-то» сидело в коридоре и должно было стать нашим новым сотрудником. Кто его прислал и откуда, а может быть и сам приехал (хотя это маловероятно), но я и до сих пор не знаю. Звали это чудо - Иван Яковлевич Гончар и был он специалистом по автоматизации. Директор пригласил его в кабинет, но делал он это так неохотно, что и мне передалось его отношение к входившему - неприязнь и ожидание чего-то неприятного. На свету я разглядел его получше: лицо как морда у хорька; за очками глаз было не разглядеть, да и щурился он постоянно. Лет 40-42, малого роста, худой и с виду очень самоуверенный. На боку болталась командирская полевая сумка - это при легких туфельках и широченных штанинах. Прямо какой-то клоун, но не смешной, а злой, если бывают злые клоуны.

Я понял, что вопрос о приеме этого типа на работу уже решен и даже, может быть, вопреки желанию директора, что и позволяло Гончару держаться нагловато в разговоре с ним. Мы познакомились и продолжение разговора я решил перенести на послеобеденное время. Выходя из кабинета, я обернулся и мне показалось, что Евгений Иванович хочет мне что-то сказать, но не придал этому значения. А зря!

Постоянного штатного расписания «службы» еще не было и куда оформили Гончара я не знал. После обеда он пришел на фабрику ко мне в кабинет и вальяжно расселся, водрузив шляпу на мой стол. Я попросил его убрать ее со стола, но он этого как бы не услышал и продолжал с прищуром оглядываться, криво ухмыляясь. Повторять я ему свою просьбу не стал, а просто смахнул эту шляпу со стола на пол и, как ни в чем не бывало, продолжил расспрашивать его о прежней работе. Тот завибрировал от злости, но нагнулся и подобрал с полу свое украшение, положил на колени. Я понял, что нажил себе врага, но никакого значения этому тогда не придал. Выяснилось, что сей деятель долго занимался тем, что руководил какими-то измерительными лабораториями, а в вопросах монтажа, наладки и тем более проектирования автоматики полный профан.

Заморочка с дифманометрами показала, что надо какое-то подобие такой лаборатории создавать и у нас на комбинате. Я поручил ему составить обоснование для организации лаборатории и список того, что понадобится для этого, включая и персонал. На том и расстались, не подав руки.

Через несколько дней, в которые я этого типа даже не видел, на мой стол легла стопка бумаг, написанная удивительно ровным и красивым почерком. Из того, что я прочитал, явствовало: лаборатория должна иметь штат около 30 человек, парк приборов - эталонов и приспособлений стоимостью не меньшей, чем вся автоматика комбината. Там только не было сказано, что эта лаборатория будет делать для комбината. Было совершенно очевидно, что хлыщ этот просидел все эти дни за столом и не удосужился даже ознакомиться с комбинатом и нашими работами.

Все это я ему и выложил, заявив при этом , что работники с таким отношением к делу здесь не нужны. Вернул ему все его бумаги и отправил на промкотельную, где шла наладка и были установлены приборы, с которыми нам еще не приходилось работать. Может быть, чем-то и поможет? Тот что-то пробурчал по поводу «ненужности» таких спецов как он, но из кабинета отправился прямо на котельную.

Я позвонил туда Вите Арсентьеву и попросил погонять его по схемам и приборам. И опять несколько дней я о нем не вспоминал, но причина его появления в «службе» немного прояснилась из отрывков разных разговоров в конторе и поселке. Началось с того, что кто-то мимоходом спросил у меня: «Как там у вас  прижилась партийная прослойка?»

До этого я даже не задумывался над тем, что среди нас нет ни одного члена партии. Мне пару раз предлагали вступить в партию в Магадане и многие советовали сделать это поскорее, но из Магадана я уехал, а в Иультине еще мало жил и работал, чтобы думать об этом (признаться и думать об этом не хотелось!). Очевидно, что за короткое время  «служба» стала на слуху в поселке и решил кто-то внедрить в наше беспартийное болото своего черта. Так, наверное, и появился Гончар: прислал запрос, увидели, что член партии со стажем и направили к нам. А может и через другую организацию - « оперу писать».

Потом кто-то невзначай и с удивлением спрашивает: «Ты что - уезжать собираешься в Магадан?» С не меньшим удивлением я ответил, что это какой-то бред - «... у меня и в мыслях такого не было». В ответ: «А говорили, что какого-то Гончара на твое место прислали». Это меня заинтересовало, но ничуть не встревожило. Однако, разобраться с этим с решил сразу же. Прихожу на котельную и вижу картинку: в автомобильном кресле возле котла сидит Ваня Гончар и курит. Вся рожа вымазана

углем, руки тоже чернее сажи. Рядом с ним трудятся чистенькие и нарядные женщины - кочегары. Вся автоматика работает, они очень довольны. Меня тут же угощают чаем с домашней выпечкой (иультинская традиция - соревноваться, кто лучше печет). Я поинтересовался, где это он так вымазался. Кочегарки вместе с Толиком Москвой наперебой стали рассказывать такие «чудеса» о трудовых подвигах этого спеца, что я, посмеявшись вместе с ними, приказал ему немедленно убираться отсюда и завтра с утра быть у меня для серьезного разговора. Что это будет за разговор я еще и сам не знал, но что-то надо было делать.

Первое, что я у него спросил назавтра: «Чем Вы сами хотели бы заниматься и что вообще умеете делать?» Он мне попытался было рассказывать что-то о своем военном прошлом, на что я ответил, что окончил Военмех и о военном прошлом мне не интересно. Здесь  абсолютно другая жизнь и другая техника, к которой ему надлежит как можно быстрее приспособиться, пока я не перешел от уговоров к административным методам. Дал ему неделю на подготовку отчета о работе, проделанной «службой»,  и направлении работ на следующий  год. Эти материалы у меня уже были подготовлены, но надо было заставить его вникать в работу всех групп и помочь при этом найти свое место. На какое-то время я о нем забыл - дел было очень много и в воздухе уже летали «белые мухи».

Принимать котельные приехал инспектор Котлонадзора из Анадыря. Этот экзамен на качество монтажа и наладки мы прошли успешно, но измерительные приборы надо было, действительно, поверять в лаборатории. Это было единственное замечание. Я дал гарантию, что такую поверку сделаем до конца года, но организовывать у себя лабораторию отказался: не было фронта работ и специалистов. Было понятно, что это замечание Котлонадзора спровоцировал Гончар. И опять я не придал этой подковерной деятельности большого значения! Про себя решил, что при первом же удобном случае съезжу на Эгвекинотскую ГРЭС и ознакомлюсь там с возможностью поверять приборы в их лаборатории. Незадолго до Нового года меня позвала Катя - банкирша и сообщила горестную новость: деньги на строймонтаж закончились, а новые поступят не раньше марта. Платить сдельщикам было нечем. Надо было либо переводить людей на повременную оплату, что нельзя было сделать при отсут

ствии штатного расписания, либо оплатить работы позже. Остановиться было нельзя: мы уже работали в дробильном отделении, кончали работы на водоснабжении и вели работы по производственной связи всего рудника.

Я в такой ситуации еще не бывал и решил, что работы будем выполнять, а наряды закрою январем - февралем. Поговорил с ребятами - возражений не было и на том согласились. Знать бы где упадешь! Приближался Новый 1966 год. Где-то в середине декабря наши вертолетчики, а в поселке базировались 2 вертолета и несколько АН-2, должны были лететь в Залив Креста и, зная, что я собирался на ГРЭС, забрали меня с собой. Я рассчитывал, что побуду на станции пару дней и вместе с ними вернусь в поселок. Как стоял, так и улетел - только успел позвонить Гале на работу, чтобы забрала мальчишек из садика.  Лету всего около часа и уже после обеда я добрался до поселка Комсомольский в 5 км от Эгвекинота, заселенный работниками электростанции..
Со своими заботами явился я к директору станции. Это был великий человек в полном смысле этого слова и я очень корю себя за то, что забыл его фамилию. Звали его Михаил Абрамович и был он уже старым евреем со всей библейской мудростью и деловой хваткой этого народа. Наш комбинат - основной потребитель электроэнергии и встретил он меня очень радушно. Познакомились, поговорили «за жизнь». Он обещал показать на станции все, что меня интересует, вызвал какую-то деловую даму и приказал поселить меня в директорскую гостиницу.

К моему удивлению дама в меха кутаться не стала и я решил, что эта гостиница расположена здесь же на станции. Повела она меня куда-то вниз по узкому, ярко освещенному тоннелю, вдоль стен которого висели трубные нагреватели. Мне в моем полушубке было очень даже тепло, а навстречу нам изредка попадались люди, одетые только в обычные костюмы - и это на Чукотке в декабре месяце. Шли довольно долго и вышли в подъезд типового восьмиквартирного  дома. Одна из трехкомнатных квартир была отведена под гостиницу. Все как и положено по - северному: полная обстановка и сервировка плюс полный холодильник. Но в отличие от многих, уже виденных мною «директорских гостиниц», в холодильнике лежали свежие куриные яйца, несколько помидоров,  огурцов , пара пучков зелени. Это было удивительно!

Но на этом мое удивление не кончилось. Когда я спросил у дамы как добраться до столовой и магазина, то она посоветовала мне спуститься в тоннель и по нему добраться в любое место - везде стоят указатели! Для этого даже не надо одеваться - в тоннелях тепло. Так я и сделал: оставил пальто в гостинице и в одном свитере и унтах пошел по «подземке». Очень быстро нашел все, что надо и тем же путем, все больше и больше удивляясь, вернулся. Ни тебе мороза, ни тебе пурги, ни тебе Чукотки!

Утром мне позвонили в гостиницу и назначили встречу у главного инженера. Там же был и молодой парнишка, которому поручили поработать со мной несколько дней. Парнишка был из измерительной лаборатории, но прямо таки горел желанием показать мне всю станцию. Было видно, что он очень гордится всем, что его окружает и мои восторги ему как бальзам. Действительно, все, что делалось на станции было результатом большого ума, обширных знаний и риска его директора.

Из самых крупных изменений, внесенных им в первоначальный проект станции, была замена закрытого распределительного устройства на открытое (ЗРУ на ОРУ) и система оборота и охлаждения подпиточной воды для котлов станции. Замена ЗРУ на ОРУ освобождала огромное помещение, где был устроен целый спортивный комплекс с плавательным бассейном и пристроенными теплицами. Там же помещалась и небольшая птицеферма: куры, утки, гуси и даже несколько лебедей. Для всего этого хозяйства надо было много тепла и эта задача была решена с большим изяществом. На станции отказались от проектных градирен, охлаждавших оборотную воду и гревших тундру! Теперь все тепло использовалось для отопления станции, поселка и его подземных тоннелей, подсобного хозяйства, угольных складов. Но и этих тепловых нагрузок было мало для достаточного охлаждения воды до 40 градусов и горячую воду «гоняли по кругу».

Сеть тоннелей опутывала практически весь поселок: из любого подъезда можно было попасть в любую точку поселка, не выходя наружу. Практически круглый год можно было не носить теплую одежду: на работу все ходили в одних костюмах или рубашках, в обычной обуви. Я в своих унтах, теплых брюках и свитере выглядел там инородным телом.

На станции был свой план ввода новых теплых путепроводов и выполнялся он, в основном, коротким летом. Несколько бульдозеров рыли траншеи на ширину ножа по мере оттаивания земли на глубину около 2,5 метров. Учитывая, что торфа там на глубине до 1,5 метров, дело двигалось бодро. Из золы и шлаков делали плиты и перекрывали начерно новые тоннели. Когда был готов «тепловой контур», то можно было делать  отделку, монтировать трубы и освещение. Порядок в тоннелях поддерживался всем миром: курить там было нельзя, хоть и покуривали тайком; всегда чисто подметено, даже горшки с цветами стояли. Шло негласное соревнование: у какого дома или другого объекта чище и уютнее. Смотреть на все это - просто душа радовалась!
Рядом с бывшим ЗРУ было целое озеро теплой воды, не замерзавшее зимой и по нему плавали гуси и утки. Там же были устроены кормушки. В свете прожекторов зрелище было, конечно, очень впечатляющее.

Культурная жизнь у энергетиков концентрировалась в клубе, куда я и направился на следующий вечер. Вылез я из тоннеля прямо в вестибюле и тут же мне захотелось нырнуть туда обратно. Такого я не видел даже в ленинградских театрах! Обычный киносеанс превращался в великосветский раут: женщины с шикарными прическами, в вечерних платьях с декольте и обилием драгоценностей на всех местах, где их можно было пристроить; мужики при галстуках и блестящих штиблетах. Ни одной бородатой хари - сплошная советская интеллигенция в ее самом рафинированном виде. Все чинно ходят парами по кругу в небольшом фойе; кругом ковровые дорожки, люстры и зеркала. Опять я там выглядел «не к месту», но очень хотелось посмотреть кино, а кино там бесплатное, и я пристроился где-то сзади в углу.

Так вот, не высовываясь на улицу, я несколько дней провел на станции. Подробно познакомился со всем, что меня интересовало и еще раз убедился, что никакой лаборатории создавать не буду: на станции нам готовы поверять все приборы, платить за это практически не надо, а привезти приборы на поверку можно без всякого труда.

Собрался уже улетать в Иультин, но не тут - то было! В Иультине разразилась страшная пурга. До Эгвекинота еще не добралась, но вылет наш откладывался на неопределенное время. Вертолетчики не очень и огорчались - у них были наработанные связи в райцентре. Договорились, что будем созваниваться как можно чаще и я приготовился пожить в этом чукотском раю еще пару дней. Поскольку я на это не рассчитывал, то и денег у меня уже не было, да и постираться надо было. Все решилось очень просто: деньги мне выдали на станции, а чистую одежду нашел утром на стуле после того, как вскользь заикнулся об этом хозяйке гостиницы. Пришлось идти в библиотеку за чтивом, ибо осквернять местный бомонд своим видом мне не хотелось и в клуб я сходил всего пару раз.

Сидеть пришлось долго: когда прекратилась пурга в Иультине, то началась в Заливе Креста, когда она поутихла в Заливе, то оказалось, что площадки нет и с горючим туго. Все как всегда. Я уже начал нервничать и беспокоиться о своих, хоть и звонил домой по несколько раз на день. Накупил я там всякой зелени и вкуснятины детям, но надежда привезти это к Новому году таяла с каждым днем.

Я совсем уж было решил встретить в одиночестве Новый год и даже приготовил бутылку водки, но неожиданно влетает ко мне штурман и вопит: «Помчались, дали погоду! Машина у подъезда!» Я успел только черкнуть пару благодарственных строк, схватил свои подарки и покупки и пулей вылетел из дома. Вертолет стоял рядом со станцией и уже через час - всего за полчаса до Нового года! - мы зависли прямо над стадионом и спрыгнули в снег. До дома всего метров сто. А до встречи 1966 года - полчаса! Очень был памятный Новый Год!

Но, к большому сожалению, не сбылась пословица: как год встретишь, так и проведешь. Началась темная полоса, да и пора бы уж: пять лет длилась светлая.

10.19. Иультин - 1965 год

Черная полоса началась не только у меня. На комбинате, а точнее, на подземном руднике развязался мешок с несчастьями: подряд несколько случаев со смертельными и тяжелыми последствиями. Я уже не помню, что было раньше: то ли взрывник - татарин раскусил детонатор, то ли кому-то из откатчиков раздавило голову между вагонетками.  Произошло это почти одновременно. Обоих насмерть и из Горного округа приехала целая комиссия для расследования.

Нас это затронуло лишь косвенно: прошла ревизия состояния техники безопасности на подземных работах и на замечания не поскупились. Были там и наши работы, проектом не предусмотренные, но сроки никакие не назывались и я не очень этим обеспокоился.

Прошло еще немного времени и произошло ЧП покруче: подъемная клеть с людьми сорвалась и на полном ходу стала « на концевые». Несколько человек погибло, нескольким переломало ноги и позвонки. Случай ужасный по последствиям, а, главное, групповой. Такого еще не было и разборка состоялась очень серьезная. Зама по технике безопасности Евглевского тут же уволили с комбината и  (чудеса советских времен!) перевели в Анадырь инспектором Горного округа - фактически куратором по ТБ нашего комбината (?!). Главному инженеру - Чешеву светило несколько лет отсидки, но нельзя же посадить члена бюро райкома партии и его срочно отправили в отпуск по полной программе - на полгода, пока все не уляжется. Назначенный временно исполнять обязанности паренек из техотдела, который когда-то встречал меня при первой командировке в Иультин, рьяно взялся за налаживание безопасной работы на руднике.

В разгар этой бурной деятельности произошло самое тяжелое для меня и всей «службы» событие: сошла снежная лавина, которая снесла домик наблюдателей вместе с тремя женщинами, дежурившими в противолавинной службе. Откопать их было невозможно - все разметало по огромной площади. Только после таяния снега удалось их найти и похоронить по-человечески. Для нас же самым тяжелым было то, что все три женщины работали раньше дежурными на скважинах и после внедрения автоматики их сократили оттуда, устроив наблюдателями. Работа тоже не пыльная, да и платили там по горной сетке, так что дамы не жаловались. А тут такое несчастье! Во всяком несчастье должны быть виноватые и таковыми в глазах поселкового населения стали мы - автоматчики. Логика простая:  «...не было бы вашей  ...... автоматики, были бы бабы живы». На таком уровне доказывать что-либо совершенно бесполезно, а тем более оправдываться. Все чаще я стал ощущать косые взгляды в автобусе или в магазине, не стало того теплого отношения к нам, которое установилось за последнее время. Вот уж воистину: без вины виноватые! Но жизнь продолжается и планов нам никто не отменил.

Где-то в феврале открыли дополнительное финансирование и я закрыл ребятам наряды на часть работ, выполненных в декабре и ранее не оплаченных. Получили они очень хорошие деньги, что не осталось незамеченным в поселке. Оплатил я эти работы тем, кто их выполнял, но некоторых это не устроило. И тут сработала наша «партийная прослойка» -Ваня Гончар со своими дружками - кандидатами: Рожковым и Дубининым. Гончара я вообще никакой работой не загружал и он слонялся между людьми, как дерьмо в проруби; Саша Рожков корпел с дамами над начинкой фабричных шкафов в конструкторской группе, а Лешка Дубинин работал на подхвате в котельных. Никакого отношения к тому наряду они не имели, но именно от них пришло заявление в прокуратуру.
Этот орган представлял в поселке сосед моих ребят по общежитию. Парень очень порядочный, эрудированный и компанейский, но всегда знавший меру во всем, что мне в нем очень нравилось. Его звонку я не удивился, но для приглашения в прокуратуру было поздновато - около 8 часов вечера. Накинув куртку я пошел в соседний дом, где был «офис» прокуратуры. Старый приятель даже чаю не предложил и сразу же перешел к делу: кому, когда и за что заплачено по этим вот нарядам? Смотрю, а это тот наряд, который включал часть работ, выполненных в декабре.

Скрывать мне было нечего, да и ничего противоправного я не совершил по моему твердому убеждению. Отметил красным карандашом на нарядах тот объем работ, который выполнялся в декабре, объяснил, что тогда кончились все деньги и платить было нечем, но все сделано и заактировано.
У меня возник естественный вопрос: «А в чем, собственно, дело и почему у него морда такая казенная?» Вместо ответа выкладывает он на стол двойной лист из тетрадки в клеточку, исписанный с двух сторон до боли знакомым красивым почерком Гончара. Называется он «Заявление о злоупотреблении служебным положением в целях личной наживы». Из него следовало, что я потому закрыл такой наряд, что мне за это « дали на лапу», а вот некоторых самоотверженных тружеников, которые не захотели в этом участвовать, в наряд даже не включили. Под такими тружениками подразумевался Леха Дубинин - единственный в «службе» запойный прогульщик, но кандидат в члены партии. И вообще я ... подвергаю гонению «партийную прослойку» за ее активное участие в общественной жизни, а сам в этой жизни не участвую и свою команду в эту жизнь не пускаю. Опытный и битый кляузник Ваня точно знал, что надо делать: копия заявления была направлена в Эгвекинотский райком партии (а, может, и не направил, но погрозил? - не знаю - райком никак не отреагировал). Получалось, что я мздоимец, а Ваня со товарищи по партии - борцы за правду и справедливость. Припиской о копии заявления Ваня не давал прокуратуре решить дело миром: знал, ведь, что мы в добрых отношениях и что Борис прекрасно знает положение дел в «службе».  Предстояло следствие и с меня взяли подписку о невыезде.

Вышел я из прокуратуры, совершенно не представляя, чем провинился перед государством. Пошел не домой, а к ребятам в общежитие и все им рассказал. Выражения в адрес авторов заявления я приводить не буду - компьютер может не выдержать. Экспансивный Толик Москва тут же собрался идти бить Гончару морду, а Леху пообещал засунуть в котел. Еле его успокоили и стали разбираться все вместе, где в этом деле прокол. Больше всех недоумевал Ричард, на чью бригаду был закрыт наряд: « ...самая обычная практика хорошего прораба - иметь про запас какой-то объем выполненных работ, чтобы регулировать зарплату. У монтажников обычное дело - разом густо - разом пусто: то одного нет, то другое не ладится, а зарплату надо платить не ниже средней каждый месяц. Здесь без запаса не обойдешься и никто никогда за это не отвечал перед законом.» Никто не смог мне объяснить, что я нарушил.

За этим объяснением я с самого утра пошел в прокуратуру. Отношения между мной и Борисом стали только казенными, но иначе я не мог - слишком велика была обида, хоть и не он меня обидел. Я попросил показать мне тот закон и ту статью, которые я нарушил, чтобы знать, каково наказание за это.  Ни закона, ни статьи он мне не нашел. Оставалось обвинение в личной заинтересованности и получении взятки. Отмеченные мною работы стоили 996 рублей из всей суммы наряда около 7000 рублей. Вот за «приписку» этой тысячи я и должен был нести ответственность по неизвестной мне статье неизвестного прокурору закона.

Всех ребят допрашивали и все как один отвергли даже мысль о том, что я от них что-то получил. Версия личной заинтересованности отпала, но суд должен был состояться. Перенервничал я перед этим страшно! У нас же в Стране Советов так: был бы человек, а статья найдется, да и «... дыма без огня не бывает.» По поселку поползли слухи и шепотки, что жизнь не облегчало.

Гончар почувствовал себя героем и заявился ко мне в кабинет без всякой надобности - просто поговорить. Опять развалился, опять шляпу на стол взгромоздил... У меня настроение было совсем не такое как в первый раз и Ваня загремел по пяти ступенькам вниз прямо к своему другу Саше в КБ. Хоть я был зол, но ума хватило не оставлять на нем следов: ограничился пинком в зад. Тут же побежал в партком жаловаться, но «... никто ничего не видел».

Весной состоялся суд. Такого понятия, как оправдательный приговор советское правосудие не знало. Если государство в лице прокуратуры желает наказать, то накажут обязательно, будь ты хоть ангел во плоти. Так и было: ничего не доказали, даже не дали на руки обвинительное заключение, но приговорили выплатить из своих денег 996 рублей в казну. Бухгалтерия тут же их вычла из зарплаты и советское правосудие восторжествовало.

Возмущению моих ребят не было предела! Я был рад, что все это закончилось. Боря - прокурор больше никогда не приходил к моим ребятам , хоть и проживал в соседней комнате. А через несколько дней Ричард принес мне сберегательную книжку - первую, кстати, в моей жизни - с вкладом на предъявителя в 3000 рублей. Я пытался отказываться, но формулировка: « ... за моральный ущерб, понесенный в борьбе за справедливость» меня утешила, да и деньги были нужны.

К тому времени я все чаще стал задумываться над тем, что мои ребята получают гораздо больше, чем я - заместитель главного инженера большого комбината и не последний специалист в Северо - Восточном совнархозе. Оклад, районный коэффициент 2 и надбавки не позволяли что-либо накопить - все уходило на жизнь на две семьи: в Ленинград мы высылали регулярно, хоть и не очень много, но гораздо больше, чем зарплата рядового инженера НИИ. Хотя мы себе ни в чем не отказывали, но понятие «моральный ущерб» подспудно преследовало меня постоянно.

Несмотря на все передряги, жизнь не останавливалась. Приближалась весна, стало выглядывать солнце и на душе посветлело: кончалась долгая полярная ночь. Пока она длится, то как бы не замечаешь ее, а вот первые проблески солнца уже рождают в душе ожидание тепла и обязательно чего-то хорошего. Удивительное чувство! Я не люблю осень с ее умиранием природы, а вот весна всегда улучшает настроение и начинает «гонять кровь».

Неожиданно «оттаял» выгнанный с комбината за смертельные случаи бывший зам по ТБ. Прилетел он в Иультин из Анадыря, где работал теперь в Горно - технической инспекции (РГТИ) и курировал наш комбинат. Первое, что он сделал после прилета - собрал всех руководителей и объявил, что «...он нас  научит и заставит выполнять правила ТБ.»  Вот фарисей - будто и не он развалил здесь всю работу! 

Проработав долго на комбинате, он, конечно же, знал все слабые места и тут же выдал несколько предписаний по подземному руднику. И все эти предписания, как на зло, напрямую касались моей «службы»!

Появился большой объем внеплановых работ, выполнять которые надо было «...впереди паровоза», ибо их невыполнение грозило остановкой всего комбината. С другой стороны, мне уже были нужны дополнительные оплачиваемые объемы работ, т.к. на водоснабжении и котельных мы все сделали, а на фабрике надо было ожидать прихода шкафов из Конотопа. Не столько из-за самих ящиков (мы у же начали приспосабливать старые шкафы к новым блокам), сколько из-за «начинки» ящиков: проводов, инструмента и прочего добра, подаренного в Конотопе.

  10.20. Рудник

С весны 1966 года постоянным местом работы для меня стал подземный рудник. До этого я как-то не удосужился там часто бывать, хотя и должен был проводить под землей не менее 30% времени для получения горного оклада. Мне это как-то проводили, учитывая важность работ на котельных и скважинах, а тут надо было подниматься в гору.

На Иультине не «спускались под землю», а именно «поднимались в гору», начиная с нулевой отметки - подножия сопки. Рудные жилы разрабатывали на разных горизонтах. На этих горизонтах были лавы, в которых бурили с помощью сжатого воздуха, а затем взрывали породу. Эту горную массу по откаточным штрекам вывозили электровозами в вагонетках до «опрокидов», а оттуда руда самоходом попадала в дробилки фабрики. Вся сопка была пронизана сетью восстающих штреков между горизонтами - узкими щелями - лазами, в которых стояли деревянные лестницы разной степени прочности и надежности. Некоторые горизонты выходили на поверхность, образуя так называемые «устья» штолен. Выходили они в распадки между сопками и были любимым местом летнего послеобеденного отдыха горняков.

На всю высоту сопки были пробиты вертикальные стволы: главный вентиляционный и подъемный. По первому мощные вентиляторы главного проветривания гоняли воздух, а по второму перемещались клети людского и грузового подъемов. Главный вентилятор располагался на самом верху сопки и добираться туда было очень не просто.

Повсюду были протянуты воздухопроводы от компрессорной рудника. Надежность работы системы выработки и подачи сжатого воздуха определяла работу всего рудника.  Именно по компрессорной инспектор и выдал первое предписание.

В подземной компрессорной (была еще и фабричная компрессорная) стояли мощные компрессоры американской фирмы «Чикаго пневматик», которые  были получены еще по ленд-лизу. Они исправно молотили уже много лет и никто при этом не задумывался, что там нет никаких контрольных приборов и защит от аварийных режимов. Все это должно было входить в комплект самих компрессоров, но то ли они не  были смонтированы когда - то, то ли вообще их не поставили американцы. Машинисты уже привыкли работать «на глазок», но «Правила Котлонадзора» требовали обязательной установки всей автоматики.

Проекта на компрессорную не было и пришлось срочно его разрабатывать. Этому, естественно, предшествовал поиск нужных приборов на техбазе и на всех объектах комбината. Нашлись электроконтактные термометры и манометры, кое-что подарили на Эгвекинотской электростанции и под это я составил проект.

В этом проекте я «сочинил» схемы сигнализации и защиты с разгрузкой контактов измерительных приборов, которые потом всегда применял как типовые. Для пущей важности согласовал проект  с РГТИ (пусть видят, что работаем и не гонят со сроками!) и начали монтаж.

В компрессорной мне нравилось работать: кругом чистота, порядок, совсем не похоже, что ты под землей. Работали там пожилые, серьезные мужики, досконально знавшие технику и многому меня научившие. Очень мне пригодилось это потом. Установку приборов, шкафов и прокладку кабелей делали аккуратно. На все ушло около месяца и наладку начали уже ближе к лету. Никаких трудностей не возникло - все работало отлично.

Пригласили инспектора РГТИ и подписали с ним протокол о выполнении предписания. Тот не ожидал, что все будет сделано так быстро и в полном объеме, но замечаний не сделал, а только пообещал, что это  «...еще не вечер». Начальство выдало премию; я зарегистрировал несколько рацпредложений и опять вернулся к работам на фабрике. Там уже, в принципе, делать мне было нечего: все проектные дела решены, оборудование из Конотопа было на подходе, монтажники постоянно были загружены работой, финансирование открыто.

Видимо, почувствовав, что я готов  расслабиться, инспектор РГТИ Евглевский накатал новое предписание. На этот раз он, очевидно, впервые прочитав в «Правилах» главу о внутришахтном транспорте, спохватился, что на руднике нет ни блокировки, ни сигнализации, ни управления стрелками с электровоза. Все это он должен был внедрить, будучи замом по ТБ, но это же надо работать! Инспектору гораздо проще: выдал предписание, назначил сроки, опечатал депо в случае невыполнения.

Разговор у начальства был длинный и громкий. Для выполнения этого проекта не было ничего! Где-то на складе когда-то валялись стрелочные переводы с приводами, но отыскать их было не легче, чем новое месторождение золота. Никакие уговоры на бывшего нашего зама не подействовали: есть проект, есть глава в    «Правилах» - принимайте меры и выполняйте. В противном случае - остановка рудника.

Мне пообещали все, что угодно, лишь бы это предписание выполнить. Делать было нечего - сроки поджимали и надо было работать. Прежде всего я досконально изучил проект, в душе надеясь, что там, как всегда, будет много лишнего и усложненного. Так и получилось - многое можно было упростить, кое-что заменить и при этом сократить количество кабеля. Главное, что сдерживало работу - отсутствие аппаратуры. Пришлось изобретать.

Совершенно случайно на глаза попался концевой выключатель двухстороннего действия в разобранном виде. Нам же очень были нужны такие аппараты, но одностороннего действия: в одну сторону срабатывает, а в другую - нет. Таких у нас не было, а двухсторонних - сколько угодно. Покрутил я детали в руках и понял, что, если проточить кулачок выключателя, то можно получить то, что нам надо. Попробовали - работает прекрасно! Тут же подал предложение, чтобы можно было на законных основаниях изменить проект. Экономический эффект получался очень значительный, но оплатили его полностью.

Поставили пару слесарей на переделку датчиков и стали постепенно их монтировать. Но тут возникли серьезные трудности: постоянное движение составов не позволяло вести работы на троллеях и прокладывать кабели. Это на компрессорной было хорошо работать, а в штольнях под постоянным напором холодного воздуха от вентиляторов, где перчатки надолго не снимешь - очень было непросто.

Для работ на руднике я набрал небольшую бригаду и сам постоянно находился там. На другие объекты почти не появлялся, поручив все работы  Арсентьеву и Москве.

Перед ледоходом на Амгуэме в Иультин прилетела большая делегация энергетиков во главе с министром Непорожним. Очень серьезно стоял вопрос о строительстве гидростанции на Амгуэме и министр решил сам посмотреть на створ, где эта стройка намечалась.

Отправились туда большим караваном, мобилизовав все броневики. На одном из них поехали туда и мы с майором Шарашкиным. Все было очень по-деловому и мне понравился Непорожний: вопросы задавал конкретные, болтовню «не по делу» пресекал. Место ему очень понравилось и вопрос о строительстве был решен. К тому времени уже были известны многие месторождения золота и два крупных ртутных месторождения: «Огненный» и «Пламенный». Энергии нужно было много для развития всего района, а угля в Эгвекинот не навозишься, да и линии электропередач были бы намного короче: до мыса Шмидта всего- то 85 километров. Поселок новый не надо было строить - Иультин только расстроить, а все строительные времянки поставить рядом с чукотским поселком.

Это я теперь, уже проработав тридцать лет в энергостроительстве, хорошо понимаю, а тогда мы серьезно спорили обо всех аспектах этой стройки, но все сходились на том, что ГЭС очень и очень нужна. При достаточном количестве энергии там можно было наладить жизнь не хуже, чем на Аляске, а уж богатства здесь просто валялись под ногами.

Приезд правительственной делегации и открывающиеся перспективы прямо таки вдохновляли. После отъезда министра в поселке начали хорошими темпами строить  два четырехэтажных дома для гидростроителей.

К тому времени все, что надо было сделать для ликвидации незавершенного строительства, для чего меня и откомандировали в Иультин, было сделано в полном объеме и даже много сверх того.

Об этом поспешили отрапортовать в Совнархоз. В благодарность за успешную работу оттуда пришло штатное расписание, в котором не было моей должности - зам. главного инженера, а вводилась должность какого-то старшего механика по автоматизации.

Это была первая серьезная обида в моей работе. Настроение стало хуже некуда и работать совсем не хотелось.  Начал «тянуть резину» в работах по сигнализации и блокировке на внутришахтном транспорте. Сроки выполнения предписания поджимали, руднику грозила остановка. Формально причин было много и основная из них: отсутствие аппаратуры по проекту института.

К тому времени я уже сделал проект с использованием переделанных выключателей, Работалось над этим проектом легко и интересно. Раньше мне приходилось только слышать о системах блокировки на транспорте и даже побывать на такой кафедре в ЛИИЖТе. Здесь же пришлось самому все делать, максимально используя институтский проект и готовые щиты.

Все это надо было внедрять, но сроки я затянул и тем самым вынудил начальство, отношений с которым практически не поддерживал, оплатить работы по аккордному наряду. Для ускорения решили работать ночью, когда в шахте нет надзора и можно было раскатывать кабель электровозом, бурить шпуры под крепление кабеля с вагонетки и  другими способами нарушать ТБ, чтобы облегчить  работу.

Самому мне пришлось работать наравне с ребятами в шахте, а получил я в два раза меньше, чем они по этому наряду. Это была еще одна несправедливость (по моему мнению) и я посчитал это обидным для себя. Терпение мое на этом закончилось и я написал заявление о переводе на рабочую сетку, мотивировав это тем, что «...семья большая, деньги нужны...» и что считаю понижение в должности неправомочным. Директор заявление не принял, сказав, что написано правильно, но «... не я Вас направлял, а Совнархоз; туда и следует направить заявление.» На получение разрешения перейти с инженерной должности в рабочие потребовалось время - слишком уж удивительный случай для советской практики. Вняли - разрешение пришло, чем я и поставил точку своего пребывания в Иультине.

В новом качестве - бригадира электрослесарей по автоматике 6 разряда я зарабатывал в полтора- два раза больше, а забот было немного. За это время спокойно сделали работы на вентиляторе главного проветривания. Добираться до установки было трудно: надо было чуть ли не ползком проходить около сотни метров узкой выработки. Заниматься этим каждый день не хотелось и мы с Ричардом ушли в гору на неделю, пока не сделали основную работу и не кончились запасы продовольствия. Вентиляторы гудели страшно. Дежурные сидели в узенькой клетушке со звукоизоляцией, а мы выходили на устье. Дело было летом, погода стояла неплохая и мы спокойно ночевали в распадке. Вечерами долго сидели у костра и отдыхали душой. Все это мне казалось немного нереальным и хотелось, чтобы все скорее стало определенным и появилась какая-то перспектива..

Тогда же мне пришлось принять серьезное решение, отказавшись от лестного предложения перейти на работу в «Сибмонтажавтоматику», но в тот ее отдел, который работал на оборонку: монтировал ракетные шахты и пусковые комплексы. Предложил мне это какой-то мужик, представившийся работником «СибМА», но у него на лбу было написано, что он из КГБ.

По его мнению у меня были все предпосылки для этой работы: военный институт, опыт работы на монтаже и наладке в подземных условиях, допуск к работам особой важности и прочее. Не учел он только одного: при той работе я или совсем не буду видеть ни жену, ни детей или мне придется таскать их за собой по «точкам» в такие места, где буквально не ступала нога человека. Но я это очень хорошо понимал и потому решительно отказался от такой работы к большому неудовольствию моего собеседника.

Все это время я даже не появлялся на фабрике и в конторе. Знал только, что «службы» как таковой уже нет, а осталась только группа эксплуатации, да и ту готовились передать в подчинение цехам.  Из короткого опыта работы в качестве рабочего на эксплуатации автоматики я вынес твердое убеждение, что никогда не смогу работать только в эксплуатации. Для меня просто необходимо было делать что- либо новое, а ежедневная рутина претила. Я готов был заниматься эксплуатацией как руководитель, но как исполнитель никогда. С таким убеждением я прожил до конца своей трудовой жизни.

К тому времени и в Союзе произошли очередные реформы: разогнали Совнархозы. В Магадане организовалось Объединение «Северовостокзолото», куда вошли все предприятия Колымы, Чукотки и Якутии вместе с начинавшейся добычей алмазов.

Мне пришел вызов из Магадана, где предлагалось работать во вновь созданном Управлении пуско-наладочных работ, а вслед за ним и письмо от начальника Управления В.В. Иванова - старого моего знакомого из Энерголаборатории.  УПНР организовалось на базе этой лаборатории и ему поручались все работы по автоматизации в Объединении. Мне он предлагал возглавить работы на территории всей Якутии и приглашал приехать в Магадан для переговоров. Я ответил согласием и стал оформлять перевод в УПНР.  До свидания, Иультин !

Новый 1967 год я встретил в качестве начальника якутского участка УПНР с перспективой превратить этот участок в якутский филиал УПНР на предприятиях алмазной промышленности. Пару раз я зашел в институт, повстречался с ребятами и понял насколько изменился и «повзрослел» за время иультинской эпопеи. На фоне того, что мне выпало сделать и пережить за это время, их дела и заботы выглядели незначительной возней. Я еще раз убедился, что правильно сделал свой выбор. В Иультине я доказал себе и другим, что могу выполнить любую работу в пределах своей специальности и не только головой, но и руками. Так что, «...нет худа без добра» и появилась надежда, что черная полоса в жизни кончается. С тем я сел на ИЛ-14, чтобы лететь в Мирный через Якутск

 

 

10.21. Мирный - начало 1967 года

Для знакомства с Якутией январь - не самый лучший месяц. Мороз был около 50 градусов и над Якутском висел плотный морозный туман. В какое там «окно» нырнул ИЛ-14 непонятно, но приземлились таки мы в якутской столице. Новый аэровокзал тогда еще только строили и нас высадили в деревянной хибаре, грязной и пропахшей перегаром.

Вылет в Мирный задерживался на неопределенное время и все уже приготовились провести ночь рядом с вонючим буфетом и удобствами во дворе, но вдруг открылось «окно» и нас спешно отправили дальше на Олекминск и Мирный.

Через час прилетели в Олекминск. Дозаправка самолета заняла полчаса и уже в полной темноте мы приземлились в Мирном. Очередной деревянный барак - аэропорт, недолгое ожидание рейсового (!) автобуса и 10 минут езды до единственной в городе гостиницы «Вилюй». Без затруднения поселился в двухместном номере с каким-то якутом, непрерывно что-то писавшим. Удобства во дворе, буфета нет. Якут подсказал, что наискось через улицу стоит ресторан, где неплохо кормят, но после длинного пути не хотелось уходить из теплого номера и я улегся спать голодным.

Еще до моего перевода в УПНР В.В. Иванов провел работу по организации участка в Мирном и составил, как теперь говорят, «протокол о намерениях». Трест «Якуталмаз» поручал УПНР работы по автоматизации на своих предприятиях, особенно в области сохранности алмазов. Участку выделили помещение и предоставили возможность набирать людей в Мирном. Мне нужно было ознакомиться с участком, выработать и согласовать с «Якуталмазом» план работ на 1967 год, составить примерные сметы на все работы и список необходимого оборудования и материалов для их выполнения.

Утром я позвонил на участок и через полчаса за мной пришел его начальник - В.И.Крылов. Это был один из целой «плеяды» ребят, направленных в Мирный после института, проработавших затем в «Якуталмазе» всю жизнь и многого там достигших: Пискунов, Зельберг, Игошин, Белоколодов и другие.

Участок располагался в деревянном двухэтажном доме. На втором этаже этого дома размещалась контора Стройбанка. На участке работало около десяти человек. Занимались они какой-то мелочевкой, а организовать что-либо долгосрочное и значимое Крылов пока еще не успел.

Ребята мне понравились: народ грамотный, молодой и «заводной» - любители поработать с удовольствием. Все сетовали на то, что не знают перспективы на дальнейшее. Надо было эту перспективу строить.

После Колымы и Чукотки ничего нового для меня в технологии добычи алмазов не было. Основная добыча тогда велась на трубке «Мир» и «Водораздельном галечнике». Для массовой круглогодичной добычи только еще строилась большая обогатительная фабрика №3; на самой трубке шли вскрышные работы.

Алмазные россыпи разрабатывались только в промсезон, как и золото на Колыме. В русле реки Ирелях работали две 250-литровые драги. Пески размывались гидромониторами и пульпу гнали на фабрику №2 - практически такую же драгу, только стационарную. Соответственно образовались и подразделения треста «Якуталмаз» в Мирном: рудник «Мирный» на трубке и прииск «Ирелях» на россыпи.

Наибольший интерес для УПНР представляла строящаяся фабрика №3. В проект была заложена определенная технология, но еще до ее пуска обогатители готовы были эту технологию менять на ходу. Все так, как во ВНИИ-1 и на Иультине: два обогатителя - три мнения.

Несколько дней я провел на фабриках. От масштабов строящейся 3-ей осталось сильное впечатление. У меня возникло опасение, что здесь может произойти то, с чем я столкнулся на Иультине: шкафы отдельно, кабели отдельно, денег нет и работа не закончена. Однако я ошибся: в отличие от Чукотки работы строго контролировались «Якуталмазом» и Стройбанком.

Нужно было застолбить за нашим УПНР все наладочные работы по автоматике на новой фабрике и я стал готовить «протокол намерений». Составил примерную смету на наладку с хорошим запасом для корректировки проекта и пробную эксплуатацию.

Предварительно все это было оговорено в производственном отделе треста и не встретило никаких возражений: трест еще только задумывал создавать свою службу автоматизации.

На эту тему у нас был большой разговор у главного инженера Желябина. Я ему подробно рассказал, что и как мы сделали в аналогичной ситуации на Иультине. Для него это было не ново - слышал в Совнархозе. Он пообещал нашей фирме полную поддержку: все - таки не варяги, а подчиняемся одному Объединению - спросить легче.

Протокол мы согласовали и я вызвал в Мирный В.В. Иванова для его подписания. Вся подготовка заняла около месяца. За это время я совсем обжился в Мирном и мне здесь очень понравилось, особенно после маленького Иультина и чукотского климата.

Где-то на второй или третий день после приезда в Мирный, возвращаясь в гостиницу поздно вечером, я случайно обратил внимание на ярко освещенные большие окна спортзала. На первом этаже в бодром темпе мелькали фигуры фехтовальщиков! Я глазам своим не поверил! Тут же вспомнил, что все-таки мастер спорта, свернул с пути и вошел в здание спортзала. В большом просторном коридоре работало несколько пар, а чуть дальше спиной ко мне кто-то давал урок. Я тихонько уселся на скамеечку и стал наблюдать.

Тренер показался мне очень знакомым, но со спины я никак не мог определить кто это. Подвинулся поближе, тот меня увидел, сорвал маску и мы обнялись с Димой Люлиным. Последний раз мы виделись с ним в Горьком на Спартакиаде России. Еще в 1961 году он в команде СССР вместе с Ноликом Чернушевичем - моим старым минским другом - выиграл первенство мира в шпаге. Встреча в Мирном была очень радостной для обоих. Я немножко размялся и поработал с ребятами: дал пару уроков. Тренировал он уже полгода и ребята работали вполне сносно. Митя готовил их к первенству России и Якутии. Я удивился, что такое первенство проводится, но он меня заверил, что к лету в Якутске, соберется не менее полусотни участников. Туда же пригласят и магаданцев. После тренировки пошли к нему домой и полночи просидели, вспоминая общих приятелей - фехтовальщиков. Эта встреча зародила у меня первые мысли о том, что хорошо бы вообще жить в Мирном, а не в Магадане.

Мирному было тогда всего лишь десять лет и строился он методом «выжженной земли»: всю растительность уничтожили и на чистом месте стали строить город. Наверное, правильно сделали, что уничтожили, ибо на этом месте рос не лес, а чапыжник - рассадник комаров. Остатки его до сих пор называются в Мирном парком.

В городе в то время было всего лишь несколько каменных домов: две шлакоблочные пятиэтажки, баня, дом возле бани и ресторан «Север». Комбинат стройматериалов (КСМ) еще толком не работал. Остальная застройка – щитовые дома и самострой из бруса и чего попало.

Весь город представлял из себя три параллельных улицы. Планировка была питерская: эти улицы пересекались под прямым углом еще несколькими. Вся жизнь концентрировалась в 3-х кварталах, где размещались все общественные и партийные власти, магазины, общепит, баня, единственный в городе кинотеатр «Родина» и клуб «Алмаз». По сторонам от этого пространства склады, домишки «самостроя», автобазы, КСМ, энергетики и на отшибе - контора треста.

Внизу, на Нижнем поселке, вдоль реки Ирелях (это скорее - большой ручей) базировалась тогда вторая по величине и значению организация - Батуобинская геологическая экспедиция. Поисковым работам придавали огромное значение на всем Северо - Востоке Союза. Геологи были народ богатый и устраивались солидно. Там был свой клуб «Геолог», свои магазины, столовая, почта.

Для обработки проб стояли две фабрики. Одна из них - фабрика №1 полукустарного типа уже была закрыта. Ее обширная территория занимала часть «Лога Хабардина», того места, где были найдены первые якутские алмазы.

Другая фабричка была маленькой, но очень хорошо оборудованной. На ней отрабатывали технологии обогащения кимберлитовых руд и допуск туда был строго ограничен.

Нижний поселок весь был застроен деревянными одноэтажными домами, принадлежавшими либо геологам, либо разным небольшим организациям и частникам.

Создание службы автоматизации «Якуталмаза» началось с того, что открылось отделение автоматизации в филиале Алданского политехникума. Как и в Магадане на это отделение сразу же поступили все специалисты с огромным практическим опытом, но без дипломов.

В институте «Якутнипроалмаз» тоже был отдел автоматизации, где интенсивно разрабатывали способы и приборы обнаружения алмазов в концентрате. В основу этих приборов было положено послесвечение алмазов, облученных рентгеновскими лучами. Я не знаю, кто открыл это свойство, но все цеха доводки и сейчас работают с рентгенолюминесцентными аппаратами. Это детище «Якутнипроалмаза» имеет множество модификаций и постоянно совершенствуется до сих пор.

Проектных работ для нашего УПНР там не нашлось, но деловые знакомства завязались прочные.

Одну из основных задач - сохранность алмазов надо было выполнять совместно с МВД. Там был создан специальный дивизион по охране алмазодобывающей промышленности. Все работы сводились к установке охранной сигнализации везде, где только можно было ее поставить. Для определения этих мест мне пришлось облазить все предприятия в Мирном с пропуском «без переодевания».

За это время я хорошо познакомился со 2-ой фабрикой: просто драга, но без понтона и обросшая огромной конторой. Там мастером электроцеха начал свою работу в тресте Семен Зельберг, нынешний зам. генерального директора «Алроса» по экономике. Уже тогда был он парень очень самоуверенный и пробивной, но мы нашли общий язык. Посидели, подумали, составили перечень работ, которые может сделать фабрика своими силами, как мы в Иультине, и тех работ, которые сделает наше УПНР. Все это впоследствии сделали.

На прииске «Ирелях» мастером электроцеха начал свой путь Володя Пискунов - будущий генеральный директор «Якуталмаза» и первый секретарь горкома партии. С ним мы познакомились на драгах. Я был тогда приятно удивлен, что на прииске знали мои работы и даже намеревались применить некоторые приборы. Отличались здешние драги только наличием отделения доводки, где тогда еще вручную искали в породе алмазы.

Особенно много пришлось поработать на строящейся фабрике №3. Там работы по автоматизации курировал некто Марк Резников. Не прошло и часа после знакомства, как тот предложил мне писать вместе с ним какую-то книгу (?!) Говорил, что мой опыт и его пробивные способности помогут нам быстро сотворить «шедевр» в виде учебника по автоматике обогатительных фабрик для здешнего техникума. Оказалось, что он там преподает и руководит чуть ли не десятком дипломантов, защита у которых в июне. Я отказался, сославшись на то, что нахожусь в командировке и где буду через месяц и сам не знаю. Разговор этот совсем неожиданно для меня имел продолжение, но об этом чуть позже.

В конторе треста встретил я своего магаданского «студента» заочного юридического института - Семен Абрамовича Трахмана. Я там читал небольшой цикл лекций по основам промышленности и принимал зачеты. Оказалось, что Семен Абрамович по меньшей мере - хозяин города! Он был заместителем начальника треста В.И. Тихонова «по чуткости», т.е. по общим вопросам. В его ведении было все жилье города, торговля, снабжение и еще куча всего. Человек он был занятой, но встрече со мной обрадовался и затратил не меньше получаса на разговоры и распитие бутылки коньяка. Заверил меня, что решит все вопросы по организации участка и был искренне обрадован, что приезжает мой шеф, а его добрый приятель В.В. Иванов. Оказывается, они хорошо проводили время в Магадане и были знакомы несколько лет.

Начальник УПНР, а раньше главный специалист Энерголаборатории, Виктор Васильевич Иванов вообще был очень интересным человеком. На Колыме в «шарашке» от отсидел свои 15 лет. За что, не знаю, а спрашивать об этом было не принято. Специалист он был очень грамотный и всесторонне образованный. Его работы по автоматизации промприборов и самородкоуловителям были хорошо известны.

Мы познакомились почти сразу же после моего приезда в Магадан и были оппонентами в направлении работ по промприборам: наш ВНИИ-1 ратовал за применение радиоактивных приборов, а Иванов был сторонником традиционных методов. Мне, в принципе, было все равно, но я должен был отстаивать концепцию своей фирмы. При первой встрече мы с ним как-то быстро сошлись на том, что не из-за чего драть глотки: если кто-то захочет внедрять, то пусть внедряет то, что кому нравится.

Чувство юмора у него было необъятное! Он меня познакомил с «Законом Паркинсона», только что напечатанным в «Иностранной литературе». Взахлеб цитировал многие места и с полной откровенностью человека, которого дальше Колымы не сошлют, проводил параллели с советской действительностью.

Он очень хорошо отзывался впоследствии обо всех моих работах на драгах и искренне рад был за меня, когда была выполнена вся иультинская программа. Отношения у нас были дружеские и доверительные, насколько это было возможно с человеком лет на 20 старше и многоопытнее.

Встречать шефа мы поехали с Трахманом на «Волге». Встречу отметили в гостинице «для белых», но останавливаться там В.В. не стал, сославшись на то, что нам надо о многом поговорить. Из моего номера перевели якута - корреспондента и поселили шефа. Поговорили мы долго и обо всем. Из этого разговора я понял, что для получения большой квартиры в Магадане мне придется ждать долго: строили мало и очередь была большая. К тому же я не мозолил глаза всякому начальству и не напоминал о себе ежедневно. Это меня сильно расстроило, потому что очень скучал по детям и хотелось поскорее жить вместе. Да и материально было тяжело жить на два дома, хоть и старался обходиться командировочными.

На следующий день протокол был подписан и еще пару дней я знакомил В.В. с объемами работ. Впечатление у него было двоякое: на текущий год работы хватало только для существующего участка и не было задела для роста. Перспективы проглядывались плохо, тем более, что «Якуталмаз» начинал формировать свою службу и часть объемов должна будет перейти к ней.

Но объемы работ в Якутии не ограничивались только алмазной промышленностью. Было еще множество предприятий «Якутзолота», о которых мы не имели ни малейшего представления. Знали только, что по своему техническому уровню они куда слабее, чем колымские прииска.

В.В. собрался на обратном пути остановиться на пару дней в Якутске и поработать с «золотарями». Пробыл шеф в Мирном неделю, продлил мне командировку еще на два месяца, разрешил поездку в Питер и уехал.

По приказу Трахмана мой номер в гостинице закрепили за УПНР и никого ко мне не подселяли. Я устроил там маленькую кухоньку и теперь завтракал и ужинал дома. За это время я близко сошелся с ребятами из МВД. Это тоже были молодые парни, которых направили прямо после Высших школ милиции в дивизион по охране алмазов и уголовный розыск. Один из них - Вася Кондрашков - кончал ВШМ в Минске. У нас нашлись даже общие знакомые. Служил он в уголовном розыске. Толя Богданов стал командиром дивизиона и был мастером спорта по борьбе. Кончал он школу милиции в Омске (в их спортзале проходили у нас соревнования) и в Мирном начал тренировать ребят. Поскольку я все вечера проводил в спортзале, то и встречались мы с ним постоянно.

В дела охранной сигнализации я влезать не стал. Там надо было просто внедрять схемы сигнализации со всякими хитростями, которые меня совершенно не интересовали. Создали мы с Крыловым группу ребят для этих работ, оформили им допуск и отпустили « в автономное плавание», а те только в конце каждого месяца приносили подписанную в МВД «форму - 2». Все техническое руководство осуществляло МВД, хоть у них и не было специалистов. Всякие затруднения они приходили решать к нам, но все реже и реже.

Поездку в Ленинград я почти не помню. Все эти кратковременные «налеты» домой мне очень не нравились и ужасно расстраивали. Помню только, что чувствовал себя чем – то виноватым, хотя никаких причин для этого не было. Уезжать было очень тяжело и я для себя решил сделать все возможное, чтобы скорее привезти своих и мне уже было все равно куда: в Магадан или Мирный. Последний вариант начинал мне нравиться гораздо больше. То ли я обиделся на Магадан за неблагодарность, то ли знал, что придется мотаться по всей Якутии, а моим опять ждать меня, но теперь уже в Магадане.

В Мирном мне все нравилось: город, климат, работа и люди. Все складывалось так, что я готов был перейти в «Якуталмаз», благо, что осуществить это было легко и мне это не раз предлагали. Но сделать это сейчас было равносильно предательству и неблагодарностью к В.В., вытащившему меня с Чукотки. Решил с этим повременить и получше обжиться в Мирном.

Тем временем наступала весна и совершенно неожиданно я оказался втянутым в аферу, организованную Марком Резниковым. Тот взялся написать дипломные проекты чуть ли не десяти «старикам» - хорошим специалистам - практикам, не имевшим дипломов. Он у них стал официальным руководителем, собрал с них деньги (!) и пообещал, что они получат в срок свои проекты. Как он собирался писать эти проекты, работая целыми днями на строящейся фабрике, я не представляю. Уже почти вышло время для проектирования, а никто не получил даже черновиков. Мужики забили тревогу, а поскольку они все работали на больших должностях в «Якуталмазе», то об этом узнал Семен Трахман. Он посоветовал им сходить ко мне, ссылаясь на то, что я в Магадане занимался с дипломантами, и попросить выступить третейским судей в зарождающемся скандале.

Я выслушал их посланца и при нем позвонил Резникову на фабрику. Сам факт вымогательства денег за проекты показался мне возмутительным и кощунственным. С Марком я разговаривал в резком тоне, пригласил срочно приехать ко мне на участок и послал за ним машину. Разговор был неприятный, но короткий: или выполняй свои обязательства в срок или все неприятности вплоть до мордобоя будут обеспечены. На Марка было жалко смотреть. Вечером он пришел ко мне в гостиницу и предложил поделиться (!) со мной, если я возьмусь писать проекты. Я наотрез отказался. Через несколько дней узнаю, что Резников улегся в больницу и дипломанты попали в тяжелейшее положение: сроки поджимают, а ничего нет - даже темы не утверждены. Надо было людей выручать.

Я посидел вечером и набросал темы проектов на основе своих работ по россыпям и водоснабжению на Иультине. У меня были все материалы и проекты: я их взял для внедрения в тресте «Якуталмаз» и требовалось только время на оформление дипломных проектов. На том и порешили.

Дяденьки сходили в техникум, утвердили темы и закрепили за собой одну из аудиторий. Туда притащили чертежные доски и все, что надо было для работы. В институте уговорили нескольких девочек перечертить все с черновиков и работа закипела. Все сделали в срок, все защитились.

Государственная комиссия была из Алдана - района, где процветала дражная добыча золота и поэтому принимали проекты очень заинтересованно. Практически все темы были рекомендованы к внедрению в «Якуталмазе» и «Якутзолоте».

Несомненную пользу для меня принесло и знакомство с директрисой техникума Таисией Андреевной Вечериной. Она знала про аферу Резникова и была благодарна мне за помощь в этом щекотливом положении. Выпускной был одним из приятнейших вечеров в первый мирнинский год. Кроме того, появилось много новых и полезных знакомств.

Самое невероятное, что после всего происшедшего ко мне пришел Марк и опять предложил вместе с ним написать книгу (!?).Теперь уже нечто вроде учебника по автоматике для здешнего техникума. При этом он жаловался, что ему было тяжело находить материл для лекций и поэтому он так плохо преподавал. Я, конечно, отказался от его предложения, но мысль мне понравилась и я поделился с Вечериной этой задумкой. Она с готовностью пошла навстречу и обещала переговорить с мужем - главным редактором газеты - Павлом Петровичем Вечериным. Тот обещал издать в местной типографии или разместить заказ в Якутске или Алдане.

В Мирный пришло лето. В самом начале июня я слетал в Магадан, переоформил командировку еще на три месяца и без всякого сожаления покинул его.

В Якутске шеф договорился о работах в тресте «Якутзолото» и на обратном пути я пришел туда для уточнения объемов и характера работ. К моему удовольствию главным инженером «Якутзолота» недавно стал Л.Л. Солдатов (впоследствии начальник «Якуталмаза»). Мы с ним ранее общались на колымском прииске «Большевик» и встретились в Якутске как старые знакомые. Из его рассказа я понял, что работа будет интересная и не простая. Ситуация чем-то напоминала иультинскую до моего приезда туда: незавершенка монтажа, отсутствие денег и острая необходимость ввода объекта. Он позвонил при мне в Алдан главному инженеру «Алданзолота»- К. Воробьеву, сообщил, что через несколько дней приедут наладчики из Мирного. Попросил создать все условия для работы и оказывать всяческую помощь. Чувствовалась большая озабоченность и какое-то неверие, что там все заработает.

10.22. Алдан - лето 1965 года

А заработать там должна была ионообменная установка(ИОУ) для извлечения золота. Это была засекреченная у нас технология извлечения редкоземельных металлов, примененная к золоту. Пуск этой установки на прииске «Лебедином» обеспечивал продление жизни целого городка и множества людей.

Местные пески стали мыть еще во время войны и они уже полностью истощились. Золото в них стало пылевидным, а дневная выработка обогатительной фабрички помещалась в пяти литрах какого-то черного раствора. Это все мне показали по приезде в Алдан.

В Мирном дела шли нормально, но не интересно и я стал готовиться к работе на ИОУ. С собой решил взять двоих ребят потолковее - Диму Кузнецова и Гену Заболотского. Дима хорошо работал руками, а Гена обладал огромной пробивной способностью и хорошим характером. Это было немаловажно при длительной совместной работе. Собрав все необходимые приборы и инструменты, ребята на пару дней раньше меня вылетели в Якутск. У Димки была родня в Якутске, а Гена кончал там Речное училище.

Уточнив в тресте «Якутзолото» задание и сообщив о дне прилета, мы вылетели в Алдан. При подлете я видел как поработали здесь драги: на протяжении многих километров извивались дражные отвалы!

Алдан представился мне, никогда не бывавшему на Юге, чем-то вроде курортной зоны. В городе вдоль улицы стояли не хилые лиственницы как в Магадане, а высокие тополя. Городок буквально утопал в зелени. Влюбился я в Алдан сразу же. Кругом все было уютно и благоустроено: небольшая гостиница с отличной купеческой мебелью, несколько столовых и ресторан рядом. Дома вокруг были хорошо покрашены, везде палисадники и декоративные кусты. Видно было, что край обжит хорошими хозяевами.

Утром я познакомился с главным инженером «Алданзолота» и вместе с ним мы поехали на Лебединый за 28 километров от Алдана на восток. На таком же расстоянии, но на запад от Алдана находился строящийся прииск - Новый Куранах с большой и современной обогатительной фабрикой. Оттуда и возили на Лебединый пески для поддержания жизни прииска и поселка. Круглосуточно самосвалы за 56 километров возили породу, чтобы намыть за день пятилитровую колбу раствора! Все это было ужасно нерентабельно и запуск ИОУ на Лебедином, дававший возможность обрабатывать здешние, а не привозные, пески был очень нужен.

Над технологией работали химики из Москвы. Из их профессиональных объяснений я ничего не понял при моем - то знании химии, но выпросил технологическую схему цепи аппаратов. Схема эта была намного сложнее, чем все виденные мною раньше, но не своими размерами (куда там ей до Иультинской или мирнинской фабрики №3), а сложностью. Полная документация была в первом отделе и составляла несколько толстых томов. Нужно было серьезно поработать над нею.

Удачно, что не успел удрать последний из монтажников фирмы «Сибмонтажавтоматика», так хорошо известной по Иультину. В тот же день трест запретил оплату всех их работ до сдачи монтажа под наладку по протоколу. Это был единственный способ не взвалить на нас все монтажные недоделки и переделки. Монтажник пошипел, но признал мою правоту и приготовился сдавать работу уже на следующий день: очень ему хотелось смотаться отсюда.

Решив, что ездить из Алдана каждый день - пустая трата времени, я попросил устроить нас на прииске. Местное начальство было очень этим довольно и определило нас в общежитие «для белых», где уже жили московские химики. Перевезли из Алдана свои вещи, но номер в гостинице оставили за собой.

На следующее утро мы пошли принимать работу на фабрике. Все ионообменное хозяйство помещалось в каменной пристройке, тогда как вся фабричка была еще деревянной постройки военных времен. Работа по монтажу автоматики была проделана огромная! Для объяснения таких объемов работ надо немного рассказать о технологии, насколько я еще ее помню.

Суть процесса была в том, чтобы поглотить пылевидное золото из потока пульпы с помощью ионообменных смол и извлечь затем это золото из этих смол. Золото - металл благородный и никакие обычные кислоты и щелочи на него не действуют. Химики придумали такие вещества, которые растворяли золото и вновь восстанавливали его из растворов. Составляющие этих растворов были настолько ядовиты, что цианистый калий - просто безобидная вещица. Там была еще тиомочевина и еще что-то неудобовыговариваемое, но страшно ядовитое. Все это надо было приготовить в нужной пропорции с высокой точностью. Для этого смонтировали автоматические дозаторы. Большие требования предъявлялись к температурному режиму и было установлено несколько регуляторов температуры. Все аппараты были герметичны, а самые большие из них назывались «пачуки», где и происходило поглощение золота из пульпы встречным потоком смол. Все аппараты оборудованы указателями уровня, автоматическими задвижками и клапанами.

Присутствие человека в рабочей зоне установки совершенно исключалось. Управление и контроль были вынесены на центральный пульт с огромной мнемонической схемой. Лампочек, ключей, кнопок и световых табло там было великое множество. Все это опутано бронированными контрольными кабелями. Все разделано, все подключено и готово к работе, как заверил меня монтажник.

Неожиданно для меня порядок нашей работы определили химики, энергично настаивавшие, чтобы им дали возможность проводить свои работы на установке. Следовало в первую очередь наладить управление всеми задвижками, клапанами и дозаторами с места, затем отладить дистанционное управление с общего пульта. Потом уж следовала наладка систем автоматического измерения, контроля и регулирования. В последнюю очередь наладка систем автоматики всего процесса. Так и стали делать.

Местное управление дело очень простое и мы думали завершить эти работы за неделю. Прозвонили по кабельному журналу все кабели от кнопок до аппаратов, исправили небольшие ошибки монтажа, для чего и был оставлен монтажник из «СибМА».

Подали напряжение и ... ничего не произошло. Ни один клапан, ни одна задвижка даже не шевельнулись! Снова прозвонили кабель от кнопки до клапана, проверили подключение самой кнопки - все правильно. Мне и в голову не пришло, что какая-то погрешность может быть в заводском, проверенном ОТК и запломбированном изделии. Но ничего другого не оставалось, как сломать пломбы и заглянуть внутрь этого «заводского изделия» из Еревана. Стали проверять заводской монтаж и убедились в том, что там нет никакого соответствия приложенной схеме! Провода были присоединены в самом произвольном порядке, а некоторые концы просто болтались в воздухе. Открыли второй клапан - то же самое.

Всего то клапанов больше 40 и задвижек почти столько же! Возиться с ними на месте установки было очень неудобно. Я решил поочередно демонтировать их и в помещении пульта перебирать по своей схеме. Для этого мы почти целый день потратили на отладку внутренностей одной задвижки и одного клапана. Подсоединили их, проверили правильность работы и приступили к переделке всех остальных по этому образцу. Монтажник снимал и ставил аппаратуру, Генка разбирал ее, Димка собирал, а я прозванивал и давал «добро» на установку. Провозились мы с этим делом не неделю, а целых две, но получили полную уверенность в надежности работы схем управления и сигнализации. Когда отладили схемы дистанционного управления с общего пульта и загорелись лампочки на мнемосхеме - позвали местное начальство и устроили небольшой вернисаж. Впечатление от этого было большое: наконец - то что-то ожило и появилась надежда на пуск установки.

Наладка дозаторов и других приборов, регулирующих температуру, уровни, наличие потока, требовало постоянного участия химиков, ибо только они устанавливали параметры, на которые надо было наладить приборы. Самым трудным делом стала наладка порядка действия всех элементов установки в автоматическом режиме. Химики при отладке своей технологии постоянно меняли этот порядок и нам приходилось перенастраивать всю схему заново.

Это могло длиться бесконечно и я решил положить этому конец. Мы - то должны были отладить по смете всего одну схему, а не десяток вариантов ее. Поехал я в «Алданзолото» и пригласил комиссию для приемки нашей работы. К тому времени, а была уже середина лета, у нас все работало и химики пользовались плодами нашего труда для своих опытов, т.е. работали в обычном для установки режиме.

Комиссия собралась солидная. Реле щелкали, стрелки показывали, лампочки горели, ключи поворачивались и табло светились - вся показательная часть была налицо. Все были в восторге, химики никаких замечаний не сделали и нам «на ура» подписали акт о приемке систем автоматики ионообменной установки в эксплуатацию. Тут же подписали и акт ф.2, где я раза в полтора завысил сумму, ссылаясь на переделки аппаратуры и множество побочных работ

Получалось, что каждый из нас, имея плановое задание выполнить работы на 1500 рублей в месяц, выполнил этих работ больше, чем на 12000 рублей ( столько нам заплатили по ф.2)

Мне бы, наивному , разбить эту сумму на несколько отдельных актов и высылать их в течение года, но, очевидно, свежо было в памяти иультинское «судилище» и я отправил весь акт в Магадан, надеясь на большую благодарность начальства. Как же, дождался!

В.В. Иванов был в отпуске и за него оставался такой же как я старший прораб, но по Магаданской области. Он-то и прилетел неожиданно в Алдан, даже не уведомив меня о своем приезде. С самолета он отправился прямо в контору, где выслушал много хороших слов о нашей работе, но сомнения закрались в его сознание. Заявился он к нам в гостиницу в Алдане на следующее утро. Первое, что я увидел, открыв глаза, так это приезжего коллегу. Сдержанно поздоровались и на мой вопрос: «Какого хрена тебе здесь надо?» ответил, что его направили (кто?) для проверки нашей работы и достоверности ф.2. Меня это недоверие просто взбесило.

Поскольку почтения к нему у меня не было никакого я послал его подальше: « Иди и проверяй, а я не обязан перед тобой отчитываться!» Тот упирает на то, что он «работает Ивановым», но остановиться я уже не мог и послал его еще дальше. Я его раньше знал по Магадану как простую «шестерку» в Энерголаборатории, а тут он еще и «знатоком» оказался: физически, мол, невозможно выполнить работы на такую сумму по всем существующим нормам. Я вслед за ним послал и нормы. Разговор получился никакой, как у слепого с глухим.

После обеда пришлось ехать на Лебединый. Там все произвело на него очень серьезное впечатление, а подробный рассказ химиков о наших муках с аппаратурой убедил в том, что поработали мы действительно много и видимых приписок в документации нет. Он так и сказал: «...видимых», на что я пообещал послать его еще дальше и уже при подчиненных. Последовала угроза отозвать нас из Алдана, но тут возмутился главный инженер треста К. Воробьев (он впоследствии станет генеральным директором «Северовостокзолота»), который хотел, чтобы мы продолжили работу на обогатительной фабрике в Новом Куранахе. Кроме того, меня попросили подготовить людей для эксплуатации и пообещали УПНР хорошо заплатить за это. Нужно было еще поработать в Алдане, т.к. здесь всерьез заинтересовались дражными приборами и я целую неделю потом провел на здешних драгах, помог им связаться и подключить к работе ВНИИ-1. Что у них там потом получилось, я не знаю, но думаю, что во ВНИИ-1 ухватились за эту работу.

Уехал магаданский гость, сжав зубы, и я почувствовал, что заимел врага серьезного и надолго.

Ребят я отправил в Мирный, а сам переехал на Нижний Куранах. Очень красивый поселок, хорошая новая фабрика, но ничего интересного для работы там не было. Поработал я там дней 10, ознакомился с объемами работ, составил протокол - заказ на их выполнение, отправил этот протокол в Магадан и вернулся в Мирный.

10.23. КЗОТ нужно знать

В Мирном за это время ничего не изменилось. На участке работа шла нормально, но силы были разбросаны по множеству мелких объектов. В конце каждого месяца необходимо было оформлять выполнение работ актами ф.2. Это надо было делать грамотно и своевременно: от этого зависела зарплата и премия. Нужен был специалист - экономист, который только этим бы и занимался. Кто-то порекомендовал мне молодого парня и я принял его на должность мастера. Удивительный оказался раздолбай! И дело вроде бы знает, но так все делает, что ко мне посыпались один за другим звонки от заказчиков, у которых он подписывал формы.

Первый звонок был от главного инженера рудника «Мир» Тараса Гавриловича Десяткина. С ним у нас были прекрасные отношения и полное взаимопонимание. Мужик он был чудесный. Самое светлое пятно среди знакомых мне якутов. Недаром он уже лет 20 генеральный директор «Якутзолота» и Герой Соц. Труда. Так вот, звонит он мне и говорит: «Володя, ты кого ко мне прислал с формой? Мало того, что этот болван уменьшил меня на единицу, назвав Девяткиным, так он еще умудрился нагрубить всем моим бухгалтерам и секретарю! Ноги его чтобы больше не было на руднике. А потом, тебе, что не хочется самому зайти хоть раз в месяц?»

Такого же рода звонки были с КСМ, из милиции. Терпение мое лопнуло, когда наша соседка - главный инженер Стройбанка - очаровательная блондинка Валентина Павловна Сенникова - сама пришла и нажаловалась на него. Нужно было срочно избавляться от такого работника, пока он не рассорил нас со всем городом. Никакие разговоры и уговоры не помогли и на следующий месяц все повторилось. Предложил ему уволиться по собственному желанию, но это потеря северных надбавок, хоть у него их было всего пара. Он отказался, козыряя знанием КЗОТа, и даже пригрозил мне неприятностями. Я потому это вспоминаю, что этот случай заставил меня впервые хорошо изучить этот самый КЗОТ.

Почитал я эту мудрую книгу, вызываю его и говорю, что он принят на работу как мастер и должен выполнять свои должностные обязанности, т.е. руководить работами по автоматизации производственных объектов. В ответ истерика и отказ от такой работы, ибо в автоматике он полный профан. Я ему тут же в приказе выговор за отказ от работы и предупреждаю, что еще раз выговор получит и в последнем приказе на увольнение по профессиональной непригодности будет формулировка «...систематическое неисполнение своих обязанностей...», с которой его на работу никто не возьмет. Дал ему в подчинение Диму Кузнецова с парой ребят и приказал требовать работу на каждый день, а если такого задания не будет, то после нескольких простоев доложить мне. Так и получилось: через два дня он принес мне заявление на перевод в какую-то фирму. Оттуда мне никто не позвонил, а сам я решил жизнь ему не портить - все -таки повеселил он меня пару месяцев и заставил выучить КЗОТ.

Нужно было ехать в Магадан на переоформление командировки, да и шеф вернулся из отпуска. Я уже чувствовал, что не хочу жить в Магадане и хотел переговорить с ним об устройстве в Мирном. Надо было включить в договор с «Якуталмазом» пункт о выделении нам пары квартир для меня и Володи Крылова и перебираться насовсем в Мирный, работая в УПНР.

Ничего из этого не получилось. В.В. был достаточно умным и дальновидным мужиком и давно уже понял, что такой промышленный монстр как «Северовостокзолото» долго не просуществует. В скором времени «Якуталмаз» наберет силу и отделится, да и вся Якутия выйдет из магаданского подчинения. Он поделился со мной этими соображениями, поблагодарил за работу на Алдане и, самое главное, выказал сомнения, что в Магадане можно будет в ближайшее время получить большую квартиру. По всему выходило, что он благословил меня на перевод в «Якуталмаз» и переезд в Мирный. С таким настроением я уехал в Якутию.

10.24. Экспертиза с «заделом» в будущее

Осенью 1967 года произошло несколько событий, в дальнейшем повлиявших на мою жизнь.

Первое из них началось со звонка из ГОВД с просьбой зайти к следователю. Там мне выложили на стол некое заявление, до боли напомнившее мне донос Гончара на меня в Иультине. Обвинялся начальник наладочного участка «Сибэнергомонтаж» Ю. П. Леонов в приписках и махинациях с объемами работ. Я до этого только понаслышке знал, что на КСМ базируется какая-то наладка - небольшая группа ребят, обрабатывающая подстанции в городе и внутренние схемы домов и производственных баз: сопротивление изоляции, заземление и т.п. Ни с кем из них я не был знаком и ничего следователю не мог рассказать. Так я ему и заявил.

Оказалось, что я понадобился следствию в качестве эксперта по проделанной этим участком работе и правильности оформления денежных документов. Очень мне не хотелось этим заниматься! Никакие отговорки не помогли: я оказался единственным независимым специалистом в Мирном и притом еще и повязанным долголетней совместной работой с МВД. Пришлось согласиться провести проверку, хоть я толком и не знал, как это делается.

Ю.П. (так его все звали) работал с Отделом капстроительства «Якуталмаза» и Стройбанком. Объемы были очень небольшие, но вполне достаточные, чтобы прокормить 5-6 человек наладчиков. Я взял документы в ОКСе и Стройбанке, поизучал их и ... ничего не понял. Получалось, что ребята делали наладку на объектах, которые еще только над фундаментом показались: автобазе, ремонтной базе, КСМ и других помельче. Там еще и оборудование не установлено, а они уже его наладили и деньги получили. Суммы небольшие, но от факта приписок никуда не денешься. Запахло скандалом и большими неприятностями. Я пошел к Ю.П. на КСМ.

Первое знакомство с их участком произвело на меня хорошее впечатление: ребята все молодые, активные, грамотные; большой парк приборов, подготовлены все бланки наладочных работ и вообще - кругом порядок и стремление к развитию. Ю.П. оказался парнем лет на 5 старше меня. Я еще тогда не знал, что у него нет даже среднего технического образования и даже не догадался бы об этом - настолько грамотно он рассуждал о работе. Правда, в технические детали он старался не углубляться, но на все вопросы финансов и отчетности давал исчерпывающие ответы. Сам он в наладочных работах не участвовал, а был, как теперь говорят, «менеджером». Мне он сразу понравился.

С некоторым сомнением в душе: может, я что-то недопонял? - предъявляю ему свои выводы и жду возражений, но их не последовало. Ю.П. совершенно откровенно заявил, что для поддержания жизни участка надо было отправлять в Новосибирск, где находился их трест, деньги за выполненные работы в гораздо больших объемах, чем они могли выполнить. При этом объекты под наладку находились нерегулярно, хоть и были долгосрочные договора на работу. Все это мне было хорошо понятно и я Ю.П. искренне сочувствовал, но это не повод для приписок. Во время разговора мы с ним прониклись взаимной симпатией и как-то незаметно стали обсуждать способы скрыть нарушения.

Я решил отметить, что работы на указанных в ф.2 объектах велись, но не на постоянном оборудовании, а на строительных времянках. Благо, у ребят хватило ума не детализировать переделы работ, а обозначить их в некоем «общем виде».

Для этого надо было заручиться поддержкой или хотя бы невмешательством Стройбанка. Коллектив там был полностью женский и очень дружный. Поскольку у нас на участке работали только мужчины, то соседские связи быстро окрепли и переросли почти в дружбу. Я со своими 5 детьми был для сердобольных женщин просто предметом для забот и удивления. Несколько раз в день нас приглашали на 2-ой этаж попить чаю, угощая домашними пирогами. Мы, в свою очередь, помогали им переделать все мужские дела в конторе и иногда и на квартирах. Так что, со Стройбанком у меня были очень хорошие отношения, что подкреплялось еще и тем, что я никогда не просил у них никаких послаблений.

Вот к главному инженеру Валентине Сенниковой я и отправился посоветоваться насчет экспертизы. Наладочные деньги не проходят через Стройбанк - это средства на эксплуатацию, но если показывать, что работы выполнялись на времянках, то это 8 глава сметы на строительство - ведение Стройбанка. По этой статье деньги надо было как-то провести. Пришли мы с Ю.П. и выложили Валентине все начистоту. Деньги были очень небольшие по понятиям банкиров и нам выдали справку о прохождении таких сумм в оплатах по главе «Собственное строительство». Теперь можно было написать достаточно обоснованное заключение.

Дело закрыли и Ю.П. отделался легким испугом, пообещав, что будет осторожнее в следующий раз. В том, что такой раз будет я не сомневался: такой уж человек был Юрий Петрович Леонов. С ним мне еще много придется работать и жить.

К моему большому сожалению пришлось отказаться от преподавания в техникуме, хоть и очень нужны были деньги. Положение было такое взвешенное и неопределенное, что я не знал, где окажусь в любой день. Наступили холода, с квартирой все было неопределенно, да и в Магадан мне ехать не хотелось. Настроение было хуже некуда. В сентябре стали сбываться предчувствия моего шефа: искусственно созданный монстр - «Северовостокзолото» стал распадаться. Пришел приказ Мицветмета о непосредственном подчинении «Якуталмаза» министерству и большой самостоятельности треста.

Назревали большие организационные перемены и одна из них - образование в Мирном Управления по автоматизации на базе Красноярского треста «Сибцветметавтоматика» (СибЦМА). Жить нашему участку оставалось недолго: либо вливаться в новое Управление, либо переходить в «Якуталмаз», а мне прямая дорога в Магадан. Ох, как мне не хотелось туда ехать!

10.25. Начинается «СибЦМА»

Однажды вечером пришел ко мне познакомиться и передать привет от управляющего трестом «Сибцветметавтоматика» М. Царегородцева Леонид Трофимович Хобин. (Я и не знал, что мой коллега - дражник стал управляющим трестом). «СибЦМА» еще только зарождался и оказалось, что «Царь» стал прекрасным организатором при становлении фирмы. Мир тесен и узнать, что я в Мирном было не трудно. По его рекомендации Хобин предложил мне должность главного конструктора во вновь организуемом Управлении. Сам же Хобин приехал в Мирный организовывать это Управление в качестве его начальника.

Бывает же любовь с первого взгляда! Через полчаса мы с Леней разговаривали будто знакомы много лет. Хобин - прирожденный организатор, увлекающий за собой всякого, кого захочет убедить в правоте своего дела. При этом он был опытным и дальновидным дельцом, грамотным специалистом - самоучкой. Круг интересов у него был очень широкий, суждения здравые. Собеседник он был великолепный!

Короче говоря, уже через полчаса я дал свое согласие на перевод в «СибЦМА». Основными доводами для меня послужило большое желание поработать «с нуля» и обещание квартиры в Мирном в ближайшее время.

После закрепления нашего договора «рюмкой чая» Л.Т. признался, что сначала меня решили пригласить на должность главного инженера, но оказалось, что я не член КПСС, а эта должность - прерогатива горкома КПСС. Но все обязанности главного инженера мне придется выполнять до приезда из Красноярска тамошнего «назначенца». Меня это совершенно не озаботило и эта часть разговора выпала из памяти до поры до времени.

У Л.Т. уже было заготовлено письмо в Магадан с просьбой о моем переводе в «СибЦМА», которое назавтра и отправили. Согласие и полный расчет с компенсацией за отпуск пришло неожиданно быстро. С 1 ноября 1967 года я стал работать в еще не созданном Мирнинском Управлении «СибЦМА».

Для нового Управления отвели территорию бывшей фабрики №1 на Нижнем поселке. Место прямо-таки историческое - лог Хабардина, где были найдены первые якутские алмазы и отправлена телеграмма: «Закурили трубку «Мир» - табак хороший». На берегу ручья, именуемого рекой Ирелях, стояли несколько деревянных зданий: контора, котельная, мастерская и еще что-то помельче. Все это было заброшено и было бесхозным уже пару лет.

Хобин организовал работы по приведению в порядок этого хаоса и вызвал из Красноярска в командировку 5 человек монтажников откровенно блатного вида. Основная их задача была, конечно же, монтировать системы автоматики, но монтировать было нечего и ребята, изрядно продрогнув на 40-градусном морозе, грелись в одном из бараков с помощью водки. Дело двигалось неплохо, но надо было завоевывать «место под солнцем» и набирать объемы работ по автоматике.

Этим предстояло заниматься мне по нашему негласному разделению обязанностей. Я исходил из расчета выработки по 1200 рублей на человека в месяц. Обрабатывать надо было пока только себя, ибо остальные находились в командировке и Хобин закрывал ф.2 на восстановительные работы.

Первые деньги, которые заработало новое Управление, была оплата за проект автоматики котельной Горбыткомбината. Стояли там два паровых котла ДКВР и вопреки всем правилам Котлонадзора работали они без всяких защит и контроля. Взял я в институте у знакомых ребят чертежную доску и рулон миллиметровки, принес все это в гостиницу и стал делать проект автоматики этой котельной. Заняла эта работа у меня целую неделю, ибо выглядеть проект должен был солидно! Девочек институтских я принял на работу по трудовому соглашению и они мне его перевели на кальку и размножили. Тарас Гаврилович Десяткин, не глядя подписал мне смету на проектирование, изготовление шкафов, монтаж и наладку. Сумма получилась очень солидная для начинающего Управления и давала мне возможность спокойно съездить в Красноярск на утверждение в должности.

10.26. Красноярск-1967 г

В Красноярске я был впервые и ничего сначала в этом городе не понял. Как все сибирские города он ужасно растянут вдоль Енисея и любая поездка по городу - это очень длинные концы. Здесь на улице имени газеты «Красноярский рабочий» жил наш Алик Бураков - «Габони», распределенный после Военмеха. Его я не нашел, но выслушал красочный рассказ соседок о воспитании им жены. Очень огорчился – мы с Алькой были очень дружны в институте.

С Царегородцевым мы встретились совсем не как начальник с новым работником. Просидел я у него в кабинете полдня, обсуждая перспективы развития Мирнинского Управления.

Трест находился в стадии становления и начинал серьезную экспансию на всю Восточную Сибирь и Якутию. В Забайкалье и Норильске уже были созданы свои Управления и стоило это, очевидно, немалых капитальных вложений или, как теперь говорят, инвестиций. На мой вопрос об этом Царегородцев дал понять, что трест работает на оборону тоже и деньги, полученные от этих работ вкладывает в развитие. Речь шла о каких-то малогабаритных электростанциях на ядерном топливе или о чем - то похожем - уточнять я не стал. Мне важно было знать, что наша работа в Мирном будет финансово подкреплена крупными вложениями денег.

Интересным было знакомство с главным конструктором треста. Ничего нового он мне не сказал, но проболтался, что меня намечали перетянуть в трест. Он хорошо знал все, что я сделал на драгах и в Иультине. Никаких ограничений в выборе тематики и объемов работ передо мной не было, проверять мою работу он не собирался, но привезенный мною проект автоматики котельной просмотрел очень внимательно. Замечаний не было и мы расстались, довольные друг другом.

Аэропорт в Красноярске был прямо в городе. Доехал я туда на троллейбусе и без всяких хлопот улетел в Мирный.

10.27. Первые шаги «СибЦМА» в Мирном

Буквально через пару дней вслед за мной прилетел спецрейс, на котором прибыли шкафы и все комплектующие по моему проекту, огромное количество всякой аппаратуры, провод и кабели. Даже пару верстаков с полным набором инструментов и разборные полки прислали. Я начал проникаться к фирме уважением! Этим же самолетом прилетела жена Хобина - Варвара и его забулдыжный брат.

Варя была отличной монтажницей. В ее активе была сложнейшая работа по монтажу сигнального табло на стадионе в Красноярске. Руки у нее были золотые, да и характером Бог не обидел. Под ее - то началом и закипела работа. Парни соскучились по настоящему делу и за несколько дней прокинули все кабели, выставили приборы. Благо, работать надо было в теплой котельной, а не на 50-тиградусном морозе.

Мы с Хобиным хорошо понимали, что сил у нас пока еще мало для выполнения работ на вновь строящихся предприятиях и свои объемы нам надо формировать только по своим проектам. Это был единственный путь для полной загрузки монтажников.

Набирать тематику для проектирования и выпускать документацию предстояло мне и от успешного решения этой задачи зависело будущее новорожденного Управления. За широкой спиной Хобина - организатора мне было спокойно работать: пока я прошелся по старым связям на руднике и в Стройбанке и набрал работы практически на год, он уже сумел отремонтировать довольно просторное и теплое помещение для конструкторского бюро. Чертежные столы и другую мебель каким-то образом Хобин выпросил в институте и получилось очень уютно.

Формировалось КБ типичным для Мирного способом: кто-то звонит и рекомендует работника. Первым позвонил мне главный архитектор города Женя Ермолаев и попросил принять на работу свою чертежницу. Она, мол, очень хороший специалист, но работать им вместе неудобно по ряду причин. В довершение разговора пообещал мне всяческое содействие и попросил иногда отпускать эту чертежницу с работы на пару часов. В душе посмеявшись, я согласился.

Второй звонок был от Ю.П. Леонова с просьбой принять на работу его жену, имевшую хоть и небольшой, но опыт работы конструктором. Я всегда был сторонником того, что человека легче научить, чем переучивать и поэтому согласился принять ее. Воистину, в моей жизни началась очередная белая полоса: в КБ пришла Анна Сергеевна Леонова. По характеру она была полной противоположностью Ю.П. - спокойная, рассудительная и очень доброжелательная женщина. Вокруг нее и сплотились все в КБ.

Из Красноярска приехал еще один мастер, уже пожилой мужик, с женой и дочерью. Обе стали работать в КБ, ибо мать была неплохим конструктором, а ее дочь прекрасно работала с калькой и занялась размножением чертежей.

Чуть позже пришла еще одна пара из института: Леонид Куралев, работавший там зам. начальника технического отдела и его жена - очень яркая блондинка и неплохой конструктор. Целый цветник образовался и каждая внесла что-либо в создание уюта на работе: тут тебе и регулярный чай с домашней выпечкой, и цветы везде, и занавески... Ко мне они относились с должным почтением, да и я их мелочно не опекал, передоверив все это Куралеву, ставшему моим заместителем.

Фактически мне приходилось выполнять всю работу главного инженера Управления: выработку технической политики, взаимодействие с «Якуталмазом», присутствие на всяких совещаниях городского актива вплоть до горкома партии.

Последней работой, которую я тогда выполнил сам, была автоматика водоочистных сооружений города. На это был проект какой-то фирмы, понятия не имевшей, что она хочет. Там такое было наворочено, что я даже не удивился, что за это дело никто не берется. Надо было начинать с разработки технического задания на проектирование и я пошел изучать технологию. Она чем-то напоминала технологию на Алдане, но много проще.

Проектировать надо было под наличие аппаратуры и учитывать то, что шкафы нам изготовить в Мирном невозможно и придется обращаться в Красноярск, а мне этого не хотелось делать. Заложил я в этот проект прямо-таки «революционное» решение: выполнить открытую установку сильноточных реле на панелях прямо в зале фильтрации. Бояться повышенной влажности при этом не приходилось, т.к. у реле были мощные контакты, да и влажности - то особой не было - просто постоянно тепло. При таком решении очень упрощался монтаж и обслуживание аппаратуры. Схемы управления клапанами и задвижками я применил уже опробованные в Алдане и дело двинулось.

Изготовили панели по моему проекту, смонтировали и наладили автоматику станции очень быстро. Деньги получили на год вперед для содержания всего КБ. Я бы так подробно не вспоминал об этом, но последний раз я видел эту автоматику в действии... в 1993 году и без всякого изменения.

В конце 1967 года произошло еще несколько событий, повлиявших на мою жизнь.

Первое из них весьма незначительное: переезд в дом на нижнем поселке. Хобин правильно решил не дожидаться пока Управлению выделят квартиры и стал, с благословения треста, покупать частные дома. Одним из первых купили и этот дом через дорогу от нашей территории. Было там две комнаты: 14 и 20 кв. метров, большие сени и пара сараев во дворе. Отопление печное, вода на колонке за квартал от дома, удобства во дворе. Стоял дом практически на земле и снизу не продувался. От этого на полу температура была около минус 10, а вверху - до плюс 40. Так и ходил в ту зиму дома: голым по пояс, но в унтах.

В комнате была огромная самодельная тахта с кучей одеял и подушек, отличная печка с плитой и духовкой, стол, пара стульев и полки по всем стенам. Угол выгородили вместо шкафа. Было тесно, но уютно.

Главное развлечение - колоть дрова. Пока было немного хороших дров, оставшихся от старых хозяев, это, действительно, было удовольствием. Но все хорошее кончается и мне привезли пару самосвалов напиленной лиственницы - чапыжника. Свалили все это в ограду когда меня не было дома и поставили перед необходимостью ежедневно рубить завитые винтом мерзлые поленья. Вот это была работенка!

Зима была невиданно холодной - стояли пару месяцев морозы ниже 50 градусов, а на Нижнем поселке еще на несколько градусов холоднее. Я начинал колоть дрова в полушубке, а заканчивал махать топором уже в одной рубашке: пот с меня лил градом и пар надо мной стоял как от паровоза. Не наколешь - замерзнешь и это упражнение мне стало привычным на всю зиму. И до сих пор, когда вижу где-либо хорошие дрова, то завидую хозяевам, хотя мне эти дрова сейчас и даром не нужны.

Второе удовольствие - привозить воду. Не столько привозить, сколько набирать ее на колонке: там так намерзало, что на морозе приходилось наливать в большой бидон чуть ли не кружкой. После этого домой тащил санки бегом, боясь замерзнуть окончательно. Вот такой был быт в зиму 1967 года.

К тому времени я принял на работу прекрасного конструктора - от Бога был специалист! - Витю Секирина. Он спешно смылся из Новочеркасска после подавления там волнений. Там он окончил институт, жили его жена и две дочери. За участие в заварушке ему грозили большие неприятности и кто-то помог удрать аж в Мирный. Явился он ко мне в легком пальтишке и летних ботиночках - зимней одежде южного края - прямо с самолета. Отогревали его девочки чаем целый день, пока не нашли ему полную экипировку на нашем складе. Поселили его в моем доме, отделив в соседней комнате угол легкой загородкой. Мы с ним хорошо сдружились, особенно после того, как я увидел его в работе. Пространственное воображение его было феноменальным: чертил он очень быстро и сразу начисто. Манера черчения была как у моей Гали - очень контрастно и чисто, но во много раз быстрее.

10.28. Впервые на Вилюйской ГЭС

Перед самым Новым годом я пошел в Стройбанк подписывать документы. Встречали меня там всегда как старого друга, поили чаем и справлялись о домашних делах и детях. В этот раз они куда-то торопились и обычных посиделок не намечалось.

Тут я узнал, что в СССР в конце декабря празднуют День энергетика и к этому дню приурочивают всякие запуски новых объектов. Я к тому времени знал, что где-то недалеко от Мирного строят Вилюйскую ГЭС, но никакого интереса к этому не проявлял и никакими подробностями не интересовался. Так я и объяснил девочкам из Стройбанка. Их возмущению не было границ! Не знать ничего о такой огромной стройке в их глазах было просто кощунством. Меня чуть ли не силой посадили в автобус и повезли в Чернышевский на пуск первого агрегата Вилюйской ГЭС.

Ехали почти два часа по местам, где я еще не бывал никогда. Дорога была еще не благоустроена, но пейзажи вокруг отличались от колымских и особенно чукотских: высокие деревья, красивые скалы и бескрайние просторы. В поселке долго не задержались и сразу поехали к плотине на митинг.

Народу собралось много и попасть в машинный зал было трудно. Банкирш и меня с ними провели какими-то галереями прямо к агрегату. На маленьком пятачке собралось человек 100 начальства и передовиков производства. Говорили речи, обещали не останавливаться на достигнутом, но это меня совершенно не интересовало. Агрегат закрутился, народ стал расходиться по местам празднования: начальство на банкет в столовую, работяги по домам.

Поскольку я ни к тем, ни к другим не относился, то остался на стройке и стал бродить по плотине. Впечатление было колоссальное! Я еще не видел того, что именовалось «Великие стройки коммунизма». Эта стройка хоть и не относилась к таким великим как Братская или Красноярская ГЭС, но значение ее для страны было не меньшее, т.к. развитие алмазодобычи в стране целиком зависело от обеспечения электроэнергией.

Вдоволь намерзнувшись на гребне плотины, я спустился к автобусу и мы с шофером в строительной столовке отметили пуск первого агрегата Вилюйской ГЭС хорошим обедом и компотом. Назад везли подпивших банкирш с песнями и покупками: они успели обшарить в поселке все магазины. Сам поселок я тогда видел мельком, но запомнилось, что в отличие от Мирного дома там стоят среди деревьев и все это производит впечатление чего-то очень уютного и компактного.

10.29. Обживаюсь в Мирном и рву с Чукоткой

Так наступил 1968 год. Самое главное, мы сумели включить в перечень новостроек города здание Управления и производственную базу. Это открывало нам финансирование и свидетельствовало о серьезности намерений фирмы. Речь о какой-либо конкуренции в области автоматизации уже не шла: участок УПНР закрыли, институт занимался только рентгеновскими аппаратами. Все проектирование, монтаж и наладку отдали «СибЦМА». Нужно было срочно разворачиваться и создавать базу.

Для базы «СибЦМА» надо было найти удобное место вблизи коммуникаций: тепла, воды и канализации. Выделял землю главный архитектор города Женя Ермолаев. Я всегда знал, что долг платежом красен даже для москвича и не ошибся. Он многозначительно надувал щеки в течение получаса, а затем повез меня по шоссе Кирова до второй фабрики. Там мы оглядели пустырь между маленьким кварталом сборных домиков ПДУ и ремонтной базой. «Вот тут и будет ваше Управление!» - показал Женя. Мы в течение часа обошли весь отводимый нам участок, осмотрели места подключения к теплу и воде. Лучшего места и придумать нельзя было! В завершение разговора Женя посоветовал мне пару архитекторов - якутов из института, которые смогли бы спроектировать в короткие сроки нашу базу. Работа эта шла мне на выполнение плана и назавтра я поторопился в институт.

Договорились быстро с двумя молодыми толковыми ребятами -якутами: принял их на работу по совместительству и пообещал хорошую премию за скорость и качество. Уже через неделю мы с Хобиным целый вечер обсуждали первые наброски проекта. Получалось неплохо, но замечаний и пожеланий было много. Ребята все это учли и второй вариант мы приняли к исполнению.

Одновременно узаконили все работы по реконструкции территории первой фабрики, наняли строительную бригаду и стали благоустраиваться. Настроение было приподнятое и дело двигалось успешно. Сваи под здание Управления стали забивать еще до наступления тепла, шлакоблоками завалили всю территорию.

День Советской Армии мы с ребятами из ГОВД встречали в ресторане. Как-то случайно встретились, посетовали, что редко видимся (а я, действительно, с нижнего поселка почти не выбирался в центр) и договорились посидеть в праздник. Все шло по заведенной схеме: умеренная выпивка, хорошая закуска, негромкая музыка и разговоры о работе.

Когда вечер уже раскрутился по залу стал мельтешить пожилой, невысокий, рыжий и лысоватый мужичок. То подкатится к оркестру и что-то там заиграет «не в цвет», то носится с тарелкой от стола к столу не понятно зачем. Вся эта суматоха так мне надоела, что я ухватил его за пиджак и пообещал разбить у него на голове его же тарелку, если он не утихомирится.

В ответ раздался совершенно неожиданный вопрос: «Ты знаешь где начинается Одесса?!» Мы все немного растерялись и тут последовало продолжение: «Одесса начинается с Дерибасовской дом 1, квартира 1 и там живу я - Юра Гиллер!» Вынимает из кармана паспорт, открывает его и мои приятели-милиционеры привычно проверяют: Дерибасовская,1 квартира 1 ! Расхохотались мы очень дружно и громко. После этого мужичок уже не бегал по залу, а сидел с нами за столом до самого закрытия ресторана. Так я познакомился с одним из калоритнейших людей в моей жизни - Юрой Гиллером. Я еще вспомню о нем позже.

К весне мы купили несколько деревянных домов уже в центре города. Дом был добротный, рубленный из толстого бруса, на высоких ряжах и подполье хорошо продувалось. Было в нем три комнаты и огромная – метров 25 - кухня. Я устроился в самой большой комнате, а в двух остальных Хобин с Варварой и трое монтажников.

Чтобы уж покончить с бытовыми заботами нужно было привезти с Чукотки свои вещи. Такая договоренность у меня была с Царегородцевым и командировку мне оформили без задержки, да и денег выдали достаточно для оплаты всех расходов. Провожали меня в аэропорту «с размахом»: лечу на край света. Тогда была мода на изделия из нерпичьей шкуры: шили из нее все - шапки, куртки, ботинки и даже галстуки. Естественно, что общество пожелало заиметь такие шкуры и привезти их было поручено мне. Даже деньги вручили на это мероприятие. С тем и улетел.

Добрался я до места без всяких приключений. Прилетел и в душе ужаснулся разительному контрасту между Мирным и Иультином! Дело не в самом поселке, а в природе. Когда жил здесь, то не замечал, что небо такое низкое, что такой жалкий вид имеет растительность и что краски в природе в основном серые и черные. Якутия - Мирный и особенно Алдан - показались мне чем-то вроде ярких тропиков, ибо на настоящем юге я никогда еще не был, а от Питера и Белоруссии почти никакого отличия. Я в душе поблагодарил Бога, что выбрался отсюда.

Из моих ребят почти никого не осталось после моего отъезда. Юра Шарашкин стал начальником штаба ВГСЧ и переехал в Магадан, но его заместитель дал мне машину и людей, чтобы помогли отправить 6 большущих ящиков на пароход в Залив Креста. Там мы их благополучно сдали в экспедицию и на теплоходе «Витебск» отправили через Ванино и Иркутск в Мирный. Получилось все на удивление быстро и недорого.

У меня осталось время найти нерпичьи шкуры и я пошел за советом в райком комсомола к знакомым ребятам. И тут никаких препон - иди и бери сколько хочешь бесплатно! Пошел брать. Прихожу в огромнейший склад из гофрированного железа, построенный, наверное, еще во времена американских факторий. Весь этот склад доверху забит невыделанными нерпичьими и оленьими шкурами. Похожи они на листы жести, разметанные сильным взрывом. Выпрямить их невозможно, а везти в таком виде - тем более. Постоял я, подумал и не нашел ничего лучше, как отрезать несколько более- менее гладких кусков нерпы на галстуки для модников. С тем и ушел, удивляясь нашему советскому богатству и бесхозяйственности.

Назад я тоже долетел без приключений, даже не было времени заскочить из аэропорта в Магадан попрощаться с городом и друзьями. Позвонил в институт, передал всем приветы и улетел. Вскоре все мои ящики благополучно прибыли в Мирный. Распаковывать их я не стал, а сложил на теплом складе до лучших времен.

10.30. Ленск – первое знакомство

Совершенно неожиданно привалила очень срочная и сложная работа на пусковом объекте - авторемонтном заводе (АРМ) в Ленске. Началось с того, что Валентина Сенникова - главный инженер Стройбанка - поехала туда принимать этот завод у строителей, а там - скандал! Представитель заказчика - главный механик этого нового завода не желает подписывать готовность объекта. Причина очень серьезная: технология ремонта, заложенная в проекте, не отвечает требованиям эксплуатационников. Переделывать свой проект институт «Якутнипроалмаз» отказывается, ссылаясь на то, что выполнил проектное задание того же заказчика. Ситуация тупиковая и для ее разрешения Валентина предложила заказчику «Алмаздортрансу» (АДТ) пригласить нашу фирму переделать проект, выполнить заново монтаж и наладку всей технологической цепочки завода.

Хобин срочно выехал в Ленск и заключил с АДТ договор на эти работы. Деньги были очень хорошие, но сроки минимальные - завод надо было сдать до конца года. Главное - быстро перепроектировать всю технологию. Сделать это было можно только на месте и с участием строптивого главного механика АРМ. Мы с Витей Секириным выехали в Ленск буквально на следующий день после подписания договора.

Это было мое первое свидание с Ленском, которого сейчас уже нет в прежнем виде - смыло наводнением 2001 года.

В ту командировку я Ленска так и не увидел. Нам отвели место для работы в клубе старого АРМ, где мы и жили на раскладушках. Принесли нам электроплитку, холодильник и мы зачастую обходились без столовой - одним чаем с бутербродами.

Механик оказался парнем грамотным и очень настырным - бывший капитан авиации Коля Левчук. Сначала он занял очень агрессивную позицию и видел в нас неких фокусников, которые хотят надуть бедного механика и ограничиться полумерами. Выяснение отношений не заняло много времени - ровно столько, чтобы распить пару бутылок. Работать мы стали вместе и дело двинулось.

Для ускорения всех работ решили выдавать чертежи на отдельные переделы работ. Выбрали самые простые с точки зрения переделки объекты и выдали всю документацию. Сразу же загрузили работой монтажников и самого Левчука, руководившего ими, хоть это и не его было дело. Я взялся переделывать все электрические схемы, а Витя конструкции шкафов и нестандартного оборудования. Уже через пару дней надо было вызывать к себе копировщицу для калькирования и размножения чертежей.

Пахать пришлось почти все лето, которое мы и не видели. За время этой работы мы очень сдружились с Колей. О чем только не переговорили вечерами, когда он пропадал у нас! Сделали все, как хотелось Левчуку.

Акт ввода АРМ был подписан значительно раньше, чем предполагалось и все были довольны, особенно Валентина - инициатор этой работы. После подписания акта был небольшой банкет у Коли дома - на самом берегу Лены. Сидели у реки чуть ли не до утра, пока комары не заели окончательно.

Так появился у меня самый близкий друг в Якутии - мой «братан» Коля Левчук. Несмотря на разность в характерах у нас на многие годы сохранились добрые чувства друг к другу и самые искренние отношения, когда «... мой дом - твой дом!» не просто слова.

О Ленске я еще расскажу отдельно, ибо город мне очень дорог и сделано там немало. Так жалко, что от его самобытной прелести ничего не осталось! Надо же умудриться: не пропустить паводок и затопить весь город! Воистину, достался дуракам стеклянный .... . Они его и разбили.

10.31. Преподаю и работаю

Я вернулся в Мирный с чувством хорошо проделанной работы. Эпопея в Ленске придала нашей фирме большой авторитет. В бытовом отношении я устроился неплохо и подумывал привезти своих, но Хобин не советовал пока и я его послушал, надеясь, что позже купим или построим большой дом. Остро стоял вопрос о деньгах: в Мирном мне командировочных не платили.

С первого сентября начинались занятия в филиале Алданского Политехникума и в Вилюйском энергостроительном техникуме. Все это было под одной крышей и под одним руководством - Таисии Андреевны Вечериной. Она - то и пригласила меня преподавать автоматику на специальности «Автоматизация производственных процессов». Это было очень кстати и я согласился, благо техникум стоял рядом с нашим домом.

К занятиям я стал готовиться заранее, решив не придерживаться стандартной программы. Мне давно хотелось написать нечто вроде «Автоматики для чайников» и тут выдалась такая возможность. Исписал я целую пачку бумаги, готовя конспект лекций. Работать было легко и удобно: дома никто не мешал, да и на работе удавалось готовиться к учебному году. Но правильно говорят, что человек полагает, а Бог располагает.

Первые занятия я начал с удовольствием и на подъеме: ни в какие конспекты не заглядывал, чертил много и красиво (привет доценту Миролюбову!) - даже самому нравилось, но... У моих студентов было полное непонимание того, что я им говорю и от этого безразличие к моему предмету. А ведь это была их специальность! Через неделю я понял, что дело плохо и надо искать причины этого бараньего безразличия.

Поделился своими сомнениями с Жорой Понтусом, заведовавшим лабораторией электротехники (очень, кстати, неплохой). Жора посоветовал проверить знания по другим предметам, на которых базируется изучение автоматики. Я-то считал, что студенты выпускного курса знают электротехнику, физику и хотя бы арифметику и на этом строил свои лекции. Решил на следующем же занятии проверить так ли это.

Проверил и ужаснулся! Большинство понятия не имело даже о законе Ома, не говоря уж об электромагнетизме. С одной стороны у меня камень с души свалился: не так уж я, наверное, и плох, как мне показалось, а с другой стороны стал вопрос: «Как преподавать дальше?!» К тому же выяснилось, что у всех стоят зачеты и сданы экзамены по всем этим предметам, а преподавал им не кто иной как мой заместитель по КБ - Куралев, будучи еще работником института.

С этими грустными мыслями я пошел к Вечериной и мы не нашли другого выхода, как только перечитать заново многое из того, что уже сдано. Без этого мне нечего было делать в аудитории и никаких специалистов не подготовить. Т.А. согласилась дать дополнительные часы, но нужно было переговорить со студентами.

Разговор был очень неприятный, но откровенный. Оказалось, что из лекций Куралева они ничего не вынесли, т.к. тот бубнил им, уткнувшись в книгу, и призывал много работать самостоятельно. Если что и запомнилось, то только потому, что пришлось делать лабораторные работы, да и те переписывали друг у друга. Короче, полный завал. Никакого недовольства тем, что придется дополнительно заниматься не выразили. Наоборот, появилось желание осилить профессию, когда я пообещал, что специально перечитывать электротехнику не буду, а только по ходу своих лекций добавлю материал. Слукавил я, конечно, но уже на следующих лекциях отношение стало совсем другим - заинтересованным.

Группа была очень интересная, хоть и разношерстная: от начальника связи треста П.В. Киселева - мужика пожилого и очень авторитетного, до молоденькой девчонки - Гали Чантурия. Было несколько ребят очень грамотных: электрики - практики, переведенные в службу автоматики третьей фабрики и несколько связистов. С ними было легко работать и они во многом мне помогали, особенно в лаборатории.

Вот так и получилось, что все вечера у меня были заняты в техникуме, а все свободное время приходилось готовиться к лекциям. Сам взвалил на себя этот воз и надо было доводить группу до диплома.

Конспекты мои превратились в большой рукописный том с множеством схем и чертежей. Я подумывал, используя возможности местной типографии напечатать все это хоть небольшим тиражом, но не поторопился ( а зря!).

Тогда же сдружились мы с завучем техникума - Леней Шершкиным. Интересный был человек! Преподавал он сопромат, детали машин и другие «механические» предметы, хорошо мне знакомые (спасибо, ЛВМИ!). Жена его тут же преподавала химию и держала Леню под постоянным наблюдением, ибо тот был не дурак выпить. От этого наблюдения он скрывался в нашей лаборатории - там и общались. Запомнился мне один эпизод, удививший даже меня, видавшего всяких преподавателей.

Закончил я первую пару часов и собирался идти домой, но встретил Леню и зашел к нему в кабинет. У него была еще одна пара часов лекций и он попросил меня дождаться его. Мне приятнее было в техникуме, чем дома и я согласился. Чтобы мне легче было ждать Леня вынул из сейфа обычный канцелярский графин со спиртом и налил мне полстакана, придвинув пирожки, которыми славился техникумовский буфет. Пить один я не стал. Тогда Шершкин, ничтоже сумняшеся, наливает себе полный стакан спирта, выпивает его одним махом, чем-то занюхав, и мчится на лекцию, подгоняемый звонком. Не сидеть же мне одному в его кабинете, да и интересно было, как читают лекции по сопромату после стакана спирта. Я двинул к нему в аудиторию.

Так вот, Леня Шершкин в течение 45 минут четким почерком рисовал на доске сложные эпюры, ровным, хорошо поставленным голосом, диктовал пояснения и ни разу не запнулся! Если бы я своими глазами не видел, как он опрокинул в себя полный стакан чистейшего спирта никогда бы не поверил, что такое возможно. Ох и зауважал я его после этого!

На работе все шло своим чередом: заказов на проектирование было достаточно, Витя Секирин и Куралев были на месте. Один работал, другой «пас» девочек. Мне оставалось время для работы с «Якуталмазом» и рудником «Мирный» по подготовке работ на последующие годы и строительству нашей базы. Рядом с ней начали строить двухэтажный дом с особой планировкой квартир и мне там выпадало получить трехкомнатную квартиру. Началась стройка бодро, даже привезли бригаду плотников из Красноярска, но потом что-то не заладилось и стройка приостановилась. Хобин просил меня не заниматься ею, хоть я и был лицом заинтересованным как никто и обещал, что этим самостроем будет руководить прораб и принял такового на работу.

Нужно было организовывать наладку - это было у нас слабым местом. Воистину: не было бы счастья, так несчастье помогло. В течение одного осеннего месяца у нас создалась самая мощная наладочная группа в городе, что совершенно неожиданно повлияло и на мою дальнейшую жизнь. Все в жизни так взаимозависимо и переплетено между собой!

Началось с того, что на предприятии «Западные электрические сети» (ЗЭС) все работники разделились на два лагеря: сторонники директора - Курлова и сторонники главного инженера - Дворникова: «курловцы» и «дворниковцы». И те и другие с большим энтузиазмом заваливали все партийные и советские инстанции, а так же прокуратуру и милицию, кляузами друг на друга. Город потешался, но делу это только вредило. ЗЭС еще только набирали сил, но обеспечивали весь край электроэнергией по своим ЛЭП и своими энерговагонами в Мирном, Ленске и Айхале. Раздрай в коллективе отнюдь не способствовал надежности энергоснабжения. Нужно было разбираться с этим затянувшимся противостоянием.

В горкоме партии собрали партактив, пригласили туда и нас с Хобиным. На стол перед первым секретарем легло несколько пухлых папок с кляузами и вопрос был поставлен ребром: «Будем создавать комиссии и разбираться со всем этим дерьмом или решим по - нашему?» Решили все за несколько минут: выгнали с работы и директора и главного инженера. Дело поручили прокуратуре. Если что-нибудь будет найдено - под суд, если нет - под суд за клевету. Многим небо стало казаться в крупную клетку.

Особенно крепко досталось секретарю парткома ЗЭС Борису Ивановичу Мякишеву: за проявленную мягкотелость и непротивление кляузничеству ему влепили строгий выговор и намекнули, что нужно искать другую работу.

Надо сказать, что Борис был классным наладчиком систем защиты и автоматики и руководил в ЗЭС лабораторией. В его лаборатории выросли ребята, впоследствии ставшие руководителями энергетики Якутии, а Володя Бредихин даже стал министром энергетики.

Мы решили предложить Мякишеву возглавить у нас наладку. Через несколько дней был подписан приказ о его переводе к нам и началась моя многолетняя дружба с этим очень хорошим и неординарным человеком. О Мякишеве и его семействе можно рассказывать долго и все будет интересно, но лучше я буду об этом писать по ходу нашей жизни. Именно «нашей», потому, что все последующие годы до самой пенсии мы работали вместе или рядом.

Еще один случай привел к нам хорошего наладчика - Толю Каратаева. Было это в воскресенье ранней осенью. Я возвращался под дождем после обеда и меня остановил возле дома насквозь промокший парень, прикрывавший легким плащом такую же мокрую девицу. Искал он улицу Победы и наш дом. Дальше мы побежали вместе.

На кухне мы их обсушили, накормили и напоили. Оказалось, что это наладчик высокой квалификации - Толя Каратаев, удравший с чужой женой из Новосибирска к Ю.П. Леонову. Та наладка, которую я когда-то вынул из прокуратуры, почти свернула свою работу и ему посоветовали обратиться к нам. Так мы и встретились.

Варвара Хобина сразу же прониклась к Валентине сочувствием и взялась ее опекать. Обоих приняли на работу: его - в наладку к Мякишеву, а Валю - монтажницей к Варваре. Поселили их в одном из наших частных домов. Валя с Варварой стали закадычными подругами на всю жизнь, а Толя очень полезно, но своеобразно, работал в наладке, ибо был он парень с хорошим чувством юмора и весьма склонен был к розыгрышам и подначкам.

За всеми этими заботами я почти перестал ходить в спортзал. Правда, каждую субботу и воскресенье по несколько часов мы с Димой Люлиным работали в паре и тренировали пацанов: я - саблю, Дима - рапиру и шпагу. Получилась хорошая команда. Дима свозил их на первенство России в Смоленск, где они заняли командой очень хорошее четвертое место. Но всему приходит конец: забылись в Горьком Димины неприятности и он собрался уезжать. Я наотрез отказался тренировать группу, т.к. твердо решил переключиться на работу и преподавание в техникуме. Так фехтование в Мирном и заглохло к 1969 году.

Осенью всеми нами уважаемая и любимая Анна Сергеевна Леонова объявила, что муж перевелся на работу в поселок Чернышевский и она переезжает туда. Для всего нашего КБ это была потеря «мамы».

Но не все было так хорошо, как казалось. Появилась и неприятность в лице присланного из Красноярска главного инженера Управления – некоего Ишутина.

Как-то днем заявляется к нам домой высокий рыхлый парень с наглыми бегающими глазами и спрашивает Хобина. Того не было и я предложил ему подождать. Он мне тут же выложил, что прилетел из Красноярска, но зачем не сказал. Вел он себя как-то нервозно, натянуто смеялся своим же плоским шуточкам, суетился и порядком мне надоел. Наконец-то Хобин появился. Они дружески обнялись и уединились у Хобина в комнате. Похоже было, что там они пропустили грамм по 200, т. к. Леня появился у меня в комнате очень уж бодрый и, пряча глаза, объявил, что «... к нам приехал, наконец, главный инженер и мне теперь будет легче на работе - не надо будет работать за двоих (так он выразился)...».

Я знал, что должны прислать кого-то, но чтобы такое ... Первое, что обнародовал вслух главный инженер Управления автоматизации было: « Я в автоматике ничего не понимаю, но хорошо знаю форму 2!» Я ему раздраженно ответил, что это должен знать простой прораб, а главному инженеру нужно расширять кругозор и предложил походить в техникум, чтобы узнать кое - что об автоматике. Так и определились наши отношения. Позже я сказал Хобину, что действительно не буду работать за главного инженера, но договорились, что наша с Ишутиным несовместимость - это наше внутреннее дело.

Надо было познакомить Ишутина с людьми в «Якуталмазе» и Стройбанке. В тресте он держался скромно, ребята приняли его равнодушно и не придали значения его появлению. А вот в Стройбанке он постарался! Мне так было стыдно перед старыми подругами за него и за фирму, которая его прислала, что ждать пока Валентина поставит его на место я не стал и ушел.

Явился он уже к вечеру и обескураженно заявил, что с нашим Стройбанком тяжело иметь дело т. к. «... там даже шуток не понимают». Я ему буркнул в ответ, что надо знать где шутить и как шутить. Тут же обрадовал его, что в обязанности главного конструктора не входит оформление документов в Стройбанке и налаживать отношения там ему придется самому, предварительно отрепетировав шуточки. Правда, предупредил, чтобы не вздумал приносить вместе с формой 2 еще и торт, если не хочет, чтобы этот торт оказался на его роже.

Ишутин не выказывал мне никакой неприязни и делал вид, что не замечает моего к нему отношения. Очевидно, это была правильная тактика, т.к. в скором времени я стал смотреть на него как на неизбежное зло и старался не обращать внимания на его скобарские выходки. Через месяц - другой Славка осмотрелся в Мирном и даже нашел себе приятелей из числа нетребовательных собутыльников. Надо отдать ему должное - пить он умел и в пьяной компании был веселым заводилой. Только это и помогало ему в жизни держаться, если, конечно, не считать тесной связи с «органами», о чем мне шепотом поведал Хобин. Короче говоря, как-то стерпелся я с его присутствием, да и тот старался мне не докучать. Он начал расширять круг своих знакомств и постепенно уже без моей помощи ходил подписывать форму 2 в Стройбанке и «Якуталмазе» - больше ничем не занимался.

В конце года случилось совсем уж для меня невероятное событие. Пришли мы обедать в ресторан, стоим в очереди на раздаче и слышу: «Приветствую, Владимир Сергеевич!» Голос до омерзения знакомый. Оборачиваюсь и обалдеваю - Ваня Гончар с его подленькой ухмылкой стоит за мной с подносом! От удивления даже и обиды прежние забылись - поздоровались как добрые знакомые. За столом представил его Ишутину - два сапога пара - общий язык нашли быстро. Выяснилось, что Гончар, узнав где я работаю, поехал ко мне в Мирный в надежде, что по старому знакомству (!?) я помогу ему устроится в Мирном. На Чукотке ему стало трудно, видите ли. Я и в страшном сне не мог себе представить, что буду еще когда-нибудь работать с Гончаром в одной организации и предложение Ишутина принять его в «СибЦМА» отверг сразу же.

Решили рекомендовать его в «Якуталмаз» и сделать нашим куратором, чтобы Ишутину легче было формы подписывать. Так и сделали.

При этом прекратились попытки перетянуть меня в «Якуталмаз» и я мог спокойно продолжать строительство базы, работать с конструкторами и наладчиками и всерьез заняться техникумом. Чтобы уж совсем закончить о Гончаре, скажу, что он довольно успешно поработал в «Якуталмазе». Венцом его деятельности стало приобретение и активное внедрение на трубке «Мир» автомобильных автоматических весов системы «Карат». Они работают уже больше 30 лет! Как я и ожидал Гончар был в тресте на отшибе, ни с кем не сошелся. Куда там с его плебейской амбицией было сойтись с Зельбергом, Крыловым, Инешиным и другими ребятами! Через месяц они его уже возненавидели и при каждой встрече поминали, что это я его пристроил в трест. Я отшучивался, но в душе чувствовал себя виноватым, как будто сознательно подложил свинью ребятам. Исчез Гончар из Мирного также неожиданно, как и появился. Больше я о нем ничего не слышал, да и не жалею об этом.

Володя Крылов стал заместителем главного инженера треста по автоматизации. Работать с ним было легко, как с любым грамотным парнем и отношения у нас были самыми лучшими - такими и остались до самого моего выхода на пенсию. Но до этого было еще очень далеко - наступал только еще 1969 год. Встретил я его дома с Хобиными и Витей Секириным.

Так мне было грустно без Гали и детей! Очень остро почувствовал, что «... так больше жить нельзя» и необходимо что-то делать, но семью привезти в Мирный. Как это сделать я не знал: дом строился медленно, под ногами путался Ишутин и особых перспектив после строительства базы я не видел: будет обычная текучка.

Даже пожалел однажды, что не перешел в «Якуталмаз», хоть и та же текучка, но уровнем выше. Короче говоря, сама жизнь подводила к необходимости принятия каких-то кардинальных решений. Зима для этого не лучшее время и я отложил решение до лучших времен, а пока вплотную занялся работой, особенно в техникуме.

10.32. Мирный - 1969 год

Я уже упоминал, что пришлось перечитывать практически всю электротехнику для того, чтобы студенты поняли мой предмет. Лиха беда - начало! Я должен был прочитать им элементы и системы автоматики, а другие специальные предметы - другие преподаватели. Ребята мои взбунтовались, пошли к Таисии Андреевне Вечериной и потребовали, чтобы я им читал и другие предметы. Пришлось соглашаться, хоть я и чувствовал некоторую неловкость перед другими преподавателями: вроде как сам напросился. Т.А. на педсовете положила конец всем разговорам и пришлось мне читать еще несколько предметов: монтаж, наладку и эксплуатацию с основами конструирования (это уж по моей инициативе добавили несколько часов чтобы облегчить работу над дипломными проектами); основы экономики при монтаже и наладке; технику безопасности. Особенно готовиться не пришлось, т.к. я рассказывал на примере текущих работ «СибЦМА» и получилось довольно доходчиво.

Это я просто ощущал и получал от преподавания удовольствие. Ребята тоже это чувствовали и у меня с группой сложились прекрасные отношения, оставшиеся на все годы моей жизни в Мирном. Приятно, что почти все специалисты по автоматике среднего звена - мои студенты! Особенно сблизились с ребятами, уже ставшими специалистами в своей первой специальности: Володей Головиным - офицером - танкистом, Колей Хроминым - прекрасным связистом, Павлом Васильевичем Киселевым - начальником связи у строителей. Время летело незаметно и уже в июле должна быть защита дипломных проектов.

Я себе взял десять человек дипломников. Темы им подобрал самые актуальные и подходящие по роду их работы - настоящей и будущей, потому что многие уже знали, что будут работать в службе автоматики третьей фабрики и на других предприятиях «Якуталмаза».

Очень интересная тема была у Хромина: контроль и управление всеми лифтами в 9-тиэтажных домах с одного пункта по паре телефонных проводов. Разработали схему с реле и диодами: очень интересная вышла схема. Коля собрал ее «на столе», создав полную имитацию всех команд и аварийных режимов. Получалось очень наглядно и впечатляюще.

Другим, а особенно девочкам, я дал схемы попроще: автоматику водоочистных сооружений, автоматику котельных, разработки по Иультинскому комбинату и по драгам. Получалось очень солидно, но работы у каждого было много и вопросов ко мне тоже. Скучать не приходилось. А тут и зима закончилась.

Я и подумать не мог, что эта весна будет переломной во всей моей жизни, но так уж получилось.

10.33. Весна – время перемен

В конце апреля на каком-то совещании мы встретились с Ю.П. Леоновым. Оказалось, что он теперь главный энергетик «ВилюйГЭСстроя» и почему-то решил уговорить меня перейти на работу в «ВилюйГЭСстрой».

Я слета отверг его предложение. Развитие «СибЦМА», техникум, ожидание квартиры в этом году, нежелание работать замом у Леонова - все это казалось мне весомыми причинами для отказа. Но …

Там же Леонов познакомил меня с Евгением Никаноровичем Батенчуком - начальником «ВилюйГЭСстроя». Очень мне «Батя» сразу же понравился! Я всегда был неравнодушен к мужикам - руководителям дальстроевского толка: знающим и ответственным. Видимо первое впечатление было взаимным, ибо услышав от Леонова, что я отказываюсь от его предложения, «Батя» усмехнулся и пригласил приехать к нему в Чернышевский на праздники - 2-го мая- с утренним автобусом.

Отказаться я не смог и 2-го мая 1969 года вошел в кабинет Батенчука. С этого началась вторая половина моей жизни, а было мне тогда всего 34 года.

Приехал я в Чернышевский часов в 10 утра. В поселке - тишина! Народ после праздничных возлияний еще не проснулся, но в приемной уже сидела очень эффектная дама лет 40 и сразу же сообщила, что «... Евгений Никанорович Вас ждет». Я был приятно удивлен и такой встречей и тем, что «Батя» ради меня пришел на работу в праздник. (Очевидно, что не только ради меня, но это я понял, поработав с ним подольше.)

Разговор начался с вопроса: «Что будем пить: чай или водку?» От водки я отказался и секретарь принесла нам чай с печеньем. Постепенно разговорились и я незаметно для себя выложил «Бате» всю свою недолгую биографию. Он был рад, что у меня детей много - я это явственно почувствовал.

Оказалось, что он навел обо мне кое - какие справки в «Якуталмазе» и узнал, что там меня считают специалистом « с инициативой», как он сказал. Опираясь на это мнение, «Батя» стал рассказывать мне о перспективах работы в «ВилюйГЭСстрое» (дальше - просто ВГС). Слушал я его с огромным вниманием и оказалось, что я никакого представления не имел ни о ВГС, ни о развитии алмазного края и Якутии в целом.

В те годы организация, строившая ГЭС, строила и весь «мир» вокруг станции: линии электропередач и подстанции всех типов, заводы, города со всем соцкультбытом, аэропорты и дороги, базы снабжения, объекты сельского хозяйства и все остальное, что надо для нормальной жизни в прилегающей «географии». Так было в Братске, Красноярске, Иркутске, на Волге, Каме и в других областях Союза. На базе гидростроек создавалась мощная стройиндустрия, продолжавшая работать на благо региона и после пуска ГЭС.

На алмазном Западе Якутии ВГС было единственной строительной организацией, выполнявшей все эти задачи. «Алмазники» даже не помышляли тогда о создании своей строительной организации, так что строить все объекты «Якуталмаза» и Запада Якутии должно было Специальное Управление Строительства «ВилюйГЭСстрой», где мне и предложили работать в должности зама главного энергетика.

Я же жил и работал в очень ограниченном мире автоматизации - вторичном мире, обустраиваемом тогда, когда все построено и смонтировано, когда все самое объемное уже сделано. Короче говоря, я понял, что за один час разговора с Батенчуком мой кругозор стал гораздо шире и отказ от работы в ВГС показался мне очень поспешным и непродуманным. Главным козырем у «Бати» было предложение в кратчайший срок построить для моего, как он выразился, «удивительного» семейства большой отдельный дом.

«Батя» взял со стола большую салфетку и набросал на ней схему дома. «Видал какие у нас дома ПДУ?» - спросил он. «Они состоят из двух половинок, а тебе мы построим из трех половинок и разместим их вот так - буквой «П», а здесь зашьем и будет очень большой и удобный дом.» Все это он очень быстро нарисовал на салфетке и показал мне. Мало того, он тут же взял телефонную трубку и вызвал Ленск - директора деревообделочного комбината (ДОК). Застал того дома, но разговор шел в приказном тоне: « Ты мне лично на этой неделе отгрузи в СМУ-6 целевым назначением три половинки ПДУ, сделай как можно лучше и сразу же сообщи, как отгрузишь».

Тут же он позвонил начальнику СМУ-6 и сказал, что на этой неделе привезут части для дома «... нашего нового сотрудника - заместителя главного энергетика - нужно поставить как можно скорее» И это было принято к исполнению. Как тут мне было отказываться!

Через несколько минут у меня в руках было письмо в «СибЦМА» на перевод в ВГС на должность заместителя главного энергетика с окладом, в полтора раза большим, чем в «СибЦМА». Попрощались мы с «Батей» и у меня еще оставалось несколько часов до автобуса, чтобы познакомиться с поселком Чернышевский.

В отличие от Мирного при строительстве поселка сохранили деревья, по пригоркам текли ручьи, во - всю светило весеннее солнце и дома казались очень уютными и ухоженными. Все магазины и столовая были рядом, тут же школа, почта и Дом культуры. Со смотровой площадки проглядывалось строительство ГЭС и базы стройки. Поселок был очень чистенький и уютный, а, главное, очень спокойный с виду.

Уехал я совершенно очарованный увиденным и услышанным! Мне уже не терпелось приступить к работе: чуял, что наступает пора работы «с нуля» - любимое состояние души, да и близкая перспектива приезда семьи в свой дом прямо-таки окрыляла. Немного тревожило, что тяжело будет работать с дипломантами техникума в Мирном, но эти трудности были вполне преодолимы.

10.34. ВилюйГЭСстрой – «вью гнездо»

К моему появлению в Управлении уже был готов приказ о зачислении на должность зам. главного энергетика УС ВГС

Сам отдел главного энергетика (ОГЭ) размещался не в здании Управления, как все другие отделы, а подальше от начальства в довольно просторном доме из стандартных ПДУ-шек и совсем не напоминал обычные отделы аппарата, которых я перевидал великое множество. Оказалось, что тут и подобие высоковольтной лаборатории зачем-то образовалось и зачатки конструкторского бюро с кульманами, но без людей, и несколько небольших кабинетов. Один занимал Леонов, второй – мой, в третьем была кладовка с неплохим набором измерительных приборов.

После обеда меня представили очень колоритной даме лет 45-50 - начальнице АХО Полине Пещанской. Дама, действительно, была оригиналкой! Всех мужчин, включая начальство, называла «сынками», в выражениях не стеснялась и делала это громогласно. В Управлении ее откровенно побаивались. Хозяйкой была великолепной! Очевидно, ее познакомили с моей анкетой, т. к. Полина тут же заявила, что «... нашего сыночка надо поселить по - лучше, чтобы и детки могли приехать, пока дом построят...» Все уже знала! Позвонила в гостиницу Управления и приказала приготовить мне комнату, а сама отвела меня в Технический отдел промышленно - гражданского строительства (ТО ПГС), чтобы там по «...приказу Евгения Никаноровича и очень срочно...» отвели место в поселке для строительства дома.

Я удивился, увидев на столе начальника ТО тот набросок дома, что сделал Батя 2-го мая. Там уже стояли габариты дома: 9 х 11 метров. Начальник ТО повел меня смотреть это место на натуре - на самом верху. Выше была только крутая скала, на которой стояла резервная дизельная станция. Тут же громоздились столбы ЛЭП-6 кв., связывавшие дизельную с другими линиями поселка. Дом должен был стать рядом с ними. Все коммуникации были подведены. Место показалось мне очень уютным и удобным. Все было рядом: работа, магазины, столовая и школа; никакой дороги рядом не было, но подъезд к дому был легкий. Ударили по рукам и через пару часов у меня уже была калька с нанесенным на нее планом местности и моим домом. Ощущение от того, что у меня будет рано или поздно СВОЙ ДОМ была таким приятным!

Нужно было согласовывать этот план со всеми инстанциями: пожарниками, санэпидстанцией, Энергонадзором и поссоветом. Последний должен был дать разрешение на отвод земли. Все подписи я собрал уже на следующий день, но с поссоветом произошла накладка. Явился я туда перед обедом с калькой, на которой были все согласования. Захожу в кабинет к председателю. Сидит за большим столом маленький еврей с суровым взглядом. Очевидно, что я должен был проникнуться почтением к Советской власти в его лице и смиренно попросить отвести мне землю под застройку, но я был в состоянии некоторой эйфории и в полной уверенности, что отказа не будет.

Я положил ему на стол кальку и сказал, что мне отвели участок и надо это подтвердить. Почтения в моем голосе не было и председателю это, очевидно, не понравилось. «Приезжают тут кто попало! Всем надо землю! Поселок не резиновый!» Что-то еще он там выкрикивал и я совершенно не мог понять, чем это вызвано.

Я молча забрал свою кальку и решил после обеда пойти к Батенчуку. Пообедал тут же в ресторане рядом с поссоветом (кстати, в поселке во всех столовых прекрасно готовили и хорошо пообедать можно было за 1 рубль!), к тому времени уже немного успокоился и заявился в приемную к Валентине Петровне. Вид у меня был, очевидно, озабоченный и она сразу же спросила: «Что с Вами, Вовочка?» (Она меня с первого дня почему-то стала называть «Вовочкой» и это мне нравилось - так меня никто не называл со времен военного детства). Тут же стояла и Полина Пещанская. Я им изобразил сценку в поссовете и сказал, что председатель (его, оказывается, звали Абрам Моисеевич Лазарев) землю мне не дает. Что тут было! Полина в самых витиеватых выражениях высказалась о людях, которые «... нашу землю не дают нашему сыночку, у которого детки должны приехать еще до школы!... а мы этого м…ка еще и слесарем оформили, чтобы он денежки получал, ни хрена не делая! ...» Ну и так далее вслух! Посреди этой тирады Полина глянула в окно, выходившее на площадку перед Управлением, и увидела Абрама, шедшего в контору. С радостным воплем: «Вот и он сам идет!» она схватила мою кальку и понеслась ему навстречу. Первые ее слова я не слышал, но уже через несколько минут мы сидели в кабинете парткома и Абрам дрожащей рукой, прокалывая кальку на сукне, ставил свою подпись и бормотал при этом, что надо сообщать заранее и что он ничего не знал. Полина нависла над ним и приговаривала, что «...сыночек приехал к нам работать; сыночек весь Север уже прошел, а тут советскую землю еще у какого-то .... выбивать надо, нервы портить!...» Вне своего кабинета Абрам выглядел совсем несолидно, явно боялся Полины и я его даже немного пожалел. В дальнейшем мы стали с ним большими приятелями и вспоминали первое знакомство с усмешкой.

Начальник СМУ-6 Миша Лунгор обещал начать работы, не дожидаясь прихода частей дома из Ленска. Вообще, все, с кем я встречался и имел дело в первые дни, понравились мне своей деловитостью и способностью принимать самостоятельные решение. Позже я понял, что Батя подбирал именно таких людей и воспитывал их в таком духе.

На следующий день на месте дома уже лежал брус и несколько человек делали ряжи для установки ПДУ. А еще через пару дней мне позвонил Миша Лунгор и обрадовал тем, что части дома привезли на его базу. Я пошел посмотреть их и увидел, что стенки разбирают. На вопрос: «Зачем это надо?» Миша сказал, что зэки в Ленске «гонят план» и делают стенки полупустыми - теплоизоляцию экономят. Действительно, за вагонкой и картоном были пустоты, которые набивали минеральной ватой рабочие СМУ-6. Все три части дома перебрали и набили минватой до отказа, зато уж потом у меня был, пожалуй, самый теплый дом в поселке. Стройка началась и я мог спокойно заняться своей новой работой в совершенно новой для меня области энергетики строительства.

10.35. Начинаю разбираться во что я попал

В чем будет заключаться моя работа я сначала не мог понять. Началось мое недоумение после того, как ознакомился с «Типовым положением об Отделе главного энергетика строительного предприятия». Созданный ЮП отдел совершенно не занимался тем, что ему вменялось этим «Положением».

Это скорее было некое подобие маломощного участка с непонятными задачами: испытание защитных средств, электроналадка чего-то непонятного, какие-то проектные работы неизвестно по чьему заказу и какими силами и прочее. Сплошное недоумение!

Все это через неделю я высказал Леонову и совершенно неожиданно для меня этот разговор его обрадовал. Беседовали мы вечером за бутылкой и поговорили очень откровенно. Понял я из этого разговора, что ЮП не намерен долго засиживаться на должности главного энергетика.

Оказалось, что он им и не был, а только исполнял обязанности. Главным специалистом такого крупного предприятия мог быть только специалист с высшим образованием и достаточным стажем работы. У него же всего образования было только училище, оконченное где-то на Камчатке по специальности «слесарь КИП и А».

Справедливости ради надо сказать, что ЮП был настоящий самородок: человека с такой пробивной способностью, энергией и беспринципностью я больше не встречал. Он на лету схватывал любые знания, помнил и умел применить их к месту и вовремя. Если к этому добавить исключительную коммуникабельность, умение быть душой компании и несомненное личное обаяние, то вполне понятно, как он сумел попасть на такую должность. Но дальше - то надо было рутинно работать в соответствии с задачами ОГЭ, а этого - то ЮП и не умел.

Это неумение он блестяще замаскировал имитацией бурной деятельности: добился для ОГЭ больших штатов, отдельного (подальше от конторы!) помещения и пустил миф о будущих великих свершениях. Вот только, как эти «свершения» делать он не знал и перетянул для этого меня из «СибЦМА».

До сих пор им еще не занялся вплотную главный инженер Г.Ф. Биянов, которому подчинялся ОГЭ. ЮП ждал вызова к нему и чувствовал себя неуютно. Все это мы выяснили в этом длинном и неприятном для обоих разговоре. Предельная откровенность и доверие, которое возникло между нами, положили начало нашей совместной работе.

Перво - наперво решили срочно перетащить к нам Витю Секирина и начать какие-либо проектные работы, чтобы оправдать раздутие штатов и свое КБ. Я взялся найти для КБ работу, благо, в этом у меня был большой опыт.

Нужно было оправдать и наличие высоковольтной лаборатории. Решили, что ЮП сам пойдет в Энергонадзор и организует несколько предписаний по проверке средств защиты, а затем съездит в Мирный, чтобы узаконить право нашей лаборатории проводить эти работы и получить печать.

Большие трудности были с работой по отчетности: предприятия ВГС разбросаны по всей Якутии, сидят там не очень грамотные (в смысле составления отчетов) специалисты, да и сама отчетность по формам Госстатистики была очень усложнена и запутана.

Получить вовремя исходные данные от всех подразделений, обработать их и самим вовремя предоставить в Якутск и Москву - задача почти невыполнимая. До сих пор никто этим не занимался и просто удивительно, что главному инженеру за это не «вставили фитиль». А Биянов о-о-очень этого не любил!

Я попытался сам разобраться с отчетностью, но понял, что если буду составлять отчеты, то ни на что другое у меня не будет ни времени, ни сил. Решено было выделить только для этого дела работника, заставив его выучить все тонкости отчетов. Уже через несколько дней техник выехала в Мирный в Энергонадзор на обучение.

Поскольку главной задачей ОГЭ была выработка технической политики и обеспечение строек всеми видами энергии: электричеством, теплом, водой, сжатым воздухом, то для меня основным стало ознакомление со стройкой и тем, как эта задача решается на строительстве Вилюйской ГЭС.

Моими гидами по стройке стали ребята из Теплоэнергоучастка (ТЭУ), размещавшегося рядом с нашим отделом. Именно ТЭУ обеспечивал энергоснабжение стройки и обслуживал множество объектов в поселке.

К этой основной задаче добавлялась и еще одна, столь же важная в условиях избытка энергии и необходимости загрузки агрегатов ГЭС: создание дополнительных потребителей электроэнергии. Как это сделать я не знал, да и опыт предыдущей работы мне ничего не мог тут подсказать.

Это беспокоило не только меня, но и нового заместителя начальника ВГС по специально-монтажным работам Владимира Евгеньевича Боганского. Мы с ним в один день приступили к работе в ВГС, куда он перевелся из Братска. Там он был начальником Гидроэнергомонтажа и монтировал знаменитое ОРУ-500 кв. и другие сложные объекты. Очень опытный специалист и прекрасный человек оказался!

Мы, как новички в ВГС, потянулись друг к другу, быстро нашли общий язык и даже подружились немного. Он-то мне и сказал, что в Братске в такой же ситуации занялись созданием электрокотельных самой разной мощности и назначения. Решили, что в ближайшее время съездим в Братск и там подробно познакомимся с их разработками.

К тому времени я уже начинал понимать, что попал в довольно сложную ситуацию: проще говоря, что Ю.П. меня «подставил». Если об этом не рассказать, то дальнейшее будет непонятно.

Все дело в том, что, как в большинстве предприятий, где работают ярко выраженные лидеры, в ВГС создались две как бы «группировки». Работники - практики, линейный персонал и администраторы подразделений совместно с экономистами были беззаветно преданы Батенчуку, понимали его с полуслова и беспрекословно выполняли все его указания.

Вокруг главного инженера Гавриила Федоровича Биянова сгруппировались молодые специалисты - выпускники МИСИ, которые работали в технических отделах, группе рабочего проектирования Ленгидропроекта и в очень малом числе - непосредственно на стройплощадках.

Никакого противостояния не было, но разграничение «зон влияния» было очевидным. Сам Батенчук безоговорочно отдал всю техническую политику стройки своему главному инженеру и демонстративно не решал вопросы, входившие в его компетенцию.

До сих пор для меня секрет, как удалось Ю.П. миновать Биянова при создании ОГЭ - отдела, прямо подчиняющегося главному инженеру. Безусловно, что никакого профессионального разговора с эрудитом Бияновым, который к тому же был очень придирчив к людям и выше всего ценил в них профессионализм, ЮП не выдержал бы. Это могло стать полным крахом его карьеры в ВГС. Тогда-то умный ЮП и решил подставить Биянову меня. Еще повезло, что первая встреча с главным инженером состоялась почти через месяц после начала моей работы в ВГС. За это время у меня уже стал вырисовываться план работы на длительную перспективу. Об этом мы много говорили с Боганским в рабочее, а больше в нерабочее время.

Ему сразу же выделили квартиру в доме напротив гостиницы и мы втроем: Боганский, Витя Секирин и я вечера проводили у него, играя в преферанс и решая попутно производственные дела.

Никакой мебели, кроме кровати и нескольких полок у него сначала не было и приходилось играть на полу, покрытом газетами, лежа на полушубках. Первая встреча такого рода началась с моего «конфуза»: у В.Е. не было левой руки - потерял в какой-то аварии – и когда он предложил сыграть в преферанс, меня подспудно смутило, что сдавать карты ему будет несподручно и я при первой сдаче предложил ему сдать вместо него. В.Е. хитро посмотрел на меня, прижал карты локтем и так лихо пошел сдавать, что у нас рты открылись от удивления. Вообще, он очень ловко управлялся одной рукой, так что его ущербность совершенно не замечалась.

Играли мы все примерно на одном уровне, все были новичками в ВГС, могли в меру выпить и нам было о чем поговорить. Эти обстоятельства очень помогли мне на первых порах достаточно быстро разобраться в обстановке.

10.36. Первые шаги

Первая большая работа, которую надлежало сделать не столько потому, что без этого жить нельзя было, а потому, что надо было утверждаться в виде работающего отдела, нашлась сразу. Это была автоматизация дробильно-сортировочного хозяйства (ДСХ). Там дробили скалу на щебенку разного размера для заполнения бетона и отсыпки плотины.

Размещались дробилки, грохота и транспортеры в огромных деревянных сараях без всякой вентиляции. Пыль там стояла страшная, работали операторами преимущественно женщины и они - то и глотали эту пыль. Обычная поточно-транспортная системы, каких мне уже приходилось автоматизировать много и поэтому никакого труда набросать схему управления и эскизы шкафов не составляло.

Витя с двумя девочками начал выпускать чертежи в полном соответствии со стандартами, т.к. проект надо было утверждать у главного инженера. В ближайшие выходные я съездил в Мирный и подписал протокол о согласии «СибЦМА» изготовить для нас всю аппаратуру, произвести ее монтаж и наладку. ВГС приобретал еще одного субподрядчика. С этим предложением Ю.П. сходил к Батенчуку и получил его согласие. Дело двинулось.

К тому времени мы уже получили разрешение на производство высоковольтных испытаний защитных средств и заработала наша лаборатория. Поручили это молодому специалисту из Иванова Гале Бондаренко. Чтобы не забыть, расскажу о необычных возможностях, открывшихся с ее приездом. Оказалось, что Галин отец - художник в Палехе и всю жизнь расписывал палехские шкатулки и сувениры.

И тут деловой Ю.П., коллекционировавший якутские значки, попросил Галю уговорить отца нарисовать значки «ОГЭ ВГС» для каждого сотрудника отдела и еще несколько значков, посвященных энергетике Якутии.

Галя отправилась в командировку и вернулась с такими значками: палехский лак, все атрибуты Севера - олени и снег на фоне высоковольтных опор. Как теперь говорят: совершеннейший эксклюзив, но и типичный «кич», конечно же! Мало того, пробивной Ю.П. сумел внести эти значки в «Каталог значков Якутии», т.е. узаконил их существование. После этого стоить эти значки стали совершенно баснословно в силу очень малого тиража. Вот так – то!

Но самое главное было не в том, чтобы как-то легализовать уродливый ОГЭ, придуманный Ю.П., а в необходимости создавать «с нуля» службу главного энергетика на всех предприятиях ВГС.

Практически везде она была на уровне дежурных электриков во главе с прорабом или даже бригадиром. Понял я это тогда, когда поинтересовался у своих соседей в ТЭУ схемой электроснабжения строительства. Таковой просто не оказалось! Все электрические схемы стройки и поселка были в памяти у прорабов и это делало их незаменимыми. А уровень их подготовки был такой, что эту схему они просто не могли нарисовать: у начальника ТЭУ и его прорабов не было даже техникума за душой, а еще один - инженер по образованию - больше думал о выпивке, чем о составлении схем своего хозяйства.

Я поручил составить совместно с ТЭУ схемы электроснабжения стройки Нифонту Кондакову. Он только что окончил энергетический техникум и был практически единственный якут на стройке. Удивительно хороший оказался и специалист и человек! Мы с ним сразу стали единомышленниками и большими друзьями. Все дальнейшие планы обсуждали уже втроем: Секирин, Нифонт и я.

Наш шеф Ю.П. практически не занимался делами ОГЭ, но обязанность организовывать на предприятиях энергослужбы, выбивать для них штаты, помещения и материальную базу он взял на себя. Это позволяло ему постоянно уезжать из поселка и попутно решать какие-то свои, неизвестные нам, дела. Поработал он очень энергично и уже вскоре мы могли подыскивать людей для энергослужбы ВилюйГЭСстроя.

Работа по всем направлениям началась, но полная перспектива еще не просматривалась. Набираться опыта можно было в Братске. Там было Управление главного энергетика с огромным опытом работы.

К тому времени уже наступило лето. У Вовки кончился учебный год и он приехал ко мне в Чернышевский. Такой стал большой и самостоятельный парень, что мне даже не верилось, что у меня уже такой сын! Поселились мы с ним в отдельной комнате гостиницы напротив ресторана. Там же жил и Нифонт Кондаков. Дома я тогда ничего не готовил, т.к. в поселке были прекрасные столовки, где готовили вкусно и дешево, да и все мое имущество лежало в Мирном на складе «СибЦМА». Вова освоился в поселке очень быстро и я был спокоен за него, когда собирался поехать в Братск. Договорился с официанткой в ресторане, что Вова будет приходить к ней питаться три – четыре раза в день, оставил ему денег. Нифонт и работницы гостиницы присмотрят, чтобы у него было все в порядке. Мне было достаточно спокойно, когда мы с Боганским вылетели в Братск.

10.37. Братск - 1969 год

Хоть я уже почти 10 лет проработал на Севере, но ни на одной из "великих строек коммунизма" не был. Все они были южнее Колымы и Чукотки.

Братск был к тому времени легендарной комплексной стройкой: ГЭС, алюминиевый завод, химия, деревообработка, строительная индустрия, жилье, соцкультбыт и еще очень много всяких основных и вспомогательных производств. Масштабы впечатляли, но сразу их охватить было невозможно.

"БратскГЭСстрой" базировался в Падуне - добротном поселке деревянной застройки, целиком принадлежащем строителям. Место просто изумительное по красоте - в верхнем бьефе гигантской бетонной плотины! Само Управление БГЭСтрой помещалось в нескольких деревянных двухэтажках, но уже строилось большое каменное здание.

Здесь же в Падуне находилось и Управление главного энергетика (УГЭ). Это было практически управление строительно-монтажных работ со своими базами и мастерскими. Меня особенно интересовал завод электродных котлов и конструкторское бюро при нем. Эта "фирма" размещалась в здании бывшей угольной котельной и носила все признаки развивающейся структуры, если исходить из законов Паркинсона: полная неустроенность и блеск в глазах у работников.

Весь район, тяготеющий к Братской ГЭС, имел тогда избыток электроэнергии и ребята стали монополистами в области разработки и внедрения электрокотлов самой разной мощности и назначения: водогрейных, паровых, высоковольтных, мощностью до 10 Мвт и даже бытовых приставок к отопительным батареям. Мало того, они добились в Союзном Энергонадзоре права рассматривать и решать все вопросы, связанные с применением электрокотлов и разработкой их конструкций.

Общий язык мы нашли сразу, т.к. принадлежали к одному Главку Минэнерго, имели общие проблемы, были одногодками и ребятам очень хотелось, чтобы их разработки внедрялись как можно шире - известность еще никому не вредила.

Мне показали все конструкции электрокотлов и процесс их изготовления, дали всю необходимую документацию, включая и схемы управления. Съездили на несколько электрокотельных большой и малой мощности. Ребята действительно много сделали за те 5-6 лет, что занимались проблемой электроотопления. Договорился с ними о сотрудничестве и поставке нам электрокотлов и аппаратуры для них. Все это заняло у меня 3-4 дня и появилось время познакомиться с Братском.

Жил я в гостинице "Турист" в районе, именуемом "Энергетик". Это целый город каменной застройки, предназначенный для работников Братской ГЭС. Он компактно расположен на левом берегу Ангары у нижнего бьефа плотины. Прекрасный Дом культуры, множество магазинов, учебные заведения, парк. Со всеми другими районами Братска отличная автобусная связь.

Братска, как единого города не существует. Он состоит из нескольких отдельных городов и поселков, разбросанных на расстоянии свыше 50 километров. Собственно "Братском" называют район вокруг химкомбината - там административный центр.

А начинался Братск с железнодорожной станции "Гидростроитель" на правом берегу Ангары. Вокруг станции поселок (городок) геологов – довоенных еще изыскателей БАМа, очень чистенький и уютный, называемый Осиновка. Теперь он очень разросся, там уже большие 9-тиэтажные дома, крупный завод отопительного оборудования и другие предприятия. Туда позже перебрались и ребята со своим заводом электрокотлов.

Осиновка плавно переходит в поселок строителей - он так и называется - "Гидростроитель". Здесь на правом берегу Ангары в нижнем бьефе станции размещалась вся производственная база стройки: щебеночное и бетонное хозяйство, деревообделочный комбинат, автобазы и базы механизации. Огромное хозяйство!

Знакомясь с ним я стал лучше представлять себе нашу стройку, которую еще не до конца успел понять за месяц работы. В этом смысле была на редкость полезная командировка.

Ноги у меня тогда еще не болели и я с удовольствием пешком прошел путь от Осиновки до Энергетика через плотину Братской ГЭС, посмотрел на работу Боганского - огромное ОРУ-500 кв.

Ехать 40 км от Энергетика до Братска надо почти час. Город был уже большой и какой-то стандартный: все те же каменные пятиэтажки, типовой кинотеатр как во всех городах-новостройках.

Очень понравилось мне, что во всех районах Братска сохранены деревья, очень бережно отнеслись к природе. Да и вообще, места красивые, прекрасная тайга.

Неделя пролетела быстро, дела я свои сделал, первое знакомство с Братском было интересным и полезным. Пора и домой возвращаться.

10.38. Вживаюсь в стройку

За эту неделю уже выставили все ряжи для нашего дома и обвязали их ран-балкой, перебрали и утеплили все стенки. Из-за крутизны скального склонга задние ряжи были совсем низкими - около полуметра, а передние - более 3-х метров высотой. Все пространство обшили досками и сделали утепленные завалинки. Получился большой сарай под домом. Выглядело это солидно по сравнению с рядом стоящими обычными ПДУ-шками.

Вовка эту неделю умудрился не ходить в столовую, о чем мне огорченно сообщила официантка, а дежурные поведали, что он готовил дома: жарил яичницу на утюге! Совсем самостоятельный парень стал и пропадал целыми днями на спортплощадке с новыми приятелями.

Вместе с Нифонтом и работниками ТЭУ мы облазили всю стройку вдоль и поперек; прошли все потерны внутри плотины, где полным ходом шли бетонные работы; обследовали бетонно-дробильное хозяйство, карьеры скалы и песка, все базы своих и субподрядных организаций, набирая материал для составления схемы электроснабжения. Нам обоим, как новичкам на стройке, это было просто необходимо.

Схема электроснабжения получилась впечатляющая! Никто до сих пор и не представлял, что на стройке около 100 подстанций, многие из которых не используются, а некоторые перегружены до предела; многие линии 6 кв. уже не нужны, а там где они нужны - их нет. Много всяческих выводов можно было сделать, имея такую схему, но для меня главным было то, что я стал смотреть на стройку «открытыми глазами» и уверенно чувствовать себя на новом месте работы. Уже через пару недель я мог на равных говорить с ветеранами – электриками. Работа над схемой меня очень увлекла, т.к. на первых порах это было самым для меня понятным в энергетике, да и полезность этой работой была огромной.

Тогда же я с огорчением заметил, что электрики работают в режиме пожарной команды: строители не дают себе труда заранее продумать где и когда им будет нужна энергия и сделать предварительный заказ на ее подачу.

10.39. Первый "контакт" с Г. Ф. Бияновым

Нужно было идти к главному инженеру утверждать оформленную схему электроснабжения стройки, заодно подписать отчеты и несколько заявок на оборудование и материалы. Это у меня был первый деловой разговор с Бияновым. До этого только здоровались пару раз.

Все это время я чувствовал, что он знает о нашей "деятельности", но проходила она либо "под флагом" нового зама - Боганского, либо самостоятельно, без благословения главного инженера. Это, конечно, было неправильно, но очень уж я не любил ходить по начальству, когда сам знал, что и как делать. За это и расплатился при визите к Биянову.

Он вполне недвусмысленно дал мне понять, что я, хоть и энергетик, но не "его человек». Началось с того, что я получил выволочку за то, что явился именно я, а не мой шеф - Леонов. "Чем он там вообще занимается?! Что это за энергетик, которого никогда нет на стройке?!" Я попытался что-то сказать о большой занятости Ю.П. организаторской работой, но от этого он разошелся еще больше. Приказал оставить схему у него, чтобы ее посмотрели "умные люди", как он выразился.

Я понял, что к числу этих «умных» не отношусь и в "московскую" команду не вписываюсь, что все мои дела теперь будут подконтрольны его ребятам - в основном, заместителю главного инженера. Вышел я из кабинета в недоумении: мне показалось, что главному инженеру надо было зачем-то нагнать на меня страху и ни о какой пользе для дела тут и речи нет.

Все это я высказал милейшей Валентине Петровне, которая очень переживала, пока я был у Биянова и корила себя за то, что не напутствовала меня перед визитом. Она мне объяснила, что это его обычная манера говорить с подчиненными, которых он не приблизил к себе, с начальниками управлений и субподрядчиками. Но те уже привыкли и не обращают внимания, что она и мне советует делать. Так я и поступил. Слишком много было новой для меня работы, чтобы отвлекаться на обиды. Ведь я, фактически, осваивал совершенно новую для себя специальность - энергетику строительства.

Спустился я на первый этаж к Боганскому, поделился впечатлениями. Он, мужик мудрый и битый, посоветовал не сидеть "на выселках", а чаще бывать в Управлении, работать в контакте с другими отделами и главным инженером.

Я и сам подспудно чувствовал, что где-то неправильно было так отдаляться от конторы: и не отдел, и не производственная единица, а так - ни то ни се. В тот же день договорились о выделении комнаты рядом с кабинетом Боганского под отдел главного энергетика.

Полина Пещанская обещала обставить его. Очень она хорошо относилась к нам с Боганским, даже всему Управлению объявила: "Хорошие сыночки к нам приехали!" Леонову эта инициатива не очень понравилась, но он ничего не сказал, только поморщился.

Вообще, спустя месяц после начала моей работы, Ю.П. почти не занимался делами ОГЭ, а устраивал свои дела, тесно общаясь с начальниками строительных управлений, особенно с начальником механизаторов и снабженцами. Меня это не волновало, т.к. работы было много, работа была интересная и новая для меня.

Слава Богу, к тому времени я уже 10 лет прожил на Севере и твердо усвоил, что зима наступит скоро и будет суровой и длинной. Готовиться к зиме надо уже весной.

План работ по подготовке к зиме энергохозяйства всех строек раньше никто не составлял и мое требование ко всем подразделениям прислать такой план, чтобы можно было сверстать общий план по ВГС, вызвало у тех большие затруднения. Нужно было проехать по всем районам, познакомиться с подразделениями, рассмотреть объемы строек на зиму и составить планы по обеспечению их энергией.

10.40. Наш дом и поиски системы

Новая работа требовала новых знаний. Пришлось вновь засесть за книги. Мне почти сразу крупно повезло: нашлась книжка умного энергетика крупного строительного треста, где систематизировано было все, что относится к обязанностям и правам энергетика на строительстве. Все было разложено по полочкам! Проштудировав с карандашом эту книжку, я понял, что нужно создавать все «с нуля».

На стройке не было отдельной комиссии по технике безопасности, совершенно отсутствовала отчетность, абсолютно произвольно и безграмотно составлялись заявки на материалы и аппаратуру, никто не готовил кадры, не было никакого учета в расходах материалов и в ремонте оборудования. Никакой связи с производственниками для составления долгосрочного плана работы не было: работали как пожарная команда.

Все это я выложил Леонову, но ожидаемой реакции не последовало. Я понял, что организовывать подобие какого-то порядка мне придется самому, но сделать это будет очень сложно без поддержки главного инженера, а с этим дело обстояло непросто. Поговорил с Боганским, но у того голова была занята другим. Он и меня перенастроил на более конкретную работу, посоветовал всей организационной работой заняться зимой. Я учел его совет, но на моем столе постоянно лежали теперь несколько книг: «Правила ПТЭ и ПТБ», «Справочник по ремонту электрооборудования» и умная книжка московского энергетика.

Собрали наш дом очень быстро. Установили краном три части ПДУ и приступили к устройству крыши и четвертой стены. Получилась очень большая кухня - около 20 квадратных метров, четыре небольшие комнаты метров по 8, зал, библиотека, небольшая прихожая, ванна и туалет. Вдобавок ко всему еще пристроили большую веранду с 11 ступеньками. Очень просторный и удобный получился дом! Вовке сразу же определили самую удобную комнату у входа с видом из окна на бескрайнюю тайгу.

Удачно решилась самая большая проблема того времени - мебель. Из СМУ-6 выделили отличного парня – столяра. Мы с ним продумали как обустроить все комнаты встроенными шкафами и полками. На веранде сделали большой ящик для продуктов и несколько полок. Там же соорудили столик: получилось уютное место для летнего времени. Во всех комнатах сделали встроенные шкафы и полки для книжек, а в проходе к спальне два шкафа для постельного белья и верхней одежды. Особенно хорошо обустроилась кухня: большой встроенный шкаф для посуды, сундук для хранения овощей, на котором можно было сидеть за столом. Сам стол торцом примыкал к окну и был сделан из цельного листа толстого гетинакса. Сделали хорошую длинную скамейку и притащили несколько крепких табуреток.

В кухне установили электрическую печь «Галя», большую мойку, рабочий стол. Кухня получилась просторная и уютная. Все комнаты обшили вагонкой и покрасили в самые разные светлые тона. Тыльная сторона дома возвышалась всего на полметра от земли и выходила прямо на кусты малины. Перед окном соорудили полутораметровый стол из боковых стенок списанного телефонного коммутатора очень удобный для работы. Торцевую стену заняли книжные полки.

Удачно решился вопрос с отоплением и горячей водой. Когда я появился в ТЭУ с просьбой смонтировать отопление, а для этого получить на базе радиаторы, прораб хитро сощурился и повел меня к мастерским.

Там стояла списанная передвижная подстанция, сделанная в Югославии. Оказывается, ребята уже давно решили сделать мне сюрприз: срезать с трансформатора плоские тонкие радиаторы и установить у меня дома. У этих радиаторов была колоссальная теплоотдача, места они почти не занимали и прекрасно вписывались в интерьер. Сколько мы жили в нашем доме, столько я был благодарен ребятам за это: даже в самые большие морозы в доме у нас было тепло.

Для постоянного обеспечения горячей водой мы переделали дровяной титан, встроив туда электронагреватель ТЭН мощностью 5 киловатт. Тут уж и я внес свою лепту для всего поселка: разработал схемку простенькую, все элементы которой помещались внутри коробки от пускателя. При этом поддерживалась постоянная температура в титане, регулируемая термометром ЭКТ.

Испытали ее на надежность и всем захотелось такую же. Исходя из наличия термометров сделали десятка полтора и в первую очередь «Бате» и Биянову, а потом привезли еще несколько десятков ЭКТ и поставили переделку титанов и изготовление регуляторов на поток.

Вот так был полностью оборудован наш дом. Работы продлились почти до октября, а переехали мы с сыном туда летом. Наконец-то все ящики, привезенные из Иультина, обрели свое законное место, посуда и книги были разобраны и можно было спать на своем, а не на казенном белье.

К середине лета в нашем маленьком КБ сделали проект автоматизации дробильно-сортировочного хозяйства. Для мирнинского «СибЦМА» это был хороший заказ на изготовление шкафов, их монтаж и наладку. Нужно было очень постараться, чтобы укрепить деловые связи с таким выгодным заказчиком и мои прежние сослуживцы поработали на славу. Все было сделано в кратчайшие сроки и уже в сентябре приступили к монтажу в ДСХ. В результате вывели из пыли женщин - операторов, отметили это во всех отчетах и даже в прессе.

Почти одновременно сделали еще одно местное «чудо» - отопили «Теремок». Это была достопримечательность поселка: гостиница Дирекции, построенная по типу швейцарского шале. На металлические конструкции положили плиты с теплонаполнителем, сделали непродуваемый фундамент, в котором разместили номера.

Внутри картина была такая: высоченный пустой шалаш, внизу которого попрятались комнаты. Вверху устроили антресоли и они были единственным местом, где было хоть чуть-чуть теплее, чем на улице. Натопить такое пространство было очень тяжело, к тому же почти все тепло уходило вверх в щели между плитами. Кроме всего прочего, отстояло это архитектурное чудо далеко от угольной котельной.

Начальник техотдела, спроектировавший «Теремок», был в сложном положении и валил все на монтажников, те на конструкцию, непригодную для Якутии, а жильцы (как правило, начальство) зимой там замерзали.

Мы решили встроить в «Теремок» отдельную электрокотельную. Составили проект котельной небольшой мощности и схему автоматики к ней. (Потом эта схема стала типовой.)

Пока комплектовали оборудование и переделывали помещение под котельную, мы такую же котельную собрали на передвижном основании. Получилась очень компактная электрокотельная мощностью 1 Мвт (4 х250 квт), которую надо было только подключить к электролинии и воде. Одного котла 250 квт вполне хватало, чтобы отопить 10 - 12 двухэтажных деревянных домов панельного типа.

Проект передвижной котельной стал типовым и мы впоследствии всегда имели в запасе пару «передвижек» для всяких непредвиденных ситуаций, без которых на Севере не обходится. Это, как теперь говорят, стало «брендом» стройки.

Решили испытать «передвижку» на «Теремке» пока будет монтироваться постоянная электрокотельная. Подтащили ее к «шалашу», подсоединили и включили один котел на неполную мощность и проблема «Теремка» была решена к огромной радости Дирекции. Оттуда об этом было сообщено Биянову и тогда он впервые сам позвонил мне и сквозь зубы поблагодарил за «Теремок».

К началу зимы можно было подвести некоторые итоги. ОГЭ начал существовать как отдел Управления: появилась отчетность, составлялись планы производства работ, КБ выдало несколько внедренных проектов, успешно работали с субподрядчиками, создавались службы на предприятиях. Кроме того, отопили «Теремок», наладили монтаж передвижных котельных, внедрили автоматику на ДСХ, поработали и для населения. Вполне достаточно для полугода работы и об ОГЭ заговорили в Управлении и поселке.

10.41. Новоселье

Окончание работ в доме решили отметить небольшим банкетом. Я наготовил всяческой закуски, прикупил немного водки и пригласил ребят из ТЭУ и отдела.

За огромным кухонным столом первый тост выпили за Батю и только решили повторить, как он сам появился. Не поленился подняться в гору, чтобы посмотреть как получилось то, что он когда-то нарисовал на салфетке. Мы были очень смущены, особенно я, когда он ехидно спросил: «А меня почему не пригласили?» У меня такая мысль промелькнула было в голове, но решиться на это я не смог, о чем ему и сказал. Батя осмотрел дом, остался доволен, как сделали отопление и горячую воду, похвалил строителей и без всяких церемоний выпил с нами за новоселье. Задерживаться не стал, как мы ни упрашивали, пожелал всем здоровья, принял посошок на дорогу и оставил нас в прекрасном настроении.

О доме много говорили и некоторые находили какой-нибудь предлог, чтобы посмотреть на самый большой отдельный дом в поселке.

К тому времени мы с женой решили, что ребята отучатся этот год в Ленинграде, мы с Вовой перезимуем в Чернышевске, а весной они приедут к нам.

Началась первая моя зима на стройке.

10.42. Бетонирование в потернах

Самой большой головной болью в ту зиму (69 – 70 года) было непрерывное бетонирование потерн внутри плотины. Все упиралось в сложность доставки бетона с берегового заводика, особенно зимой, когда бетон быстро замерзает, а никакая техника (даже если бы она и была) не способна проехать внутрь плотины. Решено было построить временный бетонный узел внутри плотины, но совершенно не было источника пара. Эту - то задачу и приказал Биянов решить нашему отделу в самые короткие сроки.

Во время командировки в Братск я видел паровые котлы мощностью 250 квт, но у нас их не было, хотя документацию на них я привез с собой.

Срочно откомандировали в Братск энергичную даму из отдела комплектации с заданием купить и привезти спецрейсом несколько паровых котлов. Я передал ей слезное письмо к ребятам в УГЭ, дал все координаты и просил описать нашу обстановку в самых черных тонах.

Все это она сделала в лучшем виде: ребята «прониклись» и сверх заводского плана изготовили за неделю нам 6 котелков паровых по 250 квт. Сгоняли в Братск АН-2 с нашего аэропорта и через 10 дней котлы были в Чернышевске. За это время мы нарисовали проект передвижной паровой электрокотельной, справедливо полагая, что она еще не один раз пригодится и после бетонирования потерн.

Собрали котельную с 4 котлами в мастерской ТЭУ в рекордно короткие сроки. Притащили это довольно миниатюрное сооружение в потерну, подключили к воде и электроподстанции. Можно было давать пар, но для этого еще надо было предъявить котельную Котлонадзору.

Инспектор Котлонадзора мужик был своеобразный, импульсивный, но грамотный и принципиальный. Авторитетов для него не существовало, что испытали на себе все владельцы подъемных кранов, сосудов под давлением и других, поднадзорных Котлонадзору, объектов.

Его хорошо знали на нашей стройке, где работало очень много кранов и порассказали мне всяких страхов про его придирчивость и непредсказуемость. Вызвал я его на стройку после того, как тщательно проштудировал соответствующие главы «Правил Котлонадзора», ибо кое - что уже забылось после Иультина.

Вроде все было в порядке и никаких препон я не ждал: вся документация подготовлена, все покрашено и помечено... Ан не все, оказывается!

В «Правилах» нигде не указывалось, что паровые котлы малой мощности надо обмуровывать теплоизоляцией; мы и не обмазали котелки шамотом. Это было единственное замечание, я попытался поспорить, но понял, что получится себе дороже и попросил день на эту работу. «Я ждать не буду! Вызвали, не подготовившись!» - тон был капризный, светил скандал, а дело было на прямом контроле у Биянова.

Выручили механизаторы: упросили его остаться и заодно освидетельствовать после монтажа несколько подъемных кранов. Устроили они его в «Теремок», сводили вечером в ресторан, но я в этом не участвовал, т.к. проторчал всю ночь в потерне вместе с обмуровщицами.

Наутро котлы были обмурованы, мы даже включили их на полчаса, чтобы высушить обмуровку. Пришел инспектор, начал смотреть документацию и осматривать котелки, а их так хорошо обмуровали, что залепили заводские шильдики с номерами и характеристиками котлов.

Все это я рассказываю так подробно и запомнил все так ясно потому, что это был единственный в моей жизни случай небывалого везения.

Котелков было 4, паспортов на них тоже 4, но выбраны эти паспорта были произвольно из 6, имевшихся у нас котлов! Первый вопрос: « У этого котла какой заводской №?» Я наугад беру паспорт котла и подаю ему: «Вот этот». Думал, что он не станет заставлять отковыривать замурованный шильдик, но не тут то было: «Покажите!»

Слава Богу, хоть знали, где эти таблички размещены на котлах, а то пришлось бы разбирать всю обмуровку. Народу вокруг полно, почти все начальство стройки и из Управления немало. Можно понять, какого конфуза я ожидал пока отбивали обмуровку, если не сойдется № котла! Сошелся!!!

Инспектор, очевидно, заметил мое волнение, хоть я и пытался демонстрировать спокойствие, и захотел увидеть и все другие №№ котлов. Я стал подавать ему наугад по очереди паспорта еще трех котлов, поочередно снимали обмуровку и все (!) номера сошлись! Я не мог в это поверить и чуть тут же не рассказал об этом невероятном событии инспектору, но благоразумно сдержался и сделал даже обиженный вид, что, мол, зря он к нам придирается.

Рассказал я ему об этом много лет позже, сидя у него на даче и распивая крепкие напитки под свежие помидоры. Отношения у нас были самые хорошие и начало этим отношениям положило это невероятное везение.

Котельная работала прекрасно, бетон шел без задержки всю зиму, а мы удостоились похвалы главного инженера, о чем сообщил рапортовавший ему Ю.П.

10.43. Как заполучить то, что надо

К концу года ОГЭ становился заметным отделом в Управлении, особенно после окончания заявочной компании. Мне впервые пришлось так подробно вникать в работу по составлению заявок для такой огромной и разнообразной по профилю работ стройки.

Прежде всего выяснил, что предыдущие заявки составлялись совершенно без всякого обоснования потребности. С помощью подарков и пробивной способности работников отдела комплектации, заявки для нужд энергетики стройки защищались в Главке. Поскольку эти потребности были мизерными по сравнению с огромным БратскГЭСстроем, Красноярском и Усть-Илимом, то и удовлетворялись они почти полностью.

Беда была в том, что при этом образовывалась заваль многих ненужных материалов, а того, что остро необходимо не было и приходилось в течение года возить дефициты самолетом и «копытить» где придется.

Я решил по возможности положить этому конец и начал с того, что составил все спецификации для новых передвижных котельных, для их подключения к сетям, всю запорную аппаратуру и большое количество электронагревателей разной мощности для бытовых нужд поселка и аппаратуру к ним.

Самый сложный вопрос - ремонт оборудования и электродвигателей. Одних подстанций разной мощности было около 500 штук, а двигателей больше 3500! Тут мне очень помогла книжка по ремонту электрооборудования, которую я случайно обнаружил в технической библиотеке Управления. Там были подробно расписаны нормы расхода материалов при различных видах ремонта, что позволило хоть приблизительно определить реальную потребность и, главное, номенклатуру материалов.

Составил я «Инструкцию» и к ней большую таблицу с указанием норм расхода разных материалов при ремонте имеющегося на стройке оборудования и понес на утверждение к главному инженеру, чтобы придать законную силу этому документу. На удивление долго поговорили с Бияновым на тему о важности и сложности составления достоверных заявок.

Очень благожелательный был разговор и чувствовалось, что его отношение к ОГЭ определилось и отдел им признавался дееспособным, а это уже было не мало, учитывая, что раньше он не считал нас «своими». Подписал он бумагу без замечаний и я разослал ее по всем подразделениям, но на 1970 год общую заявку пришлось составлять самому с приложением расчетных обоснований, что несказанно удивило женщин в Главке.

Сам я получил от этой работы большое удовольствие и много новых знаний; стало меняться мнение о значимости службы снабжения и появилось большое уважение к настоящим снабженцам, а не к «доставалам». О некоторых из них я еще расскажу позже.

10.44. Безопасность прежде всего

До конца года надо было провести еще одну важнейшую компанию: приемку экзаменов на знание ПТЭ и ПТБ у всего линейного персонала стройки и на всех промпредприятиях.

За это время я познакомился со всеми энергетиками и прорабами-электриками в Чернышевском, Мирном, Ленске и Якутске. До начала экзаменов мне самому надо было хорошо выучить все «Правила», чтобы не позорится при приеме экзаменов. Много пришлось выучить и законспектировать, но знал я эти «талмуды» достаточно хорошо. Теоретически, конечно! Практики у меня не было почти никакой и это надо было компенсировать уверенностью, а заодно и подучиться у практиков. Очень помог мне опыт преподавания и компания прошла успешно, но....

Оказалось, что подписывать удостоверения и председательствовать в комиссии ни я, ни Леонов не имели права, т.к. сами не сдали еще экзамен по ПТЭ и ПТБ. А сдавать, в соответствии с теми же «Правилами», мы должны были в своей вышестоящей организации - Главвостокгидроэнергострое Минэнерго.

Энергетики такого ранга, оказалось, были только в «Якуталмазе» и «ВилюйГЭСстрое», а остальные сдавали в местном Энергонадзоре. Пришлось мне объясняться там и пообещать, что к началу 1970 года экзамен будет сдан. Об этом официально уведомили главного инженера, ответственного за технику безопасности на стройке и его зама по ТБ. На горизонте замаячила командировка в Москву.

Где-то в ноябре пришлось мне поработать в Ленске на сдаче автостоянки на 500 машин. Получилось это совершенно случайно: я принимал экзамены по ТБ и оказался в то время «старшим воинским начальником» в Ленске. Оказалось, что как всегда в Ленске, наше СМУ-1 не сработалось с субподрядчиками: электриками, вентиляционщиками и наладчиками оборудования. Нужен был третейский судья, а проще говоря, «погоняла» и меня Биянов своим приказом таковым назначил, поскольку я находился в Ленске.

Когда я первый раз там появился и посмотрел, какой творится ералаш, то даже себе не поверил: никто никого не слушает и делает что хочет, мешая другим. И все это на ограниченном пространстве автобазы!

Моего опыта разбираться в «бардаках» вполне хватило, чтобы навести там порядок и сдать автостоянку даже раньше срока, но и научился я в тот раз многому. Все это мне потом очень пригодилось, ибо после Ленска я твердо попал в число работников, умеющих работать с субподрядчиками и координировать работу на объекте, а таких в Управлении ВГС было не много. Вообще, очень памятная и загруженная выдалась осень 1969 года!

10.45. В Москву на экзамен

Сразу после встречи Нового 1970 года позвонила секретарь Батенчука и сказала, что подписан приказ на командировку в Москву мне и Биянову, для сдачи экзаменов по ПТЭ и ПТБ. Вылет завтра же и надо позвонить Биянову и договориться об отъезде.

Не скажу, что перспектива ехать вместе с Бияновым меня обрадовала: мне все еще казалось, что относится он ко мне недоверчиво, как к каждому, кто не из его команды. Позвонил ему и договорились, что рано утром за мной заедет его шофер, а потом заберем его и поедем в Мирный в аэропорт. Когда заходит речь об авиации - на Севере все машинально смотрят на небо. Посмотрел и я: все было покрыто низкими облаками, сильно мело и никакого просвета на завтра не обещало. К тому же я заметил, что говорил Биянов со мной каким-то больным голосом, но отнес это за счет прошедших праздников.

Часов в 6 утра подъехала «Волга» ГАЗ- 21. Вещей у меня никаких с собой не было, на что шофер хмыкнул и сказал, что это очень хорошо. Значение этой ухмылки я понял когда стали грузить бияновскую поклажу в машину.

Оказалось, что везет он с собой огромный туристский вещмешок и чемодан, набитые «презентами» для московских начальников и знакомых, да еще и его жена подкинула что-то тяжелое для своих родственников.

Если бы я даже и забыл о своих треснувших накануне ребрах, то, потаскавши все эти вещички, сразу о них вспомнил. Болят ребра-то! Погрузились и поехали. Никогда бы не подумал, что Биянов - большой любитель быстрой езды. Мне казалось, что это не в его характере, но когда водила выжимал меньше 100 км в час Г.Ф. недовольно бурчал. Доехали мы до Мирного меньше, чем за час.

Как я и ожидал, погода была нелетная, прибывших самолетов не было, только на грузовой полосе разгружался АН-12 из Иркутска. Сильно мело, была низкая облачность и перспектив на вылет не было никаких. Мало того, Биянов был сильно простужен: глаза слезятся, из носа льет, горло хрипит и весь он был похож на скукоженного воробья. Хорошее начало для поездки: больные ребра, неподъемный груз, хворый начальник и нелетная погода!

Настроение было хуже некуда, когда я пошел в отдел перевозок узнать о перспективе вылета. Тогда я впервые познакомился с начальником отдела перевозок - отличным парнем, прекрасно понимающим, что значит летать с больным и капризным начальством.

В результате коротких переговоров нас оформили пассажирами на грузовой АН-12 до Иркутска и выписали билеты до Москвы. Шеф перевозок обещал дать радиограмму в Иркутск, чтобы нам помогли улететь оттуда без задержки. Я сам не ожидал, что нам так повезло и поверил в удачу только тогда, когда Мирный остался внизу. Разместились мы в маленькой каютке, где Г.Ф. устроили на лежачем месте, а я втихую от него распил бутылку коньяка (хорошо догадался взять с собой!) с сопровождающими груз ребятами и почувствовал себя много легче.

В Иркутске ребята помогли нам разгрузиться и довезли до перевозок. Никакого РД не был из Мирного и пришлось очень убедительно просить отправить нас без очереди в Москву, ссылаясь на болезнь «... очень большого начальника, которому срочно нужно в Министерство».

В Иркутске хорошо знали своего крупного заказчика - ВилюйГЭСстрой и уже через полчаса мы грузились на ТУ -104, летевший из Владивостока.

Биянов был очень удивлен и доволен темпом, с которым мы приближались к Москве и смотрел на меня с некоторой благосклонностью. Вообще, надо сказать, что как только мы очутились в неофициальной обстановке Г.Ф. как подменили: стал он какой-то общительный и даже улыбался, несмотря на свою хворь.

В Москву прилетели ночью - часов в 23. Пока добрались до аэровокзала на рейсовом автобусе я успел наломаться с проклятыми рюкзаками и собирался переночевать в гостинице аэровокзала, но Г.Ф. потащил меня к себе домой, очевидно, чтобы не таскать свои «негабариты».

Жил он за речным портом на каком-то Радиаторном переулке и доехали мы туда на такси. Как я перетащил на 4 этаж все туристское снаряжение с подарками лучше не вспоминать. Но дотащил - молодой был и здоровый!

Квартира у Г.Ф. была большая, но мебель стояла только в одной малюсенькой комнатенке: коротенькая тахта, круглый стол и пара стульев. Остальные комнаты были совершенно пусты. Где-то на антресолях нашлась какая-то собачья подстилка, которую я пристроил на полу и, кряхтя, улегся. Думал, что не смогу уснуть из-за боли в ребрах на жестком полу, но так устал за дорогу, что уснул, как только коснулся изголовья.

Биянову что-то не спалось и уже часов около 7 он и меня разбудил. Сказывалась разница во времени - есть хотелось ужасно. В доме, естественно, хоть шаром покати. Решили ехать в центр и там позавтракать перед визитом в Министерство.

На ул. Горького сразу за Белорусским вокзалом нашли какую – то уютную «Пельменную», возле которой кучковались люди в рабочей робе. Очевидно, работяги с ближайшей стройки решили поправить здоровье перед работой, благо и магазинчик со спиртным был рядом. Интенсивность мелькания людей между этими точками было завидной.

Настроение у Г.Ф. на глазах улучшалось, но вид был очень больной. Явно требовалось «лечение» и я довольно робко предложил ему «полечить» простуду. Как он потом мне говорил - нам обоим хотелось одно и то же, но решиться первым никто не мог - обнюхивались два малознакомых человека.

Г.Ф. пошел к стойке за пельменями, а я рысью в магазинчик. Пока взял три чекушки и вернулся - смотрю, а на столике уже четыре горшочка с пельменями и закуска, даже стаканы болезный мой прихватил. После всех наших дорожных приключений, короткого сна и перемены места аппетит был отличный: умяли мы все пельмени и выпили все три чекушки.

Вышли из забегаловки уже несколько ближе друг к другу, а иначе Г.Ф. не предложил бы отложить поход к начальству ( «...все - таки запах у нас с тобой есть...») и двинуть долечиваться в баню. Оказалось, что тут недалеко знаменитые «Сандуны». Пошли туда, купив по дороге пару бутылок водки и гору очень аппетитных горячих пирожков.

Перед банями стояла огромная очередь в кассу, рядом продавались веники, мочалки и прочие банные принадлежности. Г.Ф. ринулся выбирать веники и делал это весьма придирчиво и со знанием дела. Я пошел за билетами, занял очередь и понял, что простоим мы тут «до морковкина заговенья»: запускали ровно столько людей, сколько вышло из бани, а бегом же никто не парится и потому двигалась очередь очень медленно.

Протиснулся я к началу очереди и за бутылку приобрел пару билетов. К тому времени, как Г.Ф. выбрал, наконец, веники и прочие причиндалы, я уже стоял у входа и звал его. «... Опять проявил оперативность...», как выразился шеф.

Заняли кабинку, заказали пива и после этого, как теперь говорят, «оттянулись» по полной программе: несколько раз ходили в парилку, после парилки кувыркались в бассейне, оба подверглись жесточайшему массажу и не заметили, что день прошел и на улице уже начало смеркаться.

Все - таки баня - великая сила! У Биянова вся болезнь прошла: стал красный, шустрый и прожорливый. У меня, на диво, даже ребра перестали болеть: как ни прислушивался к боли - ничего. Руками кручу во все стороны и нигде не болит! За это время мы усидели с пивом все свои запасы спиртного и пирожки, но ни в одном глазу не было - наоборот, даже аппетит взыграл когда мы выбрались, наконец, на улицу. Рядом призывно светил огнями какой-то ресторан. Оказалось, что это «Узбекистон».

Г.Ф. потащил меня туда и по дороге объяснил, что у него правило: в каждом кабаке пробовать их фирменное блюдо.

В 1970 году поход в ресторан не был связан с какими-то большими тратами, но денег у меня с собой в командировке было всегда немного. Г.Ф. очевидно, таких ограничений не имел, а отказаться я просто не мог: остановился-то у него дома и один туда не сбежишь. Было уже около 9 вечера, когда мы удобно устроились на крытой веранде ресторана. Всю инициативу захватил шеф. Поели мы лагман и рыбу, выловленную на наших глазах из бассейна, запив все это опять же беленькой. Просидели мы там пару часов и переговорили о многом. Г.Ф. решил познакомиться со мной поближе именно в кабаке. Был очень заинтересованным и доброжелательным. Даже разоткровенничался о своих домашних делах (жена была много моложе его) после того, как я рассказал о детях и ближайших планах смотаться хоть на пару дней в Питер.

На Радиаторный доехали на такси, тщательней порылись на антресолях и нашли там раскладушку и пару подушек. Теперь я был устроен вполне сносно и хорошо выспался.

К 9 утра мы были уже на Китайском проезде. Г.Ф. пропустили по красной книжечке, а мне пришлось довольно долго ожидать пропуск. Это подвигло шефа вначале представить меня секретарше Главка и попросить ее заказать мне постоянный пропуск. При этом, очень мило улыбаясь, вручил ей «презент» из портфеля, столь же громоздкого, как и рюкзак.

Потом мы пару часов посещали кабинеты Главка, где Г.Ф. был своим и закончили поход в кабинете зама главного инженера Главка по ТБ. Собралась комиссия, меня удалили переживать в коридор, а Г.Ф. пообщался с ними минут 10 и вышел, преисполненный чувства выполненного долга. Показал мне красивую книжечку, где красовалась пятерка (!) за знание СНИП по ТБ.

Я уверен, что на 5 не знают даже авторы этого толстенного СНИПа, но от души поздравил шефа и пошел сдавать экзамен по своим ПТЭ и ПТБ.

Сказать, что я этот экзамен сдавал было бы большой натяжкой: после пары вопросов я понял, что мужички, несмотря на их важный вид, давно уже забыли все правила, а на стройплощадках не бывают даже во сне. У каждого был один - два знакомых вопроса, на которые они знали приблизительно правильный ответ - их они и задавали.

У меня же недавно прошла длительная компания по приемке ПТЭ и ПТБ у наших энергетиков и Правила были свежи в памяти. Ответил я им на все вопросы и жду пока мне выпишут красивую книжечку.

Выписали, я ее даже не раскрыл и вышел в коридор к Биянову. Тот взял книжечку, раскрыл и поглядел на меня волком. Я даже не подозревал, что человек может так резко изменить свое ко мне отношение прямо на глазах. Ничего не понимая, смотрю на запись: «4» за знание ПТЭ и ПТБ. «Зачем мне такой главный энергетик, который знает свою работу только на 4?!» - взвыл Г.Ф.

Я что-то пробормотал, схватил эту книжечку и вернулся в кабинет. Те воззрились на меня недоумевающе и пришлось объяснять, что я хочу пересдать экзамен на отлично, т.к. в противном случае меня живьем схарчит родной главный инженер. Очевидно, они Г.Ф. знали слишком хорошо, ибо, поулыбавшись, тут же выписали мне новую книжечку, переклеили фото и поставили жирную пятерку. С тем и вернулся я к Биянову. Тот был полностью удовлетворен и тем, что я получил 5 и тем, как быстро уломал комиссию.

В Москве пришлось задержаться еще пару дней, пока оформляли министерское удостоверение личности и за это время решить вопросы, которые были в Главке к нам и у нас к ним. Завязались полезные знакомства, подогретые бияновскими «презентами». Наконец, все дела были сделаны и я на несколько дней смотался в Питер, а Биянов улетел в Мирный самостоятельно, продлив мне командировку.

10.46. Вскачь по улусам – 1970г

События этого года мелькали как в калейдоскопе. Для всей стройки это был год пуска всех агрегатов ГЭС и заслуженного ожидания «лавровых венков». Начались серьезные разговоры о строительстве второй очереди Вилюйской ГЭС, но все еще не отошли от первой очереди и настроение было не деловое.

Якутия должна была знать новые перспективы для республики, открывающиеся с пуском ВГЭС. Евгений Никанорович Батенчук - депутат Верховного Совета ЯАССР, предпринял длительную поездку по «улусам», где красочно живописал какой хорошей будет жизнь аборигенов, когда к ним придет электроэнергия от ВГЭС. Традиционное якутское гостеприимство, особенно в приложении к начальству, способствовало фантазии даже такого прагматика как Батя.

После своего турне он вызвал меня к себе и «задушевным» голосом рассказал о поездке, завершив тем, что он «.. толком не помнит кому и что он там наобещал...» Смысл же этих обещаний сводился к тому, что во все поселки придет избыток энергии, будет тепло, светло и весело. А вот как это сделать для каждого поселка, где он побывал, должен был уточнить я, проехав по его следам.

Перечень поселений и совхозов был достаточно велик, работы невпроворот, но интересно было проехать по якутским селам, где я еще не бывал. Пилюля была подслащена тем, что нашему отделу (единственному в Управлении!) была придана машина ГАЗ-69.

Произошло давно ожидаемое событие: Леонов ушел с должности главного энергетика в замы начальника по снабжению Управления механизации и последовал приказ о моем назначении главным энергетиком ВилюйГЭСстроя.

Приказ подписал сам Биянов и московская «камарилья» признала меня членом команды, но поглядывали еще косо. С другой стороны, тесное сотрудничество с линейными работниками делало ОГЭ неотъемлемой частью батиной команды. Этакий создался «теленок», у которого две мамки, но получилось это совершенно стихийно.

Поехали мы где-то в конце марта. Уже хорошо пригревало солнце, дома было все в порядке: Вовка был настолько самостоятельный мужик, что за него мне не надо было беспокоиться, запас провианта в доме был достаточный, у него было полно друзей и школьных и спортивных. Так что уезжал я со спокойной душой, тем более, что соседи обещали присмотреть за домом.

Пару дней задержались в Мирном, утеплили машину и подрегулировали движок у наших автоумельцев. Я поговорил с ребятами из «Якуталмаза», у которых был определенный опыт общения с местными жителями. Они посоветовали начинать с районного начальства и, заручившись его протекцией и сопровождающими, побывать всюду, где это надо для района, а не только там, где побывал Батя. Сделали несколько предварительных звонков и рано утром в прекрасный солнечный день выехали мы в Сунтары.

Я определил для себя круг вопросов, которые надо выяснить и ту форму, в которой ответы должны быть отражены. Получилось, что мне в каждом селе или совхозе надо определить нагрузки, нанести на генплан или схему существующие и новые ЛЭП- 6 кв. и ЛЭП-0,4 кв., определить потребность в оборудовании и материалах и примерно оценить работы. Стало что-то проясняться в моей миссии.

Пообедали в Крестяхе, осмотрели этот типичный якутский поселок и снова в путь. Проехали Тойбахой и уже ближе к вечеру приехали в Сунтары - районный центр и один из крупных центров Якутии. Рабочий день близился к концу, но местное начальство все еще с самого утра совещалось с руководителями совхозов района. Это мне пояснил единственный в райкоме партии русский, которого мы нашли. Крупно повезло в первый же день - все кто мне нужен были собраны вместе! Мужик показал мне главного начальника и я его не упустил.

Как только стало видно, что совещание подходит к концу, я вошел в кабинет и представился секретарю райкома. Надо сказать, что на якутов магически действует титул «главный». У особы с такой приставкой к должности масса привилегий. Меня выслушали и были приятно удивлены, что обещания Батенчука начинают воплощаться в жизнь. Я немного охладил их ожидания, сообщив, что мне надо собрать необходимые материалы и составить техническую документацию по каждому совхозу и поселку в районе, где они сочтут нужным. Решили, что утром в райкоме мне дадут маршрут и окажут всяческое содействие в работе.

Поселили нас в райкомовской гостинице, вечерком сходили мы в ресторан, посмотрели местные магазины, особенно книжный. В якутских селах в книжном магазине всегда можно было неожиданно найти самую дефицитную книжку. Со следующего дня началась моя «одиссея» по якутским поселкам.

Поселки эти практически ничем не отличались друг от друга: одноэтажная деревянная застройка; коровники, в которых стоят коровы, лохматые как собаки. Освещается все это несколькими небольшими лампочками, т.к. мощности небольших дизельных электростанций не хватает. Наружного освещения нигде нет, топят дровами, изредка углем. Воду получают, растапливая лед с реки или снег. Горячей воды для животноводства и домашних нужд практически нет; все удобства, естественно, во дворе.

В каждом поселке есть один показательный «дом образцового быта», где все содержится в образцовом порядке. Имеется полный набор белья, посуды разного назначения, радиоприемник. В таких домах нас и селили, когда приходилось оставаться ночевать в совхозе.

Каждый день в течение более чем двух недель я в сопровождении якутского начальства, чаще всего главного инженера и электрика совхоза, обходил или объезжал все их объекты, а вечерами наносил на план линии, расставлял подстанции, артезианские скважины и электрокотельные. Впрочем, там я понял, что вряд ли надо монтировать большие котельные, ибо прокладывать теплотрассы гораздо сложнее, чем установить отдельный котелок, небольшую подстанцию и протянуть ЛЭП. На многих фермах вполне можно было бы установить пару титанов, таких, как у меня дома, и тем решить проблему горячей воды и гигиены коров. То же и в больницах, детских садах и прочих общественных местах.

Вечерами я наносил все свои изыскания на бумагу: составлял однолинейную схему электроснабжения, рисовал на генплане ЛЭП и подстанции, определял примерную потребность в оборудовании и материалах. По каждому совхозу и поселку получалась отдельная папочка, копию я оставлял, предупреждая, что ВилюйГЭСстрой не имеет возможности все это им дать. Надлежит подавать заявки в Минсельхоз Якутии, основываясь на этих эскизах, до получения проекта электрификации, добиваться финансирования работ и включения их в план работ ВГС. Это всех немного разочаровывало, ибо очень уж хотелось, чтобы пришел «нууча», все привез с собой, все сделал, да еще и бесплатно.

Эти две с лишним недели пролетели быстро: поселки мелькали, как в калейдоскопе, никаких лиц я не запомнил, но адресов и телефонов - полная тетрадка. Поскольку пропитание и проживание нам практически ничего не стоили, то можно было прикупить чего-нибудь вкусненького для дома и отправляться в Чернышевский с чувством выполненного долга.

На прощание опять собрались у первого секретаря райкома, а все секретари райкомов были депутатами Верховного Совета ЯАССР по должности, как и начальник ВГС. Я передал сводную ведомость и снова повторил, что ВГС будет активно участвовать в электрификации, но добиваться финансирования и комплектации им надлежит через правительство республики. Пообещал, что при защите заявок в правительстве мы окажем им всяческую помощь. На том и распрощались. Назад добрались очень быстро и без приключений. Уже по приезде узнал, что якуты позвонили Бате и поблагодарили за мою работу, а секретарь на сессии Верховного Совета похвалил ВГС за «...проявленную инициативу».

Батя как раз был в Якутске на сессии Верховного Совета ЯАССР и докладывать о поездке мне пришлось Биянову. К тому времени у нас в КБ красиво оформили все мои эскизы, составили сводную ведомость потребности в материалах и оборудовании, а вот обсчитать стоимость работ мы не могли, так как для смет надо было знать и уметь применять массу каких-то коэффициэнтов. Тут нужна была помощь сметно-договорного отдела. Биянов воспринял проделанную работу весьма благосклонно и познакомил меня с начальником сметчиков - Сергеем Ивановичем Ефремовым.

Это знакомство для меня многим было полезно и приятно. Сергей Иванович специалист был многоопытный. До этого я составлял сметы на монтаж и наладку автоматики, знал сметную документацию, но все это было на уровне пользователя, а не творца. С.И. научил меня, как надо использовать малейшие возможности, заложенные в проектные сметы и так составлять свои сметы, чтобы работа стоила дороже, чем обходится исполнителю. Под его руководством мы составили сметы по всем объектам и общую сводную смету. Все оформленные документы отправили в Сунтары за подписью Биянова и на время «умыли руки».

10.47. Мелкие заботы 1970-го года

1970 - был годом небольших и самых разнообразных работ.

Одной из первых стало устройство пристани на 13 км. Ранней весной меня вызвал Биянов и поручил обеспечить выгрузку с барж крупногабаритных грузов, которые придут по реке в навигацию. Гидротехники должны были спроектировать и построить нечто вроде деревянной плотины, забуторенной камнем, чтобы поднять уровень реки у пристани, а мы должны были обеспечить электроэнергией кран с падающей стрелой.

Решили отремонтировать ДЭС - 40 квт, выложить плиту под нее и получить с Дирекции деньги за ремонт нашей ДЭС. Этим занялся Нифонт и довольно быстро вместе с ТЭУ был смонтирован кран и ДЭС. Приехал инспектор Котлонадзора, работу принял без замечаний.

Уже после начала навигации мне позвонил Биянов и забрал с собой на 13 км посмотреть готовность всей пристани к приему огромных трансформаторов. Их тащили на баржах из Усть - Кута по Лене и Вилюю. Подход ожидался через несколько дней. Все это я вспоминаю только потому, что у нас на глазах произошло очень конфузное для «бияновских мальчиков» событие: буквально за 15 минут размыло сооруженную по их проекту запруду. Деревянные ряжи поплыли по реке, камни размыло по дну возле берега, загромоздив подход к нему. И надо же, не повезло ребятам: произошло это как только чуть приоткрыли затвор, чтобы поднять уровень в Вилюе и на глазах у Биянова.

Я даже не мог себе представить, что наш интеллигентный главный инженер может так материться! В тот раз я воочию убедился в страшной силе воды: сооружение с виду выглядело весьма солидно, а уничтожила его река в считанные минуты.

Надо отдать должное Биянову - он там же нашел решение: не делать вообще никаких запруд, а просто больше открыть затвор и поднять уровень реки, благо, весна была полноводной и водохранилище наполнилось до предела.

Баржи благополучно разгрузили, притащили трансформаторы и другое оборудование на станцию. Наше хозяйство работало исправно и ребятам очень нравилось там дежурить: можно было на совершенно законном основании рыбачить с утра до вечера. Все негабаритное оборудование для второй очереди ГЭС тоже доставляли таким же способом и до сих пор этот кран стоит памятником на 13 км.

Самой главной работой было строительство и монтаж высоковольтных электрокотельных в поселке. Низковольтные котельные были запроектированы нами на многих объектах и на всех базах наших субподрядчиков. Мы к тому времени разработали типовой проект такой котельной, заключили с «СибЦМА» договор на изготовление, монтаж и наладку электрической части и автоматики котельных (нельзя забывать родную фирму - для того ее и создавали!). Здесь работа шла успешно, но надо было согласовать наш проект в Братске и заодно договориться с ними о комплектации аппаратурой.

Телевизора тогда еще не было, центром культуры был клуб. Стоял он на самом верху сопки, окружен был высокими деревьями и очень эффектно смотрелся. Рядом с ним смотровая площадка, с которой видно было кусок основных сооружений, бескрайняя перспектива тайги и панорама поселка. В кино ходили все и билеты достать было нелегко. Фильмы, по советским правилам, прокатывались с Востока и поэтому все новинки мы смотрели раньше, чем «на материке». Славился клуб еще и прекрасным буфетом, куда приходили заранее и поднимали настроение.

В этом году впервые приехали к нам на стройку студенты и сразу внесли заметное оживление в жизнь поселка. Для меня это были лишние заботы, ибо еще незадолго до их приезда Биянов поручил оборудовать их лагерь на левом берегу в полном соответствии с требованиямиТБ и назначил меня ответственным за это. Был большой приказ по Управлению, где было роздано «всем сестрам по серьгам», особенно досталось забот мне и технической инспекции. Работали студенты на строительстве нескольких деревянных брусчатых домов, на бетонировании улиц и дождевых водостоков поселка. Работали студенты неплохо, установили у себя сухой закон и лихо отплясывали заполночь на уютной танцплощадке возле клуба.

С первого же дня, как только ко мне пришли студенческие «вожди», я договорился с ними, что мой Вовка будет у них работать. Парень он был здоровенный - покрупнее любого студента, да и грамоты ему хватало. Никаких препон не было и стал Вовка строить дома. Там он настолько вошел в роль, что самовольно стал чем-то вроде электрика (все - таки папа - главный энергетик! - так, очевидно, решили студенты). Я, узнав об этом безобразии, устроил выволочку студенческому начальству за вопиющее нарушение ТБ, но никаких обид не было. Вовка заработал кучу денег к своему последнему учебному году.

Тем же летом мы начали интенсивную работу по обустройству нашего аэропорта. Туда был назначен из Мирного новый начальник - Леша Меламед. Невысокий, толстенький и очень энергичный Леша уже через пару дней после назначения появился у меня в отделе и повез в аэропорт, чтобы сообразить, как отопить и сделать там надежное электроснабжение. Хозяйство было небольшое и очень компактное, но у нового начальника были просто наполеоновские планы: построить там столовую, маленькую гостиницу, создать систему резервного электроснабжения и еще много чего по мелочи. Он меня буквально заразил своим энтузиазмом и после нескольких «заходов» в аэропорт мы с ним составили проект и смету. Пробивной Леша выколотил эти деньги из авиаотряда и мы смонтировали ему компактную электрокотельную, установили резервный дизель, построили ЛЭП-6 кв. и полностью смонтировали все оборудование столовой. Заняла эта работа все лето и с тех пор у меня не возникало никаких забот с полетами в Мирный и Ленск: все пилоты на АН-2 были знакомы, все расходы - на авиаотряде.

И еще одно значительное событие произошло в 1970 году: в Чернышевском открыли филиал энергостроительного техникума. Готовили там по специальности «Строительство гидроэлектростанций» и «Промышленное и гражданское строительство». Возглавила этот филиал моя соседка и ей в Мирном порекомендовали привлечь меня к преподаванию. У меня особого желания не было, т.к. очень большая нагрузка была на работе, но шефствовал над техникумом главный инженер и по его приказу все ведущие специалисты Управления были обязаны преподавать там.

Открывали техникум торжественно и с банкетом. Оборудован и обустроен был техникум очень хорошо. Здание было новым, в уютном углу поселка; набор провели успешно, ибо для очень многих строителей - практиков это была прекрасная возможность получить диплом. В результате моего преподавания так уж получилось, что и я получил специальность техника - гидростроителя, (но не диплом), что мне очень пригодилось в дальнейшем.

В этом же году наш отдел выдал чертежи принципиально новой конструкции малогабаритного электрокотла большой мощности. Мне пришлось пару раз слетать в Братск, чтобы согласовать там с заводом «Электрокотел» (он был установлен головным в Союзе по электрокотлам) документацию. Отличался наш котел тем, что в нем были горизонтальные кольцевые, а не пластинчатые, электроды и упрощенная система ступенчатого регулирования мощности от 50 до 400 квт. Изготовление их было значительно проще, чем у братских котлов и после согласования конструкции мы стали их изготавливать у себя в РММ из отходов труб и стального листа. Котел отправили на ВДНХ, где Управлению присудили какую-то медаль, а нам выдали приличную премию.

В самом конце года произошло заключительное событие, запомнившееся мне своей комичностью. Это теперь - комичностью, а тогда было не до смеха. Перед самым Новым годом была смонтирована и подготовлена к включению электрокотельная для отопления административного корпуса Вилюйской ГЭС. Совершенно рядовая котельная, каких уже смонтировали в поселке больше десятка. Размещалась она в вестибюле, в котором кончали делать мозаичные полы и поверх были проложены доски. Дело было поздно вечером, мы поужинали в столовой и пошли включать котлы. Совершенно обыденное дело: проверили схему, включили насосы и включили котел. Подождали когда он наберет нагрузку и отправились домой, оставив в котельной дежурного электрика и пару сантехников из дирекции.

Повернулись и ступили на доски, но не сделали и нескольких шагов, как очутились на бетоне, сбитые с ног сантехниками. Они с диким ревом пронеслись мимо нас и выскочили на мороз. Вскочив на ноги, я увидел, что Нифонт доской молотит электрика и тащит его от силового шкафа в вестибюль. На нас с прорабом без смеха смотреть было нельзя: перепачкались, ничего не понимаем и растерянно смотрим друг на друга. Электрик валяется в бетоне, держась за руку, Нифонт матерится во весь голос. Оказалось, что электрик проявил излишнее усердие - решил проверить не греются ли силовые кабели в шкафу и схватился за кабель всей рукой! (Это вместо того, чтобы чуть коснуться тыльной стороной ладони). Провернулись плохо закрепленные наконечники на жилах кабеля и тут его и прихватило! Если бы не Нифонт - хана была бы недотепе. Там так бабахнуло, что сантехники совершенно ошалели от страха и снесли нас, а внутри силового шкафа все выгорело. Обматерив своего кадра, прораб отправил его в больницу, запретив даже упоминать, что это произошло на работе, а сам вызвал кладовщицу, чтобы заново укомплектовать силовой шкаф. Быстренько смотался и привез всю аппаратуру и провод.

Пришлось нам с Нифонтом остаться на всю ночь и перемонтировать шкаф. Еле успели к началу рабочего дня, но когда стали собираться работники дирекции все следы ночного происшествия уже были ликвидированы: котельная работала. Только наши отпечатки на бетоне напоминали об этом и то недолго: пришли строители и, выругавшись, исправили пол. Позавтракали в той же столовой и пошли на работу, никому не рассказав о ночном приключении.

Наступал 1971 год - переломный в истории ВилюйГЭСстроя.

10.48. Переход через Вилюй

Эта «головная боль» родилась в тиши кабинетов «Ленгидропроекта». Задача была простая: соорудить переход двойной ЛЭП - 220 кв. с правого берега Вилюя, где размещалось ОРУ-220 кв., на левый берег и далее на Север. Расстояние большое - около 600 метров. Это было начало самой главной ЛЭП – основа развития работ на месторождениях Айхала и Удачной.

Проектанты думали не долго: нашли на генплане подходящее, по их мнению, место для опор на обоих берегах и произвели все необходимые расчеты. В результате появился пухлый проект перехода с двумя опорами по 75 метров высотой, на фундаментах из 350 куб. м. бетона, заглубленных в скалу, с проводами сечением 400 кв. мм. Вся эта адская конструкция располагалась в верхнем бьефе на расстоянии около километра от плотины. Стоила эта работа очень дорого: большой объем скальных работ, пропасть бетона и несколько сотен тонн металлоконструкций, которые надо было изготовить на месте из привозного металла.

Короче говоря, хлопот полон рот! Это я понял когда получил задание разработать проект энергообеспечения этих работ. Линий 6 кв. туда у нас не было, передвижных дизельных станций не хватит по мощности, да и дико будет на незагруженной ГЭС запускать дизеля для выработки электроэнергии. На бумаге получался сплошной знак вопроса.

Решили мы с Витей Секириным сходить на место и осмотреться. Приехали, полазили по обоим берегам, посмотрели и поняли, что дело гиблое: совершенно неоткуда взять энергию. Пошли в Дирекцию станции, чтобы договориться с ними о подключении к их сетям с последующим строительством ЛЭП-6 кв. до места работ. Идем по гребню плотины и тут воочию убеждаемся в том, что все полезные открытия возникают от лени.

Вдоль гребня плотины стоят высоченные мачты освещения с прожекторами, направленными в сторону водохранилища. Расстояние между ними всего по 40 метров и металлоконструкции мачт очень солидные. Нас как по голове чем - то стукнуло: надо сделать переход по гребню плотины, используя мачты освещения!

Сразу же возникало множество преимуществ: не надо ничего бурить, взрывать и бетонировать, не нужно вообще никаких больших опор. Достаточно пристроить к каждой мачте Г-образную конструкцию для подвески изоляторов. Причем, конструкцию эту можно делать облегченной, т.к. пролеты коротенькие - всего по 40 метров - и провод уже нужен не 400 кв. мм., а гораздо меньшего сечения - отпадает требование механической прочности провода, которое было заложено в проект. Короче говоря, масса очевидных преимуществ, главное из которых для меня - не надо ломать голову над обеспечением работ энергией.

Ринулись мы в Дирекцию и предварительно поговорили о возможности такого решения. Оказалось, что никаких препон для этого нет: ЛЭП будет проходить в стороне от проезжей части гребня плотины и не нарушает зоны безопасности. Очень внимательно просмотрели все «Правила» и СНИПы и не нашли никаких запретов на такое устройство ЛЭП.

Вернулись мы к себе и вплотную занялись воплощением этой идеи. Я просчитал линию с пролетами по 40 метров и нагрузками, предусмотренными в ленинградском проекте, а Витя Секирин обсчитал и вычертил Г-образную конструкцию приставки. Вместо проекта энергообеспечения стройки получился новый проект перехода через Вилюй.

Как на это отреагируют в Управлении мы не знали, но особого оптимизма не чувствовали: ребята, приближенные к Биянову, очень ревниво относились ко всяким вмешательствам в проектные дела. Особенно в этом усердствовал зам. Биянова, курировавший связи с проектировщиками в Ленинграде и их группой рабочего проектирования (ГРП) при Управлении.

Для того, чтобы наше предложение обрело законную силу оно должно было быть оформлено как рационализаторское. Перед его рассмотрением надо получить несколько отзывов, которыми мы и запаслись в Дирекции. Принять наше предложение было очень выгодно для стройки: деньги по смете оставались строителям в полном объеме, а затраты на переход практически уменьшались в десятки раз.

Доложили Е.Н. Батенчуку. Он сразу согласился при условии, что все будет согласовано с «Ленгидропроектом». Затем собрались у главного инженера и после недолгого обсуждения приняли наше предложение. Согласовать его с проектировщиками поручили дотошному заму в кратчайший срок, что он и сделал. Наша взяла!

Мы готовились получить некий доход от этого предложения, но получили лишь по паре окладов и на том успокоились. Немалым результатом стало совершенно новое: уважительное и несколько удивленное («...ишь вы какие!») отношение к нашему отделу в Управлении, особенно со стороны местных снобов - «команды главного инженера».

Теперь, когда уже 40 лет прошло с того времени, мне приятно видеть на фото как выглядит этот переход по гребню плотины и вспоминать историю его создания.

Изготовили металлоконструкции и смонтировали их меньше чем за месяц, а подвеска изоляторов и провода на коротких пролетах и на малой высоте - вообще простая операция. В результате уже к началу весны переход был готов и исправно стоит до сих пор.

10.49. 1971 - переломный год

Начался этот год с приятного сюрприза - командировки в Минск и Гродно. Мне постоянно приходилось работать с техническими журналами и патентной литературой, чтобы найти что-либо полезное для нас в части загрузки мощностей электростанции. Агрегаты работали не в лучшем режиме, а ни алмазники, ни мы пока ничего не могли предложить кроме электрокотельных. Их уже начали строить в Мирном и у нас в Чернышевском. До Ленска дело не дошло, т.к. там была подстанция мощностью всего 16 Мвт и слабая ЛЭП. В Ленске у нас был деревообрабатывающий комбинат с вечной проблемой качественной сушки древесины. И вот однажды, роясь в журналах, я нашел статью, где Институт тепломассообмена Белорусской Академии наук предлагал новый способ сушки древесины в воде (!) с помощью электрического тока.

По всем показателям этот способ был хорош, кроме одного - большие энергозатраты. А для нас это как раз и было достоинством! С этим сообщением пошел я к Биянову и доложил ему об открывающейся возможности получить качественную древесину практически без дополнительных капитальных затрат. Этот способ ему понравился, да к тому еще он вспомнил, что давно собирался в Гродно, где применяют способ получения железобетонных панелей с малыми затратами цемента, что было для нас очень важно, ибо цемент составлял самую значительную часть завозимых к нам грузов. Учитывая все это, да еще и то, что я родом из Минска, решено было поехать в командировку в Белоруссию.

В конце января мы вылетели в Минск. Без всяких приключений долетели до Москвы, пару дней поработали в Министерстве. У Биянова в доме уже стояла пара диванов и я вполне прилично мог выспаться. Из Москвы позвонил маме, сообщил, что скоро приеду вместе с шефом. Учитывая нашу небольшую квартиру, предлагать Биянова пожить у нас я не стал. Поселили его в хорошей гостинице, но обедать поехали к маме, захватив по дороге все, что надо к столу. Мама была очень рада нашему приезду, а Биянова я просто не узнавал - он был сама любезность! Не знай я его раньше, никогда бы не поверил, что он сущий деспот и ругатель для своих подчиненных. Он совершенно очаровал маму и обед прошел прекрасно. Город очень понравился Биянову своей чистотой и порядком, особенно по сравнению с Москвой.

С наилучшими впечатлениями от первого дня пребывания в Минске Биянов уехал в гостиницу и по дороге туда не переставал хвалить маму, как бы удивляясь, что у такой прекрасной женщины такой сын как я. Впрочем, после года совместной работы он на меня уже смотрел совсем другими глазами и работать с ним мне было легко. Я его хорошо понимал и уважал как большого специалиста и как сильного и волевого человека.

Утром мы пошли в Институт тепломассообмена и очень продуктивно поработали там. Пока Биянов очаровывал директора, я в лаборатории подробно посмотрел на модели весь процесс, получил разъяснения по тонкостям технологии и заручился согласием сотрудничать с нами при внедрении метода в Ленске. После обеда собрались у директора и, как теперь говорят, составили протокол о намерениях. Мы должны были обеспечить институту заказ и оплатить их расходы на внедрение, а они - всячески способствовать нам. Расстались довольные друг другом, особенно я, т.к. записали несколько командировок в Минск для «...обмена опытом и изучения результатов новых разработок института».

В Гродно нас встречал московский знакомец Биянова - специалист по новому методу изготовления железобетона. Он писал диссертацию на эту тему и сидел на заводе ЖБИ, внедряя свои разработки. Неимоверной пробивной силы был мужик! Гостиница и стол были уже нам приготовлены, распорядок дня на несколько дней вперед составлен, включая и развлекательную программу. И. главное, все это было уже оплачено, но вот каким способом - я не знаю. Очевидно, очень он был заинтересован в том, чтобы Биянову понравилась его разработка и очень хотелось, чтобы ее внедрили у нас. Видя его усердие, Биянов изредка кивал мне головой и подмигивал, но воспринимал все как должное, а я вообще ни во что не вмешивался, т.к. ничего в этих делах не понимал, кроме того, что это полезно для стройки. Осмотрели мы город, побывали в церкви и в костеле. Везде поставили свечки и делали это на полном серьезе, что меня немало удивило в партийном шефе – генерале внутренней службы.

На комбинате провели несколько дней: просмотрели весь технологический цикл и последующие испытания готовых изделий. Я после этого стал даже немного разбираться в этих делах, что потом очень пригодилось. (Я вообще уверен в том, что бесполезных знаний не бывает!) Вечерами дегустировали фирменные блюда в местных ресторанах и много гуляли по городу, благо стояла почти весенняя погода.

На прощание поехали на машине в Друскининкай, тогдашний знаменитый на весь Союз курорт. Приехали, побродили по пустым аллеям парка, постояли на берегу Немана и пошли пить целебную воду. Диссертант выпил эту жидкость на наших глазах и нахваливал при этом, даже не подав вида. Мы - народ наивный и доверчивый - тоже, глядя на него, начали пить большими глотками. По логике шефа мы не должны были показать какому-то постороннему человеку, что нас - северных людей - можно чем-то удивить или в чем-то превзойти. Чего мне стоило не выплюнуть эту вонючую жидкость с острым запахом сероводорода и показать при этом удовольствие на лице - один Бог знает! Шеф тоже понял сразу, что нас «прикупили» и тоже постарался из всех сил не подать виду, что ему противно пить эту целебную вонь. На лице у нашего гида было явное разочарование и это было нам самой большой наградой. Переглянувшись, мы расхохотались и в хорошем настроении уехали в Гродно.

Командировка получилась очень интересная и полезная, а, главное, безответственная. Я привык, что надо куда-то ехать, что-то делать, за что-то отвечать, а здесь - сплошные приятности и «надувание щек», да еще и на всем готовом. Привезли мы с собой несколько томов технической документации, а по результатам поездки вместе сходили к Батенчуку. Там решили, что будем внедрять оба метода у себя на стройке.

В конце зимы подтвердились ходившие по поселку слухи о том, что Батенчук скоро уйдет от нас на новую стройку - начиналось строительство КАМАЗа в Набережных Челнах, а руководителей такого масштаба как Батя в Союзе было не много. Так и получилось.

В начале весны многие в Управлении готовились уезжать на новую стройку вместе с Батенчуком. У меня с ним состоялся небольшой разговор на эту тему, но такой, что «...он, мол, с удовольствием пригласил бы меня с собой, но я только привез семью в хороший дом, впереди интересная стройка второй очереди ГЭС и поэтому дергаться мне не надо... Но, если захочешь, то пиши и приезжай в любое время...»

Биянов был мужик очень честолюбивый и это было известно всем. Я это узнал в самом начале своей работы, когда принес ему на подпись какое-то совершенно простое письмо типа «сопроводиловки». Он это письмо не подписал, а вызвал меня и, набычившись, прошипел: «Что вы мне принесли?» Я ответил, что там все написано и все очень ясно. Тогда он просто взвыл: «Мне ваш почерк не нравится, забирайте письмо и перепишите!» Причем тут почерк, когда письмо напечатано на машинке секретарем Биянова на моих глазах, я не понял и спросил об этом у нее. Валентина Петровна перечитала письмо и руками всплеснула: «Вовочка, миленький, это я виновата! Батенчук уехал в Якутск на сессию Верховного Совета и надо подписывать письмо не «Главный инженер», а «и.о. Начальника - Главный инженер» Перепечатала и он тут же подписал письмо, правда, к нему уже пошла В.П. и «отмазала» меня, но эпизод этот был очень для него характерный.

Каково же было удивление всей стройки, когда после отъезда Батенчука начальником ВилюйГЭСстроя назначили не Биянова, как ожидалось, а начальника Гидромонтажа М.И. Васильева. Уровень нового начальника был ничуть не выше той должности начальника участка, которую он занимал. Его назначение было большим ударом по самолюбию Биянова. Я даже не мог себе представить, что Миша Васильев - рядовой начальник субподрядного участка – посмеет руководить таким асом гидростроительства как Биянов, который гонял его на планерках , как Макар телят.

А тот и не руководил. Начиная с первого дня «царствования» у него в правило вошло появляться на работе в непредсказуемое время. Первый, кого он желал видеть был его зам по снабжению, с которым выпивался коньяк и в зависимости от количества выпитого новое начальство отправлялось либо в Мирный якобы по очень важным делам, либо «по объектам», ничего общего не имеющим со стройкой. Изредка собирались специалисты у него в кабинете и давались невразумительные указания, которые никогда не выполнялись потому, что уже через час никто о них не помнил.

В 1971 году перед стройкой ставились две очень большие задачи: начать строительство второй очереди Вилюйской ГЭС и развернуть работы по строительству на месторождении «Удачная», куда в ближайшие годы должна быть перенесена основная добыча алмазов.

Предполагалось, что когда будет построена ГЭС-2 она компенсирует огромный рост нагрузок на Севере: обогатительный комбинат и город на «Удачной». Проект всего комплекса разработал институт «Якутнипроалмаз» и был удостоен премии Совмина СССР. На Север надо было протянуть 2 мощных ЛЭП-220 кв. сначала на деревянных, а потом и на металлических опорах. Кроме того, во всем районе набиралось много объектов строительства и у алмазников и у нас. Началась массовая каменная застройка Ленска и Мирного, строились промышленные предприятия, школы, магазины и соцкультбыт во всех поселках района. Работы было невпроворот и все это легло на плечи Биянова при наличии формального начальства - Васильева.

10.50. Вторая очередь Вилюйской ГЭС

ВГЭС-2 сооружение в области гидростроительства оригинальное по конструкции и по способу строительства на вечной мерзлоте. В отличие от первой очереди с ее водозаборником, вырубленным в скале, и подземным машинным залом, на ГЭС-2 строился поверхностный водоприемник, примыкающий к плотине на левом берегу. От водоприемника к машинному залу у основания плотины пролегали 4 мощных бетонных водовода. Сам машинный зал был на поверхности, но под агрегаты и вспомогательные механизмы нужно было рыто котлован и строить сложнейшие бетонные сооружения на многих уровнях.

Я упоминаю о большом количестве бетона потому, что теперь его нужно было несравненно больше, чем на первой очереди и, главное, бесперебойно подавать на стройку. Если при строительстве первой очереди основные объемы - скала и отсыпка плотины, то на ГЭС-2 основным будет укладка бетона и монтаж металлоконструкций. К этому надо было готовиться.

На стройке был небольшой бетонный завод, которого вполне хватало для снабжения бетоном и раствором при строительстве первой очереди. За годы работы все оборудование завода сильно износилось и его заменой занялся наш отдел комплектации. Обновленный завод требовал по технологии бесперебойной подачи пара круглый год. Пар этот вырабатывался небольшой паровой котельной, топившейся углем. Впрочем, паровой эту котельную уже нельзя было назвать, т.к. Котлонадзор запретил эксплуатировать ее в режиме выработки пара и разрешил использовать только как водогрейную котельную. Все там проржавело и дышало на ладан. Учитывая это, «Ленгидропроект» выдал документацию на строительство большой паровой электрокотельной для бетонного завода. Называлась она «электрокотельная №11» и, чтобы работа по ее строительству стала для меня самым главным делом, Биянов приказал подогнать бульдозер к старой котельной и спихнуть ее в реку. Это и было сделано у нас с ним на глазах. Я еще не представлял, что меня ждет после этого, но жест был вдохновляющий.

10.51. Электрокотельная №11

ЭК-11 по проекту должна была быть целым комплексом сооружений: собственно помещение котельной с распределительным устройством 6 кв. и четырьмя высоковольтными паровыми электрокотлами по 4 Мвт каждый, открытого распредустойства 35\6 кв. и линии электропередач 35 кв. на металлических опорах от главной подстанции поселка до котельной.

Проходила эта ЛЭП- 35 вокруг сопки, на которой располагалась поселковая подстанция и затем вдоль реки до котельной. Протяженность линии была около 4 км, причем большая ее часть проходила в очень стесненной зоне жилой застройки и глубокого распадка. Уже после беглого просмотра проекта было совершенно ясно, что за те несколько месяцев, которые отводились на строительство котельной, выполнить эти работы невозможно.

Усугублялось это еще и тем, что практически ничего из оборудования, требуемого для нее, не только не было в наличии, но и не ожидалось в навигацию, т.к. монтажный отдел это оборудование не заказал. Винить их было не за что, ибо острейшая необходимость в строительстве котельной возникла практически внезапно для всех.

За комплектацию рьяно взялся В.Е. Боганский, призвав на помощь все свои связи в Братске и Москве. Обещаний помощи было много, но к началу навигации в порт Осетрово ничего не прибыло. Впереди замаячил огромный скандал со срывом начала строительства объекта, включенного в министерский план ввода мощностей, а такого не прощали никому, не взирая на прошлые заслуги. Нужно было выкручиваться и отойти от проектных решений, максимально упростив схему.

Первое, что вызывало сомнение - очень большая мощность котельной для столь маленького, хоть и модернизированного, бетонного завода. Ведь раньше его снабжала паром небольшая котельная, по мощности менее половинеы одного из 4-х запроектированных котлов. Сделали мы тепловые расчеты и подтвердили это цифрами. Дали проверить расчеты потребности тепла технологам и они подтвердили нашу правоту. Поскольку уже были заказаны в Братске котлы по 4 Мвт, то решено было монтировать только два котла, а не четыре - один рабочий, другой - резервный.

При этом вдвое сокращались работы по монтажу котлов и их обвязке, резко уменьшалась нагрузка на ЛЭП и вставал вопрос: «А нужна ли такая ЛЭП только для одного котла, работающего при мощности не более 1,5 Мвт?» Даже самые приблизительные расчеты показывали, что не нужна, что можно обойтись обычной ЛЭП-6 кв. на деревянных опорах, которую можно было протянуть напрямую через сопку на расстоянии всего лишь 500 метров. При этом вообще не строилась ЛЭП -35 на металлических опорах и отпадала надобность в распредустройстве 35\6 кв.

Пошли посоветоваться с поселковыми энергетиками: могут ли они дать нам отдельный фидер для котельной и чем чревато будет подключение напрямую электрокотлов к трансформаторам подстанции поселка. Оказалось, что все это возможно, но только необходимо сделать общее заземление котлов и подстанции. Это было очень трудно сделать на скале, да и риск «посадить» подстанцию был очень велик (так нам объяснили спецы-энергетики) и пойти на это они не могли. Эту неожиданную трудность можно было бы преодолеть, если полностью изолировать все металлические части котлов от земли с помощью специальных изолирующих вставок. В Братске на заводе электрокотлов рассматривали такую возможность и даже разработали методику расчета изолирующих вставок и их испытания.

Я срочно выехал в Братск. Действительно, то, что мы задумали теоретически можно было сделать, но практически никто в Союзе этого еще не делал. Собрали небольшой совет и решили, что ребята нам помогут: рассчитают вставки, изготовят их и проведут высоковольтные испытания. Все это, естественно, мы оплатим, а ребята кроме того получат первый опыт в применении такого способа подключения высоковольтных котлов. (Самим бы нам такую работу не сделать, да и, все равно, результаты расчетов и испытаний нужно было бы согласовывать с ними.) После договоренности с заводом я срочно позвонил Боганскому и заручился его поддержкой даже в оплате нескольких банок спирта для ускорения процесса.

Имея перед собой такой стимул, в мастерской завода изготовили, руководствуясь чертежами котла, все вставки с некоторым запасом за несколько дней. Даже дефицитнейший по тем временам фторопласт нашелся в заначках у «народных умельцев». За день до испытаний я вызвал в Братск спец рейс АН-2 для доставки вставок. Испытания прошли успешно, что было подтверждено протоколами, снимавшими с нас ответственность за их пригодность. Все это отпраздновали, вставки упаковали и отвезли прямо на взлетную полосу.

В итоге получилась очень простая и надежная схема: короткая ЛЭП-6 кв. на деревянных опорах от одного фидера поселковой подстанции; всего лишь два котла и, соответственно, в два раза меньше работы по монтажу, меньше ячеек 6 кв; можно было уменьшить размеры помещения котельной и все это значительно сокращало сроки строительства и не требовало дефицитного оборудования: почти все имелось в наличии либо у нас, либо у заказчика, либо у алмазников.

Все эти изменения в проекте надо было узаконить. Для этого в то время существовал только один способ: подать рационализаторские предложения и утвердить их на техническом совете Управления, предварительно получив согласие проектировщиков и заказчика. Вся экономия, а она была огромной, шла строителям, т.к. смета оставалась прежней.

Докладная записка на имя Биянова была очень большой и подробной. Подписали ее мы с Боганским, а предложения подали трое: я, Витя Секирин и Нифонт Кондаков.

«Шороха» было много: проектировщики тяжело признавали свои «ляпсусы», заказчику было жалко денег, в Управлении «заерзали»: опять, мол, ОГЭ выскакивает со своими идеями. Конец всяким сомнениям положил Биянов, приказавший строить котельную по нашему проекту. После техсовета он отозвал меня в сторону и тихо сказал: « Из всякого положения можно найти выход, а ты психовал, когда спихнули вагон в воду! Передай привет маме.» Это было только начало лета и на месте котельной №11 было пустое место.

В техотделе Управления ни шатко, ни валко начали перепроектировать здание котельной. Поскольку за весь комплекс работ отвечал я, то и пришлось мне нажаловаться на них за срыв сроков. После втыка строителям стали выдавать чертежи и можно было начать строительство здания. Для ускорения работ из Мирного привезли крупные панели и собрали каркас довольно быстро. К тому времени подошли из Братска 2 котла и Гидромонтаж приступил к их установке.

Нифонту я поручил все работы по строительству ЛЭП-6 кв. и взаимодействие с поселковыми энергетиками. Какими способами он воздействовал на лэповцев я не знаю, но линия была готова уже к концу лета, хотя и пришлось ставить опоры на крутом скалистом склоне, а провод натягивать практически вручную. Хорошо, что проходила линия в совершенно не посещаемом людьми месте и никаких ограничений по прокладке там не было. С души свалился огромный камень!

Оставался внутренний монтаж всего оборудования, но это было знакомо и практически полностью укомплектовано. Срок пуска котельной - до Нового года - можно было выдержать, если упираться как следует и если не будет каких- либо неожиданностей.

Кроме того, что рьяно взялись за монтаж котельной №11, было решено подстраховаться и пристроить рядом с бетонным заводом передвижную паровую электрокотельную, перетащив ее из потерны в плотине. Это было тем легче, что ЛЭП-6 кв. уже протянули, нужно было только выполнить очень хорошее заземление. Для этого сварили пару тонн металлолома и утопили в реке, соединив с трубопроводами котельной. Совершенно не ожидали такого результата, но получили сопротивление меньше 4 ом, что очень хорошо для вечной мерзлоты. Испытали малую котельную в работе: все было нормально. Теперь работать можно было спокойнее, но необходимость в большой котельной все время возрастала с ростом объемов бетонирования. ы

Маме моей исполнялось 60 лет в конце декабря и мне очень хотелось к этому времени запустить котельную и поехать в Минск. Биянов твердо обещал командировку в Академию наук Белоруссии.

Мы в Ленске подготовили все для испытания удивительного на первый взгляд метода сушки древесины: электричеством и в...воде (!). В большой бассейн слоями укладывались доски и клетки из толстой арматуры. К этим клеткам подводилось напряжение и тем сушились доски. В Институте тепломассообмена теоретически обосновали этот метод, но выглядело это необычно и на меня наши спецы поглядывали недоверчиво, когда им было предложено сделать пару опытов. Все было подготовлено: забетонирован бассейн, сварены клетки из арматуры, подключена подстанция. Был вполне подходящий повод поехать в Минск и, согласно совместного протокола, пригласить минчан проделать свой «фокус» с нашей древесиной. Сам я не хотел самостоятельно начинать эту работу: они авторы - им и карты в руки вместе с ответственностью.

Вовка в этом году окончил школу и уехал в Ленинград, мальчишки рюкзаками таскали грибы и совсем освоились в поселке. Им здесь очень нравилось.

Все было бы хорошо, если бы не постоянная забота о запуске котельной. Во время монтажа возникала масса вопросов, приходилось на ходу вносить изменения в чертежи: исполнительная документация должна быть готова одновременно с вводом котельной. Работали в две смены и, наконец, в середине декабря стал виден «свет в конце тоннеля». Наладчики из «СибЦМА» закончили работы на распредустройствах 6 и 0,4 кв., испытали сопротивление изоляции всей системы в собранном виде, написали все протоколы и дали нам полное основание приступить к пусковым работам.

С утра все подчистили, подкрасили, сделали все надписи: навели «полный марафет». Расписали порядок действия при пуске, но на всякий случай отсоединили паропровод котельной от заводской магистрали - оставили открытую трубу диаметром 279 мм с задвижкой.

Часов в 9 вечера, в кромешной тьме и при почти 50-тиградусном морозе на берегу реки Вилюй впервые в Союзе пускались высоковольтные электрокотлы с полностью изолированной нейтралью. В ожидании этого события на котельную принесли ящик «Зубровки», т.к. ничего другого в поселке не было, и все, что можно было унести из столовой Дирекции на закуску. Выгнал я всех из помещения котельной, включил все предварительные схемы: насосы, вводные ячейки, автоматику и защиты. Осталось главное - включить котлы. Помня, что береженого и Бог бережет и что детям моим еще может понадобиться отец, я малость перестраховался: надел резиновые перчатки, боты и встал на изолированную подставку с резиновым ковриком. Все виды защит были применены, в помещении никого не было и я включил котел.

Я подспудно ожидал чего-то необычного при этом, но прошло несколько минут, а в котельной ничего не изменилось: все так же работали насосы, не было никаких дополнительных посторонних шумов, искрения и прочих явлений. Прошло несколько долгих минут, внезапно распахивается дверь и с криком «Ура!!» вваливаются мужики: Секирин, Нифонт, наладчики и монтажники. Вытаскивают меня из котельной и я вижу на фоне черного неба очень плотный столб пара, поднявшийся метров на 15 вверх. Это такое сильное давление развил котел! Оказалось, что они ждали на улице когда что-нибудь произойдет и тоже не дождались, но вдруг через приоткрытую задвижку загудел пар. Им стало ясно, что все прошло «штатно», что мы и отпраздновали с небывалым облегчением на душе. Если бы мне сказали тогда, когда я только знакомился с проектом котельной, что она заработает в этом году - не поверил бы никогда. А ведь заработала!ы

Удивительное свойство человеческого сознания - беречься от последствий стрессовых ситуаций. Пока длилась эта эпопея, вымотавшая меня изрядно и стоившая большой затраты нервов, казалось, что никогда мне не забыть этой нервотрепки. Но уже через месяц, а там и последующие годы, проезжая мимо котельной №11 по несколько раз в день я даже не обращал на нее внимания. Все прошло, все забылось и только теперь - 40 лет спустя, описывая то время, я как бы заново пережил всю ответственность, которая тогда легла на меня, вспомнил те усилия, которые тогда были приложены и даже немного горжусь, что самая главная для строительства второй очереди ВГЭС задача - бесперебойный бетон была успешно решена.

10.52. Заливаем бассейн

Из приятных событий 1971 года следует отметить строительство спортзала с бассейном в нашем поселке. Строили его без финансирования, за счет средств, сэкономленных на стройках и подачек Дирекции. Получилось очень удобное здание из алюминиевых панелей в самом центре поселка. Весь монтаж вспомогательных систем бассейна: отопление, подогрев воды, биологическая очистка выпал на долю ТЭУ и нашего отдела. Нам и выпало открывать этот бассейн.

Для проведения гидравлических испытаний бассейн наполнили водой и мы с Нифонтом неожиданно для себя решили первыми поплавать там. Совершенно четко представляя, что температура воды никак не выше 10 градусов, мы в соседнем магазине купили пару бутылок водки и поставили их на противоположной от стартовых тумбочек бортик. Собралось несколько зевак из числа работников спортзала и каких - то волейболистов. Все с интересом наблюдали как мы «гоношились» около бассейна и отступать уже было некуда: приходилось нырять, чтобы не опозориться в их глазах, да и в глазах всего поселка. Сработал элементарный эффект «мужской подначки - слабо». Пришлось плыть! Как я перемахнул эти 25 метров не помню, но если бы засечь время, то никакой рекорд не устоял бы! Вожделенный приз на бортике распили немедленно, даже не обсушившись, и только тогда немного прекратилась дрожь во всем теле. Но дело было сделано - лицо сохранили и стали первыми пловцами в поселковом бассейне.

Для меня нечастые посещения спортзала стали последними занятиями спортом. Пока не стали болеть ноги это мне не мешало. По тайге за грибами или по стройке на всех отметках я гонял без устали.

10.53. 1972 год - начало

После командировки в Минск и небольшого отдыха на мамином юбилее дела закрутились прямо-таки с калейдоскопической скоростью.

Началось с того, что я постарался привести ОГЭ в нормальный вид, избавившись от того нелепого нагромождения, которое создал Леонов. Мне совершенно не нужны были несвойственные управленческому отделу функции: лаборатория, конструкторские разработки (для себя всегда можно было что-то сделать, не создавая специальную группу) и прочее.

Толчком послужили настойчивые просьбы от Ремонтно-механических мастерских (РММ) отпустить к ним Витю Секирина. Его там делали главным специалистом - технологом и конструктором, давали две большие комнаты, значительно повышали зарплату. Витя мог спокойно привезти семью из Новочеркасска.

Лабораторию вместе с девочками я передал в энергослужбу на левый берег, где она успешно работала многие годы. Остались в ОГЭ мы с Нифонтом Кондаковым и инженер по отчетности - вполне по штату обычного отдела Управления. Нам не нужен был дом на отшибе, вполне хватало большой комнаты в Управлении, что было гораздо удобнее для работы.

Вселилось в наш дом маленькое, но воинственное племя ВОХР во главе со своим вождем – майором Лешей Шпаком. Новоселье отпраздновали в моем бывшем кабинете с нашим неизменным «самоваром». Впрочем, в ВОХР я потом всегда ходил как к себе домой, а с Лешкой дружил до самого отъезда с Севера.

С началом строительства второй очереди ВГЭС на нас посыпались задания по разработке схем электроснабжения на всех участках новой стройки. Мы наснимали синек с генплана стройки и довольно бодро наносили на них размещение подстанций, кабельных и воздушных линий и следили за всеми изменениями в схеме.

Этим мы положили начало зарабатыванию денег отделом Управления: работы по перемонтажу энергоснабжения оплачивались Дирекцией, но все должно было быть обосновано документально - чертежами и сметами. Тут - то мы и развернулись! Вскоре так наловчились составлять всю документацию, что уже не приходилось, как в начале, бегать по стройке, а делали все, не выходя из кабинета. Этим с успехом занимался Нифонт. Галя Дорошкова несла весь груз отчетности и переписки с подразделениями, а у меня высвободилось время, чтобы чаще бывать не только на стройке ВГЭС-2, но и в Мирном и в Ленске. Кроме этого района замаячила перспектива строительства на Севере - в Айхале и на трубке «Удачная» и на Колыме: нашему Управлению поручили начинать строительство Колымской ГЭС. Предстояли большие поездки к местам новых строек, но до весны забот хватало и в поселке.

10.54. Последний раз в Магадане

Немножко потеплело и меня вызвал к себе Биянов: его почему то заинтересовала погода в Магадане в это время года. Я ему увлеченно (приятно вспомнить!) рассказал все, что знал про магаданскую погоду и поплатился за это.

Биянов на полном серьезе предложил мне работать на строительстве Колымской ГЭС главным энергетиком когда это строительство начнется, а пока начать переговоры в Магадане с тамошними энергетиками и транспортниками о первом этапе работ.

Я не поверил, что он это предлагает всерьез и спросил: «А здесь, что: больше не нужны главные энергетики?» Г.Ф. ответил, что работа здесь проделана очень большая и очень продуктивная и ее может продолжить специалист «меньшего пошиба» чем я. К тому же у меня, мол, старые связи в Магадане и край этот мне хорошо знаком. Попытался подсластить пилюлю. Тут я категорически отказался от этого предложения и сказал, что без работы не останусь - меня зовут в Дирекцию ГЭС. Совершенно неожиданно для меня упрямый по натуре Биянов не стал настаивать и только сообщил, что мы с ним едем в командировку в Магадан на недельку обговорить начало работ по строительству Колымской ГЭС с тамошним начальством. Я ему нужен был в качестве гида, ибо никаких вопросов решать там я не мог: не было никаких исходных данных, а, значит, и предмета для разговора.

В Магадан прилетели без приключений, поселились в большой гостинице и тут же поужинали в тамошнем ресторане. Г.Ф. был поражен черными колоннами в зале и купеческой пышностью кабака. Впрочем, к закрытию все было как всегда: пели песни, выносили пьяных и били посуду: ребята с приисков гуляли перед «сухим» промывочным сезоном.

Утром, еще до начала рабочего дня, пошли мы позавтракать в «Березку». Идти-то всего метров двести, но навстречу, как на грех, попалось столько старых знакомых, что добрались мы туда только через полчаса. С каждым нужно было перекинуться хоть парой слов и хотя бы ответить на сакраментальный вопрос: «Ты куда пропал?» Биянов совершенно не привык быть не в центре внимания и поэтому, стоя в стороне, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. На него никто не обращал внимания и это испортило ему настроение надолго. Такой уж был человек.

Весь день провели в переговорах с «Магаданэнерго» - заказчиком строительства и уже в самом конце дня я провел экскурсию по городу. Самому было приятно побродить по знакомым местам, но никакой ностальгии я не ощущал: что прожито, то прожито и возврата нет. Это сейчас с нежностью вспоминаю как пацаны росли здесь, как хорошо работалось, сколько приятных людей узнал и как, в конце концов, становился сам взрослым человеком в Магадане.

Биянов постоянно держал меня при себе, видимо, опасаясь, что при таком обилии знакомых я пропаду надолго и побывать во ВНИИ-1 мне не удалось. Ограничился несколькими звонками, узнал местные новости и на том больше никаких контактов с Магаданом у меня не было.

Уехали мы как-то внезапно: за нами пришла машина и тогда только Биянов сказал, что мы едем в аэропорт. Я ожидал, что придется слетать на створ будущей ГЭС или проехать 400 км до Дебина по трассе и оттуда добираться на машине, но Г.Ф. решил, что такой героизм ему ни к чему.

Уже в самолете он мне сказал, что город ему понравился, но со мной он туда больше не поедет, т.к. «... у тебя там слишком много знакомых». Немного позже добавил, что я правильно сделал, что отказался от Колымской ГЭС: « Там еще конь не валялся и неизвестно когда валяться будет». Видимо, что-то не понравилось ему в переговорах с заказчиком. И ведь прав был мудрый старик: строили эту ГЭС очень долго, стройка была нервной - на грани остановки. Хотя поселок строителей - Синегорье - стал украшением Колымы.

От этой поездки осталось очень неприятное впечатление. Я был совершенно уверен, что руководить стройкой новой ГЭС на расстоянии в несколько тысяч километров невозможно и эта стройка должна быть отделена от ВилюйГЭСстроя. Только представить себе, что для множества специалистов станет обычным маршрут: Чернышевский - Мирный - Якутск - Магадан - Дебин - Створ было просто дико. Какие у высокого начальства были соображения, когда нам поручалась эта стройка я не знал и поэтому были у меня некоторые сомнения, которыми я и поделился с Бияновым в самолете. Очевидно, что и у него были те же сомнения, потому что он только сокрушенно качал головой и настроение у него было не из лучших.

Так оно и получилось: с установлением зимника отправили большой караван с техникой, сформировали первые бригады механизаторов и на том покончили с этим строительством. Вскоре образовалось Управление «КолымаГЭСстрой», а мы были избавлены от этой напасти.

10.55. Айхал и Удачная - начало

Трубка «Мир» к тому времени уже была порядочно выработана, а алмазов требовалось все больше и больше. Перед «Якуталмазом» остро встал вопрос об освоении богатейших месторождений на трубках «Айхал» и «Удачная» на севере Мирнинского района.

В 1972 году разрабатывали коренное месторождение на Айхале, где работала небольшая фабрика №8, а на Удачной промывали только россыпи на совсем уж «времянке» - фабрике №11. Задача состояла в том, чтобы построить на Удачной огромный горно-обогатительный комбинат (ГОК) и современный город со всеми удобствами, доступными на Крайнем Севере - до Полярного круга всего несколько километров.

Проект всего комплекса разрабатывался в Мирном, в институте «Якутнипроалмаз», средства выделялись на строительство немереные и перед нашим Управлением вырисовывалась перспектива работы на много лет вперед.

Стали ходить упорные слухи о том, что «ВилюйГЭСстрою» придется переезжать на Север. На этом настаивал горком партии и алмазники. Действительно, электроэнергией район был уже обеспечен с избытком и по сравнению с развитием добычи алмазов строительство еще одной очереди Вилюйской ГЭС казалось всем менее важным делом. Во всяком случае, это не было столь же первоочередной задачей.

В середине лета Биянов забрал с собой Бориса Корнилова - начальника отдела промышленно-гражданского строительства и меня - главного энергетика Управления в поездку на Север. Задача была непростая: надо было определить на месте размещение поселка строителей - его назвали «Надежный» - и объемы первоочередного строительства; электроэнергия от ГЭС туда еще не пришла и надо было решить массу вопросов по энергообеспечению стройки и нового поселка.

Алмазники перетащили туда несколько энерговагонов, освободившихся в Мирном и Ленске, но мощности были заняты обогатительной фабрикой №11 и небольшим поселком на речке Далдын. Нам не приходилось рассчитывать на эти энерговагоны, а потребность в электричестве для базы строительства и жилья была очень большая - с началом строительства комбината очень торопились и на подготовительный период нам было отпущено мало времени.

Полетели мы туда спецрейсом на АН-2 из Чернышевского и без всяких приключений высадились на крохотной полосе на берегу Далдына. На противоположном берегу стоял маленький, но уютный поселок, где жили рабочие фабрики №11 и горняки, работавшие на алмазной россыпи трубки «Удачная».

Эта россыпь давала больше половины алмазов, добываемых трестом и повсюду были видны признаки того, что алмазники тут развиваются очень бурно. Одиннадцатая фабрика работала вообще без капитальных стен и крыши. Только цех окончательной доводки был выгорожен фанерой и охранялся ВОХРой. Воду брали из Далдына плавучей насосной, в тот же Далдын сбрасывали оборотную воду. Все это хозяйство и поселок запитывалось от энерговагона в 1 Мвт.

Надо сказать, что весь этот район разрабатывал трест «Айхалалмаз». Руководил им Кадзов - «лицо кавказской национальности», как теперь говорят. Мужик он был очень деятельный и амбициозный. Вполне понятно, что подобные «лица» заполонили все сферы деятельности на Айхале - от поваров во всех столовых (готовили прекрасно!) до учителей начальных классов. На основном производстве их было гораздо меньше, но засилье чувствовалось везде. Вскоре этот трест прочно окрестили «Кавказалмаз» и прошли многие годы, когда уже не стало падких на длинный рубль «черных», но прозвание еще держалось.

У нас было свое подразделение в Айхале - трест «Айхалэнергопромстрой» (АЭПС) и с его руководством Биянов провел большое совещание на месте будущего поселка Надежный. Ничего нового, кроме голого энтузиазма мы там не увидели. Все рвались на Удачную под лозунгом: «Там в конце стройки Звездочка висит!» Улетали мы с Далдына. День был на удивление жаркий, комары лютовали со страшной силой. Спрятаться от них можно было либо в крохотном домике диспетчера, либо в речке. Мы с Борисом полезли в воду, благо тут она была еще чистая. Оборотную воду 11-ой фабрики спускали ниже по течению. Вода была теплая, дно песчаное, но появилась напасть еще большая, чем комары: слепни налетели со всех сторон! Заели, проклятые! А тут совершенно незаметно подлетел наш АН-2. Выскочили мы из воды, подхватили свою одежку и бегом рванули в самолет, там только и оделись. Слепни гнались за нами и совсем рассвирепели, потеряв такую лакомую дичь! Я это вспомнил только потому, что мы с Борисом еще почти неделю ходили с опухшими лицами, а шеф всем говорил, что развлечения в рабочее время до добра не доводят.

После приезда мы внесли уточнения в план поселка и почти наново перепроектировали промзону, чтобы удобнее и проще было организовать электро - и теплоснабжение. Работы предстояло много, сроки были сжатыми и перспектива перебазирования всего Управления на Удачную становилась вполне реальной.

Как мне туда не хотелось! Все там напоминало мне Чукотку: почти полное отсутствие растительности, климат, голые сопки кругом.... . При одной мысли, что надо будет оставить Чернышевский с нашим просторным домом, устроенную жизнь, вся эта стройка становилась для меня очень нежеланной, если не сказать крепче.

Вернулись мы в поселок как раз к радостному для многих событию: пришел Указ о награждении за строительство первой очереди Вилюйской ГЭС. Ни у кого не было никаких сомнений, что за эту стройку Батенчуку дадут Героя Соцтруда, но, к величайшему удивлению и возмущению всего поселка, Звездочку он не получил. Причинами для этого могли быть только пребывание в плену во время войны и очень уж независимый характер. Вся эта страшная несправедливость усугублялась еще и тем, что делалось это втихую. Звездочку дали некоему Леше Наволоцкому - бригадиру монтажников из Управления механизации. Бригадир он был далеко не из лучших, а буквально за неделю до Указа начальник УСМР Андрей Сусоев снял его с бригадиров за пьянку.

Как при всякой дележке наград были и другие недовольные, но этот правительственный «финт» вызвал бурю возмущения в поселке. Батенчук получил орден Ленина, так же, как Биянов и бригадир строителей литовец Иозас (фамилию вот забыл).

Батя не приехал в поселок, хоть его и ждали. В это время как раз разворачивалось строительство КАМАЗа, где он был начальником стройки.

10.56. Индигирка

Минуло уже три года и у меня наступал очередной отпуск. Так уж получалось раньше, что в отпуска я не ездил, а получал компенсации и продолжал работать. Причину для этого всегда можно было найти, а согласие профсоюза - простая формальность. Думал также сделать и сейчас, но совершенно случайно изменил свои планы.

Виновником этого был главный инженер рыбзавода Костя Виклейн. Тот всегда чувствовал себя не в своей тарелке, если не пропадал на рыбалках и летом развил бурную деятельность по подготовке экспедиции на Индигирку. Там он собирался заготовить и привезти на завод икру индигирского омуля и чира - рыбы редкой и очень качественной во всех отношениях. Мальков завод намерен был вырастить и выпустить в Вилюй. Для перевозки икры заготавливали легкие ящики из твердого пенопласта, делали рамки с натянутой марлей.

Директор завода добивался финансирования этой экспедиции, чего-то добился, но, очевидно, недостаточно т.к. потребности были гораздо большие. Помогал ему куратор строительства завода от Дирекции Виктор Пономарев - начальник производственного отдела Вилюйской ГЭС. В благодарность за это начальство велело Виклейну включить Пономарева в состав экспедиции, хотя никакого опыта лова рыбы и таежной жизни у того не было. Но мужик он был с виду сильный и здоровый так что Костя особенно не возражал.

Совершенно неожиданно Виклейн предложил и мне поехать с ним на Индигирку да еще и в качестве старшего рабочего. За это на заводе будут платить неплохую зарплату, командировочные и, главное, заключат договор, по которому всю выловленную при заготовке икры рыбу мы можем продать, заработав на этом приличные деньги, да и себе привезти рыбы, которой нет на Вилюе. Все это меня заставило задуматься: отпускные получу, да еще и за время отпуска можно будет неплохо подзаработать и попутешествовать за государственный счет. Соблазн был велик и я согласился.

Поделился я этими планами с Лешей Шпаком - начальником ВОХР. Лешка был, пожалуй, самый заядлый рыбак и охотник в поселке, делал хорошие чучела. Глаза у него загорелись! Привел массу доводов за то, чтобы его взять на Индигирку: есть таежный опыт, есть право на ношение всякого оружия, может и нам оформить такие права и дать из охранного арсенала потребное количество стволов, включая пистолет ТТ. Я тут же перезвонили Виклейну. Тот Лешку знал и согласился сразу же. Так собралась вся наша команда.

Раньше мы общались не часто и решили до отъезда притереться друг к другу. Способ притирки нам был известен только один - застолье. Мы стали регулярно встречаться после работы то у Лешки в ВОХРе, то у Пономарева дома, пользуясь тем, что его жена была в отъезде. Никаких видимых пороков друг у друга не заметили, энтузиазм наш постепенно подогревался и начала поездки мы ждали с нетерпением.

Костя подробно рассказал в чем будут заключаться наши обязанности и я ничего особенно сложного в них не усмотрел. От нас, как я понял, требовалась физическая сила и расторопность, а уж технологию сам Костя знал досконально и опыта у него было предостаточно.

Снаряжения набралось много: 3 сети по 25 метров с ячеей разного размера на омуля и чира, 2 палатки, печка, несколько ящиков овощных консервов: борщовая заправка и салаты; по мешку муки и соли, немного сгущенки и жира; у каждого свой спальный мешок и немного личных вещей: теплые свитера и сменная обувь вдобавок к высоким резиновым сапогам. Основное место занимали 30 пенопластовых ящиков, заполненных рамками с натянутой на них марлей для хранения и транспортировки в них икры, которую нам предстояло добыть. В дополнение ко всему на каждого приходилось по нарезному стволу и пара охотничьих ружей.

Я себе присмотрел «Белку» с двумя стволами: мелкокалиберным и 16 калибра. Набрал несколько коробок с патронами для нее и на этом считал свое вооружение законченным. При моем нулевом опыте охотника и рыболова этого мне казалось достаточно, чтобы полностью ощутить себя подготовленным к поездке. Костя набрал еще каких - то приспособлений для штопки сетей, их насадки и шанцевый инструмент: пару лопаток, топоров. Особенное внимание обращалось на качество ножей. Леша Шпак в этом деле был большой спец и подготовил нам с Пономаревым по отличному ножу, а у Кости был свой нож якутской заточки, прекрасно приспособленный для разделки рыбы и служивший ему уже много лет. Всего набиралось больше полтонны груза, а с учетом нашего немалого личного веса, то и вся тонна. Практически полная загрузка для маленького АН-2 или вертолета МИ-8.

Дорога нам предстояла непростая: от Чернышевского до Мирного на машине; от Мирного до Якутска на грузовом рейсе; от Якутска до Зырянки на реке Колыме спец рейсом на АН-2 и уже оттуда либо вертолетом, либо тоже на АН-2 до Хаттыстаха на Индигирке, где нам было разрешено по лицензии отлавливать рыбу и заготавливать икру.

Началась наша дальняя дорога в конце августа. Уже в Чернышевском мы поняли, что основной работой в этой экспедиции будет погрузка - разгрузка. Неожиданно удобными оказались в дороге ящики для икры. Выстроив их в определенном порядке, можно было создать некоторые удобства. Они служили как бы оградой, внутри которой располагался весь остальной груз, лежаками, столом и стульями. Это особенно пригодилось нам как только мы прилетели в Якутск.

Сразу после приземления в Якутске наш руководитель Костя Виклейн поручил мне заниматься всеми делами по дальнейшему нашему пути. Довод был неожиданный: «Меня в Якутске заметут в милицию сразу же и долго будут выяснять личность. Проверено неоднократно». Действительно, у Кости был вид натурального бомжа с подозрительной биографией, да и одет он был подходяще для такого подозрения: в полевую брезентовую робу, видавшую не одну экспедицию. Он даже снял с пояса нож и спрятал в рюкзак, хотя у нас ножи висели на ремнях. Мы посмеялись, критически оценили Костин вид и решили, что он, видимо, прав и идти в отдел перевозок хлопотать о спец рейсе до Зырянки надо мне.

Весь багаж мы сложили на перроне, выложив возле чугунной ограды ящики. Все накрыли брезентом и установили дежурство. Костя пошел звонить своим знакомым в Якутске, а Шпак - выгуливать свою Сильву.

Об этой собачонке надо сказать пару слов, ибо она нам доставила немало веселых минут. Без собаки в тайге трудно, и уговаривать нас, что нужно взять с собой Сильву Шпаку долго не пришлось. «Молоденькая сучонка, еще девочка, но уже такое чутье!» - распинался Шпак в похвалах этой лаечке. С виду она, действительно, была ладненькая и аккуратная собачонка. Уговорил. Взяли мы ее с собой, но с условием, что все заботы о ней ложатся на плечи Шпака. Собака сразу привыкла к нам и хлопот в пути не доставляла, а привязанная к ящикам даже облаивала всякого, кто к ним подходил. Это давало возможность охраннику подремать на брезенте.

Ничего ободряющего мне в отделе перевозок не сказали. Выяснилось, что рейс оплачен, погода хорошая, но бортов пока нет и когда будут неизвестно. Пообещали, что более точная информация будет только на следующий день. Возвращаюсь к нашему лагерю на перроне и узнаю, что Костины предсказания сбылись. Пономарев сообщает, что Костя сидит в милиции и просит нас забрать его оттуда. Веселиться особенно было нечего, но меня разбирал смех, когда я входил в линейное отделение милиции аэропорта. Пришлось «надуть щеки» и, памятуя опыт общения с якутами, предъявить министерское удостоверение. Я уже как-то говорил, что на якутские власти любого ранга магически действовала приставка «главный» к любой должности. Милиция не была исключением и Костю отпустили «под мою ответственность». У него, действительно, был такой вид, что когда я сказал, что он является главным рыбоводом и начальником нашей экспедиции, то якуты мне не поверили. Так и пришлось мне на все время пребывания в Якутске быть «за главного». Видимо, я выглядел каким-то начальником, даже в брезентухе и сапогах.

Костя дозвонился до своего приятеля - главного рыбинспектора и тот самым настоятельным образом пригласил нас с Костей в гости. До этого мы однажды прекрасно провели время в Ленске на их барже - лаборатории и подружились с Валентином. Пономарев со Шпаком вызвались дежурить и проворно сплавили нас в город. Я удивился, было, такому энтузиазму, но объяснялось все очень просто: они уже успели запастись парой бутылок и решили без помех нарушить «сухой закон», провозглашенный на время экспедиции, ибо она еще не началась.

Валентин жил в старинном деревянном доме еще дореволюционной постройки, где размещался кожно-венерический диспансер. Его жена была главным врачом этого диспансера и была не только очень известным в своем деле специалистом, но и великолепной хозяйкой. В этом мы убедились, как только пришли к ним. Я впервые был в таком старинном доме и Валентин показал мне все прелести такого жилья.

Погода стояла жаркая и мы спустились в полуподвальное помещение с приятной прохладой. Ниже было еще несколько ярусов подвала. На самом нижнем была постоянная температура около минус 10-12 градусов. Там лежали мешки с рыбой всех видов, туши мяса и птицы. Чуть выше, где температура было около нуля, стояло несметное количество банок с икрой разного цвета: черной, красной, желтой. Неплохо жил главный рыбинспектор Якутии!

После осмотра дома мы совсем расслабились при виде стола, который к тому времени накрыла хозяйка. Чего там только не было! Все это за разговорами и перекурами мы «усидели» уже заполночь. Понадеявшись на Лешку с Витей, а, главное, на Сильву, мы в аэропорт не поехали, а поспали в погребке на диванах.

Наутро, поправив здоровье, прихватив с собой весьма объемистый пакет с закусками всех видов, мы отправились в аэропорт. Там все было в порядке, если судить по крепкому сну наших охранников и бешено вращающемуся хвосту Сильвы. Они хорошо устроились в спальниках под брезентом. Позавтракали все вместе и решили сходить в город. Предварительно я сбегал в перевозки и уточнил, что до обеда ничего не изменится. Караулить оставили Шпака с Сильвой и сели на автобус. Единственной пользой от этой поездки была лишь покупка крючков и хорошей лески, которых у нас в поселке не было. Даже не стали обедать в якутском общепите и вернулись в аэропорт.

Я снова сходил в перевозки и угадал - нам предложили вылететь в Зырянку, но добавили почту до Момы. Все равно надо было где-то заправляться горючим и мы, посоветовавшись, согласились.

Борт подогнали прямо к ограде, в него уже была загружена почта. Свой багаж мы закинули быстро и полетели на северо-восток над полюсом холода Оймяконом и Верхоянским хребтом. Глядя в иллюминатор, в котором видны были только горы и не было никаких признаков деятельности человека, я невольно вспомнил свои полеты на Чукотку, а никогда не бывавшие в подобных краях Шпак и Пономарев даже как-то притихли. Летели до Момы долго - часа 4 и все уснули, а я совсем не могу спать при работающих моторах и глазел в иллюминатор на бесконечный суровый пейзаж.

Мома - маленький поселок и районный центр на восточной окраине Якутии. Знаменит он только тем, что здесь в отрогах Момского хребта водятся редчайшие горные бараны - архары с огромными рогами и розоватой шерстью. Людей там живет немного, условия жизни очень суровые, завоз товаров затруднен и все практически перешли на подножный корм - охоту и рыбалку. Разводят немного оленей и якутских коров, от которых молока как от крупной козы. Все это мы попробовали в столовой поселка вместе с экипажем. Пришлось поработать пока перекинули почту, немного устали и обедали с аппетитом. До Зырянки оставалось пара часов лета и прилетели мы туда уже под вечер.

Зырянка - очень интересное место. Это крупный по здешним меркам центр добычи каменного угля, большой порт на реке Колыма. Обеспечивается этот район через Северный морской путь из Черского в устье Колымы. Ниже по течению большие поселки Среднеколымск и Колымск. Поселок Зырянка довольно уютный, преобладающее население - русские.

Разгрузились мы на берегу реки, потому что в Зырянке взлетной полосы тогда не было и самолеты садились на песчаную косу - отмель. Здесь же пацаны таскают ведрами местный деликатес-рыбу сельдянку. Аэровокзал маленький, но уютный. Вокруг него большой поселок авиаторов с хорошей столовой и гостиницей для экипажей. Наши летуны тепло распрощались с нами и отправились отдыхать, а мы, пообедав, пошли в отдел перевозок, чтобы узнать о возможности вылета на Индигирку. Туда можно было долететь только на АН-2 с экипажем, имеющим право выбора площадки, или на вертолете. Несколько вертолетов базировались в Зырянке и особых трудностей мы не ожидали. Подождать, правда, пришлось пару дней пока машина пройдет подготовку и соберется экипаж. Все это время мы отдыхали на берегу Колымы, сходили в клуб и последний раз нарушили свой «сухой» закон, наловив сельдянки и заварив уху на костре. Спали в мешках и никаких неудобств я при этом не испытывал, хоть для меня подобное до сих пор было в редкость.

Если посмотреть на карту и проследить русло реки Индигирки, то примерно в 150 километрах севернее Полярного круга рядом с устьем реки Селеннях виден двойной поворот, который делает река - это и есть Хаттыстах. Лететь туда от Зырянки по прямой - километров 350, пара часов лета. Место очень интересное тем, что здесь постоянное нерестилище омуля, приходящего с Ледовитого океана, а это километров 800 по руслу реки.

Этим же путем шли когда-то казаки - первопроходцы и дошли еще дальше Хаттыстаха: километрах в 50 выше по течению располагалось когда-то их поселение Зашиверск. С этим поселением связывают несколько интересных фактов. В начале шестидесятых годов там работала археологическая экспедиция из Новосибирска. Они разобрали по бревнышку тамошнюю древнюю церквушку и перевезли ее в музей деревянного зодчества. Тогда же раскопали несколько могил, чтобы выяснить от чего вымерло это поселение. Установили точно, что от чумы. Сомнений не осталось тогда, когда несколько человек из этой экспедиции подхватили эту хворь. Микробы оказались настолько живучими, что и через 400 с лишним лет смогли сохранить свою активность благодаря вечной мерзлоте. Копать там перестали после того, как несколько человек заболело. Теперь это место использовалось вертолетчиками для хранения запасов топлива.

Уже после того, как мне пришлось на себе испытать все «прелести» этого края и капризы Индигирки я просто преклоняюсь перед мужеством и самоотверженностью казаков - первопроходцев. Протащить волоком ладьи, бредя по почти отвесным берегам Индигирки, течение которой меняется после каждого дождя - это героизм высшей пробы! А уж жить тут и осваивать этот край при их уровне техники и вооружения - это просто уму непостижимо!

Вот на эту-то косу Хаттыстах мы и приземлились после нескольких часов полета из Зырянки. Тут надо отдать дань мастерству и какому-то особенно высокому профессионализму тамошних пилотов. Высочайшего класса пилоты! Работают они там уже много лет, знают весь район наизусть и могут летать в любое место и в любых условиях. При этом ребята не забывают и о своей выгоде: мы сразу же договорились, что залетать они к нам будут при первой же возможности, а мы со своей стороны постараемся обеспечить их рыбой и прочими «дарами» реки и тайги. Пообещали подвозить нам хлеб, а остальное мы надеялись добыть сами.

Сел вертолет прямо на каменистую полосу, простиравшуюся метров на 50 до кромки тайги. Место выбрали очень удачное: пологий берег, галечная россыпь. Лес - обычный в тех краях чапыжник, но и крупные деревья были видны. Главное, что между лесом и отмелью была небольшая опушка, прикрытая густыми кустами от реки и леса. Туда мы перетащили с косы свое имущество и стали устраиваться надолго. Очевидно, где-то вверху прошли дожди и река поднялась: течением несло выкорчеванные деревья, вода стала мутной и залила почти всю косу. Зрелище было впечатляющее, но нам было не до красот природы - надо было разбивать лагерь.

Поставили две палатки: одну - довольно просторную - для себя, а другую - поменьше - для хранения всех наших припасов и приспособлений. В большую нарубили лапника и выстелили землю толстым слоем, сверху накрыли брезентом. Несколько ящиков поставили временно вместо стола, положили спальники и устроили себе первый ночлег. В дальнейшем этот «интерьер» не претерпел больших изменений, разве что печку поставили чуть позже, когда начались холода.

Ждать холодов долго не пришлось: позднее лето в Заполярье - это глубокая осень на «материке». Хвоя заметно пожелтела, трава пожухла, по утрам пошли туманы и зарядили нудные дожди. На них мы вскоре и внимания не обращали. Возле палаток оборудовали кострище, где готовили еду, сушили одежду, чинили сети и подвяливали рыбу.

Началась наша «производственная» деятельность с того, что у Кости и Шпака нездоровым блеском загорелись глаза при виде реки и они тут же решили проверить, есть ли рыба у нашей косы. Тут надо сказать, что лодки у нас не было с собой - ее должен был пригнать с низовьев Индигирки - из Дружины - Костин друг и коллега - районный ихтиолог якут Вася Слепцов. Из Зырянки перед вылетом Костя дал ему телеграмму и его прибытие мы ожидали дня через два - три. Но просидеть на реке пару дней без рыбалки для Кости и Шпака было невмоготу! Завести сеть длиной 25 метров в реку, где течение было довольно сильным после дождей, без лодки было достаточно проблематично, но на то Костя и опытный таежник - нашел выход. При этом он, правда, начисто забыл, что является руководителем производственной единицы и отвечает за безопасность проведения работ. Какая там, к черту, безопасность когда вот она - река, а в ней рыба плавает! Не варить же консервы, находясь в тайге на берегу реки.

Решил наш Костя связать плот из пенопластовых ящиков и на этом плоту завести сеть. Пока они со Шпаком этот плот вязали мы с Пономаревым вырубили длинные и крепкие шесты из лиственницы. Нас с Витей на «борт» этого самодельного плавсредства не пустили, а, сославшись на то, что мы самые здоровые мужики в банде, поручили тормозить береговой конец, пока Костя со Шпаком будут заводить другой конец на плоту к косе. Опыта у меня рыбацкого не было, но посмотрев на реку, я очень засомневался, что из этой затеи что-либо выйдет: течение было очень сильным, вода мутная, по ней несло всякие коряжины, противоположный берег подмывало и сносило песок в русло. Все это, на мой взгляд, не способствовало успешной рыбалке. Свои сомнения я не постеснялся высказать. Костя со мной почти согласился, но азарт был очень велик и плот столкнули на воду.

Уже после первых толчков ящики стали расползаться, но ребята упорно выгребали на середину реки. Ширина реки в спокойном русле здесь была невелика - метров 80, но сейчас после дождей она разлилась еще метров на 30 и все эти 30 метров под водой была мель, которую надо было пройти, чтобы попасть в русло. В результате совместных усилий мы с Витей стояли в воде по самый верх сапог и изо всех сил упирались шестом в дно, удерживая сеть, на другом конце которой течение тащило плот с Костей и Шпаком. Они упирались шестом, толкая плот к берегу и заводя конец сети, чтобы получился «мешок», в котором и должна была находиться глупая рыба, решившая порезвиться в этой мутной воде.

Были бы мы совсем уж придурками, а то ведь - гидростроители и силу воды знали, а вот полезли в эту авантюру! Плот река понесла по течению и стала его разваливать без всяких усилий. Нам же надо приложить максимум этих усилий, чтобы не дать плоту развалиться, сети порваться и уплыть по течению! Передвигаться почти по пояс в воде было очень трудно, упирались мы с Витей изо всех сил, но нас все равно тащило течением. Тех на плоту несет, нас сеть тащит, вся эта дурная затея вполне может окончиться полным фиаско, но все - таки человек силен! Как уж у нас получилось не знаю, но завели-таки мы сеть на косу метрах в 100 ниже по течению!

Вытащили почти развалившийся плот на берег, забили в песок шесты и упали на сухом месте от усталости. Отдышались, отматерились и стали выбирать сеть, ожидая добычи на первую уху. Выбрали сеть быстро и так же быстро испытали полнейшее разочарование: поймали всего две рыбины, вид которых никто кроме Кости не смог определить. Оказалось, что это чукачан - рыба с желтым мясом, ужасно жесткая и практически несъедобная. Было совершенно ясно, что второй заход будет таким же, да и мысли о втором заходе никто не высказал - слишком памятны были усилия, бесплодно затраченные при первой афере. Костя героически решил сварить чукачанов, чтобы ознаменовать наше прибытие на Индигирку, но сделал он это в маленьком котелочке.

Уже стемнело, долго возиться с приготовлением пищи не стали, а ограничились чаем с половиной буханки зырянского хлеба с маслом на каждого. Чукачана попробовали и сплюнули. Спать улеглись усталые, но довольные тем, что окончился подготовительный период.

Спали как убитые и стали шевелиться в мешках только когда уже совсем рассвело. Над рекой стоял небольшой туман, вода спала, обнажив ил, нанесенный за время паводка. До реки было метров 35 и Сильва уже везде оставила свои следы, исследуя окрестности. Пошли умываться и тут были приятно удивлены тем, что прямо в ноги нам толкается довольно крупная рыбешка - хариусы. Вода стала прозрачной, без наносной мути и было видно, что хариусов очень много вокруг всей косы. Шпак тут же пошел готовить крючки, чтобы наловить на уху. Костя с Пономаревым разожгли костер, а я стал готовить завтрак, т.к. по договоренности вся готовка пищи была на мне.

Шпак довольно быстро натаскал с десяток рыбин и мы их тут же изжарили на листе железа, служившем нам большой сковородкой. Удивительное ощущение - завтрак на берегу таежной реки со свежей пожаренной рыбой и огромной кружкой горячего чая! Самое приятное, что не было никаких комаров. Они в это время уже не лютуют, а готовятся к зимовке. После завтрака привели в порядок свою территорию, уложили все в хозяйственной палатке, посуду вымыли с песком и пошли на заготовку дров, а заодно и познакомиться с окрестностями нашего лагеря. На всякий случай прихватили с собой оружие, помня предупреждение пилотов, что тут неоднократно видели медведей и россомах.

Тайга вокруг была довольно густой, деревья в основном большие, а чапыжник редкий и не затрудняющий путь. Недалеко от палаток мы вырубили сухостой и заготовили огромную кучу дров. До обеда подготовили еще «вешала» для вяления рыбы, обложили палатки лапником для утепления, проверили снасти. Каждый обзавелся лесками и крючками для отлавливания хариусов. Занятие это мне очень понравилось своей простотой и результативностью. Наматываешь на палец леску с парой крючков, насаживаешь на эти крючки по глазу от ранее пойманных рыб и суешь этот деликатес прямо под нос той рыбине, которая тычется тебе в сапог в этот момент. Ей на помощь сразу же подплывают еще несколько рыбин и тогда выбираешь наиболее крупную и даешь ей заглотить крючок. Медленно вытягиваешь на берег, перезаряжаешь крючок ее же глазом и выбираешь следующую из подплывшей толпы рыб. Вся процедура прекрасно видна в прозрачной воде и это стало неплохим развлечением перед началом большой рыбалки. Таким образом, вкусной свежей рыбой мы были обеспечены. Наскоро приспособили одну печку под коптилку и у же к концу дня попробовали плохо прокопченного хариуса.

На следующий день я пошел побродить невдалеке от лагеря, а Шпак с Сильвой, заметив пролетавшую стаю гусей, пошли искать место, где эта стая приземлится. Пономареву понравилось разделывать рыбу и он развешивал нашу добычу для сушки. Костя Виклейн бегал по всему берегу, выглядывая места нереста. Все были заняты своими делами в свое удовольствие и по своему усмотрению. И всем по-своему повезло.

Уже рядом с лагерем я заметил несколько рябчиков и куропаток. Рябчиков тут было как воробьев в Одессе и все совершенно непуганые! Подпускали они к себе совсем близко и уже через час я подстрелил штук 15. Мелкокалиберный ствол был у меня не пристрелянный и сначала я пару раз промазал, но рябчики не улетали никуда, а как будто ждали, чтобы я пристрелялся. Принес я их в лагерь и взялся чистить, ощипывая перья. Костя - деликатный человек - не стал меня высмеивать, а просто взял одного рябчика и отвернул ему голову вместе с кожей - чулком. Получилось очень чисто и быстро. Съедобна у рябчика только грудка и на ведро вкуснейшего супа, как установил я потом, нужно 12 рябчиков. Первый мой суп из рябчиков был великолепен! Вчетвером мы съели почти полное ведро, даже Сильве хватило.

В этот день наша собака получила свое боевое крещение. Не столько она, сколько ее хозяин. Где-то за километр от лагеря он обнаружил стаю гусей, сидящую на косе. Подобрался Шпак к ним на расстояние выстрела и не промахнулся - подранил гуся. Тот взлетел, но упал в реку и понесло его течением. Расхваленная Шпаком Сильва на это даже не прореагировала! Шпак бегает по берегу и загоняет Сильву в воду за гусем. Та ни в какую! Гуся несет все дальше и Шпаку терять добычу ох, как жаль! Сильва - дура дурой - бегает по берегу. Шпак бросается на перехват гуся, залезает в воду почти по горло и сам ловит раненого гуся. К костру он пришел мокрый и полный впечатлений: Сильву материт во весь голос, добыче рад безмерно.

Пономарь наловил и развесил на «вешалах» вялиться с полсотни хариусов. Костя обследовал несколько ближайших кос и установил, что прибыли чуть рановато - омуль еще не подошел. Видел он только несколько небольших рыбин рядом с лагерем. Нам он уверенно заявил, что как раз к приходу рыбы на нерест прибудет якут-ихтиолог Вася Слепцов с лодкой и начнется наша страда. А пока нам предстояло несколько дней наслаждаться спокойной жизнью на природе. Отнюдь не самое худшее времяпрепровождение для отпускников. Все это мне начинало нравиться !

Хотя дни еще стояли теплые, но ночью стало подмораживать. Где-то в верховьях реки шли дожди и река периодически меняла уровень воды. Как-то рано утром, когда вылезать из спальника очень не хотелось, но голод выгонял из палатки, мы заметили на свежем иле несколько крупных следов. Шпак тут же определил, что это прогуливался ночью медведь. Известие это нам бодрости не прибавило. Нужно было припрятать продукты и другие припасы, чтобы не стать жертвами мишкиной любознательности. Медведь готовился к зимней лежке и шатался вокруг нашей стоянки, чтобы полакомиться рыбой. На этом он пока и остановился, но кто знает, что у него на уме будет завтра? Пришлось изрядно потрудиться, чтобы соорудить нечто вроде укрепленного склада на ветвях большой лиственницы, стоявшей рядом с палатками.

На следующий день следы появились снова и стало ясно, что бродить по тайге становится опасно. К этому времени к нам по договоренности должен был прилететь вертолет. Пилоты обещали подбросить нам хлеба и мешок соли. У них был намечен рейс на Зашиверск и дальше на Дружину. Прилетели они рано утром и первое, что сообщили нам: видели медведя недалеко от лагеря. Нарисовали на песке приблизительное место. Получалось, что бродит медведь на расстоянии около двух километров, но двигается он в нашем направлении.

Поскольку нарезных стволов у нас хватало, решили мы добыть медведя! Потеха, да и только! Никто из нас никогда не охотился, разве что Шпак - на уток, но старались держаться браво и быстро собрались на охоту. Опять, в который уже раз, двигало нами чувство боязни показать свое «слабо» и мужская подначка. Одна Сильва - умница - не испытывала никакого желания отходить от палаток. Она после того как обнаружились медвежьи следы из палатки не высовывалась ни днем, ни ночью, вызывая насмешки над ней и Шпаком.

Все произошло на удивление просто и быстро. Медведь был здоровущий и достаточно агрессивный. Встретили мы его (или он нас?) почти рядом с лагерем - пер напролом к берегу. Видимо, рыбки захотелось «на халяву» с наших вешалов подергать. Всадили мы в него три пули и все в голову. Какая из них была смертельной никто не знает и поэтому никто себе охотничьей славы не присваивал, хоть Лешке очень хотелось побыть этаким Мюнхгаузеном впоследствии.

Притащили медведя в лагерь, сделали несколько фотоснимков с трофеем. Совершили нечто вроде шаманского камлания (в нашем представлении): попросили у медведя прощения и сняли с него шкуру. Господи, до чего же медведь похож на человека! Я первый раз такое видел и впечатление было неприятное. В душе никакого ликования не было, а просто было чувство, что мы защитили свое жилище и жизнь от посягательств хищника.

Шпак довольно быстро разделал тушу - сказался большой опыт таксидермиста. Пилоты предложили продать им шкуру и желчь, выдали нам вполне приличные деньги и пообещали, что будут регулярно прилетать к нам, привозить продукты и брать у нас рыбу. Нас такое сотрудничество порадовало, ибо рации у нас не было и это был единственный способ связи с миром, а в тайге и на реке может случиться всякое, хоть мы об этом и не думали.

В возне с медведем прошел весь день и часть ночи. Мясо поставили варить, окорока засолили и повесили вялить на дерево. Натопили несколько бутылок медвежьего жиру для каждого из нас. Это великолепное средство от многих болезней. Из медвежьего члена Шпак соорудил себе нечто вроде идола, прибив его к дереву и украсив веточками. Сильва из лагеря убежала, как только притащили медведя и несколько дней после этого ходила, поджав хвост. Избавились от медведя и получили налет ворон на подвешенное мясо. Пришлось все укрывать брезентом.

За этими приключениями как-то и забылось, что нам надо промышлять рыбу и заготавливать икру. Перестройка в настроении произошла сразу же после прибытия долгожданного ихтиолога из Абыя. Вася Слепцов, коренной житель этих мест, только что закончил Якутский университет и был назначен районным рыбинспектором и ихтиологом. Парень молодой и очень приятный в общении. В сравнении с нами сразу было видно, что здесь его мир. Делал он все не торопясь, но удивительно ловко и практично. Прибыл он на лодке с мотором, а другую лодку притащил на прицепе, загрузив ее горючим, палаткой, печкой и всем, что надо якуту в тайге. Его собака с презрением посмотрела на городскую Сильву и презрительно отвернулась. Так они и не общались все оставшееся время. Мы сначала было подумали, что она ее просто презирает, но оказалось, что Лешкина собака ко всему прочему еще и брюхатая! Вот такое чудо мы взяли с собой в тайгу.

Вася быстренько поставил крошечную палатку рядом с нашей, разложил свое хозяйство и начался у них с Виклейном разговор специалистов. Оказывается, что не только у юристов на два человека три мнения по одному и тому же поводу, но и другие спецы не лучше.

У наших ихтиологов возникли разногласия о том, где лучше начинать отлов омуля. Поскольку такие споры может решить только практика, то уже чрез час после прихода Васи мы все сидели в лодке и плыли вверх по течению облавливать песчаные косы, где мог нереститься омуль. Почему-то так заспешили, что даже не пообедали, отложив это дело до возвращения. Забыли закон, что обед откладывать нельзя! Кроме того, в спешке забыли еще и соль. Спохватились только тогда, когда выяснилось, что горючка кончилась, отплыли мы от лагеря километров на 20 и жрать ничего с собой не взяли. Обловили пару кос, омуля не обнаружили. Попалась пара больших чиров, но приготовить их было не в чем и некогда - стало очень быстро темнеть. За такую безалаберность мы были наказаны тем, что пришлось есть сырую рыбу без соли и в дикой тоске сплавляться несколько часов до лагеря. На удивление никаких последствий наши непривычные желудки не испытали, а брюшко сырого чира ( с солью, конечно !) очень даже вкусная еда.

Наевшись медвежатины, мы выспались как следует и на следующее утро начались для нас настоящие трудовые будни и если кто-то посмеет сказать, что это было похоже на курорт, то плюньте ему в глаза !

Просыпались мы всегда с рассветом и, поеживаясь от холода, брели на речку умываться. Заходили в воду по колено и поливались водой, а по ногам толкались хариусы, на которых мы уже не обращали внимания. Потом разжигали костер поярче и готовили завтрак: чай с хлебом и медвежатиной. Вскоре кончился хлеб и мы стали сами печь таежные лепешки: мелко - мелко рубили топориком рыбу, смешивали этот фарш с мукой, солью и яичным порошком, добавляли речную воду, выкладывали на противень, раскаленный на костре. Такая получалась вкуснятина! А вот уж потом начиналась рабочая страда - от слова «страдание».

Технология заготовки икры достаточно проста: нужно завести сеть с лодки и вытралить ее к берегу. Все, что в нее попало надо вытащить из ледяной воды и отсортировать: икряную рыбу отдельно, а все остальное в сторону. Отдельно отбираются самцы с молоками и самки, у которых икра уже течет и созрела для оплодотворения. Из таких самочек икру выдавливают в чистый тазик и поливают молоками, выдавленными из самцов. Все это промывается довольно длительное время проточной водой, пока в зернах икры не проклюнутся черные точки - глазки. Это уже оплодотворенная икра и ее складывают тонкими слоями на марлю, натянутую на деревянные рамки. Эти рамки укладываются в ящики и икра в них должна сохраняться при температуре не ниже 0 и не выше 5 градусов до того как их выгрузят на рыбозаводе в садки. Все вроде бы просто, но на практике все выглядит несколько иначе.

Начинается все с того, что надо найти нерестилища. Хотя давно известно, что омуль, придя из Ледовитого океана, нерестится именно здесь на Хаттыстахе, но тут столько отмелей и затонов, где можно отложить икру, что нужно потрудиться, чтобы найти и обловить эти места. Делается это так: двое садятся в лодку и заводят конец сети до середины реки. Двое на берегу изо всех сил упираются в землю шестом, на котором закреплен второй конец сети и стараются удержать его на месте. Удержать, как правило, не удается, ибо течение очень сильное и лодку сносит далеко от места отплытия. Приходится бежать, тормозя шестом, вслед за лодкой, пока усиленно гребущие рыбаки не направятся к берегу и не пристанут на мелководье. Раз на раз не приходится и зачастую такие пробежки были до полукилометра длиной. Если учесть, что бегать приходилось по крупному галечнику в резиновых сапогах и телогрейках, то не трудно понять, что после каждого забега мы без сил падали на песок и несколько минут не могли отдышаться. Смыв пот, приступали к разгрузке сети.

Работа эта тоже не сахар: вода ледяная, рыбу надо вынимать осторожно. Наши ихтиологи - Костя с Васей - сортировали улов и тут же давили икру, а мы готовили сеть к следующему заходу. Снасть укладывали в лодку и бурлачили к лагерю, а хариусов, торчавших в каждой береговой ячее сети, складывали на берегу в ямках.

Первое несчастье, свалившееся на нас, пришло от самих омулей. Мы сделали уже больше десятка ходок, наловили кучу рыбы и не заготовили ни одного грамма икры: на нерест пришли только самки и, хоть убейся, ни одного самца! Так было несколько дней, но мы трудились без остановки, т.к. нельзя было пропустить приход самцов. К тому времени у нас было несколько тазиков незрелой икры ( мы, ведь, едим незрелую икру, а зрелую есть невозможно), которую мы посолили и на первых порах потребляли в несметных количествах. Потрошеная рыба занимала все вешала и пришлось готовить новые. Для хариуса вырыли большую яму до самой вечной мерзлоты и складывали рыбу там в надежде продать ее, как и было оговорено в нашем договоре с заводом.

Наконец - то самцы подошли и наша страда превратилась в натуральную каторгу. В день мы делали по 6-8 ходок и к вечеру, разобравшись с икрой и уловом, были совершенно без сил. Спали как убитые, еле успевая влезть в спальный мешок.

Ящики наши успешно наполнялись и пришла самая большая забота: постоянное дежурство около них с градусником. К тому времени по ночам уже были приличные заморозки. Для регулирования температуры в ящиках мы таскали лед и подкидывали его, когда было больше 5 градусов, а охладив, вновь затаскивали в палатку подогревать выше нуля. Вахту стояли как на корабле - по 4 часа и эти часы были не самые легкие в нашей жизни.

Но ко всему можно привыкнуть и мы тоже через несколько дней втянулись в ритм работы и новых обязанностей. Дело спорилось и жизнь наладилась. Ждали прилета вертолета: пилоты обещали нам помочь со сбытом рыбы и привезти муки и соли. Но посетители были совсем другие ...

Однажды, когда омуль уже хорошо пошел, где-то после обеда мы услышали стук лодочного мотора на реке. К нам с низовья Индигирки, со стороны районного центра - Дружины прибыли несколько лодок и намерились было ловить омуля на наших косах. В лодках прибыл народ не простой, а начальство: военком, райисполком, потребсоюз и еще какие-то местные «тойоны». Вася Слепцов всех их знал и предупредил нас, что это «партийные браконьеры» и связываться с ними не стоит. Они ежегодно хищничают на этих косах и считают это место своей вотчиной. Вот тут-то и раскрылся во всю силу характер мягкого с виду Кости Виклейна.

Он вышел к ним навстречу и попросил удалиться на расстояние не менее 50 километров от этих мест. При этом вынул и показал бумагу с большим гербом, где черным по белому было написано, что эти места отданы нашему рыбозаводу для заготовки икры. Для якута любого ранга бумага с печатью - серьезная вещь. Что-то они там забормотали по-своему, бумагу повертели со всех сторон, но, очевидно, решили, что государство далеко, а рыба рядом и стали подтаскивать лодки к берегу. Костя посмотрел на нас и демонстративно щелкнул затвором карабина. Мы подошли к лодкам и тоже приподняли стволы. Для нас они были никто, а бумага давала право на решительное отстаивание интересов государства, о чем я им и высказал «командирским голосом». Они давай размахивать какими-то удостоверениями, но и меня было министерское с собой. Пришлось показать и предупредить, что все их деяния будут несомненно доложены в Обкоме, если они не уберутся отсюда по-хорошему. Просто так убраться они не могли: на Востоке, хоть и Дальнем, лицо терять не любят. Они записали исходящий номер нашей грамоты, наши имена и должности, пошипели что-то, грозно косясь на своего земляка Васю, и отбыли вниз по течению. Ерундовый, вроде бы, случай, но нам впоследствии отрыгнулся. А пока мы уже на следующий день о них забыли, посмеявшись вечером у костра.

Вскоре прилетел вертолет и мы передали с ними запрос в Зырянку на спец рейс для отправки ящиков с икрой в Чернышевский. Омуль уже отнерестился, икру мы заготовили в необходимом количестве и наступал следующий этап нашей экспедиции: заготовка икры чира.

Для этого нам надо было перебираться ниже по течению до бывшего поселения Крест-Майор, где и отловить чиров. До этого надо было отправить икру на завод, продать рыбу и перебазироваться. Решили разделить обязанности: с ящиками отправляли Витю Пономарева (очень ему захотелось домой!), меня оставляли на Хаттыстахе продавать рыбу, а Костя со Шпаком и Васей на лодке сплавляются вниз по реке, пока она совсем не замерзла.

У меня оставалась лодка без мотора, на которой надо было перебраться километров на 25 ниже по течению, где работала бригада геологов. У них была рация и постоянная связь с Усть- Нерой. Об этом нам сообщили пилоты, которые предварительно договорились с ними о покупке рыбы. За это мы им дали столько рыбы, сколько они смогли погрузить. Несколько мешков хариуса и кое-какие припасы, оставшиеся у нас, они забросили к геологам, куда мне предстояло перебираться.

Оставалось несколько дней, совершенно свободных от ловли рыбы и мы могли отдохнуть. Я настолько устал от постоянного общения с мужиками, что захотелось одному побродить по берегу и тайге. Да и очень соскучился по детям, все чаще вспоминал о своем доме. Виду, правда, старался не подавать, но на душе было тоскливо. На этих прогулках чего только не нагляделся в тайге и даже однажды сильно перепугался, хотя и думал, что все свои страхи давно отбоялся.

Иду как-то по берегу по илам и отчетливо вижу пару медвежьих следов - большие и маленькие. Медведица с медвежонком - не подарок при встрече. Перевесил винтовку на грудь и иду своей дорогой, но чувствую прямо-таки физическое давление в спину. Бывает так, что чувствуешь пристальный взгляд как ствол, уткнувшийся под лопатку. Начинаю осторожно передвигать ружье и передергиваю затвор в полной уверенности, что это медведица на меня смотрит. Резко повернулся, вскинул ствол и выстрелил в то место, откуда исходил этот «сигнал». И, надо же, попал, но не в медведицу, а в зайца. Чертов косой спрятался за поваленным стволом и с перепугу следил за мной, передавая мне свой страх! Снес я ему половину спины и пожалел дурака. Вот что бывает, когда встречаются двое перепуганных.

Через пару дней прилетел и сел прямо на косу АН-2, в который мы загрузили нашу добычу, небольшие подарки домой и проводили Витю Пономарева, пожелав ему удачи в нелегком труде по сохранению икры. Пилоты пообещали, что прилетят к геологам и привезут деятелей из Верхнеиндигирской экспедиции, которые с большой охотой купят у нас рыбу. Продать эти 5 тонн хариуса и не продешевить поручили мне, хоть я никогда никакой торговлей не занимался.

С Хаттыстаха мы сплавлялись вместе. Прицепили мою лодку и поплыли вниз по Индигирке. До чего же там красивые места! Только в толк не возьму, как сумели казаки в те далекие времена проходить, волоком таща свои ладьи по таким отвесным скалам и дремучим зарослям. Адский труд был затрачен даже на такое «точечное» освоение этих мест!

Добрались до стоянки геологов за несколько часов. Высадили меня с припасами и рыбой в подарок, вытащили лодку на берег и оставили ждать самолета из Усть-Неры. Берег здесь был не в пример нашему скалистый и крутой. На небольшом пригорке стояли несколько палаток. Одна из них была очень большая, а остальные поменьше. Людей не было видно, только над одной из палаток вился дымок из трубы. Я двинулся туда и нашел малость подпитого мужичка, что-то помешивавшего в кастрюле. Палатка была жилой и размещалось там человек 10-12. О моем прибытии он был наслышан и показал мне, где можно разместиться.

Это была такая же палатка, но жили там всего человек 5-6. На протянутых внутри веревках висели твердо прокопченные хариусы и сушились портянки. Правда, сушиться им было трудно: печь не топилась и в палатке был страшный колотун. Мужичок показал мне где они рубят дрова и уже через полчаса я натаскал в палатку кучу валежника и затопил печь. Перетащил туда свои вещи и мешки с подарочной рыбой. Впервые за долгое время улегся на некоторое подобие постели на нарах, удобно пристроив свой спальник и рюкзак.

Когда стемнело вернулись с шурфов геологи и главный из них сообщил, что он завтра выйдет на связь с экспедицией и вызовет самолет за рыбой. Там, мол, уже все знают и готовы к перевозке и реализации наших хариусов. Наш подарок приняли как должное и угостили своей продукцией - копченым хариусом. Великолепно закоптили! Угостили меня вполне приличным ужином из консервов и чая и предложили показать свои находки - огромные залежи разведанного ими угля. Рано утром мы туда и отправились.

Работали они в этом районе давно и результаты этой работы были хорошо видны. После бурения шурфов и взрывов обнажился слой каменного угля высотой не менее 80 -90 метров! Скол угля блестел на солнце и зрелище это очень впечатляло. Богатейшие залежи угля и как раз там, где добывать его очень сложно и, очевидно, не выгодно экономически. Главный сказал, что они как раз и добывают доказательства того, что угля так много, что окупятся все трудности транспортной схемы. По моим представлениям сделать это было достаточно трудно, если не вложить кучу денег в развитие всего района, но своих сомнений не высказал, видя истинную увлеченность геолога. Впрочем, не увлеченных геологов я на Севре не встречал - такая уж это порода людей - полярные геологи.

После экскурсии меня стали считать своим человеком и поручили на следующий день дежурить по лагерю. С утра я прошелся вокруг лагеря и нашел интересное место: рядом с палатками был довольно глубокий овраг, заваленный буреломом и поросший мелким кустарником. В него геологи сливали свои помои и объедки. Там-то и расплодилось неимоверное количество горностаев. Были они еще «невыходные», т.е. не переоделись еще в зимнюю шкурку и сновали по всему оврагу совершенно безбоязненно. Очевидно, что геологи их там прикармливали и не отстреливали. Наблюдать за ними было очень интересно!

Там же на дне оврага стояла коптилка, к которой натаскали кучу хвойных веток и мелких дровишек. Труба была длинной и тяга, очевидно, была отличная. На вешалах висел привезенный мной хариус. Мне оставалось только изредка подбрасывать ветки и дровишки. За этим занятием и застал меня вечер. Геологи снова уничтожили массу консервов, накормили и меня.

Из экспедиции сообщили, что самолет заказан, но надо дождаться погоды: в верховьях прошли дожди и вода в реке поднялась, затопив косу, на которой должен приземлиться АН-2. Мне ничего не оставалось, как предаться безделью и вполне заслуженному после каторжной работы отдыху. В палатке нашлась одна-единственная книга про какое-то мужицкое восстание. Единственным ее достоинством была большая толщина, даже названия ее я не запомнил, но читал целый день, делая перерыв на подкидывание дров в коптилку и печку и таскание воды из ручья. Незаметно для себя съел огромное количество копченого хариуса: щелкаешь его как семечки и невозможно оторваться !

Так прошло несколько дней и, наконец-то, прилетел самолет с очень активной женщиной - представительницей профкома геологов. Там уже собрали деньги за рыбу и часть этих денег уплатили за пять спец рейсов из Усть-Неры. Собирали они по 4 с чем-то рубля за килограмм со своих работников, а мне предложила по 2,2 рубля за килограмм. Это было больше, чем мы рассчитывали (1,8 рубля) и я не стал торговаться с ней, хоть и скроил недовольную рожу и даже махнул рукой «... что, мол, с вами поделаешь...»

Попрощались мы с ребятами очень тепло и улетели к нам на Хаттыстах. Там пришлось порядком потрудиться на погрузке самолета. В перерывах между рейсами я отдыхал в наскоро сооруженном шалаше и даже одну ночь пришлось переспать у костра. Когда я последним рейсом улетал в Усть-Неру, все, что происходило со мной за последний месяц, казалось мне нереальным. Не верилось, что заканчивается главная часть наших приключений. Мне почему-то думалось, что «главная». Я еще не представлял, что ждет нас на Крест- Майоре.

А пока я прилетел в Усть- Неру. Поселок ничем не отличается от всех колымских поселков, в которых я уже побывал раньше: полный набор соцкультбыта и продснаба: отличный клуб, несколько магазинов с хорошим ассортиментом товаров, целый городок Верхнеиндигирской геологической экспедиции со своей гостиницей. В эту гостиницу меня и поселили. Первым делом я ринулся в баню! Отмывался там несколько часов, но вот переодеться мне было не во что. Пришлось простирнуться там же и ждать, когда шмотки просохнут. После бани я выглядел неприлично для цивилизованного поселка: небритый мужик в прожженной в нескольких местах куртке, с пистолетом и ножом на ремне под этой курткой и с рюкзаком за спиной. Там я хранил деньги, полученные за рыбу, не рискуя оставлять их в гостинице.

Хорошо выспавшись, раздевшись до трусов впервые за месяц, я утром учинил погром в столовой. Излишне говорить, что никакой рыбы я не ел, а налетел на выпечку и сладкое. После этого, ощущая приятную тяжесть денег в рюкзаке, пошел в магазин, чтобы посмотреть что-либо пацанам. Ничего такого, чего нет у нас в поселке я не увидел и решил, что легче будет везти деньги и купить все на месте. С такими мыслями я двинул на почту, чтобы дать телеграммы на рыбозавод и домой. Очень порадовала меня местная почта обилием новых советских и коллекционных марок. Тут уж я не удержался и накупил все, чего у меня не было после Иультина. В разгар этих покупок ко мне подошел очень приятный с виду майор и представился филателистом .. «единственным на весь поселок», как он сказал. Оказался он здешним военкомом. Я представился тоже «по должности», объяснил свой неопрятный вид. В Нере привыкли к виду подпитых геологов и бичей, так что его это не покоробило. Он предложил мне продолжить наше знакомство у него дома, где заодно можно посмотреть его коллекцию.

Появился я в его квартире как хорь в курятнике: жена и дочь то ли с перепуга, то ли от неожиданности засуетились и не знали где меня пристроить. Я решительно отказался войти в комнаты и мы с майором устроились на кухне с альбомами марок, парой бутылок водки и обилием закусок. Просидели до поздней ночи и, вполне довольные знакомством, пошли ко мне в гостиницу и там продолжили общение у меня в номере. Жил я один: по моей просьбе ко мне никого не подселяли - для большей сохранности «общака». Майор подарил мне несколько неплохих марок из своих дублей и теперь, просматривая свою коллекцию, я его всегда вспоминаю добрым словом.

На следующий после прилета в Неру день ко мне в гостиницу пришел невысокий мужик азиатского типа. Держался он весьма солидно, чувствовалось, что здесь он какая-то шишка. Первое, что его интересовало, это «...правда-ли, что Вы из Мирного?» Мой утвердительный ответ привел его в полный восторг, причина которого привела в восторг и меня. Это оказался тот самый радист, который дал знаменитую на весь мир радиограмму: «Закурили трубку Мир табак хороший » после того, как Юрий Хабардин нашел алмазы на Иреляхе. Звали его Аркадий, а вот фамилию я, к сожалению, забыл. Теперь он был начальником службы связи ВИГЭ и жил в соседнем с гостиницей доме. Туда он меня и поволок, благо, было обеденное время. Очевидно, что начальники в Нере ничем не отличаются от других советских начальников и могут продлить свой обед до следующего утра.

Его интересовало все, что сейчас делается в алмазном краю и мне пришлось до самых мелочей рассказывать ему об этом. Он с полным основанием и самым искренним образом чувствовал себя родоначальником новой жизни целого края и интерес его был неисчерпаем. Проговорили мы с ним почти до утра в соответствующей для такого случая обстановке. Так я приобрел очень и очень влиятельного знакомого в Нере и это помогло мне в последующем.

А последующее было очень и очень интересным! Впервые в жизни я тогда в Нере увидел цветное телевидение. Здесь была установлена одна из первых в Союзе станция «Орбита», по которой отлично можно было смотреть несколько программ из Москвы. Цветной телевизор стоял в красном уголке гостиницы и многие жильцы, борясь с разницей во времени в 8 часов, смотрели все передачи. Вот там мне и повезло посмотреть все прямые трансляции хоккейных баталий наших с канадцами! Болели хором, стол не пустел, день перепутали с ночью, но отболели все встречи и получили прекрасный заряд уверенности в том, что сильнее наших нет ! Вот почему так горько видеть, как теперешние «легионеры» считают третье место за успех. Позорище!

На время трансляции матчей Аркадий, болевший вместе со мной, устроил мне маленький отпуск, дав радиограмму о задержке по причине плохой погоды.

Но всему хорошему приходит конец и мне надо было добираться до Крест - Майора. Из Усть- Неры до Дружины иногда летали самолеты, но для этого требовалась полная загрузка, а ее-то и не было. Договорились, что меня закинут до Черной речки, где была моя лодка и оттуда я буду сплавляться до места. Это где-то около 200 километров, но главная трудность заключалась в том, что уже стала подмерзать река и пошла «шуга». Другого выхода не было и я вылетел до Черной речки.

Закинул в лодку свои шмотки, несколько банок консервов, подаренных геологами, пару буханок хлеба и запасные весла. Все-таки не так боишься, если не представляешь опасности! Теперь-то я бы ни за какие керенки не стал сплавляться по такой непредсказуемой реке как Индигирка, не имея никакого опыта в этом деле, да еще и без мотора. Но тогда я всего этого не представлял себе в полной мере, хотя очень уж громкие и бодрые пожелания удачи вкупе с сочувствующими взглядами геологов должны были меня насторожить. Отчалил я без особых опасений, но уже через несколько километров ниже по реке понял, что спокойно созерцать берега мне не придется. От этих берегов постоянно приходилось отталкиваться веслом, чтобы не разнесло лодку о камни. Длилась такая напасть почти до вечера. Когда вынесло лодку на ровное течение и закончилась необходимость толкаться о скалы появилась возможность отдохнуть.

Я прилег на банку, глядя в небо и даже сейчас, через 30 лет, помню свое ощущение полного одиночества, когда вокруг только журчащая вода, абсолютно черное небо со множеством звезд!

Пока трудился, работая веслом, насквозь пропотел, а теперь начал замерзать. Нужно было пристать к берегу и заночевать у костра. Да и поесть горячего и попить чаю не помешало бы. Правый берег был отлогий и вскоре я выбрал довольно уютное место возле огромной поваленной коряги. Вытащил лодку, устроил себе лежбище под корягой и разжег большой костер с расчетом на всю ночь. Натаскал плавника, который долго и жарко горит, хорошо подкрепился и от усталости проспал до самого рассвета.

Наутро снова раскочегарил огонь, плотно позавтракал и пустился в дальнейший путь. Течение в этой части реки достаточно быстрое и меня несло с приличной скоростью: наверное, километров 15 -20 в час. Самое интересное было то, что я не знал куда сплавляюсь и мог только ориентировочно просчитать сколько плыву, да внимательно смотреть на берег в надежде увидеть какое-нибудь жилье и спросить где тут Крест-Майор. Но сколько ни смотрел по берегам, никаких следов обитания человека не заметил. Совсем уж было приготовился снова заночевать на реке, как услышал стук мотора и увидел вскоре «Казанку», идущую ко мне навстречу. К моей великой радости это был Вася Слепцов, отправившийся мне навстречу. Он, как потом выяснилось, намеревался идти до самой Черной речки, поскольку ребята совсем не надеялись на мои мореходные способности и боялись потерять и меня и, главное, деньги за рыбу. Так они объяснили мне, подшучивая над своими опасениями. И я им был очень за это благодарен.

Все хорошо, что хорошо кончается, но еще лучше когда что-то хорошо начинается. Вторая часть нашей эпопеи на Индигирке начиналась хорошо: у нас было масса времени до полного ледостава на реке и можно было спокойно отдохнуть на природе. Жили мы в единственной сохранившейся в бывшем поселении Крест-Майор землянке - засыпухе. Сделана она было очень добротно и время почти не разрушило ее. Очевидно, ею периодически пользовались, т.к. там мы нашли хорошую печку, запас керосина и пару ламп. Вход был хорошо утеплен, на нарах могли свободно разместиться десять человек. У нас было достаточно припасов, не считая рыбы, которую мы постоянно отлавливали, чтобы определить когда пойдет чир. Основной нашей задачей теперь была заготовка икры чира. Как я ошибался, думая, что это такая же работа, как и при заготовке омуля! Но в неведении своя прелесть и мне после всех приключений отдыхалось хорошо.

Прежде всего мы изучили остатки поселка, но ничего кроме еще одного сооружения, запертого на замок, не обнаружили. Очевидно, что постоянно здесь уже очень давно никто не живет, но кто-то периодически навещает это место. Вокруг практически нет никакой крупной растительности, место равнинное и, очевидно, болотистое, ибо вокруг сплошные кочки. Перед нашей засыпухой большая площадка, пригодная для посадки вертолета и пологий спуск к реке. До воды метров 50. Течение очень сильное и по воде уже пошла шуга. Ниже по течению виден был небольшой лесок. Река там поворачивала и за поворотом ничего не было видно.

Шпак собрался туда сбегать на разведку и заодно настрелять белок. Мы его отговаривали, ссылаясь на то, что белка еще невыходная и нечего зря зверьков переводить. Но тому очень хотелось заиметь беличью шапку, на которую надо было настрелять штук 30 белок. Настрелял он штук двадцать, шкурки выделал, а тушки мы сварили и съели по рекомендации Васи- якута. Неожиданно оказалось, что суп из белок очень вкусная еда.

Через несколько дней после моего прибытия к нам заявился гость. Приехал он на легких санках, запряженных крепеньким маленьким якутским конем. Оказалось, что это главный оленевод из совхоза, расположенного ниже по реке километрах в 50 от нас. Звали его Семен и, конечно же, Слепцов. (Фантазия у старых попов, когда-то крестивших якутов, была небогатая: сплошь Поповы, Слепцовы, Кривошапкины и Красноштановы).

Мужик оказался отличный! Мы неплохо посидели за чаем, он переночевал с нами и объяснил, что здесь на Крест - Майоре у них нечто вроде продовольственной базы: охотники, перед тем как выехать на всю зиму в свои угодья, заезжают сюда и получают от совхоза по паре мешков рыбы. Он нам показал где эта рыба хранится. Оказалось, что за запертым замком был глубокий - метров 30 - погреб, разделенный на этажи. Посередине перекрытий проделано сквозное отверстие, через которое с помощью блока поднимают мешки с рыбой. Мы спустились до самого низа и каково было мое удивление, когда на нижних ярусах лежали мешки с рыбой, выловленной еще в 1938 году! Это было написано на бирках, прикрепленных к мешкам. Мы взяли на пробу несколько рыбин и приготовили их. Никакой разницы в сравнении с сегодняшним уловом не было - таково свойство вечной мерзлоты.

Наше присутствие было для Семена очень кстати - не надо было самому приезжать для выдачи рыбы. Он поручил это дело нам и вскоре с завидной регулярностью у нас стали появляться якуты - охотники с записками от него. Поскольку для нас все якуты были на одно лицо, то рыбу выдавал Вася Слепцов и все аккуратнейшим образом записывал в тетрадку, оставленную оленеводом. Мы решили всю рыбу, которую еще, правда, не наловили, кроме собственной доли, оставить в погребе. Надо же было отблагодарить за такое гостеприимство.

Семен нам рассказал, что километрах в 8 от нас живут на маленькой ферме бабушка с внучкой. У них там около 20 коров и они могут угостить нас молоком, если не лень нам будет туда сходить. Желающих до поры до времени не нашлось. Но эта пора подошла вскоре.

За пару недель до моего дня рождения началась компания намеков и подначек. Деньги и повод нас были, а вот выпивки уже больше месяца у ребят не было. Я - то хоть немного разговелся в Нере, а им не пришлось. Этот фактор неожиданно стал решающим и я согласился сходить в совхоз и набрать припасов. Кроме всего прочего у нас уже кончился сахар и крупы. Короче говоря, собрался я идти в магазин за 50 километров, не зная ни дороги, ни пути.

Вышел я рано утром налегке: ружье с припасами, котелок, банка тушенки и соль. На ногах кирзовые сапоги. Вспоминаю об этом только потому, чтобы больше никто и никогда не ходил осенью в тайгу в кирзовых сапогах по обмерзлым кочкам. Пока я прошел 8 километров до молочной бабушки с внучкой, то уже успел вдосталь поскользить и набил ноги. Пришел я к ним как раз после утренней дойки и меня тут же напоили парным молоком! Тогда мне показалось, что ничего вкуснее я не пил никогда. Девочка Лена только что окончила среднюю школу и решила поработать с бабушкой на ферме. Для якутки она была очень миловидна, а уж энергии у нее было хоть отбавляй. Все у нее в руках спорилось! Напоили они меня еще и чаем. Отогрелся я в уютном доме, расслабился и уходить не хотелось, но...

Лена вывела меня за дом и показала направление движения. Ориентирами должны были служить несколько небольших озер и за ними уже будет селение Кубергене. Направление туда было, самое главное, помечено оленьими какашками, ориентируясь на которые мне и следовало двигаться. Вот с таким наставлениями я и начал свой путь за выпивкой.

До первого из озер я дошел довольно быстро, почти приноровившись скользить по кочкам. Это придало мне энергии и втрое озеро вскоре было пройдено. Олени исправно оставляли свои следы и по ним я дошел и до третьего озера. После пятого озера я уже не чувствовал ног, а селения все еще не было. Появилась небольшая паника и чтобы успокоиться я решил, что пора поесть и передохнуть. Но у меня почему-то появилась уверенность, что если я остановлюсь, то уже дальше сегодня не пойду и придется заночевать прямо на этих промерзлых болотах. Начинало смеркаться. Я увидел невдалеке по курсу группу довольно больших деревьев, стоявших на пригорке. Решил, что это самое подходящее место для ночлега и из последних сил побрел туда. Какова же была моя радость, когда под этим пригорком я увидел большой загон для оленей, а пригорок оказался берегом реки. На другом берегу реки светились огни поселка Кубергене.

В отличие от Крест-Майора, где течение было очень сильным и река долго не замерзала, здесь уже лед перекрыл реку и к селу вело несколько тропинок. Все это я рассмотрел, присев на пень и чувствовал себя при этом чуть ли не Афанасием Никитиным, добравшимся до Индии.

Заметили меня сразу же и первым ко мне подбежал Семен Слепцов. Это он тут гонял оленей по загону. Обнялись мы с ним по-братски и он поручил своему сыну Мишке провести меня к нему домой в село. Нужно было переходить по льду реку. Как только мы ступили на лед, я заметил, что Мишка старается держаться от меня подальше. Сначала я не понял, почему это он от меня шарахается, а когда у меня под ногами заколыхался лед, то сообразил, что он совсем не уверен, что тонкий лед выдержит такого здоровенного мужика как я. Мне было и смешно и страшно, но другого пути к цели не было. Перевесив ружье поперек груди, я двинулся по тропинке. О том, что лед прогибается и потрескивает старался не думать и каждый шаг, приближавший меня к жилью был в радость. Так и перешли мы с ним реку: я с трясущимися ногами по тропинке, а Мишка- якутенок по свежему снежку в отдалении от меня. Успешный переход обрадовал нас обоих и на другом берегу мы облегченно рассмеялись и пошли к дому Семена.

До этого я уже неоднократно бывал в якутских домах, но такой стерильной чистоты и порядка, как в их доме я еще нигде не видел. Разулся я на чистейшей клеенке перед входом и тогда только почувствовал как же у меня болят ноги! На стул я просто упал. Мишка быстренько вскипятил чайник и напоил меня чаем из красивой чашки со свежими булочками и вареньем. Все время, пока я чаевничал, в доме стояла полная тишина, только изредка что-то шуршало за занавесками. Каково же было мое удивление, когда я заметил, что из-за этих занавесок на меня смотрит несколько пар раскосых якутских глазенок. В доме было не менее 6 детишек мал мала меньше! Я представил себе, что устроили бы наши пацаны в такой ситуации: шума и гама было бы до небес. Я подошел к ним и заглянул за занавеску: там были разбросаны игрушки и книжки. Надо же стольким детишкам играть в полной тишине, не наводя беспорядка в доме!

Мало того, из-за другой занавески выполз совсем уж ( по моим представлениям) древний дед - якут и молча направился прямо ко мне. Внимательно посмотрел на мои ноги и что-то приказал Мишке. Тот мигом притащил большущий тазик и вылил туда горячую воду из чайника. Дед показал мне, что надо поставить ноги в тазик, что я и сделал. Он показал мне, что надо растирать ноги. Следуя его совету, я принялся за дело и почти сразу же почувствовал, что усталость проходит и даже шевелить ногами уже не больно.

За этим занятием застала нас пришедшая домой жена Семена, работавшая в детском садике. Приветливо поздоровалась со мной и предложила отдохнуть на койке. Но я еще не сделал главное дело - закупку провианта и «горючего». После тазика я почувствовал, что смогу добраться до магазина. Женщина позвонила туда по телефону и попросила продавщицу малость задержаться, ибо магазин уже закрывался.

Вместе с Мишкой мы подались за покупками. Для захолустного поселения ассортимент был достаточно хорошим. Я набил полный рюкзак и большую сумку бутылками и продуктами. Купил детишкам большой кулек конфет и печенья, а себе немного сладенького: пару банок варенья. Получился солидный груз и у меня закралось сомнение в том, что я все это донесу до Крест-Майора. Правда, у меня была большая надежда, что меня подвезут. Так и получилось.

Вечером мы очень умеренно посидели с Семеном при полном молчании детишек, уминавших конфеты за занавеской. С нами присел дед, пропустивший пару рюмок водки. Я налег на вареный олений язык, хорошо поел и после всех приключений этого длинного дня спал как убитый на раскладушке за занавеской вместе с дедом.

Утром проснулся от какой-то суеты и сразу не вспомнил, где нахожусь. Только увидев деда уже полностью собранного в дорогу я начал собираться. Предстояло опять переходить реку по качающемуся льду, но теперь уж я тащил за собой санки с рюкзаком и сумкой, а в руках нес длинный шест. Мишка опять бежал поодаль от меня и проводил меня прямо к загону. Там мы с Семеном плотно позавтракали олениной и чаем, поговорили о предстоящих делах. Семен пообещал приехать к нам на мой день рождения. Я думал, что он сам поедет со мной, но перед домиком уже стояли две оленьи упряжки, на первой из которых прочно восседал дедок. Вторая упряжка была привязана к первым саням и на ней уже лежали мой рюкзак и сумка. Нарты были просторные и вполне хватило места для меня. Попрощались и тронулись в путь.

Я впервые ехал на оленях и должен сказать, что это очень даже хороший способ передвижения по обледенелым кочкам осенней тундры. Нарты достаточно длинные и кочек этих совершенно не чувствуется, по подмороженной траве скольжение очень хорошее и двигались мы быстро и плавно. Как только мы тронулись олени начали выбрасывать свои «горошины» и не переставали это делать ни на минуту, отмечая наш путь.

Вначале ничто не омрачало моего приподнятого настроения, но вскоре я стал здорово подмерзать, соскочил с нарт и побежал рядом. При этом вся прелесть кочковатой тундры тут же отдалась в ногах. Одно дело идти, выбирая куда ставить ногу, а совсем другое - бежать за упряжкой, не разбирая дороги, чтобы не отстать. Через несколько минут я согрелся до пота и набил ноги в своих кирзовых сапогах. Вскочил на нарты и уловил мимолетную усмешку деда, обернувшегося посмотреть на мои упражнения. Я тут же решил, что замерзну, но больше не побегу. Выдержал только полчаса и вновь мне показалось, что лучше набить ноги, чем окоченеть. Ехали мы часа 4 и я, уже махнув рукой на дедовы ухмылки, периодически припрыгивал за нартами. Девочка Лена показала мне действительно короткую дорогу: всего то 35 километров вместо 50 по реке, но дед ехал еще короче и к бабушке с внучкой мы приехали как раз к обеду.

Старики что-то радостно щебетали по-своему, Лена накрыла на стол. Я вытащил им гостинцы и мы плотно пообедали, причем старики довольно бодро потребили «огненную воду», запивая молоком. После обеда отдохнуть не пришлось: Лена запрягла в сани-розвальни небольшую якутскую лошаденку, размером вряд ли больше пони. На этой- то повозке и привезла она меня к нам на стоянку, вызвав громкий гогот моих подельников. Несмотря на это веселье я чувствовал себя почти героем: сделал все, что хотел и, честно признаться, на что меня подначили.

Мой 38 -ой день рождения больше мне ничем не запомнился: все было как всегда, но только вдали от дома, детей и цивилизации. Приехал Семен, изловили несколько крупных чиров, сварили оленьи языки, употребили по бутылке водки на брата, дали салют в честь виновника торжества. В тостах прославили мой «подвиг» по добыче спиртного и улеглись спать, крепко раскочегарив печку.

Но как ее ни топи, а утром волосы примерзали к подушке. Морозы наконец-то покрыли реку плотным льдом и в один не очень прекрасный день Костя сказал, что настало время массового отлова чира, скатывающегося после нереста. Ловить мы должны были, устанавливая сети подо льдом. Как это делается мы со Шпаком не знали, но Костя с Васей уверенно стали готовить какие-то длинные шесты, называя из «нырялами». Сетей с крупной ячеей у нас было три по 25 метров каждая. Погрузили мы эти сети и палки на некое подобие саней и вступили на лед. Эту первую ходку по свежему льду я не забуду никогда ! Впечатление было не меньшее, чем мой прежний переход через Волгу по канатной дороге.

Лед был абсолютно прозрачный! Как через хорошо промытое стекло были видны водоросли, колыхавшиеся от быстрого течения, мелькала рыба. Лед был еще недостаточно прочный и прогибался у нас под ногами. Я уверен, что у всех из нас внутри «очко дымилось», но виду не подавали, только разошлись на некоторое расстояние друг от друга. Дошли до середины реки и начался наш труд на подледном лове рыбы.

Разметили по длине шеста несколько лунок, привязали к «ныряле» сеть и стали проталкивать шест от лунки к лунке. Толкали то другим шестом, то просто руками и пока поставили все три сети изрядно наморозили руки. Через лед было видно как к сетям подходит рыба и попадает в ячею. Зрелище настолько увлекательное, что я даже и забыл, что стоим мы на тонком слое непрочного льда. Вытаскивали сети в обратном порядке и тут же вынимали улов, бросая рыбу на лед. Поймали несколько больших чиров с икрой и молокой и здесь же приготовили икру в тазике. Этот тазик плотно укутали и бегом повезли в ярангу.

Кроме чиров попалось много достаточно крупных налимов. Якуты налимов не едят, но очень любят налимью печенку. Они называют ее «максой» и едят сырой, чуть посолив. Я вспомнил, что Андрюша мой тоже очень любит максу, но жареную и решил заготовить ему побольше этого лакомства. Налимов распотрошил, печенку собрал в марлевый мешок и отправился на берег. Идти пришлось одному и почти в полной темноте, т.к. ребята меня ждать не стали и отправились раньше. В темноте идти по льду было не так страшно, настроение после преодоленных страхов было хорошее. Еще несколько дней и можно будет отправляться домой.

Каждый из нас прихватил с собой несколько чиров, закинули их на крышу яранги замораживать, а несколько штук отстрогали с чаем. Решено было готовиться к отъезду. В погребе было много пустых мешков и каждый из нас мог взять с собой по мешку мороженого чира. Чтобы больше влезло брали только тушки без голов и хвоста, но как ни ухищрялись больше чем 22 штуки в мешок не влезло. Остальных подарили Семену и приготовили для летчиков, которые должны были вскоре прилететь за нами. Вертолет не мог взять больше, чем тонну нашего груза и приходилось ограничивать себя в размерах добычи.

Через пару дней на лед намело много снега, ходили мы по льду уже без опаски, да и вся работа стала привычной. Вновь установили дежурство по сохранению икры. Росла гора налимов, наполнялся мой мешок с максой для Андрюши. Все было готово к отлету.

Как мы и ожидали вертолет за нами прилетел дней через 10. Погрузили мы на него свое имущество: ящики с икрой, сети, мешки с чирами, рюкзаки. Все продукты оставили в яранге, рыбу спустили в погреб. Пилоты тоже загрузили кучу налимов, пару мешков чиров и мы взлетели, помахав рукой гостеприимному Крест - Майору и Васе Слепцову, отправлявшемуся к себе в Дружину.

До Зырянки долетели без приключений, только подзаправились где-то на промежуточном аэродроме: пилоты взяли меньше горючего, чтобы прихватить рыбу. Все мы надеялись, что наши приключения на этом закончились, но не тут- то было.

Я уж говорил, что тогда в Зырянке не было взлетной полосы и самолеты садились прямо на песчаную косу - берег реки Колыма. И вот как раз в эту осеннюю пору этой полосы не было: все покрылось ледяной шугой и самолеты не летали. Пришлось нам надолго устраиваться в аэропорту. У нас при этом были две большие заботы: сохранность икры и оружия. Последнее было весьма актуально, ибо в эту пору в порту околачивалось достаточно много бичей, окончивших работу в промывочный сезон. Выход нашелся: мы заняли две кассы, где разместили наши спальники, спрятав под них стволы и установили дежурство в зале ожидания и при ящиках с икрой.

Опять пришлось таскать ящики и лед туда - обратно в зависимости от температуры. Топили в порту на совесть, т.к. в Зырянке угля не жалеют, он добывается тут же. Мне поручили ежедневно «не слезать с начальства», добиваясь вылета при первой же возможности. В результате частых визитов в перевозки у меня там появились приятели, с которыми установились добрые отношения, подкрепленные продукцией местной «бурдюшки».

Питались мы в отличной портовской столовой, но сухой закон не нарушали. Впрочем, однажды сорвался Шпак, решивший во время дежурства употребить и чуть не загробил нам икру, уснув на ящиках. Хорошо, что я успел растолкать его, пока Костя не видел. Ящики срочно вытащили на улицу, накидали льда и восстановили режим. Шпак очень перепугался и больше у нас таких случаев не было, хоть и возможности были напиться. Совсем уж, было, прижились мы в аэропорту, но выпал хороший снег, присыпало берег и нас предупредили о скором вылете. Вокруг разгорелись страсти и пришлось долго объяснять матерям с младенцами, что наш рейс специальный, а не регулярный. Под возмущенный вопль остающихся пассажиров, ожидавших вылета раньше нас, мы быстренько погрузились и вылетели прямо до Мирного. Дозаправлялись несколько раз и наконец - то вернулись в родные края. В порту нас уже несколько дней ждала машина и через пару часов мы вернулись домой.

Приехал я к себе весь заросший пегой бородой, в прожженной одежде, пропахший дымом и рыбой, с мешками добычи и ужасно соскучившийся по своему семейству. Отмокал я в ванной несколько часов, с большим трудом сбрил бороду, чтобы детей не пугать и никак не мог поверить, что все уже закончено. Мальчишки очень подросли, а Мариночка - просто чудо стала девочка ! Все ходили в школу и отлично чувствовали себя в поселке.

В числе моих трофеев было несколько отснятых пленок и на следующий день я их обработал. Кто бы мог знать, что наши заботы еще не кончились и эти снимки сослужат нам добрую службу!

Почти сразу же мне нужно было приступать к работе - отпуск закончился. На работу пришел с чирами подмышкой. Угостил Биянова и еще один сострогали в кабинете у Боганского. За время моего отпуска ничего не произошло, разве что новое начальство совсем уж упало в глазах Управления. Васильев вполне достиг уровня своей некомпетентности в полном соответствии с законом Паркинсона. Работу тянул Биянов и все уже знали, что ему готовят приличное место в Москве. Я его хорошо понимаю: работать под таким …. при его-то самолюбии было невозможно.

Почти сразу же после выхода на работу пришлось поехать в Ленинград в командировку на несколько дней: нужно было вместе с Корниловым поработать в Ленгидропроекте по электрокотельным. К тому времени на рыбозаводе я получил командировочные (по договору зарплату они нам не платили, но давали право продать добытую рыбу) и этих денег вполне хватило на командировку в Питер. Прихватил на заводе большую коробку с копченой щукой - гостинец для любимой тещи и без всяких приключений прилетели мы с Борисом на Неву.

Лена стала уже совсем большой барышней, довольно хорошо училась, но характер у нее был очень самостоятельный. Мне эти наезды на несколько дней настолько уже к тому времени осточертели, что я был полон решимости забрать ее с собой, но старики не отпустили, сославшись на учебу и свою привычку заботиться о детях. Твердо настроил их на приезд к нам в Чернышевский летом.

Работы было немного и я днем показывал Борису город, в котором он был до этого всего один раз. На Литейном в книжном магазине «Академкнига» Борис нашел небольшую книжицу «Язык бессермян» и очень почему - то обрадовался. На мой недоуменный вопрос рассказал, что, оказывается, наш Биянов - бессермянин. Всего этих потомков волжских монголо- татар осталось несколько десятков. Из них грамотных всего человек десять и с ними Гавриил Федорович переписывается. Книжка действительно была раритетом и мы ее тут же купили, намереваясь подарить шефу .

В последний день в Питере отпраздновали мы день рождения Бориса, загрузил я его в самолет и отправил в Самару к маме, а сам на следующий день полетел в Якутию.

Наступила зима, жизнь стала входить в свой обычный ритм: работа, техникум, дом, иногда спортзал. Дети начали ходить в бассейн. В поселке появился тренер по плаванию, с которым мы попозже довольно близко сошлись.

Приближался 1973 год и мы уже готовились праздновать, когда продолжились наши индигирские приключения: всем нам пришли повестки к следователю прокуратуры.

Оказалось, что те якуты-начальники, которых мы прогнали с Хаттыстаха, не успокоились. На нас пришла большая «телега», из которой следовало, что мы вели хищнический лов рыбы, нарушали правила Охотнадзора и торговали рыбой чуть-ли ни по всей Якутии. Поскольку мы числились рабочими завода и находились в служебной командировке, то эта «телега» напрямую обвиняла завод и его руководство.

Мы собрались все вместе у Пономарева дома и долго обсуждали сложившееся положение. Договорились, что будем говорить только то, что было на самом деле, ибо не чувствовали за собой никакой вины, а, наоборот, все в поселке считали нас чуть - ли не героями. В обиду нас не должны были дать, но нервы потрепать могли изрядно. Так и получилось.

В поселок приехал какой-то пацан из прокуратуры, долго надувал щеки, листал бумаги, предъявленные заводом: договор, накладные на привезенную икру, платежные ведомости и еще какие-то справки, но ничего криминального там не нарыл и уехал. Мы, было, уже успокоились, но перед самым Новым Годом нас вызвали в суд в качестве ответчиков.

Судьей у нас тогда стала очень приятная крупногабаритная женщина, переведенная из Мирного. Она нас вызвала для предварительного разговора и мы ей правдиво описали всю нашу эпопею во всех подробностях. Вот где пригодилась гора фотоснимков, отснятых мною! Разговор начался очень натянуто, но потом обстановка стала совсем непринужденной, ее интересовали подробности продажи рыбы и я дал ей телефоны в экспедиции. Не знаю, звонил ли кто-либо туда, но через пару дней на заводе стало известно, что нас в спекуляции не обвиняют. Оказывается, что рыбу можно было продать и по гораздо большей цене, чем я сторговал.

Суд над нами длился пару часов. За это время дама вдоволь налюбовалась снимками убитого медведя, выяснила наш доход и определила, что мы ни в чем не виноваты, но грозить оружием аборигенам не следовало. Устно высказала мысль, что завод практически задаром получил большую партию икры редких рыб, а мы - просто лопухи, что не потребовали оплаты, соответствующей затраченным усилиям. Мы были полностью оправданы по всем пунктам обвинения. Прокурорский пацан, просивший для нас по паре лет принудительных работ, «умылся» и ни с чем уехал в Мирный.

После суда мы сняли стресс обычным способом и на этом уже окончательно закончилась для нас поездка на Индигирку.

10.57. 1973 год - многое начинается

Теперь, через много лет, я вспоминаю этот год как что-то лоскутное. В этом году не было ничего, что бы делало его памятным. Было много интересного, многое только начиналось: строительство ВГЭС-2, стройка на Севере, телевидение в районе, каменная застройка в Ленске.

Начался год с того, что вскоре уехал от нас Биянов. Как ни сложно сначала складывались у нас отношения, но для меня это была большая утрата. Я искренне уважал этого своенравного и очень неординарного человека. Мы к этому времени хорошо сработались: я делал свое дело, а он мне не мешал, полностью доверяя. Не было случая, чтобы он не одобрил мои предложения, а это дорогого стоит.

Свято место пусто не бывает и к нам вскоре прислали нового главного инженера - Александра Николаевича Одинцова. До этого он работал в Главке начальником технического отдела. «ВилюйГЭСстрою» с ним просто повезло. Человек он был грамотный, деятельный и очень простой в общении. Мы отлично понимали, что его прислали на смену Васильеву, но ему надо было время, чтобы войти в курс дела, узнать людей и обстановку в таком непростом регионе как Якутия.

В первые же дни я долго вводил его в курс всех энергетических проблем Управления. Неразрешимых вопросов не было, а в работе над остальными он обещал мне полную поддержку. Порешили, что я сам буду заниматься своими делами и чем меньше он об этих делах будет слышать, тем лучше. Так оно и было все годы нашей совместной работы.

Одинцов был не намного старше меня, наши отношения впоследствии стали почти дружескими. Мне иногда было даже приятно пойти к нему и посоветоваться по какому-либо вопросу, особенно, если это было связано с финансированием. Отказа почти никогда не было, хотя «Шурик» (как мы его называли между собой) всегда был себе на уме и видел последствия любого дела на пять шагов вперед.

Приобщаемся к телевидению

В начале года алмазники решили запустить в Мирном телецентр. Для этого нашему Гидромонтажу было порчено установить телевышку. Ее соорудили из двух списанных башенных кранов за рекордно короткий срок. Она до сих по исправно служит городу.

В Чернышевском сигнал почти не улавливался, нужно было городить ретранслятор. Большим энтузиастом этого дела выступил Боганский. Вызвал он из Иркутска каких-то деятелей с аппаратурой, чтобы определить наилучшее место для телевышки. Те с умным видом побродили со своим черным ящиком по окрестностям и выдали рекомендации. По их мнению вышку надо было ставить на Медвежьей горе, заметно поднимавшейся над правым берегом. Это было самое высокое место в окрестности и для того, чтобы поставить там вышку не надо было ходить с умным видом. Исправно напившись в кабаке, ученые мужи отбыли, а у нас закипела работа.

Одинцов уговорил Дирекцию профинансировать эти работы, мне и Корнилову с его отделом поручили проект. Боря развернулся во всю: на горе должна была стоять вышка высотой около 70 метров, два дома: аппаратная и жилье для персонала. Туда же прокладывалась подъездная дорога, ЛЭП-О,4 кв, резервная дизельная электростанция, утепленные баки для питьевой воды и, конечно же, небольшая электрокотельная.

Работа закипела, ибо была под неусыпным надзором начальства. Вышку сварили на месте и поднимали «методом падающей стрелы». Зрелище было впечатляющим!

Дирекция закупила аппаратуру, нашла спеца по наладке и эксплуатации. Он с женой и парой детишек поселился в новом домике.

До этого в поселке уже появилось несколько телевизоров и один из первых у нас дома. Поскольку наш дом стоял на самом высоком месте в поселке, то была надежда, что сигнал из Мирного можно будет принять, но не тут- то было. Сплошной «снег» шел на экране. Наш сосед приспособил какую-то невероятную конструкцию из пустой электролампы на высокий шест, взгромоздил его на крышу дизельной станции, возвышавшейся над нашими домами, и после этого на экране можно было различить какие-то контуры. Это не помешало моим мальчишкам с увлечением сидеть возле ящика. В других домах и такого не было.

Вся надежда была на новый ретранслятор, но надежды эти не оправдались. Ученые мужи порекомендовали нам место, где был самый высокий уровень помех от работы генераторов Вилюйской ГЭС! И все эти помехи успешно ловились всеми телевизорами в поселке.

Оказалось, что какое-то изображение ловилось и на окраине - в Таежном. После долгих дебатов было решено перенести туда аппаратуру и соорудить еще одну не очень высокую вышку. Нашли списанный башенный кран, водрузили туда приемную антенну и получили вполне приличное и устойчивое изображение. Поселок ликовал! И до сих пор в Чернышевском работает этот «телецентр» (по крайней мере, работал до моего отъезда). Передачи шли всего несколько часов в день, но мы уже ощущали себя частью цивилизованного мира.

10.58. Отбор мощности и большая загадка

Для алмазной промышленности самым важным становилось освоение месторождений на Айхале и Удачной. Туда уже подходила ЛЭП-220 кв и по этой линии проектировалась высокочастотная связь. Предполагалось, что будет 24 канала, из которых 8 пойдут для общих нужд, а по остальным будет осуществляться спецсвязь всех заинтересованных ведомств.Было закуплено финское оборудование для промежуточных станций - 7 или 8 штук, точно уже не помню.

Поскольку связь входила в круг моих обязанностей, а все работы по ВЧ-связи поручили нам, то мне пришлось курировать эту работу. Я в ВЧ-связи не разбирался и поехал в «Якуталмаз» ознакомиться с проектом. Там и состоялось наше знакомство с Юрой Айрапетовым и Маратом Трошиным. Оба занимались этой проблемой: Юра - по линии службы связи и автоматики, а Марат от заказчика курировал комплектацию. Подружились мы как-то сразу и надолго. В тонкостях финской аппаратуры я разбираться даже не стал, но один вопрос меня очень заинтересовал: отбор мощности для питания промежуточных станций от действующих ЛЭП-220 кв.

Задумано это было в каком-то московском институте очень древним дедом - лет ему было уже под 80. Был дед огромным авторитетом и приехавшая с ним свора сотрудников буквально «глядела ему в рот». Только вот что он изрекал понять мог не каждый, хоть все казалось достаточно просто.

На расстоянии около 20 метров параллельно ЛЭП-220 строилась линия отбора мощности из трех проводов на опорах высотой около 10 метров. Длина такой линии - 5 километров. Наведенное напряжение усиливалось и стабилизировалось на конечном устройстве и от него уже питались финские ретрансляторы. По моим представлениям выходило, что напряжение в этой линии индуктировалось переменным током и чем больше сила тока, тем выше индуктируемое напряжение. Поскольку у нас нагрузки в ЛЭП-220 меняются в очень широких пределах в зависимости от времени года, да и мощности потребителей различны, то и индуктируемое напряжение (по моим представлениям) должно было изменяться в широких пределах. Для питания станций же надо было иметь строго постоянное по величине напряжение.

Получить такое при той схеме казалось мне весьма сомнительным и с этим вопросом я пошел к «деду», прихватив для храбрости с собой Юру Айрапетова. У того недоумений тоже хватало. Самое главное сомнение было в том, что нигде в толстенном томе описания не было сказано о физических основах метода. Методика же написания таких документов предполагает, что вначале описывается принцип, на котором основывается действие устройства, а здесь этого не было и в помине.

С этим я и обратился к московским умникам. Мне обязательно надо было знать насколько велико индуктируемое напряжение и не опасно ли работать монтажникам вблизи действующей ЛЭП-220. Никто не мог дать мне какие - либо расчеты величины наведенного напряжения. Сам я попытался это сделать, но получал какие-то фантастические результаты и бросил это занятие. Несмотря на все неясности в этом деле «дед» и его команда клятвенно заверили нас, что это совершенно безопасно и лучшее доказательство тому, то что они до сих пор сами еще живы. (Как тут не вспомнить незабвенного Макса Пекерского с его электрооттайкой дражных полигонов!)

Строить линии отбора поручили нашему Управлению строительства ЛЭП и подстанций (УС ЛЭПиП). Начали работы в конце весны и дело двигалось быстро: для таких асов, как наши лэповцы это была плевая работа. И вдруг грянул гром среди ясного неба - погиб от поражения током монтажник! На место происшествия срочно выехал следователь прокуратуры и вызвал туда меня. Несмотря на всю трагичность происшедшего, картина, увиденная мною, была очень мирная: монтажник стоял на когтях и свисал на ремне с вершины столба линии отбора, зажав в руке провод.

Все это описывал следователь - моих лет парень, спокойный и доброжелательный. Никто из бригады не мог ничего сказать кроме того, что погибшему подали провод, он повернулся его подхватить, чего-то коснулся и мгновенно погиб. Ребята работали без резиновых перчаток и зачастую ( по их словам ) ощущали легкие удары током при отрыве раскатанного провода от земли. При выезде из поселка я распорядился взять отключение ЛЭП-220, рядом с которой проводились работы, и по разрешению следователи бедного парня сняли со столба. У него на шее была маленькая точечка от электрического удара, что очень походило на емкостной разряд, но ни в коей мере не на ожог при поражении током.

Это было очень непонятно и в корне меняло взгляд на безопасность проведения работ. Свое недоумение я высказал Саше - следователю и мы отправились с ним в Мирный к «деду» и его команде. К нам подключился Юра Айрапетов, изрядно перепуганный случившимся.

Московская команда была очень озадачена, когда следователь попросил их объяснить причины смертельного случая. Ничего они не могли нам сказать, только еще больше запутывали дело невнятным бормотанием о том, что возможно и «... большая емкость проводов виновата».

Я был очень расстроен этим происшествием! Хоть и не нес за него никакой ответственности, но все равно было горькое чувство, что что-то проглядел, недостаточно поработал с «дедом» и его прихвостнями, поверил этой «науке». До сих пор, я не могу ясно понять причину гибели парня. Какие только расчеты не пытался делать, сколько книг перевернул, но так и не нашел ответа. Скорее всего это был разряд емкости «провод - земля» при отрыве провода от земли, но парню просто не повезло, ибо он нечаянно коснулся этого провода еще до того, как «конденсатор» разрядился.

По результатам разбора этого случая я написал инструкцию для монтажников, в которой запрещалось работать на монтаже проводов без резиновых перчаток, сами провода землились на расстояниях до 10 метров по длине и только потом их можно было поднимать, верхолаз тоже должен был быть заземлен. Все эти и некоторые еще меры ничем не объяснялись, эти ограничения замедляли работу, но на случившееся надо было отреагировать. Самое интересное, что москвичи не пожелали подписать эту инструкцию: «дед», мол, уехал срочно, а другие не уполномочены. Ох, отвели мы с Юрой душу на них! Я и не мог представить, что интеллигентный Юрочка может так материться. В результате трест отказался от их услуг и поручил наладку всего комплекса аппаратуры «СибЦМА». Дальше началось веселье!

Наши монтажники в течение месяца закончили все работы и уже в июле можно было начинать наладку. Был прекрасный повод повидаться с Борисом Мякишевым и родным «СибЦМА» и я отправился в Мирный.

С Борисом договорились очень быстро и хорошо: он отправлял на наладку лучших ребят во главе с Толиком Каратаевым, выделял им специальную автомашину со всеми приборами. Ребята должны были проехать вдоль всех линий отбора мощности и отладить работу промежуточных ретрансляторов. Собрались мы с наладчиками в «неформальной обстановке» на 18-ом километре, ближайшей к Мирному станции. Я им рассказал, что знал об опасности работ около ЛЭП-220, но это было излишним, т.к. все они были народ опытный и битый, но мне-то надо было считать, что я свое дело сделал. И началась эпопея наладки!

Пустить Каратаева с его бандой в самостоятельное плавание вдали от начальства - это больше, чем пустить козла в огород. Машина, естественно, выезжала из гаража в 8 утра и ехала по городу, собирая всю банду. К 9 часам они уже были в сборе, но спиртное продавалось только с 11 часов и надо было как-то протянуть это время, если с вечера не было ничего закуплено. Впрочем, все, что бывало закуплено с вечера, до утра, как правило, не доживало. Интервал времени до открытия магазина заполнялся писанием протоколов и подготовкой закуски. В начале двенадцатого машина мчалась к месту работы. На первых станциях это было 18 и 65 километров. По прибытии на место уже наступало время обеда. «Война войной, но обед по расписанию!» После доброго возлияния на природе и плотного обеда наступал «адмиральский час» - наладка дружно отдыхала. Будила их остаточная совесть и начиналась работа. Как они мне потом рассказывали поначалу ни черта не понятно было, что там «дед» наворотил. Работали «методом тыка», руководствуясь описанием и схемами, в которых с каждым разом находили множество ошибок. Уже при прозвонке находили такие «ляпы», что сами не верили своим глазам. Точно, как у меня на Лебедином! Ребята были очень толковые и увлекающиеся и поэтому разгадка «дедовых» ребусов затягивалась до темноты. В магазинах уже не продавалось и вся команда дружно устремлялась к ближайшей точке общепита, где плотно ужинала и отправлялась либо по домам, либо (уже на дальних станциях) в гостиницу. Потом эти переезды им поднадоели и с собой они стали прихватывать палатку, которую разбивали на природе, а транспорт гоняли по магазинам. С каждой станцией накапливался опыт и дело пошло довольно бодро: к концу лета все было готово к передаче сигналов. На этом этапе мне уже делать было нечего - вступало в дело Министерство связи и КГБ. Нам подписали все бумаги и оплатили работу.

На этом деле особенно подкормились наладчики: учесть их работу было практически невозможно, писать акты они умели, как никто, а заказчик в лице Юры Айрапетова подписывал им все, что представляли. «Якуталмазу» это не затраты. Мякишев заимел такие заначки для выполнения плана, что мог несколько месяцев кормить весь свой отдел и еще половину всей фирмы.

Надо отдать ребятам должное: поработали они отлично! Все работает до сих пор и никто туда не заглядывает, хоть и пришлось им фактически полностью переработать московский проект. К тому же все лето они провели на природе, а лето в Якутии превосходное!

10.59. Караваевы у нас в гостях

Летом 1973 г. к нам в Чернышевский приехали Галины родители. Событие это для меня было очень радостным не только потому, что я искренне любил этих замечательных стариков, но и потому еще, что впервые я мог принять их в своем доме. Чего уж теперь скрывать - все годы, как только я женился и стал жить в Галином доме, на меня вся белорусская родня смотрела как на «примака», что считалось дурным тоном. Мужик, имеющий семью, должен иметь свой дом. Отец мой виду не показывал, но такое положение сына его несколько коробило. Очевидно, поэтому он никогда не останавливался у Караваевых, хотя очень любил Галю и глубоко уважал ее родителей. Такое положение постоянно угнетало меня и стало в свое время главной причиной отъезда на Север.

И вот теперь я мог принять их в нашем большом доме, где есть хоть и небольшой для такой семьи, но достаток, где есть где развернуться даже таким шкодливым детям, как Сережка и Андрей. Все мы очень соскучились по нашим ленинградцам и встреча прошла в восторженных восклицаниях. Лена стала настоящей красавицей, а не «гадким утенком», Колюшка - воплощение городского пацаненка, избалованного дедушкой и бабушкой. Всю свою любовь к внукам они перенесли на самого младшего, а тот действительно, был прелестный мальчишка: толстенький, беленький и пухленький. (Сейчас бы и не подумал, но так оно и было!) Местные озверелые комары буквально набросились на такое лакомство, как только малый показался на крыльце. Никогда не видавший комаров Колюшка в испуге завопил: «Мухи, мухи!» и стал от них отбиваться под гогот братьев-аборигенов.

К приезду Караваевых мы хорошо подготовились и Мария Федоровна, очень любившая рыбу, отвела душу. Поселок им очень понравился! Да и немудрено, ибо в Чернышевском летом всегда очень красиво, спокойно и уютно. Начался летний завоз и в магазинах было полно продуктов, электрики мои постоянно ловили рыбу возле пионерского лагеря, обеспечивая и нас. Мы с дедом как-то проехали к ним и с удовольствием отведали ухи с «перцовкой». Вообще, у Николая Александровича впечатлений было «выше крыши». Особенно понравилась ему станция. Мы с ним побывали в машинном зале, прошлись по гребню плотины, посмотрели на начинающуюся стройку второй очереди, пообедали в рабочей столовой. Дед отметил, что у нас кормят лучше, чем у них на комбинате.

Наконец все свои эмоции дед решил отобразить на бумаге. Я и не предполагал, что он так хорошо рисует! Н.А. взял несколько обычных школьных альбомов для рисования, множество цветных карандашей и начал заполнять лист за листом прекрасными зарисовками местных пейзажей, начиная с нашего дома, видов на поселок и кончая бесконечными видами реки Вилюй. Мне постоянно приходилось мотаться по стройке и Н.А. сопровождал меня, а иногда я отправлял свою машину с ним почти на целый день. Альбомы заполнялись один за другим.

После приезда в Ленинград дед носил свои рисунки на Комбинат и даже устроил там нечто вроде выставки, но... надо же было так случиться, что он оставил эти альбомы в электричке! Мне многое приходилось терять в жизни, но потеря этих альбомов до сих пор для всей нашей семьи очень значительная потеря. Великолепная была бы память о талантливом Николае Александровиче Кузьмине - Караваеве и о крае, где мы хорошо прожили часть жизни. Но это было уже позже, а пока они с удовольствием жили у нас и я был очень горд, что мы могли достойно принять стариков, так много сделавших для меня.

Но всему приходит конец. Наступило время отъезда в Ленинград. Решено было, что Колюшка останется в поселке, а Лена поедет с дедом и бабушкой и закончит школу. Для полноты впечатления назад решили ехать всеми видами транспорта: автомашиной до Ленска, там на пароходе по Лене до Усть - Кута, оттуда на поезде до Питера. Дорога должна была быть длинной, но очень интересной. Дед загорелся желанием порисовать на Лене и приготовил для этого еще несколько альбомов.

Я созвонился с ребятами в Ленске и заказал каюту на ближайшем пароходе. Оказалось, что у нас было около недели в запасе до отплытия из Ленска. За это время я оформил себе командировку в Братск, благо накопилось там дел, и собрался проводить своих до самого Братска, чтобы избавить их от забот на пересадках. Боганский, уже познакомившийся с дедом, который ему очень понравился, подписал мне разрешение на проезд по реке - это лишняя неделя командировки.

На прощание поехали к ребятам в лагерь, где эта «банда» - Сергей с Андреем чуть не довели бабушку до инфаркта, бегая по двум доскам под мостом на высоте более 25 метров. Я постарался сделать вид, что сам за них не волнуюсь, хотя у самого внутри все похолодело. Стресс сбросили на устье Баутобии: разожгли костер на берегу, сварили уху и поели свежевыловленного тагунка.

Ехать до Ленска решили рейсовым автобусом - комфортным «Икарусом». Я позвонил в Ленск Коле Левчуку и попросил встретить нас на всякий случай. До самого «тещиного языка» в 12 км до Ленска ехали мы без приключений. Надо же так случиться, что не доехав этих несчастных 12 километров, автобус сломался ! До парохода оставалось всего пара часов и вполне можно было опоздать. Я немного запаниковал, но тут в Ленск шла машина с нашей автобазы и я попросил шофера передать моему другу Владлену Соснину - начальнику автобазы, чтобы он прислал за нами машину. Через полчаса к нам приехал дежурный автобус с автобазы и забрал всех людей. На пристань мы приехали за час до прибытия парохода, но оказалось, что тот запаздывает на несколько часов. Коля приглашал к нему на ужин, но мои старики отказались, боясь пропустить пароход. Коля притащил на дебаркадер обильный ужин с «возлиянием» и мы очень неплохо дождались парохода из Якутска.

Погрузились мы уже в полной темноте, заняли полностью каюту и приготовились провести на реке 4 дня. Я был настолько переполнен впечатлениями прошедшего дня, что не мог уснуть и долго простоял на палубе. Ко мне присоединился Николай Александрович, а потом и Мария Федоровна вышла покурить. Только Ленка - чистая душа спала под стук корабельного двигателя.

Пароход был еще, наверное, дореволюционной постройки: колесный, с открытым машинным отделением, где можно было видеть огромную кривошипно-шатунную пару, вращавшую лопастные колеса. На пароходе было два неплохих и, на удивление, недорогих ресторанчика. Мы прекрасно позавтракали, а потом уже весь день проводили на палубе. Дед рисовал в альбоме, Мария Федоровна подремывала на свежем воздухе, Ленка облазила весь пароход и уже через пару часов завела знакомство со своими сверстниками и сверстницами. Я же пристроился на носу и таким впередсмотрящим провел наш первый день на пароходе. Проплывали мимо места, описанные в «Угрюм- реке»: Пеледуй, Витим. Я впервые плыл по Лене и все было интересно, да и само движение парохода завораживало.

Уже в те годы на берегу Лены было много заброшенных деревень с очень добротными, по-сибирски построенными домами, окна которых заколочены крест- накрест. И в каких красивых местах они стоят! Теперь, через 30лет там, наверное, совсем нет жизни, а тогда еще можно было видеть пасущихся коров и заготовленное сено в стогах. Вода стояла очень высоко и пароход шел почти впритык к левому берегу, возвышавшемуся не более чем на полметра. Казалось, что можно рукой дотянуться до бегущих вдогонку собак и жующих коров. Картина просто идиллическая. Даже Лена прониклась этим духом умиротворения: пришла ко мне, присела рядом со мной и долго сидела молча. Счастливейшие минуты для отца, не так часто видящего свою любимую дочь.

За почти 5 дней плавания мы прекрасно отдохнули, испробовав весь набор сибирских блюд в пароходных ресторанах - от пельменей всех видов до стерляжьей ухи. На остановках Николай Александрович галопом обегал окрестности, а я накупал на ближайшем базарчике свежие овощи, вареную картошку и прекрасно прокопченную рыбу для Марии Федоровны. Ленка налегала на сладости и была очень довольна путешествием. Долго простояли в Киренске и успели осмотреть город. Он, кроме всего прочего, был известен тем, что это родина тогдашнего премьер - министра Косыгина. В речной порт Осетрово прибыли мы рано утром.

Интересное место: речной порт называется «Осетрово», железнодорожная станция - «Лена», город и аэропорт - «Усть - Кут». И все это один и тот же город в Иркутской области. Там расположены входные базы «Якуталмаза» и «ВилюйГЭСстроя». Здесь на огромных складах и открытых площадках подготавливаются к навигации все грузы для алмазодобывающего района по плану «зимнего завоза». Тогда схема этого завоза работала бесперебойно. Тут плановая система управления доказала свои неоспоримые преимущества перед рыночным бедламом, установившимся в результате перестройки.

Вот и нас встретил работник УПТК, предупрежденный из Мирного. Пересадка с парохода на поезд никаких затруднений не вызвала: нам уже было забронировано купе до Москвы. Нужно было только перейти площадь и сквер от речного вокзала до железнодорожной станции. Ждать пришлось недолго и уже через несколько часов мы ехали на поезде.

До Братска ехали часов 5-6 и подъезжали уже в сумерках, но все еще было отлично видно плотину, районы «Энергетик» и «Падун». Впечатлений у наших ленинградцев было масса! В Братске мы попрощались и дед сказал, что теперь прекрасно понимает почему этот край так держит людей и почему люди, здесь живущие и работающие, так отличаются от остального населения Союза.

10.60. Строительство Вилюйской ГЭС-2

Как и ожидалось, Управление строительства переезжало на север, где разворачивалось грандиозное строительство Удачнинского ГОК,а и города Удачный. В поселке строителей Надежном были построены несколько щитовых домов, контора и парочка магазинов. Туда из благоустроенного Чернышевска и должны были переселиться спецы из Управления. Давно было известно, что я ни за какие коврижки с места не тронусь и останусь в поселке. Мне попытался чем-то угрожать за неповиновение Васильев, но я почему-то совсем не испугался и на все его угрозы ответил, что «...кроме засоса на заднице...» он мне ничего сделать не может. Заставить меня переехать не было никаких законных оснований, а сам я никогда не допустил бы, чтобы мои пацаны вновь оказались в чукотских условиях.

Нашли, как им казалось, оптимальное решение, позволявшее начальству «сохранить лицо», а мне остаться в поселке, да еще и решать все текущие вопросы, входящие в компетенцию Управления: назначили меня начальником Теплоэнергоучастка (ТЭУ), лицом, ответственным за энергохозяйство ВилюйГЭСстроя в Чернышевском, Мирном, Ленске и Якутске в ранге заместителя главного энергетика ВилюйГЭСстроя. Зарплата у меня стала даже больше, чем раньше. Все это, плюс перспектива быть подальше от начальства, заставило меня согласиться.

Главный инженер Одинцов сказал, что главного энергетика пока не будет, до появления достойной кандидатуры на Удачном и мне придется за одну зарплату выполнять и обязанности начальника ТЭУ и главного энергетика Управления.

Получалось, что в оперативном подчинении у меня была вся энергослужба строительства Вилюйской ГЭС-2, чего раньше не было, и в административном подчинении все энергослужбы предприятий ВилюйГЭСстроя южнее Айхала. На мне оставались все заявочные компании, распределение материалов и ресурсов, отчетность по этим районам. Результаты этой деятельности я должен был направлять в Надежный, а вот кто будет все это суммировать с Удачнинскими делами и отправлять в Москву не было известно никому. Впрочем, это уже была не моя забота. У меня на новом месте хватало новых забот.

Сказать, что место было для меня новым было бы не совсем правильно. Наш отдел располагался раньше в 20 метрах от ТЭУ и со всеми работниками у меня были самые добрые отношения. После того, как бывшего начальника ТЭУ Витю Прудиуса жена - начальник ОТиЗ Управления, увезла с собой в Надежный, многие ожидали, что на его место назначат очень опытного практика - прораба Михаила Михайловича Михайленко - в просторечии Мих-Миха.

Мое назначение вызвало некоторое неприятие лишь со стороны стариков - практиков: самого Мих-Миха и Васи Бакулина. Остальные восприняли это как совершенно естественный шаг начальства, а особенно после того, как узнали, что я буду и главным энергетиком стройки.

Когда я принял ТЭУ там работало более 300 человек, обеспечивавших всю стройку всеми видами энергии, производивших ремонт электрооборудования и обслуживавших строительные участки. Все это «исторически» сложилось и ни о какой продуманной организации труда не было и речи. Я это знал и раньше, но оперативной работой, будучи в Управлении, не занимался. Теперь же появилась возможность наладить эту работу так, как я ее понимал.

На левом берегу размещались дежурные электрики во главе с прорабом Володей Кривошеевым. Парень он был грамотный и деятельный, но редко трезвый. Он единственный из всех ИТР имел высшее образование. При его попустительстве все электрики разделились на «белую кость» - высоковольтников и «черную кость» - низковольтников. Первые производили перестановку и подключение строительных подстанций иЛЭП-6 кв. на строительных площадках, а вторые подключали к сетям 0,4 кв. строительные механизмы, налаживали временное освещение, переставляли переносные сборки для средств малой механизации и крутились как белки в колесе целыми днями. Поскольку высоковольтные работы производились нечасто, то «белая кость» большую часть времени отдыхали за хорошую зарплату, а помогать «черной кости» считали для себя «за - падло». Создалась некая каста «неприкасаемых» и с этим надо было что-то делать, ибо это создавало неприятную обстановку на участке.

Сладить с этим оказалось просто. Настало время очередной ежегодной проверки знания ПТЭ и ПТБ. Ничего не было удивительного в том, что никто из «белых» этот экзамен не сдал с первого раза: они до сих пор никогда всерьез этот экзамен и не сдавали. Мих-Мих и Кривошеев просто выписывали им группу допуска выше 6 кв.

В «Правилах» прекрасно расписана ответственность за все несчастные случаи в электроустановках. Мне никогда не хотелось отвечать за чужие грехи и принимал я эти экзамены всерьез в составе большой комиссии УСМР, куда входил ТЭУ. Ни один прораб не сдал с первого раза, кроме Володи Кривошеева. Всем были даны две недели на подготовку с предупреждением о служебном несоответствии. Начался ропот про «новую метлу», перестраховку, недоверие к опыту и практике. Я все это знал, но не подавал виду.

Повторная сдача прошла несколько успешнее и работа стала базироваться не только на опыте и практике, но и на знании «Правил».Это начало моей работы я вспомнил парой лет позже, когда Мих-Мих уже работал в Нерюнгри и у него на участке погиб на столбе паренек. (Мне пришлось расследовать этот случай.) Все, что было можно нарушить, было при этом нарушено! Возможно, если бы я тогда был более требовательным и заставил Михайленко знать «Правила» по-настоящему, это и не произошло.

Экзамены позволили мне узнать кто есть кто и поближе познакомиться со всеми. Очень сильная бригада работала в механическом цеху. Бригадиром был Гена Дорошков, которого все и даже жена, работавшая в конторе ТЭУ, звали «Китаец», хотя ничего китайского в его облике не было. Парень он был мастеровитый и безотказный. И такую же бригаду подобрал. На полуразбитых станках и вручную они могли делать практически любые ремонты. Причем работали, не считаясь со временем. Китаец сам писал наряды, приписок почти не делал, но зарплату держал на приличном уровне и из его бригады никто не уходил. Собрались там заядлые рыбаки и охотники. Отношения у меня с этой бригадой сложились самые дружеские. Иногда, когда надо было отвести душу после очередных передряг, я приходил в цех и успокаивался в этой дружественной, но ничуть не панибратской обстановке.

В начале весны, увидев, что хожу я в какой-то «неначальственной» шапке, Китаец принес целый рюкзак невыделанных ондатровых шкурок и буквально приказал мне выбирать и сшить шапку, «...чтобы нам за начальника стыдно не было...» В соседней ВОХРе, у моего друга Шпака служила якутка - самая лучшая обработчица шкур в поселке. Там мне выделали шкурки и сшили шапку - первую приличную в моей жизни.

Там же в цеху работала прекрасная бригада электрообмотчиков. Руководила ею пожилая семейная пара - Мухины. Бригадир был великолепный специалист, а его жена была для работниц в бригаде чем-то вроде настоятельницы в монастыре. В этот монастырь посторонние не допускались. Единственное, что требовалось от меня - это обеспечивать их работой и материалами. Ни в том, ни в другом недостатка не было при моих возможностях главного энергетика. Работу им возили со всей Якутии. Дед мне очень помог в составлении заявки на материалы для ремонта электродвигателей и трансформаторов. Я использовал все свои возможности в Москве и Братске и обеспечил их на пару лет вперед. После этого мне оставалось только наблюдать за слаженной работой этой бригады, будучи в полной уверенности, что они меня никогда не подведут. Дед наряды также писал сам, никогда не переплачивал, но всегда имел запас на выполнение плана, что было выгодно для всего участка.

Все, о ком я уже рассказал, работали с оплатой работ « по услугам», не давая никакого выполнения плана строительно - монтажных работ. Деньги эти были очень небольшие, если еще учитывать, что плату за электроэнергию, тепло и воду мы брали чисто символическую, а то и не брали вовсе, как, например, со столовых, хлебозавода и пивбара. Лишь одна бригада монтажников во главе с Иваном Власенко давала строймонтаж. Занималась она монтажом и перемонтажом строительных башенных кранов, прокладкой трубопроводов и другими работами, входящими в общестроительный комплекс.

Бригадир Иван Власенко был колоритнейшей фигурой. Когда-то хороший монтажник, теперь он стал профессиональным бригадиром за свое умение «нарисовать» наряды. Иван мог из простого завертывания гайки соорудить наряд на несколько тысяч рублей. При внимательном рассмотрении такого наряда можно было посмеяться до колик, но... никто эти наряды внимательно не смотрел, ибо те, кто должен был этим заниматься, не могли устоять перед обаянием седого красавца Вани. Его так и звали рабочие - «Седой».

Получала бригада при сдельщине очень приличную зарплату, а выполненных объемов я что-то не увидел. Было от чего забеспокоиться: я еще помнил Иультин и суд только за уплату заработанных денег в другом месяце. Здесь же «заработанными» не пахло, а просматривались обычные приписки, хоть и изобретательно сделанные.

Мне совсем не хотелось отвечать за эти приписки и разговор у нас с Иваном был очень нелицеприятный. До этого я внимательно просмотрел все его наряды, что доставило мне немало веселых минут. Все его «ляпы» я выписал отдельно и просуммировал. Получилось, что процентов 60 зарплаты получено незаконно. Для такой огромной стройки, да еще и при требовании сделать все работы в пожарном порядке, такую приписку можно было посчитать опиской, но при «доброжелании» схлопотать за это срок. Договорились, что я закрываю глаза на все, что было до меня, но теперь все наряды монтажников буду проверять сам. И тогда возникло вполне обоснованное требование обеспечить бригаду постоянным и большим объемом работ.

Вскоре я понял свою основную задачу на первое время: зарабатывать деньги не услугами электриков, а ростом объемов строймонтажа. Только это позволит выбраться из той нищеты, в которой обретался участок, когда я его принял.

Первое, что я сделал - получил разрешение на оплату ремонта электрокалориферов и электроинструмента в счет выполнения строймонтажа. Основание для этого было: в цену строительных работ входила стоимость использования этих механизмов. Нам за это стали отчислять часть стоимости строймонтажа. Кроме того, что это увеличило наш бюджет, это еще дало возможность маневрировать различными видами и объемами строймонтажа при выполнении плана. Теперь можно было на законных основаниях попросить, к примеру, у строителей «...пару тысяч кубов скалы..», если до плана не хватало выработки.

Кроме того, пришлось походить по нашим подразделениям и набрать работ для бригады Седого. Почему никто раньше этого не делал, я не понимаю до сих пор. За неделю я набрал им заказов на два года вперед, обеспечив их привычной зарплатой без всяких приписок. Нечего и говорить, что отношения у меня с этой бригадой, а особенно с Иваном Власенко стали самыми лучшими.

Услуги электриков ценились на стройке так низко, что никто не давал себе труда заранее спланировать строительные работы так, чтобы хотя бы за день предупредить о необходимости подключений на новом месте работы. Требовали немедленного выполнения работ в пожарном порядке и всю вину за малейшую задержку валили на электриков.

Надо было видеть выражение лиц строителей, когда я заявил на планерке у начальника стройки, что не будут выполняться работы, если они не заявлены за день до срока исполнения. Обосновал это необходимостью подготовиться к работе и провести ее, не нарушая в спешке правил безопасности. Это возымело свое действие. Решение такое записали в протокол, что формально развязало мне руки. Тут же было решено, что все изменения в электроснабжении стройки будут документироваться и в конце месяца оплачиваться не как услуги, а как выполненный строймонтаж. Такие работы были предусмотрены в плане, но их никто не оплачивал, ибо не было исполнительных схем. Составить такие схемы было не трудно и участок зажил богаче.

Тогда же пришлось сцепиться со строителями, недовольными тем, что электрокалориферы в строительные бригады я приказал выдавать в аренду под ответственность бригад за их правильное использование и с оплатой ремонта за счет строймонтажа. До этого все, кому не лень, требовали для себя калориферы, ничего не платили ни за их эксплуатацию, ни за потребленную ими электроэнергию. Обращались с калориферами просто хамски: швыряли, заливали бетоном и водой. С чего бы беречь, если все бесплатно! В то же время в каждой тысяче рублей строймонтажа было около трехсот рублей на использование механизмов, электроэнергии и зимний обогрев бетона. Это были наши прямые деньги и их надо было у строителей вырвать. Я понимал, что все, что нам причитается, не отдадут, но свое надо было взять.

Начали с самого простого: не стали принимать грязные калориферы в ремонт; на каждый составляли дефектную ведомость и определяли стоимость ремонта. После ремонта каждый калорифер испытывали, составляли протокол испытаний, заново красили, рисовали на нем № и записывали в журнал выдачи под расписку получателя. На каждый калорифер пристроили счетчик и блокировку от неправильного включения: пристроили флажок, который отклонялся под напором воздуха и только тогда разрешалось включение спирали. Все это влетало строителям в копеечку и калориферы стали беречь.

У меня на стройке было около 60 калориферов мощностью по 50 квт с открытыми спиралями, но зачастую нужно было иметь нагреватели меньшей мощности. К тому времени промышленность стала выпускать серию калориферов типа СФО, в которых мощность можно было менять набором нагревающих элементов.

Мы разработали целую серию калориферов самой разной мощности, которые можно было собрать из однотипных элементов и дали чертежи в цех Китайцу. Первые же образцы так понравились строителям, что пришлось открыть небольшое производство - и ребятам работа и участку прибыль.

Все эти меры заставили строителей относиться к энергослужбе с почтением и показали, что деньги можно зарабатывать везде, надо только подумать. Очень хорошо подумали мы при строительстве здания ЗРУ-220 кв.

Каркас здания состоял из более чем 50 металлических колонн, каждая из которых устанавливалась на бетонный фундамент размером 1х1х 3 метра. Естественно, что землю под бетон стали выбирать зимой ( все-таки зимнее удорожание !) Для того, чтобы прогреть небольшой участок земли городили огромный тепляк 5х5 метров и метра 2 высотой, чтобы можно было там перемещаться, загоняли туда калорифер мощностью 50 киловатт и ждали пока прогреется этот пятачок земли. Перекуривать в таком тепляке было очень тепло и уютно, но «...грели тундру». Когда я в первый раз увидел это, то первой мыслью было, что паровоз с его 7% к. п. д. по сравнению с этим бедламом - само совершенство.

Приняв за основу, что греть надо всего лишь кусок земли 1х1 метр, мы у себя на участки провели опыт: собрали 4 «гребенки» метровой длины с нагревателями ТЭН - 1 квт и разместили их по периметру будущего фундамента, накрыли небольшими матами, немного пригрузили и включили. Прогрели мы нужную яму за несколько часов! Подсчитали эффективность и ужаснулись: вместо 50 киловатт на неделю непрерывной работы, мы использовали 20 киловатт и всего на несколько часов. Но главным было резкое ускорение темпов строительства.

Предложили строителям применить этот способ. Перенесли нашу систему на здание ЗРУ и к концу дня уже получили готовый котлован под фундамент. Как говорится - « ... на глазах у изумленной публики». Поскольку заказчик оплачивал затраты по старой технологии, то решили официальных изменений в проект производства работ не вносить, но полученную экономию стали перечислять на наш счет. От этого эпизода я получил большое моральное удовлетворение, но и только... Впоследствии мы часто в разных условиях применяли такие «гребенки» и способ «точечного прогрева», как мы его назвали, прочно прижился на стройке.

В то же время удалось решить еще одну проблему, укрепившую наши финансы.

На стройке очень часто приходилось строить небольшие линии 6 кв., переносить старые линии и демонтировать их. Все работы по установке опор делали лэповцы с применением буровой техники и нам приходилось платить за это немалые деньги. Вопрос решился довольно просто: мы стали сами изготавливать передвижные опоры. Для этого делали бетонную плиту, в которую ставили кусок трубы, диаметр которой соответствовал размерам столба. Плиту эту можно было перетащить автомашиной или бульдозером в любое место или установить краном. Работа настолько упрощалась, что строители сами брались перемещать наши опоры. Особенно облегчало это нововведение работу на карьерах, где перемонтаж линий приходилось делать очень часто.

Весь начальный период моей работы в ТЭУ совпал с выборкой земли и скалы под котлованы машинного зала и водоприемника. Огромная нагрузка выпадала на нашу компрессорную на левом берегу. Много забот было с воздуховодами, которые постоянно промерзали, если в них попадал конденсат. На самой компрессорной работал очень хороший специалист - бригадир. Знаменит он был еще и постоянными запоями, но женщины - дежурные его заботливо укрывали, ибо когда он был трезвым, то делал машинам такую профилактику, что потом от безделья запивал. Замкнутый круг.

У меня уже был опыт работы с такими компрессорами на Иультине и поговорили мы с этим умельцем «на равных». Парень очень обрадовался, что есть кому поплакаться о нуждах своего хозяйства. Заботы были, в основном, снабженческого характера и я их решил довольно быстро. После этого за работу этого важнейшего участка можно было быть спокойным, ибо у механика стало гораздо меньше причин напиваться и любой запой нечем было оправдать. Пить он, действительно, стал меньше. В компрессорной можно было спокойно передохнуть и попить чаю в уютной дежурке, чем я иногда пользовался к большому удовольствию дежурных.

Тем временем бригада монтажников начинала монтаж большого строительного крана БК-1000. В бригаде появился новый парень, присланный к нам после техникума, Слава Мурсюкаев. Его несколько раз отметил скупой на похвалы Иван и я стал к нему присматриваться. Парнишка мне очень понравился: молодой, грамотный, энергичный. Чрез пару месяцев я назначил его прорабом, курирующим монтажные работы. Поручил ему все, что не было связано с электричеством. И уже вскоре ему пришлось развернуться в полную силу - сгорел поселковый ресторан.

Стоял этот кабак на самом въезде в поселок и служил центром развлечений для самых разных клиентов: там устраивались и семейные торжества и рядовые пьянки. Цены были очень умеренные, музыка громкая, милиция рядом, да и овраг под самым крыльцом. Запылал кабак средь бела дня и погасить его не сумели - сгорел дотла вместе со всеми недостачами и другими грехами.

Жизнь без кабака - не жизнь. Новое здание соорудили там же с такой скоростью, что казалось, будто пожара не было. Славка со своими ребятами после пожара демонтировал все трубы, отопительные приборы и прочее уцелевшее оборудование и припрятал на свой склад. Его же бригаде я поручил монтаж всей сантехники и оборудования в новой столовой. Все нестандартное оборудование делали в нашем цеху. Сделали бы мы и электрику, но без работы сидел ГЭМ и эту работу передали им.

Вот тут-то и развернулся Мурсюкаев! Работу сделали практически без проекта, угождая всем капризам заведующей. Сделали очень быстро и качественно. Благодарность торговли была вещественной - небольшой банкет моим ребятам после окончания работ. Там же договорились, что их расход электроэнергии мы отнесем на наши собственные нужды. После этого наши отношения с кабаком стали просто дружескими и взаимовыгодными, что немало облегчило и нам с детьми жизнь.

Вскоре пришлось делать полный ремонт всего хозяйства столовой в Таежном. Это была, пожалуй, самая лучшая столовая в Чернышевском. Там работали две прекрасные поварихи - Валя и Света. С ними мне пришлось потом сталкиваться до самого отъезда из Якутии. Славка и там развернулся. Все было сделано на «отлично», у него там даже роман какой-то завязался, так что мы долгое время ездили обедать в Таежный, а мои ребятишки постоянно лакомились отличной выпечкой.

Все это привело к тому, что мой 40-ой день рождения отпраздновали в столовой Таежного и погудели там очень даже неплохо. Уже под утро там устроили салют и небольшой пожар, но все обошлось без последствий.

Полная любовь с торговлей установилась после того как я внедрил им на овощехранилищах, которые отапливались калориферами, нечто вроде самодельного кондиционера для поддержания постоянной температуры хранения.

Сейчас странно об этом говорить, но мне в начале работы «на линии» очень помогло ...соцсоревнование. Уже к концу первого месяца работы ко мне подошла «плановичка» и с унылым видом принесла подписать результаты работы для подведения итогов соцсоревнования между участками УСМР.

Всех участков было 4 :
ПТМ (парк тяжелых машин), который эксплуатировал экскаваторы, бульдозеры, краны на стройке и разрабатывал карьеры скалы и суглинка;
РММ (ремонтно-механические мастерские) во главе с бывшим главным механиком ВилюйГЭСстроя бурятом Володей Басановым, который, как и я, не поехал в Надежный;
ДСХ (дробильно-сортировочное хозяйство), где дробили скалу, готовили щебенку и бетон для стройки; руководил этим хозяйством Толя Дорошенко, мой хороший приятель еще с тех пор, как по моему проекту автоматизировали его цеха;
ТЭУ (тепло-энергоучасток), который достался мне со всеми его сложностями и недостатками, которых я находил тем больше, чем глубже вникал в дело.

Просмотрел я результаты работы и спросил, каковы наши шансы в этом соревновании. В ответ услышал унылое: «Проиграем, как всегда». Во мне еще не остыл спортивный дух и проигрывать хоть в чем-то очень не хотелось. После того, как на комиссии факт нашего проигрыша был официально зафиксирован и я получил свою порцию ударов по самолюбию, а ПТМ - Красное Знамя и, самое главное, приличную сумму денег, мы , посовещавшись, решили, что это было в последний раз. Появился какой-то спортивный азарт в работе, тем более, что все мы - начальники участков - были дружны между собой и не скупились на дружеские подначки.

В соревновании учитывались не только экономические показатели, но и работа по технике безопасности, рационализации, экономии энергии и материалов. На следующий месяц все нововведения, которые я внедрил, еще не дали ощутимых экономических результатов, но по всем другим статьям ТЭУ намного опередил всех и мы впервые выиграли соревнование. Знамя принесли в мой кабинет, в Красном уголке соорудили небольшой банкет, где и пообещали, что больше не отдадим первенство. Слово мы свое сдержали и пока я работал начальником ТЭУ Знамя и ежемесячная премия были у нас.

Первая победа очень порадовала всех моих рабочих - в Управлении механизации утереть нос парку тяжелых машин дорогого стоило ! Думаю, что с того времени мужики мои окончательно поверили в меня и не считали больше кабинетным сидельцем, на время появившимся «на линии». Работать стало гораздо легче, чувствуя поддержку рабочих. Мне никогда не приходилось дважды повторять приказы или уговаривать кого-либо.

Как-то сам собой выработался метод работы с алкашами. При Вите Прудиусе прогулять по пьянке, а потом отработать или «отмазаться» было в порядке вещей. Прогуливали, как правило, либо хорошие специалисты, которым прощалось за квалификацию, либо приятели прорабов по охоте и рыбалке, которым прощалось понятно за что... Мне пришлось на первых порах выбирать: либо идти официальным путем и увольнять за прогулы, либо проводить воспитательную работу среди мужиков, которые практически все были старше меня и имели немалые семьи. Увольнение за прогул означало потерю северных надбавок, чего я, зная цену этим надбавкам, допустить не мог. Это и подсказало мне третий путь.

Я вызывал прогульщика, давал ему лист чистой бумаги и ставил перед выбором: либо он пишет заявление об увольнении по собственному желанию и тогда имеет шанс сохранить надбавки, либо я его увольняю за прогул. Естественно, что заявление через несколько минут уже было написано. Я писал на нем резолюцию: «О.К. - в приказ», расписывался, но число не ставил. А дальше разговор был простой: «Как только еще раз подобное повторится, я ставлю число и передаю в кадры на увольнение». Заявление запирал в сейф и регулярно следил за виновником. Если проходило пара месяцев и замечаний не было, если была сделана какая-либо ответственная или срочная работа, то я в кабинете и обязательно наедине отдавал это заявление автору. Этот метод ни разу не дал сбоя и ни одного человека я не уволил «по статье». В поселке даже установилось мнение, что если человек ушел от Саврея, то что-то в нем есть нехорошее и его брали на работу только после телефонного звонка ко мне.

Уже через пару месяцев работа на участке стала принимать организованный характер, установился вполне приемлемый порядок.

В это же время мне постоянно стали напоминать, что я еще и главный энергетик всего района южнее Айхала. С севера стали приезжать снабженцы с заявками на материалы. Пришлось съездить в Мирный в УПТК и приказать им направлять мне остатки по базам, где хранились все электроматериалы и аппаратура. Там же написали распоряжение, что без моего разрешения никому и ничего из этих материалов выдаваться не будет. Это было большим облегчением для УПТК, хорошо для моего ТЭУ, но прибавляло мне работы. Правда, при этом возникло много полезных и интересных знакомств.

Одним из первых у меня появился начальник снабжения айхальского треста Илья Шур. До этого я уже знал двух Шуров: Юру и Феликса. Первый был бригадиром и гегемоном на кислородной станции рядом с моей конторой, а второй - главным энергетиком автобазы. Я о них еще расскажу - оба были очень интересные ребята. Оказалось, что Илюша никакая не родня местным Шурам, но будет рад с ними познакомиться, что с помощью телефона было немедленно сделано. Знакомство затянулось до вечера, Илья остался у меня ночевать в Вовкиной комнате. Подружились мы надолго. Илья мне очень нравился своей эрудицией, энергией и остроумием. Вскоре его перевели на должность главного инженера УПТК в Мирный.

Оттуда же, с Айхала, появился у меня и Валера Афанасьев, брат которого Володя был начальником ТЭУ в Надежном. Сам Валерка работал в снабжении комбината стройматериалов, эрудицией не страдал, но был на диво пробивным мужиком. Он и Илья были как бы полюсами профессии снабженца: один - истинный профессионал, а второй - доставала.

Появился и новый главный энергетик на Мирнинском КСМ Женя Тормолов. До этого времени так уж получалось, что все энергозаботы МКСМ выпадали на мою долю. А тут приехал толковый, грамотный и энергичный парень, лихо взявшийся за дело. Мы с ним обошли все цеха и котельную, наметили все работы по организации нормальной энергослужбы, завершение всех работ по автоматике. Договорились с «СибЦМА» о включении этих работ в план и завершили день экскурсией ... на пивзавод. Там начальником лаборатории работала жена Тормолова - Катя. Очень интересный был визит. Там я впервые услышал типично советское определение качества: «ГОСТу не соответствует, но к употреблению пригодно». Такое определение было дано сосискам (!) - самому большому дефициту у нас, которые делали на пивзаводе в весьма ограниченном количестве - для горкома партии и детского садика для «белых» детей. Вид у них был, действительно, неприличный: все в пупырышках, кривые и передавленные, но на вкус очень даже ничего, особенно со свежим пивом. В следующий раз, приезжая в Мирный, я всегда привозил Катерине - большой любительнице рыбы, пару коробок копченой щуки с родного рыбозавода. Ребята мои не знали, что мирнинские сосиски не соответствуют ГОСТу и потребляли их с большим удовольствием.

Не стояли в стороне от прогресса и якутские совхозы. У них были планы электрификации, которые я составлял еще в начале своей работы и под эти планы, да и не только под них, они приезжали просить материалы и оборудование. Особенно запомнился мне первый визит. В солнечный зимний день в обед к моему дому подъезжает самосвал «ЗИЛ» и в дом вваливаются два якута. Отнюдь не просительным тоном требуют, чтобы я подписал им требование на получение материалов в Мирном, а то, мол, день кончается и они не успеют к закрытию базы. Я от такой наглости чуть аппетит не потерял. Выставил их из дому, сказав, что служебные дела я решаю только на работе, показал дорогу и отправил их в ТЭУ.

Позвонил туда Славе Мурсюкаеву и сказал, чтобы он их придержал и разузнал, откуда они и чем могут быть полезны для нас. Не спеша пошел к себе и появился в разгар беседы. Слава размахивал руками и что-то втолковывал приезжим, а те почему-то виновато кивали головами. Оказалось, что, увидев пустой самосвал, Слава набросился на якутов: «Чем гонять пустую машину, нагрузили бы несколько бидонов сметаны, замороженного молока, творогу: у нас здесь дети натуральных продуктов в садиках не видят, а вам только дай, да дай ! Закон есть: ты мне - я - тебе.» Я сразу включился в разговор и поддержал своего прораба.

Заявка у них была очень большая и давать я им ничего не собирался. Мне тогда был очень нужен объем строймонтажа и давать материалы без оплаты работ я не мог. Оказалось, что там необходимо в короткий срок смонтировать отопление в нескольких новых деревянных домах, проложить пару сотен метров теплотрассы и провести ремонт систем отопления в нескольких коровниках и клубе. Вот тут уж развернулся Славка! У него после пожара кабака было труб и радиаторов много больше, чем надо было якутам. Договорились, что они сейчас уедут к себе, привезут из банка справку о финансировании работ, а мы подготовим договор на их выполнение из наших материалов. Тут же прикинули стоимость работ и отправили их в Сунтары.

Через пару дней приезжает уже не снабженец из совхоза «Бордон», а их главный энергетик - Аркадий (и, конечно же!) Слепцов. Машина была загружена бидонами со сметаной, кругами замороженного молока и несколькими мешками с языками, печенкой и сердцем ( не забыли, о чем я им говорил!) Сметану оприходовали и передали в детский садик и школу, а остальное пошло на участок.

Парень был довольно грамотный и мы быстро решили все организационные вопросы. Договорились, что мы направим своих рабочих, но поскольку мне нельзя выполнять неплановые работы, то они поедут как частные лица - отпускники, желающие подработать. Там им предоставят все условия для работы и проживания, включая и кормежку. Славка выедет туда, составит дефектную ведомость на ремонт, уточнит сметы и проследит, чтобы ребят хорошо устроили.

Все так и получилось. Без всякого ущерба для нашей стройки отправили мы в совхоз трех монтажников и сварщика, предоставив им отпуск за год. Ребята на всем готовом и при «сухом законе» с работой справились очень быстро и качественно. В этом, несомненно, сыграло свою роль желание поскорее выбраться из зоны действия «сухого закона». Заказчик был очень доволен, ребята получили свой заработок, да и мы со Славкой были не в накладе. Таким образом поработали и в других совхозах практически все мои монтажники. Кроме того, завязались устойчивые и добрые отношения со всеми совхозами района. Нам сделали хорошую рекламу по всей Якутии.

Большим подспорьем для ТЭУ было получение заказа на изготовление передвижных электрокотельных с 4 котлами по 250 квт. Предполагалось, что их можно будет в дальнейшем использовать на всех стройках. Доказывать полезность этого дела мне долго не пришлось и Заказчик выделил деньги. Жить стало намного спокойнее, т.к. работой мои ребята были обеспечены надолго, да и комплектацию было проще вести. Всю электрику и автоматику отдали делать в «СибЦМА». Своих сил для этого не было, да и к тому времени там стали делать вполне качественные шкафы. Появлялся лишний повод повидаться с друзьями и к нам зачастил Борис Мякишев со своими наладчиками. Дети очень привечали Бориса и он был у нас как дома.

К тому времени котлованы под машинный зал и водоприемник уже были готовы и настало время большого бетона. И тут на стройке поменялось все руководство. На Вилюе появились «канальи». Так окрестили приехавших с канала Иртыш - Караганда начальника стройки Перфильева и главного инженера Порохню.

Начальник был довольно красивый и умный мужик чуть старше меня, всегда при галстуке, вежливый, но какой-то скользкий. Решить с ним вопрос по принципу «да или нет?» было невозможно, но и обидеться на него при этом тоже было не за что.

В отличие от начальника, главный инженер - Андрей Порохня был натуральный хам и прямой потомок Шарикова. Когда - то он был неплохим сварщиком и в этом качестве попал на стройку ГЭС в Сирии. Там он умудрился заочно закончить институт и стать начальником участка. В Союзе так уж повелось, что если тебе поверили и отпустили работать за границу, то по возвращении обязательно дадут чем-то покомандовать с повышением. По моим представлениям о главных инженерах он просто был не только не «главным», а просто не был и толковым инженером. Таких «ляпов», которые он допускал на первых же, проводимых им, планерках у нас на стройке никогда не видели. При этом вел себя совершенно по-хамски: женщинам говорил «ты» , не взирая ни на возраст, ни на должность; с рабочими цедил сквозь зубы, как бы давая понять, что он им не бывший сварщик, а начальство. Мы с ним пару раз сцепились на планерках, но нас примирил Перфильев и я просто перестал обращать на него внимания, тем более что моим прямым начальником он не был, а закон стройки: «Сам пропадай, а субподрядчика обеспечь!» он знал и соблюдал.

Самое интересное, что Порохня стал моим соседом. После отъезда вместе с Бияновым Саши Недосекина, в его дом, стоявший рядом с нашим, вселился Порохня. Дома наши стояли в укромном уголке поселка вдалеке от места проживания большого начальства - Солнечной и Почтовой. Первые вечера новый сосед приглашал меня поиграть в преферанс и распить бутылку коньяка. Но у меня, как правило, все вечера были заняты то техникумом, то домашними делами и наши встречи после нескольких раз прекратились. Удивительно, что дома тот был вполне терпимый человек, даже с претензиями на начитанность и чувство юмора. Очевидно, был он из породы людей, которых меняет должность. Позже мы притерлись друг к другу и сносно работали вместе, да и его пообломали на стройке: традиции Батенчука и Биянова были неистребимы.

Из новых людей особенно понравился всем на стройке начальник «Гидроэлектромонтажа» Леша Барманский. Он тоже приехал из заграницы - строил Асуанскую плотину в Египте. Поработал он там, видимо, хорошо, ибо сам Гамаль Абдель Насер наградил его каким-то большим и красивым египетским орденом. К ордену прилагался большущий пергамент, исписанный арабскими письменами, но как Сашка ни напрягался, не мог там найти свою фамилию, чем очень огорчался, а нас развлекал. С ним мы сразу же сдружились, как коллеги по работе и одногодки. Сашка был парень грамотный, остроумный и деятельный. Попал он на стройку в период застоя в электромонтажных работах: первую очередь закончили, а на второй его время еще не наступило. Участок у него сокращался: рабочих переводили на другие стройки, а те, кто остался в поселке, находили себе другую работу до лучших времен. Особенно неплохо устроился его снабженец - тот обретался с небольшим оркестриком в поселковом кабаке в роли то ли конферансье, то ли импресарио. Все «заказанные» песни он сопровождал пожеланиями «...счастья в денежно - вещевой лотерее» и основательно тем осточертел посетителям. Сам же Барманский основательно изучал проект второй очереди, ремонтировал свою базу и подолгу пропадал у меня в кабинете. С ним было легко и приятно общаться.

Особенно большая нагрузка на этом этапе стройки выпала на долю «Гидромонтажа». Им надо было изготовить обечайки диаметром 6 метров для четырех водоводов, смонтировать все металлоконструкции зданий машинного зала и водоприемника. Для этих работ моя бригада под руководством Ивана Власенко смонтировала самый большой на то время кран БК-1000.

Самое сложное было в том, что его надо было не просто собрать, а перемонтировать: разобрать на старом месте и смонтировать на новом. Ломать - не делать, кран разобрали ударным темпом. За демонтаж бригада получила деньги и на том успокоились - не думали, что через какое-то время им же придется его собирать.

А при сборке на новом месте началось... Отверстия разбиты, одно с другим не сходится, что-то совсем отрезано, что-то потеряно, крепежа нет, кабели растащены и т. д. и т.п. Кран, как всегда, нужен «вчера»: скоро будет некуда и нечем укладывать бетон, нет оснований под водоводы, а котлованы стоят под угрозой затопления - водоотлив не справляется с весенней водой. Признаюсь, что тут я даже немного запаниковал. Нужно было срочно что-то предпринимать. Я поехал в Мирный в Котлонадзор посоветоваться - ведь придется сдавать Жилкину кран после монтажа. Получив гарантию, что этот кран после стройки не будет больше перемонтироваться, а будет списан, он разрешил развернуть некоторые отверстия и «прикрыл глаза» на применение сварки, вместо разборного соединения.

Так и сделали: подогнали все, что можно было подогнать, приварили все, что можно было приварить и что не так видно. Всю аппаратуру сделали у себя в цеху заново, кабели притащили от алмазников, работали сутками, но кран смонтировали. Не передать словами моего облегчения, когда кран пришел в движение и сделал первый подъем! Иван Власенко признался мне, что не верил в реальность пуска крана в такие короткие сроки, а, главное, в сдачу его Котлонадзору. На нашей улице был праздник и я позволил Ивану вспомнить старину и «нарисовать» наряды на работу, а Славке написать такую «форму 2», какую только выдержит Заказчик. Все сошло прекрасно: стройка получила кран, ТЭУ перевыполнил план, ребята хорошо заработали, а на стройке на нас стали смотреть как на очень серьезную фирму, способную решать любые проблемы. Это было и хорошо и плохо, но тогда еще я этого не знал.

Металлические каркасы зданий ВГЭС-2 обшивались алюминиевыми панелями, швы между панелями заделывались специальными накладками. Предполагалось, что такая конструкция должна хорошо держать тепло даже при якутских морозах. Но это предполагалось в Питере, а строилось на Вилюе. К зиме 1975 года остро встала проблема отопления зданий машинного зала и водоприемника. В них должны были начаться монтажные работы по подготовке турбин и генераторов. В дело вступал «Спецгидроэнергомонтаж (СГЭМ)». На этой фирме работала элита монтажников Союза и их требования должны были всегда строго исполняться. Одним из таких требований было: температура в помещении, где ведутся подготовительные и монтажные работы, не должна быть ниже 10 -15 градусов тепла при любой наружной температуре. Поскольку я был главным энергетиком стройки, то мне и предстояло решить этот вопрос.

Было несколько вариантов. Один из них предполагал установить возле каждого здания по передвижной электрокотельной, благо они были в наличии, смонтировать регистры системы отопления из труб большого диаметра и так отапливать. Все бы ничего, но здания еще не были целиком готовы, а монтировать системы отопления по мере готовности здания представлялось очень нерациональным и громоздким решением.

Я решил применить калориферы с нагревателями СФО общей мощностью 250 квт. Такие были у нас на базе, а чертежи подобного калорифера разработаны в Братске. Быстренько съездил на несколько дней в Братск, поговорил с ребятами, взял все необходимые чертежи и уже на обратном пути домой решил, что самое лучшее - применить оба способа в комбинации: на первых порах выгородить брезентом или временной стенкой часть здания и обогревать его калорифером, одновременно монтируя там систему отопления; потом повторить все это на других частях здания. При готовности обеих систем и имея опыт их эксплуатации при обогреве таких больших объемов, решить каким способом отапливать постоянно.

Так и стали делать. В нашем цеху и в РММ изготовили 8 больших калориферов, заменили несколько подстанций на стройке, увеличив их мощность, проложили кабели и запустили калориферы в машинном зале. Впоследствии не пришлось прибегать к усложнению системы отопления и строящиеся здания отапливали только калориферами. На отметках ниже пола машинного зала приходилось иногда применять маленькие калориферы, но это было обычным делом. Все условия для работы субподрядчиков мы создали и никогда не имели от них никаких нареканий, чем я, по правде говоря, даже горжусь - наслушался всякого про другие стройки: «...везде было хуже, чем на Вилюе...(СГЭМ)»

Заработав приличную репутацию на стройке, получили мы и дополнительные хлопоты: нам стали буквально в приказном порядке вбивать работы, которые не хотели выполнять другие субподрядчики из-за того, что эти работы были очень трудоемкими, требовали высокой квалификации рабочих и, при всем этом, плохо оплачивались. Ссылались как обычно на нехватку людей, невозможность привезти и расселить дополнительные бригады, на срыв текущих более важных работ. Оправдать нежелание работать у нас всегда умели. Так нам было поручено смонтировать все вентиляционные системы на ВГЭС-2, смонтировать систему маслохозяйства, столовую на левом берегу, всю сантехнику первого пятиэтажного каменного дома с универмагом и остальных новостроек в поселке, да и еще по мелочи набиралось работ.

Самой большой заботой стала вентиляция. Я не знаю, кто делал эту работу на первой очереди ГЭС, но сейчас в поселке не было ни одного специалиста по вентиляционным работам. Я стал интенсивно искать специалиста в Мирном и Ленске, но никого не нашел. Совсем уж было отчаялся и подумывал по этой причине отбиться от невыгодной работы, но... есть на небе Бог! Прихожу рано утром на работу, а возле кабинета стоит невысокий крепенький рыжий мужичок, совершенно мне незнакомый. Поздоровались - держится уверенно и с достоинством. Без всякого вступления говорит, что он хороший специалист по вентиляционным работам и слышал, что такой специалист очень нужен на стройке. Ему написал кто-то из Мирного, знавший об этом, и вот он приехал сюда из Крыма, чтобы сделать работу и, соответственно, заработать хорошие деньги. Все это открытым текстом, без всякой ложной скромности и ссылок на «романтику Севера».

Мне это понравилось, я просмотрел его трудовую книжку: действительно, жестянщик 6-го разряда с большим стажем работы по этой специальности. У меня на столе как раз лежали папки с проектом вентиляции ГЭС-2. Раскрываю общую схему, где видны все 23 системы вентиляции, и показываю ему объемы работ. Смотрю, чертежи он читает совершенно свободно. Чтобы уж полностью внести ясность даю ему смету на эти работы и говорю, что выходить за пределы этой сметы нельзя, но любые предложения по проекту могут быть оформлены как рационализаторские и будут оплачены дополнительно. Смотрю, сметы он тоже читает по-своему правильно: начинает сразу с суммы зарплаты. Его эта сумма устроила, но встал вопрос, как заплатить ему, чтобы компенсировать отсутствие у него северных надбавок, заложенных в смету. Договорились, что он пишет наряды на все работы, а я обеспечиваю аккордно - премиальную оплату по этим нарядам. Тут выигрывали обе стороны: ускорение сроков выполнения работ и повышенную оплату. Я понимал, что при таких условиях буду обязан обеспечить надежное снабжение материалами, оборудованием, готовность строительных работ, условия для нормальной работы, но появилась уверенность, что эту работу можно будет выполнить.

Я поручил этому рыжему Коле Иванову самому подобрать себе людей, отвел ему место в цеху и дал задание Китайцу сделать все приспособления, которые тот ему нарисует. Я был уверен, что себе в помощники Коля возьмет как можно меньше людей, но что это будет всего лишь один здоровенный молодой парень, не ожидал. Меня он уверил в том, что на стадии заготовок ему нужен только кто-нибудь типа «подай - принеси» и все приспособления.

Завезли несколько тонн тонкого листа, сделали в цеху несколько простеньких приспособлений для резки и гнутья и уже через неделю около цеха начала расти гора воздуховодов. Меня самого эта работа очень заинтересовала, да и приятно было смотреть, как работает отличный специалист. Коля кроил самые сложные части систем: «штаны», тройники, угловые части. Помощник только успевал подтаскивать ему листы жести, вырубать, сваривать и сверлить рамки.

Узнав, что у нас появился спец по вентиляции Дирекция решила «закрыть» самую сложную недоделку по первой очереди ГЭС - вентиляцию аккумуляторного отделения. Там вся система изготавливалась из винипласта и никто не брался ее изготовить и смонтировать. На планерке попытались меня уговорить, но я решительно упирался, ссылаясь на занятость людей. Тогда в ход пошел самый веский довод - деньги. Этого я и добивался. Сделал вид, что нехотя соглашаюсь, но предварительно рассмотрю проект и готовность объекта. Посмотрели мы с Колей чертежи, сходили на место и решили, что будем делать эту работу, но работу надо будет оплатить отдельно, зачислив исполнителей в Дирекцию на повременную оплату труда. Получалось, что выполнение - мне на ТЭУ по смете, а зарплату ребятам - за счет фондов Дирекции. Всем будет хорошо: зарплаты за несколько месяцев выходило раза в 3-4 больше, чем по смете, а торопиться особенно не было необходимости - ждали три года, подождут еще три месяца.

Для обработки винипласта Коля сделал отличное приспособление. На нем заготавливались тонкие стержни, которые потом приваривались на швах, велась тепловая сварка. Я собрал все его приспособления, оформили их как рационализаторские предложения. ТЭУ резко увеличил свой шанс на победу в соревновании, а рыжему обеспечил дополнительный и очень приличный приработок, как я ему и обещал.

Я с большим интересом следил за всеми работами, начиная с раскроя и кончая монтажом на объектах и в скором времени мог считать себя не умельцем, но знатоком этого дела. Коля не скупился на пояснения и его помощник уже через месяц получил 3-ий разряд, а еще через пару месяцев уже самостоятельно мог делать не только монтаж готовых секций, но и раскрой. С легким сердцем ему присвоили 4-ый разряд и я мог быть уверен, что когда Иванов уедет, то у меня будет неплохой спец - жестянщик. Весь двор был завален заготовками и настало время монтировать системы на объектах ГЭС. Вот тут и началось ....

Не было ни одной планерки, чтобы я не переругался с Порохней из-за неготовности строителей: то отверстия в стенах для прохода воздуховодов не пробиты, то фундаменты под вентиляторы не сделаны, то вообще к объекту не подобраться - все завалено строительным мусором.

Небольшое отступление от темы. Надо сказать, что в этом отношении на стройке бардак был страшенный. Представить, что такое могло бы быть при Батенчуке и Биянове просто невозможно. На уборку мусора строителей выгоняли всех, кого только могли заставить. Пытались и меня «загнуть» на это дело. И вот тогда-то я впервые серьезно сцепился с Порохней. Как-то на планерке перед каким-то праздником он внаглую зачитывает разнарядку, по которой я должен направить на уборку мусора чуть не весь участок. Это при том, что я ему не подчиняюсь ни по каким законам. Я спокойно заявил, что мои рабочие сделают обычную уборку на своих рабочих местах, а убирать дерьмо за нерадивыми строителями не будут, тем более, что уборка мусора входит в расценки общестроительных работ и он обязан делать эту работу своими силами. Тут пошли пузыри и топанье ногами. Тогда я встал, послал его открытым текстом и попросил занести в протокол, что ТЭУ никогда не будет выполнять работы, не входящие в его компетенцию, а все заказы, подписанные Порохней, выполняться не будут, пока тот не принесет своих извинений. С тем и ушел, услышав вслед обещание поговорить на парткоме.

Но никакого разговора не было и вот почему. К тому времени Володя Пискунов, раньше работавший в «Алмазном», успел побывать первым секретарем горкома комсомола и стал вторым секретарем горкома партии, курировавшим промышленность и строительство. Следующая планерка должна была пройти под его руководством и он появился в Чернышевском. Не виделись мы с ним больше года и встретились по-дружески: для меня он не был никаким секретарем, а просто старым знакомым и коллегой. Мы с ним тепло поздоровались и немного поговорили ни о чем, как всегда при случайной встрече. Это были, пожалуй, единственные его слова за весь приезд. Всю планерку он сидел молча, не сказал ни слова в заключение, как обычно делает начальство, и пошел по стройке, сопровождаемый подобострастно гнущимся Порохней и секретарем парткома. Походил и уехал, а после его визита со мной в парткоме говорить не стали. Очевидно, побоялись, что все сказанное мной на планерке, вполне может услышать и секретарь горкома.

Так вот о строительной готовности. Ежедневные нервотрепки на планерках мне настолько надоели, что я перестал туда ходить и отправил вместо себя Славу Мурсюкаева. Тот каждый раз требовал занесения в протокол записи о непредоставлении фронта работ, проверял эти записи и делал себе копии. Через пару дней его спросили, зачем он это делает и Славка ответил, что, мол, скоро Владимир Сергеевич едет в Надежный и там будет о чем поговорить. Чистая импровизация, но сработала безошибочно: срывов сроков стало гораздо меньше.

К началу монтажа мы подготовили несколько человек для стрельбы из строительного пистолета, получили пистолеты и патроны. Началась стрельба по всем помещениям стройки - пристреливали закладные детали и кронштейны под воздуховоды. По готовым закладным легко устанавливались секции, мягкие рукава и вентиляторы. Работу выполнили так, что заказчик даже восхитился и не стал возражать против увеличения стоимости на пару десятков тысяч рублей - выдал компенсацию за скорость.

После окончания работ с Колей Ивановым полностью рассчитались и, несмотря ни на какие уговоры, он уехал к себе в Крым. Правда, пообещал приехать когда надо будет работать на Удачной или другой крупной стройке. Оставил мне свой адрес и взял с меня обещание приехать к нему с детьми в Крым на отдых, но не сподобила меня судьба и больше мы не виделись. В моей памяти он остался как пример истинного профессионала и делового человека.

В феврале 1975 года, как раз перед Днем Советской Армии, у меня на участке случился пожар. Так и неизвестно, от чего там загорелось, но почти полностью выгорели мастерские. Как ни странно, но это было нам на руку: здание было самым старинным в поселке и само уже разрушалось, а повода для его реконструкции не было, да и не до того было тогда. А тут пожар... На улице мороз, столпились какие-то бабы у меня за спиной и «поливают» : «... у них там вечные пьянки... мой муж там раньше работал... теперь-то уж всех разгонят и посадят...» Ох, грешен я! Не сдержался и заехал под горячую руку какой-то бабе по шее. Что-то такое гаркнул и их как ветром сдуло: узнали, видимо, начальника погорелого хозяйства. Контору не затронуло, хотя все документы мы перетащили в ВОХРу к Шпаку.

Потушили очень быстро - пожарная часть в ста метрах от ТЭУ - но залили все основательно. Сразу же образовались горы льда, по которым уныло ходили мы с Михайленко. Настроение было - хуже некуда!

И вот тут -то и проявил себя во всем блеске Мих-Мих. Он нашел себе работу по душе - с размахом и возможностью поруководить вволю. Мобилизовал ребят, стали разбирать глыбы льда, освобождать уцелевшее оборудование, очищать помещение, периодически посылая гонца в соседний магазин и пекарню. Работа двинулась быстро и уже через два дня можно было судить о потерях. Появился хороший повод выпросить несколько новых станков вместо старых развалюх, перепланировать помещение внутри и создать приличные условия для рабочих.

Станки я достал в УПТК, РММ и «СибЦМА», ребята сами сложили из шлакоблоков внутри помещения раздевалку и комнату отдыха, смонтировали систему горячей воды, сделали душ и парилку. В отделении обмотчиков соорудили новую печь, хотя там ничто не пострадало от огня. Крышу перекрыли в несколько слоев, сделали большие и светлые окна. Все работы закончили меньше, чем за месяц и поимели отличный повод облегченно вздохнуть после пожара и справить новоселье.

Бригаду Власенко я поставил на монтаж маслохозяйства ГЭС . Вот уж пакостная была работа: маслопроводы надо было доводить до зеркального блеска внутри труб, каждую трубу сдавать заказчику и получать разрешение на монтаж. Кроме того, было еще много специфических требований, а оплачивалась эта работа по обычным расценкам. Я никак не мог изыскать способ компенсировать трудозатраты. Злой как собака, пошел в Дирекцию и стал отказываться от этой работы, ибо ее должен был делать СГЭМ. Но те были заняты монтажом первой машины и наотрез отказались от маслохозяйства. Но без этой системы нельзя запустить агрегат - смазка-то для него нужна ! Замкнутый этот круг разомкнулся просто: я предложил Дирекции подписать мне разработку пары сотен кубов скалы вручную (?!) Для них это было просто- (кто эту скалу мерил ?), а мне на зарплату выходили неплохие деньги. Согласились. Славка написал пристойную «форму 2», я включил себе в план разработку скалы и дело было сделано: маслохозяйство смонтировали за месяц до контрольного срока.

После этой работы вся бригада перешла на монтаж сантехники первого в поселке пятиэтажного дома. Для них это было прямо-таки как на курорт поехать: рядом магазин, рядом участок с мастерской, на первом этаже строится универмаг и заказчик - торговля - постоянно пасется со своими просьбами, возможностями и просьбами подхалтурить на стороне. Чем не жизнь после морозных котлованов ГЭС! За эту работу я был совершенно спокоен: ребята толковые, бригадир - выше всяких похвал; мастерские рядом: все, что надо можно сделать - выточить, согнуть, просверлить. Только успевай материалы поставлять, но этим занимался такой ас как Слава Мурсюкаев. На стройку этого дома я ходил очень редко и как на отдых. Ребята там оборудовали себе квартиру, где хранили все свое хозяйство и закуску.

Нашему участку пообещали квартиру в этом доме и, действительно, после его сдачи мне предложили трехкомнатную квартиру там, но я переселяться из своего дома не захотел и решил выделить эту квартиру бригадиру линейщиков - Саше Московскому. У того было трое детей и болела мать, а жили они в каком-то балке. Радости Саши не было предела, да и весь участок одобрил это решение.

Так незаметно за всеми этими заботами стройка подошла к самому важному этапу - пуску первого агрегата. Вот тут и началось....

Оказалось, что на второй очереди станции нет электроэнергии для системы собственных нужд. Невозможно выполнить проектное решение и запитать по кабельному каналу несколькими кабелями высокого напряжения от первой очереди ГЭС. Не было ни канала, ни кабелей, а оставалось только несколько месяцев до Дня энергетика - традиционного срока пуска. Из Надежного приехал главный инженер Одинцов и постоянно сидел теперь на левом берегу: пуск первой машины был включен в план ввода мощностей по Минэнерго и сорвать выполнение этого плана было равносильно тому, чтобы поставить крест на своей карьере.

Решить эту задачу посчастливилось мне. На время строительства весь машинный зал был запитан от наших строительных «времянок». Я и предложил договориться с Заказчиком, который сам был виноват в том, что не поставил нужный кабель, и запитать собственные нужды второй очереди от наших строительных электросетей. Там нужно было многое перемонтировать и рассчитать, чтобы увеличить надежность электроснабжения, но это, по-моему, была единственная на то время возможность пустить машину в срок.

Собрались на совещание у Одинцова. К этому совещанию я подготовил схему временного электроснабжения и примерную смету на эту работу. Единственным затруднением при этом было отсутствие у нас гибкого высоковольтного кабеля нужной длины. Такой кабель применяли на трубке «Мир» для подключения экскаваторов. После того, как приняли решение применить предложенную схему и получили согласие на оплату работ (вот Дирекция облегченно вздохнула-то !), мы с Одинцовым поехали в Мирный. Назад я возвращался уже на грузовике с нужным кабелем.

Вот где пригодились наши передвижные опоры! Пришлось строить больше километра новых ЛЭП-6 кв. На это в смету было заложено много денег на разработку грунта. А здесь мы бульдозером растащили подножки и присыпали их для устойчивости грунтом. Расставить столбы и натянуть провода было привычным делом и меньше, чем за неделю конечная опора стояла на борту котлована машинного зала. От нее по скале спустили высоковольтный кабель, проложили его в трубе под дорогой и подключили нашу строительную подстанцию, установленную внутри машинного зала. Потом поставили еще одну подстанцию - в резерв. От этих подстанций подключили вводные ячейки распределительного устройства 0,4 кв. собственных нужд станции, давая тем самым фронт работ наладчикам «Гидроэлектромонтажа», возможность для строительных и монтажных работ на всех отметках (этажах) во множестве помещений машинного зала.

Предполагалось, что к пуску агрегата Дирекция поставит все нужные кабели и завершатся работы по кабельному каналу вдоль плотины ГЭС. Но моя временная схема так прижилась на станции, что даже последний - четвертый - агрегат был пущен по этой схеме. Да и вся станция несколько лет эксплуатировалась с такой схемой питания собственных нужд.

Большие для нас сложности возникли при работах на водоприемнике. Там было множество небольших помещений, разделенными внутренними перегородками, протяженные каналы - потерны. Все это надо было бетонировать и бетон требовался небольшими порциями. Для этого внутри водоприемника соорудили свой бетонный узел, которому требовалась горячая вода. Поначалу приняли шаблонное решение - притащили передвижную электрокотельную и стали подавать воду для приготовления бетона. И впервые за все время работы таких котельных получили несколько аварийных ситуаций, слава Богу, закончившихся благополучно. Стояла эта котельная рядом с компрессорной, где машины охлаждались водой, а для охлаждения воды была градирня. Там и пришло решение: горячую воду после компрессоров направить на приготовление бетона, а компрессора охлаждать проточной водой! Хватило всего одного небольшого консольного насоса и вопрос был решен. Получили большую экономию электроэнергии, обеспечили безопасность работы и себе вознаграждение за предложение.

Совсем уж курьезная ситуация произошла при заполнении верхнего бьефа водоприемника. Котлован водоприемника отделялся от водохранилища земляной перемычкой. После установки затворов надо было разобрать эту перемычку, заполнить котлован водоприемника, дать напор на затворы и устранить протечки.

Проектировщики заложили разборку перемычки с помощью экскаватора - драглайна. Но такого экскаватора на стройке не было и надо было переоборудовать для этого обычный экскаватор. Для этого приехал в поселок «вечный первопроходец» - экскаваторщик по прозвищу «Налим». Его настолько все привыкли называть так, что настоящего имени никто и не помнил ( я, в том числе, тоже забыл, но знал...) Теперь Налим работал на новой стройке - Колымской ГЭС, а ранее начинал строить Иркутскую и Вилюйскую ГЭС. Сам он говорил, что когда стройка развернулась ему становится неинтересно работать. Так он прикрывал стремление получше заработать. В начале стройки механизаторы всегда получают бешеные деньги, а потом уж как обычно... Он уже успел смотаться на КАМАЗ к Бате, но там ему не обломилось и подался он на Колыму. Экскаваторщик он был прекрасный и мужик очень трудолюбивый, но одолевала его страсть к рационализации. Это и привело его ко мне.

Он принес мне на отзыв предложение по разборке перемычки способом, отличным от проектного. Опыт всяких экспертиз у меня был достаточно большой и я мог практически безошибочно сказать хорошее это предложение или нет по одному критерию: красиво или некрасиво. Это я так для себя формулировал впечатление от предложения.

Предложил он устроить нечто вроде плавучего плуга, установленного на плоту. Этот плот должен был елозить под действием лебедок по перемычке и состругивать ее. Нечто невообразимое! Ко мне он пришел чтобы решить вопрос подключения этого устройства. Какое там подключение - и без того была масса вопросов. Надо было как-то вежливо отказать ему, но очень не хотелось писать официальный отзыв.

С Налимом у нас были приятельские отношения. Он почему-то считал, что теперь на стройке осталось всего несколько истинно «батенчуковских» работников и я один из них. В его устах это была высокая оценка и я этим немного гордился. Сели мы с ним в мою машину и поехали на водоприемник. Только там я узнал о существовании на стройке проблемы разборки перемычки. Походили мы по этой перемычке и я понял, что ни драглайном, ни налимовым устройством ее не разберешь. Мне пришло в голову, что строители перепутали два понятия: вместо заполнения котлована решают проблему разборки перемычки. При таком подходе эту задачу решить было очень трудно.

Надо было как-то залить котлован, а там вся эта перемычка будет размыта потоком воды. Как залить котлован долго думать не пришлось: так как выливают бензин из бака - методом «сифона». Это будет плавное заполнение и займет оно несколько дней, но никакие сроки не поджимали. Славка на очередной планерке выяснил, что котлован к заполнению готов и за один день мы соорудили сифон. Положили поперек перемычки трубу полуметрового диаметра, в верхней части подключили небольшой консольный насос и им заполнили трубу, открыли задвижку, а там уж дело пошло буквально «самотеком». Котлован без всяких ухищрений стал заполняться. Скептики могли видеть как вода размывает перемычку и к концу заполнения ее уже не было. Изящное было решение, но оформлять его предложением я не стал, чтобы не обидеть «вдохновителя» - Налима.

На время предпусковых работ мне, практически, пришлось перебираться на стройку: всяческие вопросы возникали ежечасно. Дома телефон звонил непрестанно, хоть я и запретил звонить домой по пустякам - не приучил Витя Прудиус своих работников к самостоятельности. Только успеешь приготовить ребятам обед и мельком просмотреть дневники и тетрадки, как звонок и надо ехать на левый берег. Устанавливать какой-либо распорядок было невозможно - всех трясла предпусковая лихорадка. Мне ребята оборудовали свой угол со столом и раскладушкой в машинном зале, где можно было передохнуть, но все равно было неспокойно за детей, хоть они у меня были уже вполне самостоятельными личностями.

Поэтому, когда пришло время пуска первого агрегата с митингом и речами, в присутствии высокого московского и местного начальства я ничего, кроме огромного облегчения, не почувствовал. Попробовать традиционного поросенка, салом которого смазывают подпятник турбины, мне тоже не пришлось: на банкет я не пошел, а отправился домой. Слишком вымотался и никакого праздника не почувствовал.

Пуск первой машины снял напряжение на стройке и дело вошло в спокойное русло - по агрегату каждый год.

10.61. Ленск - город в прошлом времени

Хоть у меня и много в жизни связано с этим городом, но подробно вспоминать о нем я не собирался - обычный сибирский городок. Но в 2000 году этот городок с 400-летней историей исчез в своем прежнем виде! Это и подвигло меня вспомнить о городе, которого уже нет.

В давние времена на месте Ленска была ямская станция на пути с Урала к Охотскому морю, а позже здесь образовалось поселение казаков Мухтуя. Обычный для Сибири поселок на левом низменном берегу Лены, протянувшийся вдоль реки. Застраивался он добротно. Дома рубились из толстых бревен, только крепнувших со временем. Дворы выстилались досками, по периметру двора устраивались крытые места для хранения дров, сена, хозяйственного инвентаря, во дворе всегда было несколько прочных сараев и баня. Некоторые из старых домов еще сохранились до «потопа» и были смыты льдом. Очень много таких же домов строилось и в более поздние времена.

Когда Мухтуя стала входными воротами алмазного края это был уютный поселок, почти полностью застроенный частными деревянными домами. Жители - почти 100% русские - занимались сельским хозяйством и работали на речном транспорте. Речной порт был небольшой и не мог принимать большие грузопотоки. Нечего и говорить, что все поголовно были рыбаками и охотниками - для этого в Мухтуе были самые идеальные условия.

Первую алмазную трубку «Мир» нашли в 235 километрах от Мухтуи и с того времени началась новая жизнь заштатного якутского поселка. В конце 50-х годов там высадились первые группы автомобилистов и механизаторов, которые должны были проложить сначала зимник, а потом и постоянную дорогу к будущему городу Мирному. В честь этих настоящих героев Севера - первопроходцев этого пути на въезде в Мирный установлен памятный знак с перечислением имен всех участников этого перехода.

Дорога Мирный - Ленск стала настоящей «дорогой жизни» для всего края. Строители - дорожники построили на этой трассе два своих поселка - на 96-ом и 175- ом километрах и с этих баз вели все работы. Дорогу проложили всего за 2 года, но так построили, что и сейчас постоянно приходится тратить много сил для поддержания ее в приличном состоянии. Думаю, что за те средства, что вложены в ремонты щебеночного покрытия, можно было бы выложить ее бетоном, но это мое, отнюдь не компетентное, мнение.

За эти первые годы значительно расширился речной порт: построили бетонную причальную стенку, установили подъемные краны «Ганц» ( почему- то во всех портах мира - речных и морских - стоят именно такие краны ?!).

В навигацию привозили технику для разработки алмазов, автомобили, строительные материалы и огромное количество горючего, смазки, продуктов питания и промтоваров. Все это надо было складировать и затем перевозить на автомашинах. В Мухтуе создавались автобазы, большие базы и склады товаров. Продовольственные склады почему-то называли там «транзитом». От одного такого «транзита» у меня осталось большое впечатление.

У моего хорошего приятеля - главного энергетика геологоразведки в Ленске - жена заведовала одним из складов на «третьем транзите» и пожелала сделать подарок моим пацанам. Для этого она повела меня на склад за ящиком варенья и еще какими-то дефицитами. Войдя на этот склад, я буквально остолбенел: все пространство метров в 150 длиной и метров в 15-20 шириной было до высоты метров в 6 заставлено ящиками с крепленым вином разного пошиба, именуемого в просторечии «бормотухой». Я не мог себе представить, что все это можно выпить и высказал это хозяйке склада. Люда засмеялась и уверила меня, что все это пойло не доживет до Нового года. В Мухтуе жили большие специалисты по этому делу! (Вспоминается, что во время оно, когда там выдавали книжечки - абонементы на покупку спиртного, в Ленске было выдано на предприятиях этих книжечек - с фотографиями! - больше, чем все население города вместе с младенцами!)

Такого бурного роста как Мухтуя в конце 50-х и начале 60-х годов не знал, наверное, ни один сибирский поселок. Вскоре вышел указ о переименования поселка Мухтуя в город Ленск.

Располагался этот город на равнинном левом берегу Лены и протянулся на расстоянии более 7 километров. Низменная часть простиралась на ширину до 3 километров, переходя в невысокую гряду гор, служивших водоразделом между реками Леной и Нюей. Этот длительный подъем - «тягун» назывался «Шаманом» и был началом мирнинской трассы. На вершине этой гряды - на 5-ом километре - от «Шамана» ответвлялась вправо дорога, идущая параллельно Лене к нескольким якутским селам: Мурье, Батамаю, Сельдыкелю. Там были отделения совхоза «Ленский». Все они тоже сильно пострадали при наводнении 2000 года.

На вершине этого водораздела соорудили позже аэродром, а потом построили новый поселок взамен разрушенного паводком города.

Границей между старой Мухтуей и более поздней застройкой была улица Каландаришвили, протянувшаяся от реки на север до старого аэропорта. Мне эта улица памятна тем, что в ее начале, прямо на берегу реки, жил мой друг Коля Левчук. Рядом с его домом был книжный магазинчик местной потребкооперации, где можно было совершенно неожиданно купить редкие издания. Чуть дальше к северу располагался стадион и районная библиотека. Там же был торговый центр потребкооперации: контора, склады, несколько магазинов разного профиля. (Все это, конечно же, снесено потопом).

Обустроенной набережной, так украшающей прибрежные города, в Ленске не было. Вдоль реки проходила проезжая дорога, местами асфальтированная, но избитая до предела. На набережной рядом с Колиным домом стоял пивной бар, пара детских садиков, памятник погибшим в ВОВ и небольшой домишко, где размещалась диспетчерская речного пароходства. Все это были добротные деревянные строения. Выше по течению на берегу реки стояло множество частных домов старой постройки.

При ординаре берег возвышался над уровнем воды метров на 10 -12, а при «большой воде» всего лишь метра на 2 -3. При малом уровне воды обнажалась большая коса с прекрасным мелким песком - отличное место для купания. Чуть выше по течению на большом острове паслись совхозные коровы, которых перевозили туда на все лето. Это было излюбленное место для рыбалки и отдыха на природе.

(Паводки на Лене очень впечатляющее зрелище! Я всегда старался оказаться в Ленске числа 10 – 15 мая и посмотреть на ледоход. Паводки мы всегда пропускали успешно с помощью авиации из Читы, своими силами рвали заторы. Хозяевами были. После проклятой перестройки вломились в Ленск якуты – демократы. Им не до паводка – успеть бы хапнуть что-нибудь. И вот результат – нет уютного исторического поселения! До слез жалко.)

От улицы Каландаришвили начиналась главная улица города, естественно, улица Ленина. Она шла параллельно набережной и выделялась только тем, что на ней, перед входом в парк, стоял уродливый памятник - малюсенькая статуя, окрашенная алюминиевой пудрой, на огромном по сравнению с ней пьедестале. Тут же помещались и местные власти, а позже построили большой почтамт. Конец этой улицы упирался в старую автобазу и угольный двор городской котельной. На этом же конце была основная база промышленных товаров с более чем десятком складов и контора нашего СМУ-1.

Но основным «хребтом» города, вокруг которого велась застройка, была улица Победы. Начиналась она от парка - большого массива нетронутой тайги посреди города - и протянулась более чем на 7 километров, кончаясь у поселка «Разведчик». В самом начале этой улицы, под соснами лесопарка стояла наша гостиница, собранная из нескольких ПДУ-шек. Тут же была старая больница, книжный магазин и несколько деревянных домов.

Первое пересечение улицы Победы было с Первомайской. Этот район стал впоследствии первым кварталом панельной каменной застройки. Там стояла большая школа, хорошая столовая - вечерний ресторан, милиция и большой универмаг «Северный». Здания райкома партии, универмага, столовой и еще несколько магазинчиков были первыми домами, выстроенными из шлакоблоков. Их изготавливали из шлаков городской котельной на полукустарном производстве.

Практически все промышленные предприятия Ленска размещались на улице Победы: слева были базы СМУ-1 и субподрядчиков, автобаза и авторемонтный заводы «Якуталмаза», комбинат железобетонных изделий, молочный завод, наши базы УПТК, механизации и огромная автобаза; энергопоезд из 12 энерговагонов по 1 Мвт и центральная подстанция 110/ 6 кв.; база геологоразведки и гидросилового оборудования Вилюйской ГЭС; завершали этот строй автозаправочная станция и контора нашего ДОК,а. Дальше - через полтора километра - был большой и уютный поселок геологов «Разведчик» со всеми атрибутами автономного района: своими магазинами, котельной, медициной и прочим.

Справа улица Победы была застроена не так густо: городская угольная котельная, баня, котельная промзоны, построенная позже, примитивные очистные сооружения, наш деревообделочный комбинат - зона для заключенных со сроками не более 4-х лет, - и далее сплошные склады продовольствия, оборудования, материалов - т.н. «второй транзит». В самом конце на берегу реки стояла база ГСМ с десятками резервуаров бензина и солярки.

Если приезжать в Ленск из Мирного, то, спускаясь с «Шамана», по улице Нюйской подъезжаешь прямо к местному пивоваренному заводу. Заведение довольно допотопное, но пойло пользуется успехом и рядом с воротами завода была устроена маленькая пивнушка: 4 столика, перегородка с плитой, на которой зимой подогреваются чайники с пивом. В окошко этой перегородки видна весьма вальяжная девица почему-то в вечернем платье без рукавов, командующая местными забулдыгами как хохол - ефрейтор.

Таким предстало мне впервые это место, когда с одним из наладчиков «СибЦМА» мы зимой приехали в Ленск. Пройдя по узкой траншее в снегу, на высоту до пары метров залитой то ли мочой, то ли пивом, мы вошли в эту парилку По тому, как заулыбалась девица за перегородкой, я понял почему мой спутник так настойчиво уговаривал остановиться на пар минут и попить пива с дороги. Девица тут же проводила нас за перегородку, налила какого-то особого пива из «своего» чайника и, не обращая внимания ни на меня, ни на ханыг, толкающихся возле окошка, стала выяснять кто из них больше соскучился. Выяснение привело к тому, что пивнушка закрылась, ханыги пошли поливать сугробы, я уехал в гостиницу, а мой наладчик появился там только утром, принеся с собою канистру пива. Как они эту гадость пьют, ума не приложу! Вода в Ленске была совершенно не пригодна для варки пива.

В Ленске, как ни странно для города, стоящего на берегу полноводной реки, самой большой проблемой была проблема питьевой воды. Естественно, что никакого водопровода в районах индивидуальной застройки, а это, практически 80% городской площади, не было. В эти дома воду завозили машинами-водовозками и заливали в бочки, выставленные возле домов. Плакаты «Воды!» постоянно висели на калитках. Особенно много воды уходило с весны, когда на каждом дворе надо было поливать рассаду в теплицах. Питьевую воду брали из артезианских скважин, т.к. забора воды из Лены не было. Вода в скважинах была очень жесткая и невкусная. Не удивительно, что ни промыть голову, ни сварить хорошее пиво было невозможно. У меня после пребывания в Ленске еще неделю зудела кожа и налаживался желудок.

Такая же проблема была и с канализацией. Каждый дом имел свою выгребную яму, которую надо было периодически опоражнивать. Для этого был целый парк машин. Такой уж был город Ленск, что самыми выгодными профессиями там стали профессии шофера на водовозке и говновозке. Попасть на такую машину считалось большим везением. Зарплату на этой работе можно было и не получать - приработок от хозяев был в несколько раз больше этой зарплаты.

Чтобы закончить описание города, которого уже нет в прежнем виде, надо рассказать еще о двух больших улицах - Заозерной и Чкалова.

Заозерная начиналась справа от въезда в город и была второй по протяженности после улицы Победы. От нее в обе стороны ответвлялись многочисленные переулки и улочки. Кончалась Заозерная на территории старого аэропорта.

Мне это место в Ленске очень нравилось. Там компактно расположился целый комплекс всех заведений, нужных командировочному: магазины, очень хорошая столовая, гостиницы - нашего Управления строительства ЛЭП и городская, автостанция рейсового автобуса и городского транспорта. Сама территория была подведомственна геологам и застроена уютными двухэтажными деревянными домами. Я всегда чувствовал себя там очень уютно и даже на обед приезжал с другого конца города. Мои шофера уже и не спрашивали, где будем обедать, а гнали прямо в «портовскую» столовую на пельмени.

Улица Чкалова шла параллельно Заозерной ближе к реке. Ничего примечательного на ней не было, кроме того, что большая ее часть проходила вдоль лесопарка. Кончалась она в старой Мухтуе, рядом с новым домом Левчука. Там же было кольцо автобуса, проходившего через весь город и связывавшего Мухтую с «Разведчиком». Это была одна из лучших улиц города - заасфальтированная и чистая.

Если после въезда в город, сразу после поста ГАИ повернуть влево, то попадаешь на объездную дорогу. На ней стояло несколько объектов, на которых мне пришлось немало поработать. Там располагалась база нашего УС ЛЭП, металлобаза «Якуталмаза» и целый комплекс новых цехов нашего ДОК,а: пилорама, сушилка с несколькими камерами, огромный столярный цех, административный корпус и, основная моя головная боль - угольная котельная. Все это только начинало строиться. На другой стороне территории ДОК,а было небольшое Щучье озеро, поросшее тиной, но удобное для сбора воды для пожарных нужд и котельной. Напротив размещался Ленский район электросетей и проходили ЛЭП-110 кв. из Мирного. На этом я, пожалуй, и закончу описание бывшего Ленска.

Хотелось бы на него сейчас посмотреть. Отдельные фото в Интернете показывают, что становится он стандартным современным «полисом» - одним из многих безликих поселений людей в великом своеобразном краю.

Пока я все это писал, у меня крепло убеждение, что вспоминать в хронологическом порядке очень непродуктивно. Наверное, лучше будет писать о проделанной в разное время, но в одном и том же месте, работе: Чернышевском, Мирном, Удачном, Ленске, Якутске. Так я, наверное, и поступлю.

10.62. Отступление от «инженерии»

Проводив родную тещу отправился я в «Энергетик» в гостиницу «Турист» немного расстроенным. Эта поездка запомнилась забавным эпизодом. Я как всегда поехал в Братск в магазин «Филателия» и рядом с ним, к своему огромному удивлению, встретил старого друга - Васю Кондрашкова.

Тот еще недавно был сотрудником уголовного розыска в Мирном и, учась на заочном в Иркутском Университете, познакомился с дочерью начальника Иркутского УВД и женился на ней. Поначалу они малость пожили в Мирном, куда молодая первым делом приволокла свой рояль, заняв почти всю 12-ти метровую комнату. Думаю, что спать им пришлось на этом скользком инструменте.

Папа - генерал не мог такого долго терпеть и Васю перевели начальником розыска в Падун, куда он и переехал вместе с женой и роялем. Теперь он уже был подполковником, но ходил, как все сыщики, в штатском.

Порадовались мы встрече и присели перекурить на скамеечку напротив магазина. Там постоянно крутились местные «жучки», спекулировавшие марками. Меня они, наверное, заприметили в магазине, где я выкупил все свои марки по подписке, поцокал языком на другие, купить которые денег не хватало. Так вот, один «жучок» этак развязно подходит к нам и, посчитав за заезжих лохов, предлагает мне купить втридорога весьма неказистые марки. Я отказался.

Этот разговор заинтересовал Кондрашкова и я объяснил ему что это за типы шастают возле магазина. Импульсивный Вася, ничего мне не сказав, походит к мужичку, берет его за руку и приводит к скамейке. Официальным голосом просит меня быть свидетелем спекулятивной деятельности и приблизительно оценить размер этого греха. Свою красную книжечку он предъявил с таким шиком, что я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Мужик перепугался страшно! Не нужно забывать, что это был 1972 год и спекуляция тогда каралась очень строго, а операции с почтовыми марками приравнивались к валютным.

Вася отобрал у барыги портфель и сделал вид, что загляделся на его содержимое. Я тоже, подыгрывая другу, сунул нос в портфель и перестал смотреть на незадачливого спекулянта. Видя такую нашу «оплошность», мужик рванул в соседние дворы с такой скоростью, что даже, если бы милиция и захотела, то не смогла бы его догнать. Но никто его догонять не собирался. Мы с Васей, прихватив портфель, отправились праздновать встречу и начало его деятельность на ниве борьбы со спекуляцией в Братске. Оказывается, нежданно- негаданно можно и таким способом пополнять коллекцию. Правда, в этом случае навар был небольшой - жучок был слабоватым филателистом: сплошь арабские марки - красивые, но не украшающие коллекцию.

Поскольку пришлось хорошо потратиться в дороге, да и марки стоили не мало, то следующие пару дней я до отвала наедался только местной садовой малиной с молоком и булкой. Стоило это всего ничего: рубль за литровую банку малины и по полтиннику за молоко и батон.

Все свои дела в Братске я сделал за пару дней и спокойно улетел в Мирный.

Дальше этот год памятен самым тяжелым событием в нашей жизни - болезнью Гали. После какого-то случайного ушиба у нее начала болеть нога, место ушиба стало припухать, но к врачу нашу маму отправить было очень трудно. «Само пройдет, ничего страшного». Вскоре наступать на ногу стало очень болезненно и я чуть не силой отвез ее к хирургу.

К тому времени нашего друга Игоря Мищенко перевели в Мирный, где он, несмотря на молодость, уже считался первостатейным хирургом. В поселке же был какой-то новый специалист, ничего не решившийся делать и отправивший нас в Мирный. Там Галю положили на обследование и Игорь разговаривал со мной так, будто это я сам лежу у него в палате. Я стал подозревать, что дело плохо, но насколько плохо, даже и не мог представить. Онкологическая проба была положительной. Гале поставили диагноз - саркома костного мозга. Онкологические заболевания в Якутии лечили тогда только в самом Якутске и нам предложили перевезти Галю туда.

Вариант для нас был совершенно не приемлемый, т. к. детей я не мог оставить, а за Галей был нужен уход, да и якутским врачам, чего греха таить, я не очень доверял. Игорь меня поддержал и посоветовал отправить Галю в Ленинград, где за ней будет и уход хороший, да и врачи там получше. С тяжелым сердцем пришлось так и поступить. Галя улетела в Питер, где ее встретили и проводили сначала домой, а потом положили в больницу на Песочной. Остались мы с детьми: Сережей, Андрюшей и Мариночкой одни в поселке. Нужно было привыкать к новой жизни.

10.63. Нужно еще и жить…

Уже через пару месяцев работа на участке стала принимать организованный характер, установился вполне приемлемый порядок. Дома после отъезда Гали тоже все как-то налаживалось.

В поселке построили новую начальную школу и Мариночка стала ходить туда. Мальчишки учились во вторую смену и тут, похоже, я потерял контроль за ними. Как в избитой сентенции: «Я ухожу - они еще спят, я прихожу - они уж спят». Правда, спать их уложить вечером было невозможно.

Сережка с ангельской улыбкой на лице уверял меня, что они утром сделают все уроки, а после школы им обязательно надо отдохнуть и помочь мне по дому. Устоять перед Сережкиной улыбкой я никогда не мог, тем более, что при этом и Маринка ластилась и Андрюшка надувал щеки. Переносили уроки на утро, но спали дети почти до обеда. Я прибегал их покормить и проводить в школу, успевая за это время только осмотреть и привести в порядок одежду, просмотреть дневники и тетрадки. Увещевания быть самостоятельными и серьезнее относиться к учебе почти не действовали - они и так были слишком самостоятельными. Вечерами мне надо было крутиться по дому с приготовлением обеда и уборкой. Правда, в своих комнатах ребята сами прибирались и поддерживали некоторый порядок.

Одевать их мне очень помогала моя кладовщица Лиза Шмелева. Она была мне хорошим помощником на участке: вела всю материальную отчетность, выдавала и хранила все материалы и дефициты. Когда мальчишки появлялись на участке, то первым делом подвергались тщательному осмотру и по его результатам Лиза то выдавала им либо связку меховых варежек, либо новые валенки, либо шапки и телогрейки. Она же постоянно держала связь с торговлей и приносила им рубашки, белье, носки и колготки. Все это оформлялось через магазин уцененных товаров и обходилось мне довольно дешево. Маринку помогала одевать соседка Маша Курако, у которой было три дочери и она покупала платья им и моей Маринке.

Благодаря добрым отношениям с торговлей, мы хорошо устроились с питанием. С наступлением первых холодов я ехал на штольню, где хранились мясные продукты и делал запас на всю зиму. Привозил полтуши говядины, тушу свинины, с десяток баранов, пару ящиков кур и уток, пару «колес» хвостов для бульона, мешок языков и еще чего-либо из ливера: печенку, почки и сердце. Все это мы разделывали, рассортировывали и выносили на хранение на веранду или под дом.

Большим подспорьем была пара наволочек с пельменями, которые нам лепили по заказу в ресторане. Стоило это, как сейчас помню, 1 рубль 80 копеек за килограмм и запас этот можно было постоянно пополнять. Такая система заготовки была для меня возможна только при оплате в рассрочку: бухгалтерия вычитала в течение нескольких месяцев из зарплаты.

Ребята - Слава Мурсюкаев и шофер Витя Власов - завели настолько дружеские связи на штольнях - мясной и рыбной, что сняли с меня массу забот. В магазине мы покупали только хлеб, сахар и что-нибудь по мелочи.

Так, одновременно с нулевым циклом на стройке, прошел и «нулевой цикл» у меня в ТЭУ и дома. Все притерлось и вошло в какую-то колею. Освободилось время даже для отдыха.

Как-то ранней осенью у Пономарева на море пропал родственник. Все ясно понимали, что отыскать там никого невозможно, но снарядили на поиски большой катер. Витя позвонил мне и предложил пойти с ним в море на поиски. Соблазн был очень велик, да и ребят захотелось прокатить по морю: пару дней можно было и прогулять ради этого школу.

Взял я мальчишек, Маринку поручил соседке и отправились в плавание. Для меня это были одни из лучших дней. Зашли мы почти до подпора, подходили ко многим островкам, сплошь усыпанными грибами, и много фотографировались. Снимок, где мои парни на маленьком островке, мне до сих пор нравится больше всех. Найти мы, конечно, никого не нашли. Вдоль всех берегов сплошными рядами плавали стволы лиственниц и если уж туда кого-нибудь занесет, то найти будет невозможно.

В ту же осень ребята натаскали столько грибов, что я замучился их обрабатывать. Хорошо, меня научили, что можно хранить жареные грибы. После целой недели жарения у нас на зиму было около десятка банок. Жаль, что гораздо позже я узнал, что грибы быстрее и лучше всего сушить под нашими калориферами. Можно было бы сочетать работу калориферов и сушку грибов. И почему мне такая простая мысль в голову не пришла тогда!

Дома у нас всего хватало, ребята были здоровы и особых хлопот не доставляли. Сережка, правда, что-то конфликтовал со своим физиком, а Мариночка пожаловалась, что какой-то второгодник якут Иванов дергает ее за косички. Я ее отправил с этой жалобой к братьям и те по-своему разобрались с обидчиком.

Обычные детские шалости, которые другим прощались, для моих ребят почему-то оборачивались бурной реакцией мамочек «обиженных». Ребята, действительно росли очень дружными и сильными - противостоять им было трудно. Ко мне повадились приходить из какого-то родительского комитета и жаловаться на мальчишек. Попутно с умным видом пытались учить меня воспитывать сыновей. Вова к тому времени уже служил в Армии, Сергею было 14, а Андрюше 12 лет.

Терпение мое однажды лопнуло и я спросил у какой-то мамаши-активистки: « У Вас сколько детей?» Та с апломбом заявляет: «Один!» Вот тут я ее и послал очень далеко и надолго - до того времени, пока у нее не будет три взрослых сына, а не один, жалующийся маме, недоносок, вокруг которого она приплясывает. Вместе с ней туда же пошли и остальные жалобщики. Ребятам, правда, пришлось прочесть нотацию, но не думаю, что она на них подействовала. Мариночка похлопала обоих по попам и сообщила мне, что она их наказала. Знала, что любимица в семье и хозяйка в доме.

10.64. Свои «приятные» заботы

Немало забот было и в хозяйстве ТЭУ. Одна из самых больших, но приятных - теплица. Стояла она возле автозаправочной станции на полпути между поселком и Таежным и включала в себя несколько секций, покрытых пленкой. В них на высоко приподнятых грядках росли цветы, огурцы и помидоры. По мелочи там еще много чего росло.

Всем этим хозяйством заправляла Шура - маленькая хрупкая женщина с твердым мужским характером. С ней там работали еще две женщины и работу они делали огромную! Когда меня в первый раз знакомили с теплицей я был просто удивлен, что всего лишь три женщины содержат в таком порядке огромное хозяйство и пообещал всяческую поддержку Шуре по первой же ее просьбе. Впрочем, этих просьб и не понадобилось - в теплицу я ездил часто и все дела постоянно обговаривал с женщинами. Вскоре мы притащили к теплице вагончик, где устроили небольшую столовую: стол, диван, посуда. Это было очень удобное место для встреч с приезжающими к нам людьми.

Рядом с нашей теплицей стоял большой свинарник Дирекции, где тоже работали несколько женщин. Естественно, что два «трудовых коллектива» сдружились и всегда можно было провернуть бартерные операции - мясо на овощи. Деловые связи еще больше окрепли тогда, когда оказалось, что Володя – единственный в поселке специалист по забою и разделке свиней - работает в ТЭУ. Приходилось регулярно, но не без выгоды для участка, отпускать его на свинарник и тратить пару баллонов кислорода.

Главная забота на теплице - пленка и навоз. Официально заказать пленку я не мог, ибо теплица нигде не числилась на балансе. Достать пленку можно было только в совхозе «Новый» треста «Якуталмаз». Там были огромные теплицы и богатенькие алмазники пленку меняли ежегодно. Новую достать было трудно, но бывшую год в употреблении мне пообещали дать.

Такую инициативу проявил мой новый знакомый - главный энергетик совхоза Володя Солнышкин. Меня к нему домой привез как-то летом главный энергетик «Якуталмаза» Володя Жуковский. Мы друг другу понравились и сохранили дружбу на долгие годы. И вот по весне я взял свой грузовой УАЗик и поехал в совхоз за пленкой, предварительно созвонившись с Солнышкиным

Чудесная стояла погода: легкий морозец и яркое солнце. Настроение было подстать погоде, а в кузове позвякивал ящик с нашим фирменным поселковым напитком «Стрелецкой» или, как у нас называли - «Колчин с топором» в честь единственного поселкового капитана милиции Феди Колчина. Еще до обеда приехали в контору совхоза.

Я был знаком со всеми специалистами совхоза: агрономом, зоотехником, механиком и завхозом. Все это были молодые русские ребята и мы сразу нашли общий язык. Все они дружной толпой стояли почему-то в коридоре конторы и выглядели несколько смурными. Оказалось, что к ним вот уже с месяц как назначили нового директора совхоза - молодую, незамужнюю даму из Ленска (повысили тамошнего главного агронома).

Эта новая метла настолько лихо стала мести, что теперь никто из главных специалистов не мог и чихнуть, как они мне сказали, без ее ведома. На мой вопрос: «А пленку вы мне дадите?» те только пожали плечами и направили меня в кабинет директора.

Директриса по имени Ирина Александровна приняла меня очень радушно. Было видно, что здесь ей поговорить не с кем и она решила отвести душу со мной. Более получаса она мне рассказывала, как тяжело женщине руководить таким большим хозяйством, как плохо ее поддерживают парни - главные спецы, которые, правда, сообщили ей о моем приезде и наших нуждах, но она ничем нам помочь не может. Все это я выслушал, периодически поддакивая и кивая головой, даже попытался «брать ее на обаяние», но все тщетно. «Отлуп» был полный.

С унылым видом вышел я из кабинета и опять встретил заинтересованные взгляды «порабощенных» главспецов. Все сочувствовали и подначивали красавца Солнышкина помочь мне и уломать директрису, уповая на какие-то особые между ними отношения. Все немного развеселились и я подумал, что это от того, что не только, мол, им плохо. Дело подошло к обеду и мы цепочкой по узенькой тропинке между большими сугробами пошли в столовую: не везти же мне ящик обратно.

По пузо в снегу вдоль тропинки стояло несколько якутских лошадок и казалось, что они упали в этот сугроб прямо с неба - не было ни одного следа, ведущего к ним, а снег не выпадал уже давно. Я тут же спросил у зоотехника: «Чем они там питаются что они такие толстые, и как они туда попали?» На это он, близко нагнувшись ко мне, сказал ( в переводе на литературный язык): «А кто их знает...» Это меня несколько развеселило.

В столовой в кабинете заведующей нам соорудили великолепный обед и мы очень даже неплохо сидели, когда я вспомнил, что куда-то запропал мой шофер - Витя Власов. Пить ему нельзя, но прилично пообедать ему было нужно. Тут и появился Витя: « Владимир Сергеевич, я уже загрузился, ехать надо и пусть кто-то поможет бочки в кузов закинуть». Чем он загрузился я даже не спросил. Ясно, что навозом. Торопиться мне не хотелось, Витьку усадили обедать. Настроение у меня было неважное. Я уныло сидел и придумывал, как добыть пленку. Приехать к Шуре только с навозом было просто невозможно: она верила в мое «всемогущество». Но все кончается, кончился и ящик, и обед.

Выхожу из столовой, а перед дверью стоит моя машина доверху загруженная пленкой! Столько пленки у нас никогда не было!

Оказалось, что коварные главспецы всерьез даму не воспринимали и делали все по-своему. Агроном, отправив меня к ней, поехал с Витей на склад и его кладовщица загрузила нам машину и новой и старой пленкой. Все это потому мне запомнилось, что такие скачки настроения случаются не часто.

Домой мы приехали «со щитом» и уже на следующий день я направил несколько человек перекрывать теплицу новой пленкой. Там ребята всегда работали очень охотно: далеко от начальства, близко к магазину и заботливым женщинам. Теплица каждую весну обновлялась и уже к 23 февраля мы всегда имели огурцы для окрошки, а к 8 марта все бригады получали по мешку огурцов.

Позже мы подтянули туда небольшую электрокотельную, подключили к ней и свинарник, что дало нам возможность, получая с Дирекции деньги за его отопление, полностью окупать наши расходы на теплицу.

Периодически в конце осени наступала пора заготовки на зиму овощей. В поселок завозили из Ленского района капусту и картошку, но всем этих овощей не хватало и некоторые предприятия сами завозили овощи для своих работников. Решил и я, пользуясь знакомствами в якутских совхозах, завезти на участок картошку.

В очередной приезд деятелей из Сунтарского района я договорился, что нам отгрузят машину картошки в обмен на некоторые материалы и выполненные работы. В Сунтары мы поехали на ГАЗ -52 «тепляке», взятом в автобазе. Шофер был пожилой и опытный, но какой-то болезненный - часто покряхтывал и молчал всю дорогу. По пути появились осложнения: большой участок пришлось ехать в объезд из-за ремонта дороги. Объезд был вдоль ЛЭП-110 по сплошным кочкам и двигались мы не быстрее 15 км\час. Потеряли на этом несколько часов и приехали в Сунтары уже ближе к вечеру. Куда дальше ехать я не знал, да и день был субботний. Нашел телефон и позвонил в совхоз на квартиру директора. Старушечий голос ответил, что его нет и находится он на свадьбе в Сунтарах.

Это меня обрадовало, оставалось только найти, где сейчас в Сунтарах справляют свадьбу. Несколько вопросов местным жителям и мы уже подъезжаем к добротному дому с большим двором и высоким забором. Особого праздничного шума не было слышно и я рискнул зайти во двор. Так мы попали на якутскую свадьбу.

Директора мне нашли сразу. Был он лишь слегка навеселе; видно, свадьба началась недавно. Поздоровался очень радушно и что-то громко сказал по-якутски. Я понял, что он меня представил, т.к. меня чуть не силой потащили во главу стола и усадили. Чувствовал я себя неловко: кругом были молодые якуты в белых нейлоновых рубашках и несколько более пожилых и представительных якутов в строгих костюмах. Я же в своем свитере и унтах выглядел чужеродным телом. Оказалось, что женился родственник моего знакомого и он тут был за распорядителя пира. Пили исключительно из фужеров. Шофер от посиделок за столом отказался и ему предложили поужинать. Я попытался поговорить о деле, но разговор был очень короткий: сегодня ничего сделать нельзя, а завтра с утра все будет сделано в лучшем виде. Это мне и так было понятно, но задерживаться здесь не хотелось и настроение у меня от этого не улучшилось.

Я вообще не люблю всяких шумных сборищ, а тут кругом незнакомые люди, для меня они все на одно лицо и все требуют внимания. После первого фужера водки я налег на закуску, помня, что после строганины не пьянеют. Хорошо, что общаться пришлось с солидными пожилыми якутами, у которых были свои заморочки со здоровьем. На спиртное они не налегали и меня не заставляли. Молодняк высыпал во двор, часть которого была перекрыта брезентом. Там перекуривали и танцевали. Все это в одних нейлоновых рубашках при морозе в 20 градусов!

Среди них выделялась крупная для якутов симпатичная молодая девчонка. Она неутомимо заводила всех гостей и вообще была душой праздника. Директор что-то сказал ей, показывая на меня, а она в ответ согласно кивала головой. После этого подошла ко мне и сказала, что мы должны подъехать к этому дому завтра утром в 9 часов. Праздник продолжался и уже через пару часов гости пошли в разнос.

Перепробовал я все якутские национальные блюда из жеребятины и рыбы, прекрасные пироги и даже чаю попил перед тем, как поехать в гостиницу. Места нам там заказали по телефону и разместили вполне уютно. Шофер мой, видимо, переел на свадьбе, хоть и не пил ничего крепче кумыса. Всю ночь он крутился и постанывал. На мой вопрос ответил, что желудок у него давно барахлит, но все было так вкусно, что отказать себе в удовольствии он не мог.

Утром мы были на месте. Девица нас уже ждала и проводила до овощехранилища. Там споро трудились вчерашние гости со свадьбы, наполняя мешки картошкой. Выносливый народ! Наши бы не смогли после такой попойки да еще в воскресенье за два часа накидать 75 мешков картошки и загрузить наш «тепляк» доверху. Продемонстрировав ударный труд, все якутята пошли продолжать свадьбу. Я от настойчивых приглашений еле отбился. Передав благодарность и привет своему знакомому и молодоженам, мы выехали домой.

Бензина у нас было достаточно, машина бежала хорошо и груженую не так трясло на объездной дороге. Все шло к тому, что домой мы приедем еще засветло. Но... На подъезде к поселку дорожников - МУАД у шофера начались такие боли, что машину вести он не мог. Его всего скрючило и трясло.

Мне пришлось садиться за руль и спешить к медпункту. Водила из меня почти никакой, а тут такой «форс - мажор»! До медпункта доехали и нам повезло: врачиха жила в том же доме. Осмотрела она моего «деда», ничего страшного, по ее словам, не нашла, сделала какой-то укол, но садиться за руль ему запретила. Хотела даже отправить на «скорой» в Мирный в больницу, но тот отказался наотрез. Отлежался часок и, кряхтя, полез в кабину.

Я сел за руль и, благословясь, поехали мы с ним в Чернышевский. Первые километры до Мирного я привыкал к машине и дороге, а после города уже вполне освоился. Хорошо, что было воскресенье и встречных машин совсем мало было. С огромным облегчением тормознул я возле нашего теплого склада, вызвал кладовщицу и дежурных электриков на разгрузку. У меня еще долго от напряжения и с непривычки дрожали руки.

Вся зима после Нового года прошла в нормальной работе. Агрегат пущен, авралы кончились.

В эту зиму появился в Надежном главный энергетик Управления. Пригласили на эту должность начальника монтажного участка «Сибэлектромонтажа» Юрия Глазова. Я его раньше не знал. Он приехал прямо в Надежный, там его участку работы не было, рабочих разрешили отправить на другую стройку, а ему не хотелось расставаться с квартирой в новом доме. Поискал работу и ему предложили эту должность. Парень он был очень грамотный, но совершенно не представлял, чем он должен заниматься и как все это делать. Такое положение было и у меня в 69 году. Одинцов отправил его ко мне на стажировку. Удивительно приятный был парень! Мне он как-то сразу понравился и манерой скромно держаться и рассудительностью. Обедать пошли ко мне домой. Там оказалось, что он страстный книголюб и филателист. Вот тут уж было нам о чем поговорить!

Я оставил Юру жить у меня в Вовкиной комнате и он целыми днями листал книги и рассматривал марки. На работе ни во что не вмешивался и внимательно присматривался к делам. Мои дамы ввели его в курс дела по отчетности и всем другим бумажным делам. Особенно много мы с ним разбирались в заявках на материалы и оборудование: меня очень беспокоило, что они составлялись совершенно бездумно и в результате мы имели массу неликвидов и не имели того, что нужно для работы. У меня уже были к тому времени наброски методики составления, обоснования и защиты заявок. Глазову они понравились и он пообещал пробить внедрение этой методики приказом по Управлению. Я вздохнул с облегчением - не придется ехать для этого в Надежный. Уезжал Юра очень довольный. Выпросил у меня несколько книжек из географической серии и марок на обмен. Предполагалось, что ближе к лету я подъеду в Надежный и там он мне даст порыться в своих завалах книг и марок.

Разделение «сфер влияния» оставалось прежнее: все вопросы северной стройки решает он, а все остальное - в моем ведении. Расстались мы дружески, договорившись съездить в Москву с годовыми заявками.

Тогда же состоялось знакомство с Анатолием Петровичем Рябовым. Впрочем, тогда он еще был просто Толей - главным механиком в нашем Мирнинском Управлении механизации, входившем в УСМР. Познакомил нас новый зам. по снабжению УСМР - типичный «доставала»: не очень грамотный, но очень коммуникабельный и пронырливый. Был он приятелем Леонова и теперь, когда Леонов перебрался в Мирный главным инженером УПТК, стал на его место. По работе ему часто приходилось иметь со мной дело и мы были в хороших отношениях. Правда, не настолько, чтобы ходить друг к другу в гости. Поэтому я несколько удивился, когда он пригласил меня к себе «...посидеть немного вечерком...» после занятий в техникуме - он жил в бараке рядом с техникумом. Отказываться не было причин и после лекций я по дороге домой зашел к нему. Там он и познакомил нас с Рябовым, приехавшим к нему из Мирного.

Парень мне сразу понравился. Этакий невысокий крепыш с ясными глазами, хорошей улыбкой и веселым нравом. Я подозревал, что Харитонычу что-то от меня надо и не угадал. Надобность во мне была у Рябова. Оказалось, что он окончил только техникум и теперь начал учиться в институте на заочном отделении. Когда он стал говорить о видах на будущее, то это было так убедительно, что я сразу поверил, что этот парень своего добьется. Он искренне любил себя, родимого, в работе, а не работу как таковую. Она была для него только средством к вершинам карьеры. Сам я исповедовал совсем другую идею, но стремление делать карьеру мне в людях нравилось. Сейчас надо было помочь ему делать контрольные работы и в дальнейшем помогать в учебе.

Я никогда не отказывался от таких дел из простых соображений: почему не помочь человеку, если для меня это не трудно и очень полезно, ибо не забудутся знания, полученные в родном Военмехе и мозги поработают. Да и отвлечься от ежедневной строительной текучки было бы не вредно. Я согласился и расстались мы хорошими приятелями.

Надо сказать, что учился он рьяно - курс за курсом кончал без «хвостов». Контрольные по «теоретическим» предметам я помог ему сделать и потом некоторое время мы не встречались. Я попросил Витю Секирина и он сделал ему чертежи нескольких курсовых проектов и расчеты к ним.

Вскоре Рябова перевели в Надежный главным инженером Управления механизации. Там он отлично развернулся и стал одним из самых видных руководителей на строительстве Удачнинского ГОКа. Карьера началась.

10.65. Обыкновенные будни военмеха-строителя

В пору наступившего на стройке затишья все наши рыбаки резко активизировались. Как только сошел лед, на воду были спущены все лодки, а на участке появился свой катер. Настоящий «адмиральский», как называли такие катера на Балтике. Я уже не помню кому он раньше принадлежал, но катер был в приличном состоянии и даже с капитаном. Нужно был всего-то принять капитана на работу и взять катер на баланс. Но как это сделать, не нарушив закон, я не знал. Главное, что никто на этот катер своих прав не заявлял, а капитан ссылался на таких владельцев, которых и след давно простыл. Я решил на свой риск и страх узаконить посудину.

Ребята из Дирекции написали мне заказ на ремонт этого катера, т.к. он стоял у них на слипе. Под этот заказ я составил дефектную ведомость, из которой явствовало, что катер никуда не годен и его надо списать. Сочинили акт на списание, сдали соответствующее количество металлолома и у меня на участке оказался бесхозный «адмирал». Дальше было проще. Оформили его, как изготовленный на месте из «..отходов и с применением заводских деталей и двигателем от списанного МАЗа...». Теперь вполне узаконенный катер мог бороздить воды Вилюйского водохранилища, в просторечии именуемого «морем».

На этом море было у нас несколько постоянных мест базирования - зимовьев. Там были вполне приличные строения из плавника, выкопаны ямы в мерзлоте для хранения рыбы, необходимые запасы продуктов, постоянно пополняемые. Ближайшее зимовье располагалось всего лишь в часе хода на «Казанке» за т.н. «Вторым разливом». Дальше уже к «подпору» отправлялись заядлые рыбаки, а здесь постоянно устраивались «профсоюзные» вылазки на природу. Я на эти вылазки выехал всего пару раз - очень уж лютые там комары. Да и все удовольствие от общения с природой пропадает, если торчать все время на одном месте, зная, что по своему желанию не можешь когда угодно отсюда уйти.

Мальчишек своих брать туда я тоже опасался, т.к. народ они были настолько самостоятельный и неуправляемый, что ждать от них на море можно было чего угодно. Лучше не рисковать.

Как всегда летом (не зимой же в Якутию ехать!) к нам стали наведываться из Москвы министерские чины разного ранга. Один из таких появился в отделе главного механика и занялся проверкой расхода ГСМ на стройке. Натуральный был Хлестаков! Очень серьезно «надувал щеки», говорил в растяжку и поначалу нагнал на девчонок в отделе страху. Главный механик был в Надежном и они пришли ко мне с просьбой заняться приезжим начальством.

Для меня он никаким боком начальством не был и поговорил я с ним спокойно и, как мог, внушительно. «Мол, Вы тут на простых сотрудниц не давите, а если что-то серьезное обнаружится в Ваших изысканиях, то обращайтесь ко мне, ибо мы два неразделимых отдела и я отвечу на все вопросы, если найду для этого время». На следующий день он пришел ко мне в кабинет и стал объяснять, что он нам никакого зла не желает, что эта поездка на дальнюю стройку у него первая и без результата он приехать не может, а накопать чего-либо серьезного тоже не может. Поэтому ему надо помочь и самим на себя что-либо накропать, а так - то он нас похвалит, ибо здесь ему все нравится. Я стал уточнять, что ему нравится и оказалось, что кроме природы, ему очень нравится здешняя рыба, но только ему мало довелось ее попробовать. Дело было поправимое. Мои ребята после обеда повезли его на море с ночевкой, ухой и «Стрелецкой». Девчата тем временем должны были сами на себя написать «... о некоторых недостатках».

Все так и получилось. Приехал он с рыбалки опухший от комариных укусов, с крепким перегаром и в полном восторге от пребывания на Вилюе. Для закрепления эффекта я пригласил его к себе домой на обед - парень мне понравился, а потом взял его с Маринкой и соседской дочкой в грибы. Отвез их на 6-ой километр, приказал никуда от дороги далеко не уходить и поехал на работу. В конце дня приезжаю за ними, а они сидят возле дороги, отмахиваются от комаров и никаких грибов не набрали. Мариночка объясняет, что «.. этот дядька в лес идти забоялся, а около дороги грибов нет». Смех, да и только. Проголодались они изрядно и пришлось компенсировать неудачный поход в лес хорошим ужином. После этого у меня появился верный «друг и доброжелатель» ( как он себя назвал) в Министерстве - Витя Ершов. Договорились, что там он мне поможет во всех делах, когда я приеду на защиту заявок. На том и расстались на месяц.

Вскоре я подготовил все материалы по заявкам на следующий год по своим подразделениям. Нужно было ехать в Надежный, суммировать их с заявками строительства ГОКа и, как договаривались раньше, вместе с Юрой Глазовым ехать в Москву на защиту. Сделал все, как было задумано, но Глазова в Москву не отпустили и пришлось мне лететь туда одному.

Как тут не вспомнить доброго друга Юру Гиллера ! Он все еще работал главным бухгалтером в Гидроспецстрое и втягивался в семейную жизнь с директрисой музыкальной школы. Бабища оказалась с характером и совсем подмяла доброго Юру под каблук. К нам он приходил редко, да и несчастье на него обрушилось ужасное - утонул его сына Саша - мой сосед. Юру было не узнать - стал похож на спущенный воздушный шарик и всерьез готовился уезжать из поселка куда-то к Новороссийску, где у нее был свой дом. Встретились мы в магазине, разговорились и узнав, что я еду в Москву, Гиллер несколько оживился и велел мне придти к нему в контору на следующий день. Там меня ждал приятный сюрприз: оказалось, что я целый год помогал ГСС отапливать их огромную базу, экономил при этом электроэнергию (а я и, правда, с них за энергию не брал - незачем было) и тем самым повысил их показатели. За это мне, кроме зарплаты годовой - 50% по совместительству - полагалась еще и премия довольно приличная. Все было оформлено соответствующими приказами и я с удовольствием расписался в ведомости. Часть денег тут же отправил в Питер - Галю выписали из больницы, а часть пригодилась мне для поездки в Москву. Кроме небольшого чемоданчика взял еще с собой коробку копченой щуки на заводе и вылетел в Москву.

10.66. Москва командировочная

Сколько раз мне приходилось бывать в Москве я уже и не припомню, но вот эта поездка почему-то запомнилась отчетливо. Раньше, когда приезжал на соревнования или с Колымы и Якутии по делам, или просто проездом, то впечатление от столицы у меня было самое неприятное. Все куда-то бегут, народ какой-то наглый, кругом толчея и неразбериха. Чего-то такого я ожидал и в этот раз.

Самолет как всегда прилетел рано и пришлось коротать время в аэровокзале, отводя душу в буфете с сосисками и пивом. Перегруженный тем и другим, не выспавшийся, я появился в Главке. Оставил на вешалке свои вещи и беспрепятственно прошел в здание по удостоверению. Пишу об этом только потому, что первый вопрос, который мне задал Ершов при встрече был о том, кто мне заказал пропуск. Оказывается, что там установили довольно строгую систему пропуска и всем сотрудникам выдали служебные удостоверения. Начальство получило красные «корочки», а все остальные - синие. У меня давно, еще после поездки на экзамены, было «красное», что повергло моего «дружбана» в удивление.

Отметил командировку, получил направление в министерскую гостиницу на Чистых Прудах в Дурасовском переулке и пошел устраиваться. Раньше мне приходилось пару раз останавливаться в гостинице, расположенной в переулочке, соединяющем Арбат с Новым Арбатом, рядом с театром Вахтангова. Место хорошее, но очень уж шумное, да и добираться на Китайский проезд было неудобно. Гостиница на Дурасовском мне понравилась. Стоит она в глубине тихого переулка напротив проходной Военно-инженерной академии.

Дела свои я сделал на удивление быстро. Очень милые дамы, сидевшие на дележе материалов, получив материальный привет от Люды Павленко, отнеслись ко мне внимательно и дали сводную ведомость Главка. Я сам отграфил столбец - «ВилюйГэсстрой» - и проставил нашу потребность по всем материалам. Рядом были столбцы Братска, Красноярска, Средней Азии, по сравнению с которыми наша потребность, даже самая завышенная, была просто мизерной. У меня была полная уверенность в том, что все требуемое мы получим. Справился я с этим делом всего за два дня, но должен был дождаться когда сверстают и утвердят эту разнарядку. Появилось окно для небольшого отдыха в Москве.

Принес я милым дамам большой торт к обеду и бутылку коньяка для укрепления делового знакомства и, взяв копии разнарядки, пошел в гостиницу.

Следующий день запомнился мне надолго своей какой-то гротескностью. Началось все с того, что я пригласил Ершова пообедать в ресторане «Арагви» рядом с Минэнерго. Захотелось мне угостить этого неплохого парня, но марку «северного человека» ронять не хотелось, потому-то и возник этот ресторан.

В обед пошли туда. Лучше бы не ходить: кормили отвратительно, обслуживали и того хуже. Проторчав там 2 часа и похлебав жидкого пойла, выдаваемого за чанахи, еле угрызя кости от козы, ушли мы оттуда голодные и трезвые, ибо водку там не подавали, а ничего другого я не пью.

Поднимаемся вверх к ул. Б. Хмельницкого, где мне надо поворачивать направо в гостиницу, но чувство полной неудовлетворенности не дает покоя. Я у Виктора спрашиваю: «Тут где-нибудь можно плотно покушать и нормально выпить?» Такое место нашлось здесь же в полуподвальном помещении. Вполне приличная столовая, но... спиртное там не подают.

Вижу, что Витя что-то хочет мне сказать, но не решается... Я его понял без слов и даю 25 рублей на пару бутылок водки. Моего «министерского сотрудника» как ветром сдуло. Пока дородная официантка принесла все, что я заказал, он уже вернулся. Я понял, что маршрут ему хорошо знаком и накатан - пустым он придти не может, но никаких бутылок у него я не заметил. «Принес?» - спрашиваю, а он прикладывает палец к губам и оглядывается. Садимся, выливаем из двух стаканов компот и тут он показал класс: наливал из-за пазухи, да так ловко, что даже бульканья не слышно. Сказывалась большая практика. При хорошем русском обеде усидели мы с ним по пузырю и довольные вышли на улицу.

Дальше - больше. Захотелось пива и толчком к этому послужила пивнушка, повстречавшаяся нам по дороге. Заходим за высокий забор, огораживающий провонявший мочой двор и попадаем прямо в пивную-автомат. Я в таких «рыгаловках» никогда не бывал, но Витя чувствовал себя здесь как рыба в воде. Каким-то образом сподобился взять без очереди пару банок пива, а мне и пить - то его уже было невмоготу - так захотелось вырваться на свежий воздух. Пить это пиво я не смог: так стало брезгливо, что даже протрезвел окончательно. Витя обе банки осилил и пошли мы дальше.

Очень мне захотелось к себе в гостиницу, куда я и позвал своего собутыльника. По дороге на углу у Чистых прудов зашли в «Пельменную», которую Витя уже за пару кварталов до нее очень нахваливал. Действительно, неплохие пельмени нам достались впридачу к еще одной бутылке водки.

Прихватив в Госснабе пару килограмм фирменных сарделек, а в буфете хлеба и винегрета пришли ко мне в номер и все это под разговоры и восторги Вити выпили. Парень был уже «хорош», но твердо помнил, что ему надо на электричку с Курского вокзала.

Мне этот бесшабашный день уже надоел, спать хотелось, но отпустить его одного я опасался - пошел его проводить до вокзала. Пока пробирались дворами малость «отошли» и Витя предлагает зайти к своему соседу и постоянному попутчику в электричке на Фабрику - кухню возле вокзала.

Оказалось, что живет он аж в Павловом Посаде и каждый день тратит на дорогу более двух часов, просыпаясь в 6 утра, и едут они вместе с Колей, к которому мы идем. Приходим на Фабрику-кухню, но идем не в зал, как все люди, а во двор. Там стоит огромный сарай - склад, доверху заставленный всяческими ящиками, коробками и холодильными камерами. Я мельком глянул на эти ящики и коробки и немало удивился: чего там только не было в тот век сплошного дефицита!

В конце сарая выгорожена большая каптерка, где и восседал Витькин сосед Коля. Был он там самым главным - бригадиром подсобных рабочих. Посредине каптерки стоял большой электрический «козел», а на нем небольшой чайничек.

Витя - нетрезвая душа - стал размахивать перед грузчиками своим министерским удостоверением, чтобы они знали, что он не просто алкаш, а алкаш «министерский!». Я же его друг, который приехал из такого далека, что они - грузчики - попадут туда только по приговору. Трезвого Колю этим было не удивить и я сдал ему Витю с рук на руки. Присел к «козлу» и незаметно разговорились мы «за жизнь» с этим Колей. Через несколько минут мне уже не хотелось уходить оттуда. Почувствовал себя как дома у электриков.

Тут я увидел, что команды бригадира выполняются быстро и четко: самый молодой махом сбегал к вокзалу и принес пару бутылок водки «за знакомство». Пока он бегал другой молодой сгонял на Фабрику и принес полный тазик отличных котлет, такой же тазик картофельного пюре, зелени, свежего хлеба и гору чистой посуды. Еще одному Коля что-то пошептал на ухо и тот, схватив сумку, куда-то исчез. Мужики подходили к «бугру» по очереди, получали по половине стакана водки и уходили к себе. Мы же сидели при такой обильной закуске еще почти два часа и говорили о Москве, о Севере и о непростой жизни в целом, как два старых знакомых.

Как же я проклинал тогда Витьку, за то что мы сразу не пошли к его соседу, а столько времени и денег потратили на пустое хождение по московским забегаловкам!

Настало время прощаться; договорились, что я еще зайду к ним завтра, а пока Коля вручил мне большую сумку, наполненную тем, что я ему назвал дефицитом у нас: копченой колбасой, пакетами перца, банками с вареньем и маленькими огурчиками. Все это стоило гораздо больше того, что я затратил на угощение, но Коля ни о каких деньгах слушать не захотел и отправил меня домой. Ребята подхватили «министерского» и пошли на электричку. Пришел я в гостиницу и тут же уснул, а наутро со смехом вспоминал этот день. Да и помню его до сих пор - такого несуразного дня у меня в жизни больше не было. На Фабрику - кухню я потом несколько раз ходил пообедать и пообщаться с ребятами, да и в последующие командировки не забывал Колю.

Домой я вернулся, сделав все дела, наладив хорошие деловые связи и с полной сумкой вкуснятины для детей.

10.67. Ленск строится

Наступившее после пуска первого агрегата затишье позволило мне вплотную заняться другим стройками. Особенно тревожное положение к тому времени сложилось в Ленске. Носило это чисто субъективный характер: вечные нелады между руководством генерального застройщика - СМУ-1 и нашего же ДОК,а. Комбинат обеспечивал СМУ строительными материалами и столярными изделиями и делал это небезупречно, что давало строителям повод валить на ДОК все свои промахи и завалы плана. Распри там шли бесконечные, а разбираться в них постоянно приходилось не только «Мирныйэнергопромстрою» (МЭПС), к которому относилось СМУ-1, но и Управлению строительства. По этой причине в Ленск часто приезжал начальник МЭПС,а Василий Григорьевич Великий, а почти весь период навигации на Лене там пропадал зам. начальника нашего Управления по снабжению Михаил Владимирович Овчинский.

Для меня же Ленск был просто «зубной болью». Там настолько сложно было обеспечивать строительные объекты энергией, а особенно теплом, что командировки в Ленск у меня стали регулярными. Усугублялось это еще и тем, что главным энергетиком в СМУ-1 был хороший местный парень Рудольф с образованием в 10 классов, полученным в вечерней школе, где его жена была директором. «Хороший парень» никогда не было профессией, но у него это как-то получалось - все ему помогали, благо связи в Ленске были большие.

Очень слаба была энергослужба на комбинате по той причине, что в Ленске хорошему специалисту всегда можно было найти работу, гораздо лучше оплачиваемую. На ДОК,е у нас работали заключенные - мелкая местная шпана со сроками не более 4-х лет и немного «химиков». По реке сплавляли лес, на ДОК,е его пилили и делали всю столярку. Качество этих изделий оставляло желать лучшего и потому, что столярный цех был примитивно оборудован и потому, что сушить нормально лес не успевали. Изделия шли «винтом», заказчики не принимали объекты и СМУ-1 вполне обоснованно жаловалось на комбинат. Те ссылались на объективные условия работы и распрям этим не было видно конца.

Было решено построить новый ДОК с полным комплексом деревообработки, включая собственную угольную котельную и сушилки. Хорошо бы поставить там электрокотельную, но для Ленска это было невозможно: очень слабая линия 110 кв. и всего лишь 16 Мвт установленной мощности трансформаторов, загруженных «под завязку».

В самом уютном месте города - на окраине лесопарка, рядом со всеми магазинами, столовыми и кинотеатром располагалась наша гостиница. Соорудили ее из нескольких ПДУ, как и мой дом. Поэтому там было несколько маленьких «келий» и одна большая комната на пятерых жильцов, огромная веранда и пристройка из бруса, где проживала семья «хозяйки гостиницы». Там было всегда чисто, уютно и спокойно. Имелся полный набор всего домашнего и кухонного инвентаря и даже небольшая библиотечка, постоянно пополнявшаяся журнальными подписками.

Однажды так совпало, что Великий, Овчинский и я одновременно приехали в Ленск каждый по своим делам и поселились в этой гостинице. Овчинский постоянно находился в Мирном при УПТК и они с Великим приехали вместе, а я на своем УАЗике приехал в самый разгар их споров о войне. Картинка была еще та: огромный Овчинский вальяжно развалился в кресле на веранде и явно подначивал разошедшегося Василия Григорьевича Великого.

Вопреки своей фамилии тот был маленького росточка, но очень подвижный и заводной. Провоевал он всю войну в танковых частях, был несколько раз ранен, демобилизовался в звании капитана и всем доказывал историческую роль бронетехники в войне, хоть это у него никто и не оспаривал.

Михаил Владимирович Овчинский тоже повоевал, но был не героическим танкистом, а полковником интендантской службы, что вызывало у Великого ядовитую ухмылку. М.В. на это не обращал никакого внимания и подначивал В.Г. как только мог по любому поводу. Тот заводился с пол - оборота и наблюдать за ними было одно удовольствие.

Меня Великий всегда призывал быть третейским судьей в их пикировках, что я и делал с самым серьезным видом. Хоть я очень и очень уважал В.Г. за его профессионализм и порядочность, но не мог устоять перед тем, чтобы иногда подыграть Овчинскому: очень уж смешно заводился Великий.

Так вот в тот приезд было уже очень поздно и предстояло лечь спать на голодный желудок, чего я в те времена не любил. У «вояк» был, естественно, казенный спирт и уже через полчаса мой шофер привез к нам в гостиницу Колю Левчука с полным набором местной закуски: рыбы, мяса и грибов. Просидели мы на веранде очень долго и как-то сразу после этого прониклись взаимными симпатиями.

На следующий день после работы мы с Колей съездили в кооперативное кафе и накупили свежего мяса и всего, что надо для солянки (т.н. «савреево фирменное блюдо»). Мне захотелось угостить стариков, да и сам проголодался. Не зря старался: солянка вышла великолепная! Пришел Коля Левчук, присоединился к нам Витя - шофер и усидели мы огромную бадью солянки на веранде, запивая спиртом с малиной. Такая была благостная обстановка, что до сих пор я помню этот вечер, как один из самых добрых и дружественных.

Ленск к тому времени стал настоящими «воротами алмазного края». Началась его интенсивная застройка многоэтажными каменными домами. Строительство вело наше СМУ-1, которым руководил Миша Ворчик. Был он мой земляк - белорус, парень грамотный, амбициозный и энергичный - последний из «бияновских мальчиков» в ВилюйГЭСстрое. В районе с ним очень считались и ценили его высокие деловые качества.

На первых порах готовые объекты сдавались со многими недоделками, чему всегда находилось объяснение и причины. Это уже стало привычным для Ленска пока там не появилась Валентина Сенникова. Она работала в Мирном главным инженером Стройбанка и алмазники предложили ей стать главным заказчиком по застройке Ленска. Для нее это был значительный карьерный рост, да и работа в банке не отвечала ее стремлению работать по своей специальности - инженера - строителя. Валя согласилась и для Ворчика наступили нелегкие времена.

Валентина не пропускала никаких недоделок, требовала строгого соблюдения смет, пресекала любые приписки объемов выполненных работ, благо, опыта ей было не занимать. На ленской стройплощадке создалась очень нервозная обстановка и все чаще приходилось вмешиваться в улаживание конфликтов МЭПС,у и ВилюйГЭСстрою. А поскольку мне чаще всех приходилось бывать в Ленске по своим делам, то и поручалось мне заниматься не своим делом на правах «старшего воинского начальника». Вскоре я знал все ленские стройки и передряги чуть ли не лучше, чем свои энергетические вопросы.

Одним из серьезнейших дел для меня стал пожар в зоне ДОК.а. Это было как раз во время эпопеи с линиями отбора мощности. Я был на ретрансляторе на 300-ом километре когда за мной приехала машина и пришлось, не заезжая домой, ехать в Ленск, где в зоне полностью сгорела столярка и лесопилка. Была суббота и я хотел поехать к мальчишкам в пионерский лагерь, Мариночка оставалась на попечении соседей, но все мои планы рухнули. Настроение было - хуже некуда когда я прямо с трассы приехал в зону.

Картина была неутешительная: дощатые помещения столярки и лесопилки полностью сгорели, станки тоже пришли в полную негодность. Кругом дым, под ногами зола и пыль. Посреди этого пейзажа ползает какой-то тип в шляпе, с умным видом вытаскивает обугленные куски электрического кабеля и что-то удовлетворенно бормочет.

Мне не хватало только, чтобы причиной пожара назвали короткое замыкание, а тип этот к тому вел. Я не сдержался и наорал на него, приказав сматываться с площадки. На меня несколько недоуменно посмотрели местные ребята, но ничего не сказали. Мужичок спокойно ушел, но уже через полчаса вернулся в форме капитана - пожарника и весело мне заулыбался. Оказалось, что это новый инспектор Пожнадзора и это его первое происшествие в Ленске.

Познакомились, разговорились о причинах пожара. И поведал он мне интересные нюансы из жизни пожарников. Оказывается, в их бланках отчетности перечислены все возможные причины возгорания (как он выразился «... вплоть до самовозгорания снега на крыше»), но в этом перечне нет того способа, которым пользуются заключенные, чтобы устроить себе выходные дни. Все этот способ знают: нужно наполнить презерватив или медицинскую рукавицу бензином и опустить ее в банку с крепкой марганцовкой. Все это накрывается промасленной ветошью или телогрейкой и оставляется на ночь. Гарантировано, что к утру бензин разъест резинку, жидкости соединятся и пожар обеспечен.

Капитан даже нашел на пепелище мастерской такую кружку и кучу сгоревшей ветоши, но приложить все это к отчету не мог и придумывал подходящую причину пожара. Мне было все равно, что он придумает, лишь бы не электричество. Обошли мы с ним все сборки на зоне: все было обесточено после работы в пятницу. Зафиксировали это протоколом и я успокоился. Этот опыт очень пригодился мне впоследствии в Надежном, где пришлось разбираться с пожаром, повлекшим огромные убытки.

Много забот требовала наша автобаза в Ленске. Энергохозяйство было очень запущенное и требовало капитального ремонта, а ни денег, ни специалистов не было. Энергетики, на уровне среднего качества бригадиров, менялись там чуть ли не раз в полгода.

Руководил автобазой мой хороший друг - Владлен Соснин. Познакомились мы с ним еще в 1969 году, когда я еще только начинал работать в Управлении. Свели нас наши имена: на всей стройке было только три Владлена: Бухман - начальник СМУ основных сооружений ВГЭС, Соснин - начальник автобазы в Ленске и я.

Соснин мне сразу понравился своей разухабистостью и независимостью. Началось с того, что он появился в Управлении в новенькой пилотской кожанке, чем вызвал острую зависть профсоюзного и партийного начальства. Председатель Объединенного профкома Дробышев настырно допытывался: где он достал такую куртку. Соснин сделал очень серьезную рожу и ответил, что по навигации в УПТК пришел целый контейнер с такими куртками и в Ленске скоро уже все приоденутся в них. Дробышев помчался к Батенчуку с воплем о произволе, творящемся в Ленске и просьбой разрешить ему выехать туда, чтобы заняться дележом прибывшего дефицита. Батя отмахнулся от него и тот погнал в Ленск, прихватив с собой секретаря парткома - тому тоже куртку захотелось.

Через день из Ленска звонок: «Где этот Соснин!? Задержите его до нашего приезда!» Мы как раз сидели у Бати в кабинете, когда зашла секретарь и сообщила об этом. Соснин сидел тут же. Батя уставился на него самым строгим взглядом и Вовка выложил как на духу, что разыграл профсоюзное начальство. «Очень уж им хотелось кожанку - просто не мог их огорчить. Может быть, действительно, что-нибудь пришло» - заявил он с самым невинным видом. Все расхохотались, а Батя погрозил своему любимцу кулаком. Соснин был его выдвиженцем. Батенчук умел находить людей и увидел в простом шофере-дальнобойщике прирожденного руководителя.

Соснин сам пришел ко мне со своими заботами по энергетике. Он был единственный человек в моей жизни, который звал меня «Владик». Я не люблю свое имя и никогда им раньше не представлялся и все звали меня Владимир Сергеевич, но когда слышал по телефону протяжное «Вла-а-адик..» то уж точно знал, что это Соснин и на душе становилось теплее.

Кроме нашей автобазы в Ленске были еще два крупных автохозяйства: «Алмаздортранса» и пассажирское (ПАХ). С алмазниками никаких дел у меня не было после сдачи им огромного гаража и ремонтного завода, а вот с ПАХ меня связывало многое. Начать с того, что главным механиком там стал работать Коля Левчук. Через него мы близко сошлись с главным инженером ПАХ Борисом Федоровым. Очень был колоритный мужик! Если бы он был молодым в теперешнее время, то уж наверняка влез бы в политику и коммерцию. Это был прирожденный аферист в самом лучшем смысле этого слова. Пробивной способности у него было в избытке. Благодаря ей ПАХ переехал в новые гаражи, выстроил себе большой многоквартирный каменный дом в самом центре города, первым начал осваивать дачи на берегу Лены и еще много полезного делал он для людей. Но наравне с этим ухо с ним надо было держать востро! Коля с ним частенько конфликтовал и мне выпадало стоять между ними. Дело было крайне неблагодарное, ибо все споры проходили в «неформальной обстановке» и очень эту обстановку омрачали.

Я много помогал ПАХ что было для наших масштабов совсем не трудно и стал там своим человеком. Тогда ходили новые автобусы «Икарус» от Ленска до Чернышевского и шофера частенько привозили что-нибудь из Ленска и всегда приглашали поехать в Ленск на автобусе. Я пару раз прокатился с ними, но на своей машине было как-то уютнее и свободнее, но передать можно было все, что просил Коля, регулярно.

Вскоре в ПАХ,е дело наладилось и Левчук заскучал. Ему, как и мне, всегда хотелось что-либо начинать с нуля и что – то там «преодолевать». Так он попал в Энергонадзор.

Начальником Энергонадзора всего региона был выходец из Ленска Борис Федорович Соловьев. Его многочисленная родня жила в старой Мухтуе на самом берегу Лены рядом с Колей. У его братьев и матери было несколько добротных домов, которые наверняка снесло наводнение 2000 года. Невысокий, крепенький и прянично красивый Борис был к тому же еще умен и пройдошист.

Он сразу оценил все выгоды своего контролирующего и ни за что не отвечающего положения. Пользовался он этим совершенно беззастенчиво. У него только до двух человек руки не доставали: главных энергетиков «Якуталмаза» и «ВилюйГЭСстроя» - это было Союзное подчинение, но нашим подразделениям он мог изрядно потрепать нервы. Особенно это проявлялось тогда, когда ему лично что-то понадобилось.

Но, как ни странно, у себя на родине - в Ленске у него не было такого влияния. И не потому, что не хотелось, а просто потому, что некому было постоянно проводить его линию. В тамошнем отделении Энергосбыта работали только женщины, которые исправно собирали абонентскую плату, выполняли всю канцелярскую работу, но отнюдь не были специалистами - энергетиками. Это значило, что проверить грамотно предприятия или принять экзамены у персонала они не могли и приходилось гонять из Мирного грамотного специалиста, а их там было - то всего два - три человека. Нужен был толковый и энергичный мужик и Борис предложил Левчуку возглавить Энергонадзор в Ленске. Коля согласился.

Меня это очень устраивало, ибо у моего друга появлялись права обследовать наши предприятия, дать объективные ( в этом я был уверен!) предписания и проследить за их выполнением. Кроме того, Коля, как грамотный специалист, мог теперь на законном основании посоветовать и помочь моим работникам во всех делах. Вообще, открывалась бездна новых возможностей сотрудничества.

В тот год уже поздней осенью в Ленске у меня впервые прихватило сердце. Повод для этого сам по себе был и горестный и курьезный. Я приехал разобраться с приходом материалов за период навигации, распределить их по подразделениям и установить порядок транспортировки, чтобы не устраивать залежей в Мирном и Ленске. Работы было очень много, да и работа эта мне была неприятна: всегда кто-то был недоволен. Было много писанины и к концу дня я порядочно уставал, но поручить это дело нельзя было никому.

В разгар этой работы срочный звонок из Надежного. Главный инженер - Одинцов - поручает мне возглавить какую-то комиссию по какому-то смертельному случаю, происшедшему в СМУ-1. Я ничего об этом еще не слышал и отправился в контору СМУ, чтобы разобраться в чем там дело. Захожу в кабинет Ворчика и застаю там крики и споры на самых повышенных тонах.

Из Надежного приехал молодой и не очень толковый начальник отдела техники безопасности. Правда, сам он был о себе высокого мнения и, очевидно, поэтому орал на якута - полковника МВД. Спор был в самом разгаре. И спорить было о чем.

Я представился как председатель комиссии - «старший воинский начальник» от ВилюйГЭСстроя (даже вспомнил, что и я полковник внутренней службы) - и выслушал заметно волновавшегося Ворчика об обстоятельствах дела.

Одну из стройплощадок СМУ-1 охраняла вневедомственная охрана МВД Якутии. Приезжий полковник и был начальником этой якутской ВОХРы. Местная дама - начальница районного отделения ВОХР - приняла на работу по совместительству в качестве сторожей двоих парней, только что приехавших из Молдавии и работавших на этой же стройки рабочими в СМУ-1. Привела одного из них в вагончик на стройке и оставила сторожить. Провести приказом она их не успела, отложив это дело на следующий день. Формально постороннего человека оставила на своем (ВОХР) рабочем месте - сторожевом вагончике. Парень был непьющий, но курящий. Умудрился он запереться в вагончике вместе с собакой, закурил и так крепко уснул, что не почувствовал гари и не услышал собачьего визга. Очевидно, сразу же угорел от ядовитого дыма от тлевшего ватника. Короче говоря, когда утром пришли рабочие из вагончика валил густой дым, а когда открыли дверь, то полыхнул огонь. Быстренько затушили пожар и вытащили уже мертвого парня и собаку.

Так вот спор шел о том на кого повесить этот смертельный случай: на СМУ-1, поскольку погибший был работником СМУ-1, или на ВОХР, т.к. тот был направлен на работу их бригадиршей и погиб на их рабочем месте. Собственно, спорить то было не о чем. То, что он не был оформлен на работу в ВОХР приказом - это просто служебное преступление руководителя, допустившего парня к работе, не оформив его и не проведя даже предварительного инструктажа, а не причина спихнуть покойника на СМУ-1.

Разобрался я с этим делом быстро, но доказывать совершенно очевидную истину якуту-полковнику было непросто, а тут еще и наш молодой бычок все время лезет бодаться. Я вспылил, выгнал его из кабинета и довольно быстро заставил полковника подписать протокол. Перешли к примирительному чаепитию, но мне вдруг стало так плохо, что Миша даже испугался. Срочно прибежала с первого этажа фельдшерица и вогнала мне пару каких-то уколов. Голова кружилась, слабость была страшная. Отвез меня Ворчик в гостиницу и вызвал врача. Пришлось проваляться в постели около недели и с тех пор постоянно носить с собой валидол.

Вообще о Ленске я могу вспоминать долго, но чтобы временно прикрыть эту тему скажу только что мы с Левчуком разработали совместный с Энергонадзором план по реконструкции энергохозяйства всех наших предприятий в Ленске. Для этого Коля тщательно инспектировал их, выдавал подробные предписания, обязательные к исполнению, и назначал сроки выполнения, естественно, согласовывая их со мной. Под эти предписания я составлял план работ, сметы и перечень материалов. Все это утверждал в Управлении и мои энергетики имели все законные основания привлекать субподрядчиков и получать материалы. Все это нам потом оплачивал заказчик и вскоре в Ленске у меня был относительный порядок на комбинате, базах и в СМУ-1.

10.68. Все когда-то кончается...

Закончилось строительство второй очереди Вилюйской ГЭС. Все интересы Управления были сосредоточены на огромной стройке Удачнинского ГОК,а. В Чернышевском осталось только строить постоянное жилье для работников ВГЭС, подобрать все недоделки по станции и «сворачивать удочки». Началось это сворачивание с того, что перестала поступать техника, приходили в запустение базы субподрядных организаций, да и сами «субчики» разбегались по другим стройкам.

Особенно удручающее впечатление было от развала автобазы и базы механизации. Вся техника давно выработала свой ресурс, ремонтировать ее не успевали, люди разбегались. Оставались только те, кто душой прикипел к охоте и рыбалке. Для них это становилось постоянным занятием.

Весь этот закономерный развал не затронул только Управление строительства ЛЭП и подстанций (УС ЛЭПиП). В поселке у них работы никакой не было, но была основная база для линейных бригад. Работы велись по всей Якутии: от Хатанги до Нерюнгри, от Якутска до Удачного. В ВилюйГЭСстрое решили, что в Чернышевском надо все объединить под флагом УС ЛЭПиП и началась местная «перестройка».

Интересная это была организация - УС ЛЭПиП ! Начать с того, что руководил ею Алексей Георгиевич Ткач - личность в некотором роде загадочная. Во всех анкетах он писал, что не имеет специального образования и старался казаться этаким «талантливым самородком» из народа. В первый же раз, увидев письмо, написанное им собственноручно, я в этом сильно усомнился. Почерк был настолько красивым и отработанным, письмо без единой ошибки и помарки составлено настолько грамотно, что поверить в «7 классов» я просто не мог. Это был почерк человека очень много писавшего, прекрасно знавшего грамматику и немало читавшего. Зачем ему было это скрывать? Кроме того, Ткач не был членом партии! При его должности и положении в ВилюйГЭСстрое это было просто невероятно. На все Управление нас было только две таких «белых вороны».

Никто точно не знал, где Ткач провел войну, хотя по возрасту должен был в ней участвовать. Во всех анкетах он очень старательно обходил этот вопрос, а мне довелось эти анкеты посмотреть. Несмотря на все эти неясности, мне Ткач очень нравился и как человек и как руководитель, пока я работал вдали от него. Внешне он был приятным человеком: всегда аккуратный, бодрый, с очень хорошим чувством юмора. У нас была взаимная симпатия и в УС ЛЭПиП я был своим человеком. Иногда приходилось силами моего ТЭУ помогать лэповцам, иногда они меня выручали и жили мы мирно и дружно. Особенно это чувствовалось когда главным инженером там был Юра Безруков - хоккеист и «Фурманов» при Ткаче.

С ним нас связывало кроме спортивного прошлого (оба - мастера спорта) еще и многодетность. У Юрки было уже 4 дочери, когда его жена ждала пятого ребенка и, конечно же, мальчика. Весь поселок с интересом следил за этой неравной борьбой с природой: будет наконец-то мальчик или родится пятая девочка? Я имел неосторожность подначить как-то Юрку, предложив назвать ребенка Валей - не поймешь то ли мальчик, то ли девочка - не ошибешься. Невесть какого качества шутка, но Юра завелся и с каким-то даже надрывом заявил, что обязательно будет пацан. Мне-то при моих четырех сыновьях было его немного жаль и я от души пожелал ему наследника. На том и успокоились, но родилась опять девочка! Я был в командировке, а когда приехал, то первое, что услышал это было: «Тебя Безруков по всему поселку ищет! У него дочка родилась!» Мы с ним при встрече обмыли это дело, а когда я побывал у него дома и посмотрел, как трогательно его девочки заботятся друг о друге, о матери и малышке, то позавидовал ему самой светлой завистью. А назвали, действительно, Валентиной.

Так вот друга моего - Юру Безрукова - с большим повышением забрали в Якутск и сделали секретарем республиканского Совета профсоюзов. Дали приличную квартиру и все женское семейство переехало в Якутск.

Вместо Безрукова главным инженером УС ЛЭПиП стал Борис Корнилов. До этого он ничем и никем, кроме нескольких девиц в техническом отделе не командовал, а тут сразу несколько тысяч людей в подчинении. Ткач ему командовать и не дал, а взвалил на него всю работу по технической документации, сметам и сдаче объектов. В этих делах Борис достаточно поднаторел и они неплохо сработались.

Но, как говорили «на ЛЭПе», мало было сработаться с Ткачом. Там надо было утвердиться в глазах бригадиров и монтажников, а это было не просто. Боря из кожи вон лез, пока его стали чуть - чуть принимать всерьез, но до конца «на ЛЭПе» своим так и не стал. Был в нем барин виден, а этого там не терпели.

У самого Ткача была прекрасная тактика руководства. Он совершенно справедливо считал, что всю погоду делают бригадиры со своими автономно работающими бригадами, а вся контора и прочие службы должны обеспечивать их успешную работу.

Действительно, бригада получала задание на строительство линии электропередач и выезжала к месту строительства. Ей придавалась техника: бульдозера, трактора, автомашины, дизельная электростанция. Состав этой техники варьировался в зависимости от сложности и продолжительности работ. Бригадир был «бог, царь и воинский начальник» для всей бригады. Его слово - закон на работе и в быту.

Как правило в бригаде было несколько жилых вагончиков, вагончик - столовая с жильем для поварихи и вагончики - склады материалов и продуктов. Питались в бригадах прекрасно и каждая хвасталась своими поварихами. Продукты доставали в ближайших улусах, где всегда можно было и подработать, имея такую технику и специалистов.

Мне часто приходилось бывать в лэповских бригадах, да и у меня в ТЭУ было две таких бригады. Пожить в вагончике пару дней и окунуться в своеобразную атмосферу бригадного быта было всегда приятно. Там не признавали никакого менторского или начальственного тона, очень чутко улавливали потуги к панибратству и не прощали этого. У меня было много приятелей среди лэповцев и, я надеюсь, они считали меня своим человеком.

Поэтому, когда стало известно, что Управление механизации ликвидируется, а мой ТЭУ хотят передать в состав УС ЛЭПиП я совершенно не огорчился. Однако, мои прорабы - Михайленко и Бакулин - и некоторые бригадиры приуныли. Видимо, знали что-то такое, чего я еще не почуял. Михайленко перевелся в Нерюнгри и уехал из поселка, а Вася Бакулин ушел работать на станцию в электроцех электриком по 6-ому разряду. Там ему с трех раз не удалось сдать экзамены по ПТЭ и ТБ и пришлось вернуться назад, но уже не прорабом, а простым дежурным электриком.

Вообще, на участке началось брожение умов. Особенно волновал всех вопрос о возможном сокращении числа рабочих из-за уменьшения объемов работы. Все-таки почти 600 человек надо было как-то прокормить. Пришлось мне «напрячь» все свои связи и набрать объемов примерно на полгода работы.

Тут подоспел приказ по УС ВГС и мое хозяйство - ТЭУ - передали в состав УС ЛЭП. Это, конечно же, было выгодное приобретение - прибыльное подразделение с универсальными возможностями, а вот для нас появились многие трудности.

Первая из них подоспела сразу же после получения этого приказа. Из планового отдела УС ЛЭП прислали мне план работ на квартал, просмотрев который я понял, что имею дело если не с идиотами, то уж с людьми полностью незнакомыми с работой - это точно. К тому времени мои плановики составили свой план работ и я, взяв оба документа, отправился в лэповскую контору. После нескольких минут в плановом отделе я понял, что продолжать разговор просто бесполезно и пошел к Ткачу.

Тот на удивление быстро решил все вопросы: вызвал «плановичку» и приказал включить наш план в общий план УС ЛЭП и впредь не составлять для ТЭУ никаких планов, поручив это нам. Такой подход меня обнадежил. После этого разговора мы с Ткачом еще долго беседовали по всем делам ТЭУ. Особенно ему понравилось, что у меня сохранен приказом статус главного энергетика Управления, право подписи заявок в УПТК и распределение материалов. Он впоследствии и относился ко мне, не как к своему начальнику участка, а как к работнику Управления. В работе у меня самостоятельность была полная, как если бы ТЭУ был моей собственностью. Но это была просто видимость: Ткач не любил «шибко самостоятельных» и в этом я вскоре убедился.

Как-то в воскресенье летом часов в 8 утра у меня дома раздался телефонный звонок. Поскольку я всем и уже давно запретил звонить мне домой по служебным делам, кроме аварий и смертельного случая, то ранний звонок в воскресенье меня очень встревожил. В трубке послышался бодрый голос Ткача, осведомившегося чем я занимаюсь и не могу ли подойти в контору, где «...все мы собрались в дружеской обстановке обсудить наши дела; присоединяйтесь...»

У меня были совсем другие планы: я хотел поехать к мальчишкам в пионерский лагерь и предварительно побегать по магазинам и общепиту за вкусными гостинцами, да и простирнуть надо было и убраться немного в доме. Короче говоря, посиделки в воскресенье в мои планы не входили, но... начальство зовет - надо идти, тем более, что приглашение было очень вежливым и настойчивым. Я не думал долго задерживаться там и попросил своего шофера подождать меня.

Прихожу. В кабинете Ткача собралась вся верхушка УС ЛЭП. Делом никто не занимается. Несколько человек играют в шахматы, некоторые кучкуются, курят и ведут какие-то приватные разговоры. Из разных углов доносится смех: видимо, анекдоты травят. Отдельно от всех уныло сидит мой приятель Леша Небрат - начальник мастерских - со следами глубокого похмелья на лице. Сам Ткач восседает за столом и что-то помешивает в чашке, снисходительно поглядывая на это сборище. Увидев меня, он радостно пригласил к столу и предложил чаю с какими-то травками, и заявил, что можно начинать совещание, т.к. все уже в сборе. Можно было подумать, что именно меня они тут и ждали. И начался спектакль!

Ткач звонит в Надежный в Управление и начинает докладывать о проделанной за неделю работе. Я не могу ручаться, что он врал про работы на линиях электропередач и в бригадах, но то, что он докладывал о моих работах было сплошным враньем. При этом он игриво подмигивал мне и другим слушателям как бы призывая порадоваться вместе с ним тому, как он «дурит» вышестоящую контору. Меня это страшно покоробило! Я представил, что любой мой разговор с ним может быть такой же ложью и уже в дальнейшем не мог ему доверять. А брехня по телефону продолжалась под холуйские ухмылки присутствующих...

После окончания разговора я спросил у Ткача: «… зачем нужно было врать про мои дела - они и так шли хорошо и в приукрашивании не нуждались...» Все весело посмеялись над моей наивностью и я понял, что меня «повязали» этой брехней. Этакий тест на «приживание» в лэповской конторе... Не выдержал я этой проверки, матюгнулся и ушел, предварительно узнав нет ли ко мне действительно служебных вопросов.

Несколько часов и хорошее настроение были потеряны, да и на душе «как коты нагадили», с чем еще предстояло разобраться. Помог мне в этом Леша Небрат, вышедший сразу за мной, - его отпустили похмелиться. Я уже садился в машину, когда он меня окликнул и предложил заехать к нему домой, предварительно заскочив в магазин. Так и сделали.

И вот там- то в долгом многочасовом разговоре со старым лэповцем Небратом я многое понял о той конторе, куда попал волей случая. Недаром в «ВилюйГЭСстрое» считалось, что хорошим начальником Управления может быть только тот, кто справится с Ткачом. Пока это удавалось только Батенчуку, да и тот не особенно углублялся в их работу, довольствуясь хорошим результатами.

Секрет этой хорошей работы был очень прост: вся работа конторы была направлена на наиболее полное и всестороннее обеспечение бригад. Бригадиры были основой в системе УС ЛЭП. К Ткачу в кабинет они входили в любое время и с любыми вопросом. Все споры бригадиров с конторскими работниками неизменно решались в пользу бригадиров и последующей нахлобучкой конторским. Точно также было с транспортом, механизмами и подсобными мастерскими: механической, столяркой, кузницей и прочими.

Я считал это очень правильной политикой, да и сам такой же придерживался, так что мне привыкнуть к этому было нетрудно. Но атмосферу повального вранья и холуйства я никак не мог принять и поэтому в конторе появлялся только по редким вызовам, да и то не сразу, а после предварительной подготовки, остерегаясь обмана или подвоха.

Лешка много чего порассказал про внутренние взаимоотношения в УС ЛЭП. Из его рассказа я понял, что все там повязаны Ткачом и в разной степени от него зависят. Этакий «папаша Мюллер» со своей паутиной и ниточками, за которые можно дергать любого. Наверное, и на меня он ищет такие ниточки. Нужно было быть осмотрительным и не попасть в эту паутину. Хорошего настроения все это мне не прибавило. Надо было работать с оглядкой на обстоятельства, ничего общего с работой не имеющие. Я к этому не привык, да и привыкать не хотелось.

Несмотря на это со всеми руководителями служб у меня сложились о хорошие отношения. Каждый в отдельности и вне общества Ткача были порядочными и толковыми работниками. Особенно мы сдружились с главным механиком Валерой Родиным и замом по снабжение Непомнящим. Валерина жена – Люда - работала раньше в нашем Управлении в отделе главного механика и мы с ней были знакомы очень давно. Обычное наше приветствие при встрече: «Мы любим Родину свою…».

Непомнящий был много старше нас, опытнее и дипломатичнее. С ним мы решали все вопросы по снабжению, но он никогда не злоупотреблял моими возможностями, хотя его и подталкивали к этому. От него я многому научился в части маневрирования между бюрократическими «Сциллами и Харибдами», что мне впоследствии пригодилось. Оба они были москвичами со всеми присущими москвичам «заморочками», но вполне приличные мужики.

Две моих бригады лэповцев забрали, благо работ по времянкам у меня уже почти не было. Частично работали мы по улусам, в которых было финансирование, на Вилюйской ГЭС ликвидировали недоделки и работали на малых объектах.

Понемногу все мы стали привыкать к своему новому положению. Подошло время «раздачи слонов» за строительство второй очереди Вилюйской ГЭС. Нам выделили несколько орденов и пару медалей, сопроводив таким количеством ограничений, что и вручать было некому. К примеру для награждения медалью «За трудовую доблесть» надо было найти молодую, желательно привлекательную женщину, с не подмоченной производственной и бытовой характеристикой. С большим трудом такую нашли, но ее подруги возроптали... Наградили - не отдавать же медаль.

Проще было со «Знаком почета». Надо было наградить хорошего производственника, желательно коренной национальности. Поскольку у нас вообще был только один якут - Нифонт Кондаков и, на счастье, был он очень хорошим работником, то и получил орден.

Вся моя «общественность» решила на «Трудовое Знамя» представить меня, но... Там обязательно должен был быть активный член партии с достаточно большим стажем и … рабочий. Целая делегация ходила в партком, собиравший наградные листы, но там только руками разводили. Мне до чертиков надоела эта «мышиная возня» и я единолично решил представить нашего патриарха - обмотчика Мухина - к «Трудовому Знамени», хоть он и не был членом партии. Дед собирался на пенсию, все его очень любили и уважали. Все это я расписал в большой официальной докладной и направил ее в горком партии Пискунову, приложив небольшую записочку от себя лично. Дело решилось и деда наградили. Я и все на участке были очень этим довольны.

10.69. Расставания

В поселке все стало резко меняться после окончания работ на строительстве ГЭС. Выбор места работы был очень ограничен, рабочие места сокращались и от меня стали уходить хорошие специалисты.

Первым ушел прораб Володя Кривошеев. Много попив водки, он, наконец-то услышав мольбы жены и сына, подлечился от алкоголизма. Сделал он это втайне от всех в Челябинске, где целых три месяца работал электриком в лечебнице, а его за это закодировали. Пить он действительно перестал, но и работа на левом берегу его перестала удовлетворять.

У него было высшее образование и я порекомендовал начальнику Энергосбыта Соловьеву назначить его начальником Чернышевского отделения Энергосбыта. Назначили на мою голову: предписания сыпались одно за другим, но это давало и дополнительные объемы работ. Так что вскоре мы это превратили в согласованную систему действий по выкачке дополнительного финансирования от Дирекции. Вскоре Володя уехал из поселка в Нюрбу, где сначала возглавил Энергосбыт, а затем стал главным энергетиком авиаотряда.

Вскоре случилась большая неприятность с моим старым другом Витей Секириным. Он, добрая душа, не мог отказать в помощи ни одному студенту - заочнику и переделал массу курсовых и дипломных работ. Поскольку брать за это деньги никому и в голову не пришло бы, то расплачивались в ресторане и на домашних банкетах. Такого рода приятелей, должных Вите по гроб жизни, в поселке было великое множество и выпивать ему приходилось частенько, а практически при каждой встрече. Возникло положение, называемое «систематическое пьянство». Такое никому не понравится и я не сужу строго Витькину мегеру, которая, решив его попугать, сдала мужа в вытрезвитель. Но не учла, дура, что шла очередная компания против пьянства и Вите грозило два года ЛТП.

Я узнал об этом, прилетев из Братска. Побежал сразу же в милицию, где ожидали скорого суда и направления в ЛТП местные алкаши. Витя был очень угнетен и перепуган такой перспективой. Как-то успокоив его, я ринулся к судье.

Милая дама, раньше судившая нас после Индигирки, уже успела уволиться, а вместо нее назначили пожилого литовца, в войну служившего в «Смерше». Я его знал по Мирному как филателиста, собиравшего марки с живописью. У нас было несколько встреч и обменов, так что встретились мы как старые знакомые. Выложил я ему как на духу всю Витину историю, расхвалил как только мог и добился взаимопонимания. Тот пообещал, что даст ему не больше года, учитывая спокойное поведение в быту и хорошие характеристики с производства. Совсем же отпустить он не мог - шла компания. И было заявление жены. С таким полурадостным известием я пошел к Вите и попросил не дергаться на суде.

Тот все понял и на суде выступил с речью, где отметил (еще до приговора!), что «…одного года для лечения, конечно же, мало, но он будет очень стараться и за это короткое время перестанет пить…». Заседатели чуть не прослезились от этой речи и, чтобы ему не было так тяжело отвыкать от пьянства за один год, дали ему два года на принудительное лечение. Выпросил!

Отправили его в Якутск. Там в зоне у меня был знакомый майор - главный энергетик, который регулярно рассказывал о Витиной жизни. Умный и порядочный человек нигде не пропадет. Витя уже через месяц стал к фрезерному станку ( он был классный фрезеровщик ) и стал гнать по две нормы. Еще через пару месяцев его поставили мастером, а потом и начальником участка в механическом цеху. Там он организовал какое-то подсобное производство для всего Якутска, чем значительно поднял авторитет лагерного начальства и те на него просто молились. Отпустили его, естественно, когда «прозвенел звонок». Кто же раньше срока отпустит такого спеца!

Приехал Витя назад в поселок. Его очкастая мегера, прихватив худосочных дочек, умотала назад в Новочеркасск, заявив, что никогда Витьку не любила и ждать его не намерена. Все это пересказали ему соседки, но Витю это не очень огорчило, хотя девчонок своих он любил.

Пить он перестал совершенно. За столом поначалу попивал из бокалов томатный сок и свысока поглядывал на нас. Но посиделки за столом просто так не проходят и на смену томатному соку пришло сначала пиво, потом шампанское (... «это же не напиток!..»), а там и водка с «бормотухой» - это снова начались курсовые и дипломы.

Короче говоря, через полгода Витя опять очутился в Якутском ЛТП. Там его приняли с распростертыми объятиями! Чтобы уж закончить эту тему скажу, что отбыв свой второй срок, Витя не пожелал уезжать из зоны и остался там работать начальником мастерских. Жил он тоже в зоне, где и женился на хорошей доброй женщине. С каждым приездом рыжего майора он передавал мне приветы и, мне кажется, был доволен трезвым и упорядоченным образом жизни. Больше мы не встречались. В Якутске у меня всегда не хватало времени съездить к нему и обходились телефонными звонками.

Между тем жизнь строителей в поселке стремительно замирала. Работы практически не было и многие старались устроиться в Дирекции. Предлагали и мне перейти туда, но при одной мысли, что всю оставшуюся жизнь придется работать в одних и тех же стенах, выполняя монотонную работу, все во мне протестовало. Переезжать в Управление «ВилюйГЭСстрой» в Надежный мне ужасно не хотелось - слишком сильное впечатление осталось от жизни на Чукотке. Да и обстановка в Управлении была неприятная: много новых людей, грызущихся как пауки в банке.

В таком вот настроении поехал я как-то в Мирный и встретился с начальником «СибЦМА» Леней Хобиным. Раньше я не делился ни с кем создавшимися трудностями, а тут разоткровенничался со старым другом. Реакция Хобина была мгновенной: «Плюнь на все и переезжай в Мирный на должность главного конструктора и не забывай, что ты - отец - основатель фирмы и тебе всегда здесь рады!» Показал на строящийся рядом с фирмой двухэтажный деревянный дом и пообещал там трехкомнатную квартиру. Такие дома мы на Вилюе строили в течение двух-трех месяцев и я подумал, что за это время я смогу взять отпуск за год, отвезти ребят в, наконец – то полученную, новую ленинградскую квартиру, а после отпуска перевестись в Мирный. Хобин тут же написал письмо на перевод и я уехал в поселок, имея уже некий план на следующий период жизни.

Но не тут-то было! Прочитав письмо, Ткач, состроив невинные глаза, сказал, что он не может меня отпустить, т.к. я - номенклатура Управления и даже Министерства, а посему мне надо ехать в Надежный и там решать все вопросы. Однако, отпуск он мне предоставил немедленно и я стал собираться с ребятами в Ленинград.

Доехали мы без приключений, по дороге навестив маму в Минске.

10.70. Прощай, поселок Чернышевский!

Из поселка надо было уезжать. К тому времени практически закончились все работы на строительстве Вилюйской ГЭС. Осталась только каменная застройка поселка: рутинная работа, которая меня не прельщала, т.к. ничего общего с моей специальностью не имела. Да и просто неинтересно стало жить. Конечно, жалко было оставлять такой дом, катер, наработанные связи и благоустроенную жизнь. Очевидно, что «... не хлебом единым...», да и после отъезда детей настроение было - хуже некуда.

Вот так рассудив, понес я письмо на перевод в «СибЦМА» к Ткачу. Старый лис повертел бумагу и сказал, что не может меня отпустить, т.к. я номенклатура Управления и являюсь не его работником, а заместителем главного энергетика.

Доказывать, что моя трудовая книжка находится в УС ЛЭПиП, что зарплату я получаю из их кассы было напрасным сотрясением воздуха. Ткач совершенно откровенно признался, что не отпускает меня только потому, что не желает ссорится с Управлением. И добавил, что главный инженер Управления Одинцов меня тоже бы не отпустил перед началом огромной стройки на Удачной.

В мои планы совершенно не входил переезд в Надежный - хватило мне и Чукотки, да и возраст уже не тот. Я здорово расстроился, ибо увольняться по собственному желанию и терять все надбавки было бы просто глупо, а работать в УС ЛЭПиП мне страшно не хотелось. Неожиданно выручила меня начальник отдела кадров - прелестная женщина Лена Соловьева, муж которой работал у меня на участке. Она была свидетелем нашего разговора с Ткачом и после его окончания позвала к себе в кабинет. Вынимает папку с моими документами и показывает договор, который кончается буквально через несколько дней! Оказывается, они в отделе готовили договора для тех, у кого они кончались и она запомнила, что и мой договор заканчивается. Я про договор просто не знал. Нам оформляли эти договоры регулярно и я давно потерял ориентировку по срокам действия. А вот не отпустить работника по окончании срока договора не мог ни один начальник, как бы ему этого не хотелось.

Я тут же совершил два мужских поступка: сбегал в магазин за шампанским для Лены и написал заявление об увольнении «...по окончании срока договора». Ткач поморщился, но заявление подписал и подготовил приказ о передаче участка новому начальнику - Валере Родину.

На участке меня каждый встречный упрекал в «предательстве» и «бегстве», даже надоело объясняться. Пришлось сделать «отвальную» на природе и откровенно объяснить, почему я покидаю и поселок и свой участок, где нам всем так хорошо работалось.

К тому времени отъезд специалистов стал просто массовым. Многие уехали в Нерюнгри, некоторые на строительство Колымской ГЭС, многие на БАМ и к «Бате» на КАМАЗ. Удивительно, но практически никто не уехал на стройку в Удачный.

Сдал я дела без больших осложнений, закинул вещи в контейнер и отправил его на базу «СибЦМА» в Мирный. В нашем доме поселился Володя Ушаков - шофер, у которого была большая семья: с ним жили больные родители и совсем недавно родились близнята.

Жизнь сделала еще один зигзаг, но теперь уж я был совсем не тот мальчишка, который когда-то опрометью рванул в Магадан, а специалист с большим опытом и определенной репутацией, вполне неплохой.

10.71. Снова «СибЦМА»

Оформился я на работу в тот же день и снова стал главным конструктором фирмы, которую когда-то создавал с «нуля». Теперь, по прошествии 10 лет, это была вполне устоявшаяся организация, размещавшаяся в отличном здании, которое когда-то при мне только проектировали. Фирма была монополистом по всем проектным, монтажным и наладочным работам в области автоматизации на объектах «Якуталмаза», кроме работ по люминесцентным аппаратам, где господствовали спецы из института «Якутнипроалмаз».

Связи с фирмой я не терял все эти годы, очень часто навещал своих друзей в Мирном и они регулярно приезжали ко мне в поселок, так что мне не пришлось с чем-то знакомиться и входить в курс каких-то неизвестных мне дел. Знакомиться пришлось с конструкторским отделом.

Это был просто - таки удивительный коллектив! Числилось там свыше 20 человек, но начальника не было. Очевидно, Хобин не смог из двух зол выбрать меньшее. Это предстояло сделать мне. Горе было в том, что отдел разделили на две группы, во главе которых стояли два одинаково бездарных руководителя - Хабибуллин и Долбунов. Ко мне они отнеслись сразу же с должным почтением, как и положено относиться к «отцу - основателю фирмы», но на глаза старались не попадаться.

Долбунов не попадался потому, что до этого поработал в Красноярске и теперь переделывал проект автоматизации драг, выполненный для Приморья, для драг «Якуталмаза». Работа эта считалась очень важной, т.к. делалась она по кандидатской диссертации брата генерального директора -Михаила Царегородцева - Юрия Царегородцева («Царька», как его пренебрежительно называл Хобин). Переделка эта, как я понял, заключалась в корректировке монтажных схем и кабельных журналов, а делать это надо было, конечно же, одному человеку от начала до конца и поэтому я Долбунова до поры до времени не трогал, да и в проект этот не вникал. Пришлось за него взяться всерьез после неприятного случая.

Как-то я заметил, что одна из женщин сидит за столом, ничего не делает и только молча глотает слезы. Я подумал, что может быть у нее дома какое-нибудь несчастье и подошел с намерением отпустить ее домой. Спрашиваю тихонько в чем дело, а она только тушь на ресницах размазывает. Рядом с ней сидит пожилая и очень опытная женщина - техник. Она-то и рассказала, что та плачет от того, что не знает, как выполнить задание, которое ей дал Долбунов. Я веду плачущую даму к себе в кабинет и прошу подробнее рассказать, что это за задание такое, что из-за него надо плакать. Та приносит мне мятый - перемятый обрывок бумаги, похожей на туалетную, где что-то накарябано. Я верчу эту бумажку и так и сяк и тоже ничего не могу понять. Вызываю к себе Долбунова, отрывая его от важных дражных дел. Приходит этакий задохлик в очках и с наглым видом. До этого я с ним еще не разговаривал.

Показываю ему эту мятую бумажку и спрашиваю, что там изображено. Он эту бумажку вертит и ничего объяснить не может. Все его усилия понять, что там намазано оканчиваются вопросом: «Где Вы это взяли?» Я ему спокойно объясняю откуда у меня это «задание на проектирование». Тот начинает орать на женщину, обвиняя ее во всех грехах, самый страшный из которых - подсиживание его - Долбунова. Тут я не выдержал и выдал ему по полной программе о том, что повышать голос в моем кабинете могу только я, а повышать голос на женщину вообще никто и нигде. Перегородка была тонкая и все мои конструктора могли прекрасно нас слышать. Этим дело не кончилось.

Я приказал ему немедленно прекратить все работы и самому выполнить то задание, которое он дал своей подчиненной. До окончания этой работы он и шагу не смеет ступить из КБ без моего разрешения. В случае, если он не выполнит свое же задание, я приму все меры к тому, чтобы никакие задания он никогда и никому уже больше не давал. Усадил его за стол, а пострадавшую дамочку успокоил и дал новое задание. Через два дня, когда Долбунов ничего не смог сделать, я на три месяца понизил его в должности к большой радости его подопечных.

Совершенно резонно решив, что мне, при тридцати-то подчиненных, других начальников в КБ плодить незачем, я отстранил от руководства группой и второго «гиганта мысли» - Хабибуллина. С тем было гораздо проще: он сам попросил это сделать и, получив мое согласие, облегченно вздохнул. Лешка вообще оказался неплохим парнем, энергичным и деятельным, но не на работе. Тут он был весьма слабым специалистом и сам это понимал. Впоследствии он стал одним из первых предпринимателей в Мирном и в области «купи - продай» заметно преуспел. Был он хорошим исполнителем и частенько помогал мне в организационных делах с заказчиками.

У меня как-то совершенно непроизвольно в разговоре с Хобиным вырвалось определение моего женского коллектива - «курочки». Это так подошло к моим женщинам и моему отношению к ним, что иначе уже КБ никто и не называл. Женщинам это понравилось, особенно после того, как я им сказал, что кроме меня никто не смеет им давать какие-либо указания и задания, что раньше широко практиковалось.

Обстановка в отделе изменилась буквально на глазах за одну неделю. Дамы у меня стали усерднее в работе, веселее и общительнее. А уж про их чаепития, где шло оголтелое соревнование за качество печеного и вареного, и говорить нечего. Они мне сказали, что стали работать с удовольствием. Оказалось, что для этого очень немногое надо - всего лишь уважение и помощь.

Тогда же все, что проделывал Долбунов, я окрестил «долбунизмом» и определение это прижилось во всей фирме. Я сам об этом узнал, случайно услышав у Бориса Мякишева в наладке. Несколько позже ко мне подошла кокетливая жена Долбунова - активная профсоюзная деятельница - и с подковыркой поблагодарила за то, что я «прославил» ее мужа. Пришлось объяснять, что я никого не хотел обидеть и выскочило это определение непреднамеренно. В ответ она пригласила меня к себе домой (!?) для налаживания отношений. Боря Мякишев, узнав об этом, очень предостерег меня от этого опрометчивого шага.

С жильем в Мирном на первые полгода все решилось достаточно удачно. В полном соответствии с северными традициями я «пошел на подселение» на время отпуска Алексея Ильича Дворцова - пожилого наладчика из мякишевской банды. У них с женой, работавшей начальником ОТиЗ автобазы «Якуталмаза», была двухкомнатная квартира в доме за гостиницей «Вилюй». Дворцовы уехали на полгода к себе в КремГЭС, а я вступил во владение жильем. За это время должны были окончить строительство дома рядом с фирмой, в котором мне была обещана трехкомнатная квартира.

Вот так вполне благополучно начался мой второй «заход» в «СибЦМА». Через пару недель я полностью ознакомился со всеми делами на фирме и по просьбе Хобина несколько расширил круг своих обязанностей, т.к. на фирме не было главного инженера. Ожидали, что приедет из Красноярска на эту должность брат генерального директора («Царек»), но его приезд почему-то задерживался на неопределенное время.

Через месяц, примерно, появилась первая серьезная забота: в Мирном не было заказов на проектирование, чтобы надежно обеспечить работой мой «курятник». Все, что надо было автоматизировать уже было сделано, а нового ничего не предвиделось. Большая работа велась в институте «Якутнипроалмаз» для объектов ГОК,а «Удачный», но там были свои специалисты, успешно применявшие наработанные много лет назад типовые схемы управления и автоматизации.

Надо было брать заказы «на стороне», т.е. на объектах, не связанных с «Якуталмазом». Для этого я поехал в Красноярск в трест. Мне все равно надо было туда ехать, чтобы пообщаться с М. Царегородцевым, ставшим уже генеральным директором. Раньше, еще в Магадане, мы с ним активно сотрудничали в области автоматизации драг - я даже писал рецензию на его кандидатскую по этой тематике, а потом создавали Управление в Мирном. Отношения были самые дружеские - таковыми и остались.

Встретил он меня радушно, распорядился устроить в гостиницу и пригласил пообедать. Переговорили обо всем, что произошло за эти годы: кто где был и что сделал. Обоим было о чем рассказать и время до вечера прошло незаметно.

На следующий день главному конструктору фирмы было дано здание подобрать для нашего КБ несколько тем для проектирования. Очень толковый и приятный мужик был этот главный конструктор и мы с ним быстро договорились, что нам передадут большой проект для Норильского комбината «Автоматизация установки для извлечения серы из газовых выбросов».

Я просмотрел тематику работ фирмы для Красноярска и решил сделать для Мирного автоматику управления уличным освещением. Об этом был предварительный разговор, но без ознакомления с действующими схемами сделать это было трудно, а тут были свои наработки. Этих тем хватало мне на полтора года работы.

Но на этом наше общение не кончилось. После того, как я решил все свои вопросы с конструкторами, пришло время прощаться с начальством и тут «Царь», немного замявшись, попросил меня помочь на первых порах его брату, которого он назначил к нам главным инженером. Коротенько сообщил, что тот никогда на производстве не работал, а, написав диссертацию по материалам старшего брата, преподавал в институте. Ему, мол, на первое время надо на кого-либо опытного опереться и для этого я вполне подхожу. У меня никаких возражений не было и я пообещал всячески помогать младшему «Царьку», но попросил старшего настроить братца на сотрудничество. На этом и расстались.

Провожать меня в аэропорт (еще в старый, а не в Емельяново) пошел бывший до недавних пор главным инженером в Мирном Слава Ишутин. Он теперь работал в тресте кем-то вроде «зама по чуткости». Сели мы с ним в ресторане часа за 4 до отлета и тут уж, поддав, Слава выложил все свои обиды на меня за то время, когда он только приехал в Мирный. Лейтмотив был такой: «Ты еще вспомнишь как нам хорошо работалось (!?), когда начнешь с «Царьком» работать. Недаром брат его спроваживает в Мирный, несмотря на сопротивление Хобина.» Странно, но мне Хобин ничего об этом не говорил. Я это запомнил и немного насторожился. Впрочем, вскоре все это забылось.

По приезде в Мирный я нашел еще одну очень серьезную и большую работу по электрооборудованию и автоматике сцены нового Дворца культуры. Работы там приостановились из-за того, что не было заказано электрооборудование, да и сам проект был настолько устарелым, что заводы не принимали заказ на изготовление из-за невозможности комплектации. Мне на это пожаловались друзья - строители. Я взял Лешу Хабибуллина и полез осматривать помещение и его готовность. Предстояло не только спроектировать новое оборудование и схемы, но и постараться вписать его в очень ограниченный объем под сценой.

Согласился я на такую работу только при условии, что все нестандартное оборудование по проекту, разработанному нами, будет изготавливать наша фирма. Она же будет монтировать и налаживать все электрооборудование. Это была очень серьезная и денежная работа для всего «СибЦМА» и Хобин был мне благодарен за это. Внеплановые доходы никому еще не вредили.

Подписали договор и приступили к работе. Сделали все в ударном темпе, по ходу изготовления и монтажа вносили необходимые изменения. На этой работе я постарался, чтобы мои «курочки» увидели результаты своего труда «в металле и проводах». На девчонок это произвело очень большое впечатление и работать они стали с понятием о конечном результате. Чаще стали общаться с мастерским и монтажниками, да и те их зауважали. Работать в КБ стало престижным на фирме.

10.72. «Чудо в перьях…»

А тут и главный инженер появился. Не приехал, а, именно, появился. В одно прекрасное утро всех ИТР собрали в пустовавшем до того кабинете. Набилось много народа и пред нашими очами предстал небольшого росточка рыжеватый парень. После пары слов, которые сказал Хобин, представив его, мы с удивлением услышали, что «…до сих пор все, что делалось на фирме, происходило вопреки всем законам научной организации труда…» Мы - де здесь просто питекантропы какие-то и понятия не имеем как можно резко повысить производительность труда и интенсивность мышления. Но он - Юрий Царегородцев, до сих пор преподававший в институте и знакомый со всеми новейшими достижениями в этой области, нас научит и приучит работать по-новому. Все это было высказано совершенно невнятной скороговоркой, называемой «каша во рту», и я очень засомневался, что его студенты хоть что-нибудь понимали на его лекциях.

Первое впечатление от его появления можно было определить только как «воинствующее невежество» человека страшно далекого от реальной жизни. Естественно, что после этого выступления мы собрались у Хобина в кабинете: Борис Мякишев, Хобин и я. Мы все трое стояли у начала фирмы и имели богатейший опыт практической работы. Нам совершенно ни к чему была этакая напасть со стороны - и так забот хватало. Я до сих пор никому не рассказывал о последнем разговоре с генеральным о его младшем братце, а тут был вынужден это сделать.

Посоветовались и решили, что мне надо переговорить с новичком, ссылаясь на договоренность со старшим братом, но постараться быть подипломатичнее. После обеда я направился к новому главному инженеру, но... он меня не принял (!!?). Обалдеть! Секретарша посмотрела на меня сожалеюще и сказала, что он там что-то чертит, какие-то кружочки и линии. Я плюнул и ушел, дав себе зарок никаких дел с этим пацаном не иметь.

Наутро всем начальникам отделов был вручен «График работы главного инженера». Там было расписано когда каждый из нас мог общаться с ним. Мне выпадало два раза в неделю по 15 минут до обеда. Другим не больше. Самое интересное в этом графике было то, что ежедневно после обеда главный инженер должен был по 3 часа «посещать удаленные объекты». Где он нашел столько удаленных объектов никто, а он тем более, не знал, но отдыхать после обеда по 3 часа ежедневно он мог на вполне законных основаниях, ибо график это утвердил Хобин (!?). Получив это чудо организационной мысли, я спросил у Хобина почему он этот бред подписал. На это он мне ответил, что подписал бы еще больше «удаленных объектов», лишь бы его не видеть. Тут все было ясно. Но «чудеса» продолжались.

У нас на фирме было всего две легковые машины: «Волга» у начальника и ГАЗ-69 для разъездных нужд Управления. В одно прекрасное утро вышло распоряжение главного инженера, согласно которого этот ГАЗик закреплялся за ним и пользоваться машиной можно было только по его специальному разрешению.

У нас в разгаре были работы во Дворце культуры и мне надо было срочно туда поехать. Водитель - мой старинный приятель - очень сконфуженно объяснил мне, что поехать со мной не может, ибо уже получил от нового начальства нагоняй за самовольную поездку. Пришлось идти к главному инженеру за «специальным разрешением».

И тут я понял, что глупость человеческая границ не имеет. Пустяковое дело - поездка на строящийся, важнейший в городе на то время объект, вылилось в целый спектакль, поставленный хреновым режиссером с бездарным исполнителем. «Царек» вызывает секретаря и просит пригласить к нему «моего личного водителя». Та бежит на улицу с третьего этажа и приводит Валеру, который смиренно стоит возле стола пока «Царек» пишет на специально нарезанных (!) листочках бумаги задание шоферу: «Отвезти на строительство Дворца культуры главного конструктора тов. Саврея В.С. и сразу же вернуться обратно. О приезде доложить. Главный инженер Мирнинского Управления «СибЦМА» Ю. Царегородцев». Я специально полностью воспроизвожу весь текст, ибо запомнил его на всю жизнь, как пример человеческой глупости. При этом, пока все это писалось, он несколько раз посматривал в мою сторону, интересуясь, какое впечатление он производит, используя власть. Я только головой покачал, взял бумажку и передал ее тут же в кабинете шоферу.

Захожу к Хобину в кабинет и во весь голос матерюсь. Леня на меня посмотрел и сразу же решил: «Ты что - у него был?» Рассказываю про спектакль и слышу в ответ, что это еще не самая большая дурь, которую самому Хобину пришлось увидеть за те несколько дней, что пацан начал работать. Успокоил, называется.

Дальше - больше. У главного инженера оказалась жена. Мало того, что она была женой, но еще и стала «Нормативным бюро». Что это такое я понял тогда, когда увидел слезы на глазах у моих «курочек». Оказалось, что эта дама должна была проверять все чертежи, выпускаемые нашим КБ на соответствие каким-то местным трестовским нормалям. До этого все чертежи соответствовали общесоюзным нормалям и ГОСТам, но этого ей было мало и она стала заворачивать чертежи «на доработку». Девчата совершенно не понимали ее требований, а внятно объяснить, чего она хочет та не могла. Мало того, никаких нормалей, которые можно было бы изучить, она не показывала. Получалось, что надо было «... делать то, не знаю что» в полном соответствии с законом: «Кто не умеет работать, тот учит. Кто не умеет писать, тот критикует». Тут уж я не выдержал и довольно резко поставил ее на место, а своим «курочкам» запретил носить чертежи кому-либо на проверку после того, как я их подписал.

Реакция мужа последовала на следующий день. Меня «внеочередно» пригласила секретарша. «Царек» попытался мне что-то выговорить, но слушать я его не стал, а просто пересказал наш разговор с его братом - генеральным директором. При этом высказал все, что я думаю о его организаторских талантах, которые кроме вреда и потери рабочего времени ничего не приносят делу. А о его жене прямо сказал, что могу взять ее в КБ копировщицей и то только после того, как она извинится перед моими девочками и покажет свои таинственные «местные нормали».

Тот малость растерялся от накала разговора. Это шло вразрез с его понятиями о производственных отношениях и было ему просто непонятно. Мне его даже жалко немного стало. Я предложил ему собраться вместе с Хобиным и несколькими старыми работниками и переговорить обо всем, что происходит, пока он не наломал дров и не настроил против себя всех. Тот вдруг решил иначе: «Приходите сегодня вечером ко мне в гости и там мы поговорим обо всем». Идти мне к нему очень не хотелось, но я согласился, надеясь на более откровенный разговор в домашней обстановке.

Не получилось. Дома у него мы просидели за столом несколько часов и все это время он мне (!?) рассказывал как важно автоматизировать драги и какой вклад он в это дело внес. Я попросил его показать диссертацию и с удовольствием показал на перечень использованных им материалов в конце ее. Там были все мои работы из «Колымы», «Сборника трудов ВНИИ-1» и «Реестра изобретений...». Надо было видеть выражение его лица, когда он отождествил того Саврея с сидящим рядом с ним мужиком!

После этого он мог говорить только о том, что надо как можно скорее внедрять его проект автоматизации драг, над которым корпел Долбунов. Тот уже успел нажаловаться на то, что я, якобы, зажимаю эту работу и не даю самому Долбунову развернуться во всю мощь его интеллекта.

Я пообещал, что эта работа будет делаться в полном объеме только тогда, когда будет финансирование этого проекта. А пока бесплатно работать я могу позволить только Долбунову, поскольку он мне на других работах и на хрен не нужен. Тут я попросил «Царька» вплотную заняться работой с «Якуталмазом» по открытию финансирования, а поскольку он там никого не знает, то попросить о помощи Хобина. Вроде договорились и перешли на показ библиотеки.

У этого деятеля несколько стен были сплошь заставлены стеллажами с книгами. Пройти мимо такого богатства я не мог и стал изучать содержимое полок. К моему огромному удивлению там не было ни одной (!) книги для чтения - ни классики, ни беллетристики. Только техническая литература! Мания у него, что ли была собирать техническую литературу? Книги были по самым разным областям знаний - от астрономии до ремонта бытовых приборов. Причем практически все были, как раньше говорили, даже « не разрезаны». Купили и поставили на полку для создания имиджа ученого мужа. Бред какой-то. Я уверен, что все эти книги никогда ему в жизни не пригодятся и пожалел затраченные на это средства.

Пришлось поговорить и с его женой. В наш разговор она не встревала, но постоянно прислушивалась, что говорит ее муж и иногда одергивала его. Про нашу конфронтацию не упоминалось, но, очевидно, между ними был свой разговор. Она свою прыть поумерила и мои девчонки сначала с опаской, а потом и запросто носили ей чертежи - больше ни одного она не вернула.

Вся эта встреча не дала никаких положительных результатов и я для себя решил как можно реже встречаться с этим чокнутым начальством. Все вопросы я мог прекрасно решить и сам, а при случае всегда была обеспечена поддержка Хобина.

Вот уж, воистину, дураку грамота не впрок. Вычитал где-то наш главный про мозговую атаку. Что это такое тогда еще не знали практически в Союзе, а за рубежом уже «штурмовали» давно. Обсуждение какой-либо проблемы сообща с привлечением любых, даже самых невероятных, идей практиковали в узких научных кругах, где такие проблемы возникали.

Надо было присутствовать на первом «мозговом штурме», организованном в кабинете главного инженера! Началось с того, что стали таким способом искать не решение какой-либо проблемы, а саму проблему. Ребята резвились от души! Какого только бреда не несли, наблюдая за энтузиазмом приезжего придурка. Особенно изощрялся остряк Толя Караваев, возглавлявший наладку на время отпуска Мякишева. Вся эта потеха кончилась, конечно же, безрезультатно, но повеселились от души, что не помешало «Царьку» быть очень собой довольным.

Вскоре напасть коснулась непосредственно и меня. Воодушевившись тем, что лучшего подчиненного, знакомого с драгами, ему не найти «Царек» договорился не с заказчиком, а с братом. Трест согласился профинансировать все работы по внедрению автоматики на двух драгах «Якуталмаза». Тресту это нужно было для укрепления своей монополии в этой области, а гарантии оплаты после окончания работ были.

Вызывает меня как-то Хобин. Прихожу к нему в кабинет, а там уже сидит «Юра – дражник» и перед ним лежит пара толстых папок.. Без особых предисловий Хобин предлагает мне возглавить работы по внедрению этого проекта. До этого у нас уже был с ним разговор на эту тему и я ему твердо сказал, что никогда не буду заниматься внедрением чужого проекта, да еще и переделанного таким специалистом как Долбунов. Кроме всего прочего это никак не входил в круг обязанностей главного конструктора. Единственный довод, к которому я еще мог прислушаться - это поддержание престижа фирмы и личная просьба генерального директора. Хобин на это и упирал. Отказаться окончательно я тогда не смог и пообещал, что дам ответ только после подробного знакомства с проектом.

Стал я изучать этот проект в его не переделанном еще виде и понял, что ни о какой автоматизации там и речи нет. Это был просто проект централизованного управления и сигнализации с учетом новой аппаратной базы и возможностей мастерских треста. 90% объема проекта занимали кабельные журналы и схемы прокладки кабелей.

Главной «изюминкой» проекта был центральный пульт в драгерке и кресло драгера. На пульте не было ни одного прибора, контролирующего процесс драгирования и состояние агрегатов драги. Даже сигнализатора уровня воды в отсеках не было, который очень эффектно смотрится на центральном пульте управления. Применение приборов контроля параметров забоя тоже не было, а возможность их применения для русловых драг еще надо было изучить.

Конструкция алмазных драг и обогатительные цепочки отличались от золотых и надо было не переделывать проект, а заново делать его применительно к алмазной технологии. Тупое переделывание монтажных схем и кабельных журналов, чем занимался более полугода Долбунов, ни к чему хорошему привести не могло.

Все это я не поленился очень подробно расписать в докладной записке на имя генерального директора, в копии его брату. Получилась объемная работа, из которой следовало, что у меня есть все основания этим делом не заниматься. От меня после этого отстали, но работу продолжили.

К тому времени мы уже закончили проект по Дворцу культуры и мастерские приступили к изготовлению оборудования. Я решил поднатаскать своих «курочек» на производстве и они по очереди стали появляться в цеху и следить за тем, как их чертежи превращаются в изделие и как надо проектировать, чтобы изготовление было технологичным. Многие из них до того времени понятия не имели об этом, а тут сразу столько нового, да еще и высказанного «рабочим» языком, если в чертежах что-либо не так. После этого они стали более зряче проектировать шкафы автоматики и прочее оборудование и замечаний по проектам практически не было.

Пока шел монтаж, а потом и наладка во Дворце культуры я старался бывать так как можно чаще, чтобы не заниматься дражными делами. К осени все было готово и мы с Борисом Мякишевым «включили рубильник». Все заработало практически без замечаний и после 72 часов обкатки мы успешно сдали электрооборудование и автоматику сцены в эксплуатацию. Так она работает до сих пор. Позже мне рассказали, что проект получился настолько удачным и простым, что его запросили несколько городов и «СибЦМА» весьма прибыльно его продала.

Жаль, что не пришлось внедрить проект автоматического управления наружным освещением города. Разрабатывали мы его недолго. Предварительно я съездил в командировку в Красноярск, где такая система довольно успешно работала. Принцип был предельно ясен, но были свои тонкости в проектных решениях, выстраданных при эксплуатации такой системы. Со мной поехала одна из «курочек», которая все эти «заморочки» изучила и скопировала. Все это помогло потом при составлении проекта для Мирного, которым она руководила. Надо было видеть с какой серьезностью и ответственностью девчонки отнеслись к этой работе, которая для них была первой практически самостоятельной работой! Вот поэтому я и сожалею, что у «Якуталмаза» не оказалось денег для внедрения проекта. Для Мирнинского района с его Вилюйской ГЭС совершенно не нужно было экономить электроэнергию, а это-то и было главным преимуществом системы.

Тем временем, несмотря на то, что я отказался участвовать в работах на драгах, пришлось мне все-таки этим заняться. Курировать эту работу со стороны «Якуталмаза» назначили моего друга Юру Айрапетова - главного энергетика прииска «Ирелях», которому принадлежали обе драги. Для него это было совершенно новым делом. Пока завозили из Красноярска пульт, кресло и несколько шкафов и устанавливали их на драге все шло, вроде бы, гладко. Но вот настало время электромонтажных работ.

Хобин организовал бригаду монтажников, подобрав туда молодых, но опытных ребят. Бригадир у них был очень амбициозный парень, умевший постоять за интересы бригады, невзирая на личности, от которых эти интересы надо было защищать.

Первым «обидчиком» монтажников стал, конечно же, Долбунов с его сырыми схемами. Ребятам совершенно некогда было работать, бегая к нему с вопросами. В проекте было столько всяческих нестыковок, вносилось столько изменений и переделок, что работа оказалась на грани срыва. Монтажники отказались работать пока проект не будет приведен в норму. Хобин пообещал закрыть чуть ли не двойные наряды, но дело не двинулось и потребовалось вмешательство заказчика - Юры Айрапетова. Тот вник в возникшие трудности, ужасно расстроился и пришел ко мне посоветоваться, что делать дальше. Хитрый Юрка при этом всячески превозносил мой опыт в работе на драгах, а в конце «неформальных» посиделок добился- таки от меня обещания помочь ему разобраться с долбуновским проектом.

Действительно, в жизни все повторяется. Приехав на так знакомую мне драгу ИЗТМ-250, я пролез все места установки оборудования, посмотрел технологическую цепочку и те чертежи, что выдал в работу Долбунов. Впечатление было такое же, как при первом знакомстве с обогатительной фабрикой на Иультине: стоят шкафы - нет кабелей; проложен кабель - нет аппаратуры; есть и то и другое, но нет проекта на эту часть работы. Полный бардак! Прошу найти Долбунова и привести его в драгерку.

И опять его появление напомнило мне Ваню Гончара, по уши вымазанного углем в иультинской котельной. Является ко мне - главному конструктору - мой подчиненный - конструктор, откомандированный на самостоятельную и очень ответственную работу в таком виде, что даже шахтеры из угольного забоя вылезают чище. В руках у него кипа скомканных листов синек, исчерканных красным карандашом, что должно означать интенсивную работу над схемами. Я смолчал, но понял, что надо принимать радикальные меры, а то плакала моя тринадцатая зарплата.

К работе очень активно подключился только приехавший в Мирный Валера Рейтенбах, назначенный энергетиком на драгу. Посоветовавшись, мы решили, что бригаду разобьем на звенья и «посадим на урок», т. е. будем вечером выдавать задание на следующий день каждому звену, а за день до этого подготовим все чертежи на эту часть работы.

Я приставил к Долбунову очень серьезную и грамотную даму с наказом не допускать никакой самодеятельности и строго следить за выдачей схем. Несколько дней пришлось нам с Айрапетовым поработать на драге, а потом дело наладилось. Надо было торопиться, чтобы до ледостава все сдать заказчику, а то работа автоматически переходила на следующий год и нам грозило невыполнение годового плана.

Интересно, что «Царек», в муках выродивший этот проект, ни разу (!) не побывал на драге, чтобы хоть посмотреть, что из его проекта получается. И когда на очередной планерке он попытался допросить меня о работах на драге, да еще в таком тоне, будто я - главный конструктор - головой отвечаю за это дело, терпение мое кончилось. В лучших традициях вилюйских бияновских планерок я его « понес по кочкам» и высказал все, что думаю об идиотских играх с посещением каких-то мифических «удаленных объектов» вместо того, чтобы курировать работу, автором которой он себя считает. Много еще чего добавил к этому, доставив присутствующим большое удовольствие. Борис Мякишев решил, что после этой планерки нам надо уйти с работы, если не совсем, то уж для «принятия на грудь» обязательно. Что мы и сделали: пошли ко мне и отвели душу.

10.73. Неспокойное время

Между тем дела мои скорбные стали усложняться. Скоро должны были приехать Дворцовы, надо было подыскивать жилье. Переговорил я с Трахманом - замом «по чуткости» в «Якуталмазе» - знакомым еще по Заочному юридическому институту в Магадане. Но времена были уже не те, когда он единолично правил городом. Теперь, как он выразился, кругом были профсоюзы и парткомы. Жилье выделялось только организациям, а «СибЦМА» выделили только одну квартиру персонально для Хобина. Селиться в купленный частный дом мне очень не хотелось. Натерпелся уже ранее и повторять этот опыт мне не улыбалось. Новый дом, строившийся напротив фирмы, превратился в долгострой. Присланные из Красноярска строители не столько работали, сколько похмелялись на глазах у всех.

Я предложил Хобину привезти из Чернышевского бригаду, которая за пару месяцев сдаст этот домишко «под ключ», но он не захотел ссориться с Красноярском, да и с финансированием там были какие-то нелады. Дело на глазах стопорилось.

В это же время резко усилился нажим на меня со стороны главного инженера «ВилюйГЭСстроя» Одинцова. Почти сразу же после моего отъезда в Мирный он предлагал мне переехать в Надежный, а затем это предложение повторялось при каждой встрече.

У меня тогда все ладилось, были надежды на скорое получение квартиры, работать с «курочками» было интересно и я отказывался под благовидными предлогами. Так же пару раз отказался перейти в «Якуталмаз» - сначала в ОКС, а потом и на должность зама по автоматике. Теперь я вижу, что сделал правильно, а тогда иногда и жалел, что отказался от столь лестного предложения.

Вот так и получилось, что к концу года появились обстоятельства, требовавшие кардинального решения: работать с придурковатым главным инженером, у которого прочные родственные связи наверху, было далее невозможно; с жильем возникли совершенно непредвиденные трудности; по детям скучал ужасно и от всего этого настроение было отвратительное. С таким настроением я выехал в Норильск, чтобы подготовить задание на проектирование автоматики для установки, извлекавшей серу из газовых выбросов Норильского комбината.

10.74. Норильск

Лететь надо было через Красноярск и я, естественно, сразу же поехал в трест. Решив все свои дела у главного конструктора, собрался уже в гостиницу, когда меня срочно позвали к генеральному директору М. Царегородцеву. Я ожидал этого разговора, знал, что его не избежать, но очень не хотелось высказываться о младшем братце. Но высказаться пришлось. Разговор был предметный и конкретный. Все заскоки младшего брата шеф осудил, пообещал, что сделает ему очень серьезное вливание здравого смысла, но опять попросил оказывать помощь. На мой ответ, что тот никакой помощи не приемлет и считает любое замечание в свой адрес чуть ли не оскорблением, последовала настоятельная просьба не обижаться. На прощание я пообещал остро не реагировать на благоглупости его брата и все-таки стараться помогать.

Но самым главным в этом разговоре, для чего «Царь» меня и позвал, было предложение должности главного инженера Норильского Управления «СибЦМА». Это было сильное Управление с прекрасными перспективами, хорошими специалистами и неплохой производственной базой. Со всем этим он попросил меня подробно ознакомиться, поговорить с заказчиками и гарантировал ключи от трехкомнатной квартиры сразу же после моего согласия переехать в Норильск. У меня хватило ума сразу не соглашаться, а дать ответ после возвращения из Норильска.

Норильск встретил меня настоящей зимой. Очень удивил неказистый (тогда) аэропорт, а из окон электрички, подвезшей меня до города, видны были так привычные мне тундровые пейзажи. Темнело рано и поселился я в самой на то время лучшей гостинице (кажется, «Гвардейская»?), города не увидев. В гостинице один общий умывальник и туалет на весь этаж, потолки по 4 метра, огромные окна. Типичная «сталинская» постройка. Поужинал в отличном буфете и решил, что завтрашний день полностью посвящу знакомству с городом, о котором столько наслышан еще с магаданских времен. Тогда говорили, что Норильск - это «маленький Ленинград» и один из самых высококультурных городов Союза. Как, впрочем, и Магадан.

Хорошо выспавшись, я дождался начала рабочего дня и пошел бродить по городу. Первое впечатление прекрасное: прямые улицы, красивые дома, отлично оформленные (по тем временам, конечно) витрины магазинов. Самое большое впечатление произвела организация торговли. Магазины полны самых разных товаров и продуктов, никаких очередей. По сравнению с нашим, довольно хорошим снабжением, здесь было просто-таки изобилие продуктов и промтоваров. Все продукты заранее расфасованы и при самообслуживании, к которому мы у себя еще не привыкли, все покупки можно сделать за несколько минут. Здесь же на площади рядом с гостиницей очень хорошая и совсем не дорогая столовая. Весь центр прекрасно застроен и действительно напоминает Ленинград - его Московский и Невский районы. Там же несколько кинотеатров, пара ресторанов, большой Дворец спорта, очень красивый почтамт и множество уютных кафе. Я не удержался от соблазна и посидел в кафе - поел «в охотку» мороженого. Впечатления и настроения у меня были самые лучшие до выхода из этого кафе.

По улице мела метель, внезапно налетевшая на город. По воздуху летели мелкие камешки, которыми была посыпана улица. На автобусных остановках люди, съежившись на пронизывающем ветру, подняв воротники, пытались укрыться от смеси снега и песка, несшейся по воздуху. Хорошо, что мне не надо было никуда спешить и я опять нырнул в кафе. До гостиницы было около километра, конца метели не было видно и мне пришлось добираться спиной вперед до нее. На этом мои впечатления от первого дня в Норильске не кончились. Добравшись до гостиницы я ощутил какой-то неприятный привкус во рту. Чистка зубов не помогла, неприятное ощущение осталось до самого вечера.

Утром, направляясь к автобусу, чтобы ехать в здешнее Управление «СибЦМА», я обратил внимание на клубы разноцветного дыма, исходившего из частокола труб в производственной зоне комбината. Это мне очень напомнило дымовую палитру в Нижнем Тагиле. Не удивительно, что вся эта зараза оседала во рту и легких жителей, если мне предстояло работать с установкой, извлекающей свыше 50 тонн чистой серы из дыма. Небольшой автобусик довез меня до круглой площади перед зданием управления комбината им. Завенягина.

Здесь я опять убедился, что в отличие от сегодняшних тенденций к роскошным офисам, тогдашние конторы даже самых крупных и богатых предприятий были весьма неказисты. Так было практически во всех городах, где мне пришлось побывать: от Магадана до Братска и Норильска. Позже эта картина изменилась к лучшему - стали таки уважать управленцев.

По узенькой дорожке, протоптанной в снегу, я дошел до компрессорной никелевого завода, где располагалось Норильское Управление «СибЦМА», главным инженером которого мне предложили стать. Думаю, что об этом никто здесь не знал, т.к. встретили меня не настороженно, как встречают всякое начальство, а весьма радушно как своего коллегу - конструктора, приехавшего выполнить конкретную работу. Никаких затруднений со сбором материалов для проекта не было. Мне тут же выдали чертежи и технологические схемы установки для извлечения серы. Я уже не помню принципа ее работы, но она мне чем-то очень напомнила ионообменную установку в Алдане: те же вентили и задвижки, управляемые в определенной последовательности; масса дозаторов и других измерительных и контрольных приборов. Ничего сложного с точки зрения автоматизации не было, а эффективность большая. Да и конструктивное оформление виделось обычным и эффектным: составной пульт с множеством лампочек, ключей и приборов на нем.Надо было все это посмотреть на месте - установку уже начинали монтировать. Решили сходить туда после обеда.

На обед, который во многом предопределил мое решение отказаться от работы в Норильске, пошли в соседнюю заводскую столовую. Огромный обеденный зал, несколько стоек раздачи, кругом кафель, как в морге, и такое же мрачное выражение на лицах всех, кто здесь обедал. Вдобавок ко всему еще и освещения было недостаточно и все происходило в каком- то полумраке. Кормили отлично и очень недорого. После обеда оставалось еще много времени на то, чтобы отдохнуть. Рабочие отдыхали здесь же в вестибюле столовой, присев на корточки и дымя папиросами. Типичная поза зэка на перекуре. У каждого на поясе висела коробка противогаза без маски, гофрированная трубка которого кончалась соской. Я в недоумении спросил у своего спутника о назначении этого приспособления и услышал, что эту соску рабочий не внимает изо рта всю смену, чтобы поменьше глотать вредный воздух в цехах. Воздух этот, действительно, был вредным, ибо, несмотря на наличие соски, вид у всех был очень нездоровый: землистое лицо, замедленные движения, отрешенный взгляд «в никуда» и почти у всех опухшие пальцы рук.

Впечатление от всего этого у меня осталось самое тягостное. Вспомнилось чистое небо и свежий воздух Якутии, наша тайга и суровые, но очень спокойные зимы без всяких метелей и летающих камней. Как-то сразу вспомнились все мои друзья и знакомые, с которыми хорошо сработались и сжились за последние годы.

Мысль о переезде в Норильск, да еще и о том, что моим ребятам придется глотать здешний ядовитый «коктейль» ежедневно и ежечасно, показалась мне столь нелепой, что я твердо решил отказаться и от должности и от трехкомнатной квартиры в этом печально знаменитом городе.

Лишнее подтверждение правильности этого решения я получил на следующий день. Поработав до обеда а Управлении, я поехал в город по каким-то своим делам, пообещав приехать после обеда. В обед над городом и комбинатом разразилась снежная буря, хотя с утра ничто ее не предвещало. Длилась она не долго, но результат был очень впечатляющим: цех снегоборьбы, насчитывающий более тысячи (!) единиц снегоуборочной и дорожной техники ликвидировал последствия пурги в городе и на подъездных путях к многочисленным фабрикам и шахтам комбината. На такое стоили посмотреть!

Вскоре автобус смог проехать до заводоуправления, где и высадил всех, опоздавших с обеда. Опоздали как всегда женщины. Все они столпились перед сплошной стеной снега, который замел тропинку до завода на высоту около двух метров. Практически все были из нашего Управления и мне пришлось по их подначке прокладывать в этом сугробе тропу. Сам бы я с удовольствием вернулся в город, но закутанные в меха дамы в модных сапожках на высоких каблуках были мало пригодны для протаптывания дороги в снегу и пришлось мне таранить сугроб. Вот это была работенка! Вывел я их до компрессорной, взмок при этом насквозь и отдышался только через 15 минут. Дамы не поскупились на рассказ с преувеличениями и, что самое главное, на полноценное угощение своего «спасителя».

Вообще, обстановка в Управлении мне понравилась. Работники были грамотные, отношения между людьми вполне дружеские, с легкой подначкой и незлобивыми шутками, что лучше всего характеризует моральное здоровье в людском сообществе. Не было там такого «Царька» как в Мирном и никто не мешал людям жить и трудиться с удовольствием. Но приезжать сюда я не хотел. Поделился своими наблюдениями и принятым решением с начальником Управления, который один только знал о намерении направить меня в Норильск. Тот выразил сожаление - мы как-то с ним «притерлись» за эту неделю, но доводы мои признал серьезными.

Работу свою я закончил, согласовав и подписав у заказчика задание на проектирование, утвердил смету на проектные работы. Денег этих всему моему «курятнику» должно было хватить на пару лет. Такое надо было отпраздновать, что и сделали по инициативе здешнего начальника у него в кабинете после работы. Он пригласил несколько своих особо приближенных дам и там же рассказал, что я чуть не стал у них главным инженером. Много чего мне пришлось выслушать после этого, но своего решения я не изменил. Расстались мы очень по-дружески. Выписали мне какую-то премию, якобы за консультации, и на эти небольшие деньги я накупил всякой канцелярской мелочи для своих «курочек».

В Красноярск я прилетел уже на следующий день. Чтобы долго не торчать в тресте зарегистрировал билет на следующий вечер и с утра пошел с отчетом о командировке. Генерального директора мой отказ от работы в Норильске не очень удивил. Опять повторился разговор о терпимости к выходкам братца, некоторые обещания привести его «к общему знаменателю», но какая-то отчужденность между нами возникла, хоть и знакомы мы были уже много лет. Осталась, видимо, у Царегородцевых, защитившихся по автоматике драг, еще какая-то ревность к моим работам в этой области, а может быть за время работы на стройке я значительно перерос уровень главного конструктора филиала треста в Мирном и это невыгодно оттеняло братца.

Просмотрев утвержденную смету на проектирование главный конструктор треста попытался поделить ее, взяв часть работ в Красноярск. Я только рассмеялся в ответ и нагло заметил, что мои «курочки» могут делать по несколько таких проектов в год и не переработаются при этом.

Было решено, что изготавливать шкафы автоматики по нашему проекту будут на заводе электрооборудования в Ангарске и надо предварительно договориться с заводом об использовании их нормалей при проектировании.

Уезжал я с подспудной уверенностью, что долго в такой обстановке работать не захочу при всей любви моей к Хобину, Мякишеву, своему «курятнику» и вообще ко всей фирме, одним из основателей которой я был.

10.75. Всякое - разное

Осенью исполнялось 10 лет основания фирмы и Хобин решил написать нечто вроде летописи этого десятилетия. Мне поручено было это дело возглавить. В КБ стали приносить свои воспоминания и «заметки из жизни»; все это надо было обрабатывать и готовить к изданию книжонку. Времени на это катастрофически не хватало, ибо норильский проект оказался несколько сложнее, чем казалось, а мне очень хотелось закончить его к Новому году. «Курочки» трудились не покладая рук, даже спорить со своим заклятым противником - женой главного инженера перестали. Да и та поутихла после того, как я, разозлившись однажды, не высказал ей, что «...надо быть уважительнее с теми, кто тебя обрабатывает и кормит...» За прошедшие полгода КБ стало выглядеть этаким «элитарным» отделом и девицы мои ходили по Управлению с полным сознанием своего положения, что не всем нравилось.

Вот тогда для подготовки к юбилею Хобин привел ко мне дикого вида мужика. Этакий тип при лохматой бороде, в протертых брюках и с крепким сивушным запахом. Оказалось, что это местная знаменитость - поэт Леша Васильев. В каждом городе есть свой городской «блаженный». Вот в Мирном того времени эту роль с успехом исполнял Леша. Поэт он был, действительно, неплохой. Мне нравились его стихи, которые часто печатались в местной газете. О нем рассказывали забавные истории, связанные, как правило, с большими попойками и застольным остроумием. Специальности у него никакой не было, а то чему его научили когда-то в военном училище, здесь не пригодилось. Подрабатывал он чернорабочим -«кайлографом» - у геологов, что-то делал для редакции. В городе его старались поддержать и часто давали какую-либо временную работу и небольшой заработок. Так он и попал ко мне в КБ, как редактор-составитель юбилейной книжки. Я раньше с ним никогда не встречался, а тут грозило ежедневное общение и я об этом не пожалел.

Лешка, действительно, был очень интересный и своеобразный человек. Я вскоре понял, что он сознательно поддерживает свой имидж простецкого, немного забулдыжного, но несомненно талантливого ( «... вот как Есенин, например...») парня. На самом деле он очень трезво оценивал свои возможности, а обстоятельства, в которых эти возможности мог бы использовать, создавал сам.

Через неделю выяснилось, что помощник из него никакой. Писать стихи и готовить к изданию книгу воспоминаний о производстве, о котором ты понятия не имеешь - совсем разные вещи. Экскурсии по «памятным местам» и отделам Управления не помогли: у Лешки голова работала только в сторону магазина и вечеров с друзьями, на которых слышно было только его. Я Хобину рассказал об этом, но попросил Лешку оставить для выполнения черновой работы и беготни по редакциям и сбора материалов. На том и порешили, чем Васильева несказанно обрадовали, дав возможность достаточно комфортно перезимовать.

Мы с ним часто встречались в «неформальной» обстановке, но всегда он обращался ко мне - «шеф» и всем говорил, что очень рад работать с нами в «СибЦМА».

У Лешки была заветная цель - попасть в члены Союза писателей СССР, но якутские «классики» стояли стеной и не подпускали непрезентабельного поэта в свои очень сплоченные якутские ряды. Никакие ходатайства, представления и просьбы мирнинского начальства всех уровней не помогали. Удалось это ему спустя почти десять лет и произошло это на моих глазах в Якутске под самый Новый -1987 - год, но об этом я расскажу в свое время. А пока у меня появилась еще одна забота - обеспечивать работой еще и местного поэта.

10.76. Переходный период

Как-то постепенно сложились несколько факторов, ускоривших мой возврат в «ВилюйГЭСстрой».

Одним из основных стало прекращение строительства дома. Приехавшие из Красноярска шабашники окончательно запили, дом не попал в титульный список объектов строительства «Якуталмаза» и благополучно превратился в «долгосторой». Тем временем вернулись Дворцовы и мне пришлось переезжать от них, хотя те и предлагали остаться в квартирантах. На первых порах выручил сосед Дворцовых - Марат Трошин, с которым мы работали на линиях отбора мощности, а потом, за время соседствования, даже сдружились. Парень он был простой, крепко пьющий, честный и, главное, земляк - ленинградец. Свою однокомнатную квартиру содержал в чистоте, да и сам, не глядя на то, что редко бывал совсем уж трезвым, ходил очень опрятным и выглаженным и обязательно при галстуке. Работал он в ОКС,е треста и занимался комплектацией строек электрикой и связью.

Его общества мне хватило на пару недель. К тому времени я встретился со старым знакомым - Евгением Петровичем Голубенцом. Тот раньше работал главным механиком Мирнинского Управления механизации и часто приезжал к нам в Чернышевский. После расширения КСМ его назначили директором комбината.

В ведении комбината было все жилищно-коммунальное хозяйство «ВилюйГЭСстроя» в Мирном. Он и предложил мне выбрать временное жилье в хорошем общежитии «для белых». Я выбрал большую - метров 28-30 комнату с двумя окнами на втором этаже 15-го общежития. «СибЦМА» заключила с КСМ договор на аренду и я туда переехал, что еще на шаг приблизило меня к «Вилюю».

На комбинате же, я встретился с Одинцовым, ставшим уже начальником «ВилюйГЭСстроя». Долго сидели в кабинете у Голубенца и я впервые узнал, что вскоре начинается новая большая стройка - третья ГЭС на Вилюе.

К тому времени схлынула острота положения на строительстве ГОК «Удачная», там шло обычное строительство панельных домов, благоустройство города, монтаж оборудования на фабрике, предприятиях пищепрома и автотранспорта. Поговорили откровенно о причинах моего ухода из УСЛЭП от Ткача и практически во всем Одинцов со мной согласился. Попросил «...обид не держать», хоть ни о каких обидах речи не было, и серьезно подумать о возврате на стройку. Оба мы понимали, что к тому и шло.

До Нового года в КБ выпустили норильский проект, сделали еще несколько небольших проектов. За это время «курочки» мои хорошо напрактиковались и я с легким сердцем назначил двоих из них руководителями групп, а сам вылетел в Ангарск. Там должны были изготовить оборудование по «норильскому проекту» и надо было откорректировать чертежи по нормалям завода. Предварительно согласовывать с заводом не было времени и я решил вновь проделать такую же работу, как ранее в Конотопе. Это будет гораздо быстрее, да и с заводом хотелось познакомиться.

10.77. Ангарск

Усевшись в комфортабельный автобус прямо в аэропорту Иркутска уже через 45 минут я приехал в уютный, отлично спланированный, чистый и ухоженный городок. Вырос он вокруг огромного нефтеперерабатывающего комбината, обеспечивающего горючим всю Восточную Сибирь и Дальний Восток. Что там еще выпускали мне неизвестно, но говорят, что не было в то время такого химического продукта, который бы там не выпускался, включая весь ассортимент бытовой химии. По местным преданиям прижившееся в русском языке понятие «направить на химию» в смысле осудить на принудительные работы, пошло со строительства Ангарского комбината, который строился именно этой категорией осужденных.

В городе преобладали типичные для послевоенного строительства 8-квартирные дома, но уже возвышались и вполне современные постройки. Застройка велась кварталами, да так и осталось: в Ангарске практически не было названий улиц и почтовый адрес писали так: 17 квартал, дом 5, квартира 7.

До поездки я много слышал об вредном воздухе над городом из-за выбросов комбината, но мне этого ощутить не привелось. Может быть просто повезло, а может быть после Норильска здешний воздух показался достаточно чистым. Не знаю...

В отличие от расположенного рядом Иркутска, который называли тогда «городом - героем» за жизнь с вечной нехваткой продуктов, в Ангарске было отличное снабжение и великолепно организованная торговля и общественное питание. После массовых налетов из Иркутска на местные магазины, их спрятали за заводские заборы, оставив в общедоступных местах только иркутский ассортимент продуктов. В городском универмаге был завидный по тому времени выбор товаров, не хуже, чем в Норильске и в городах Центральной России.

Поселился я в отличной гостинице напротив центрального кинотеатра, рядом универмаг и прекрасный ресторан, где кормили истинно русскими блюдами по очень умеренным ценам. Вообще, Ангарск тогда был очень «дешевым» городом, где все было рассчитано на массовое посещение небогатых покупателей, что соответствовало уровню жизни рабочих комбината и других многочисленных заводов .

На электротехническом заводе я быстро договорился о корректировке проекта. Пару дней в техническом отделе я знакомился с заводским нормалями, которые практически не отличались от общесоюзных, по которым мы проектировали. Изменений было мало и практически проект был принят в производство без замечаний.

Мне пришлось достаточно долго торчать в Ангарске только потому, что до рассмотрения нашего проекта должна была еще дойти очередь - заказчиков было много и кроме нас. Совершенно неожиданно выдался небольшой отпуск, но всему приходит конец. Проект приняли без замечаний, работу включили в план следующего года и на этом моя миссия была выполнена. Кончилась одна из самых приятных командировок и я с некоторым сожалением улетел в Мирный.

10.78. Прощание с «курятником»

К концу декабря ребята закончили монтаж автоматики («украшений», как я их называл) на драге. Мякишев очень убедительно уговорил меня заняться вместе с ним и его ребятами наладкой. Мы с Борисом практически перебрались на драгу. Работы там для нас практически не было - его орлы справлялись отлично - и мы уютно устроились в драгерке подальше от постылого главного инженера. Тот, номинально являясь автором проекта, ни разу не соизволил показаться на драге - (действительно, «удаленном» от кабинета объекте) - пока шел монтаж и наладка !

Работа шла хорошо, но однажды утром мы пришли ... на пожарище. По каким-то причинам ночью загорелось подсобное помещение, в котором сушили робу работники драги. Особого ущерба не было, но происшествие скандальное, ибо произошло на охраняемом объекте и из этого можно было делать далеко идущие выводы.

Первым таким выводом, как всегда, было предположение о неисправности электропроводки и вине в этом энергетика драги Валеры Рейтенбаха. К тому же посреди сгоревшего помещения стоял огромный «козел» с открытой спиралью, обогревавший эту сушилку.

Начальник Энергонадзора Борис Соловьев решил провести экспертизу, чтобы доказать вину бедного «Баха» и официально поручил эту экспертизу мне и Мякишеву. На молодого специалиста Валеру, работавшего всего лишь второй год, смотреть было жалко - так он переживал первую большую неприятность в своей жизни.

Мы с Борисом в присутствии еще нескольких работников драги провели эксперименты по поджиганию на разном расстоянии от «козла» брезентовой робы и не смогли этого сделать. Даже оставили на ночь робу (под присмотром, конечно), висящей прямо над спиралью, но и тут она не загорелась. Результаты экспертизы спасли Валеру и это потом надолго определило наши взаимоотношения. Поэтому-то я и вспомнили об этом, рядовом для меня, случае.

По результатам года мне надо было съездить в Красноярск. Пробыл я там, к своему удивлению, долго. Надо было освоить какую-то новую отчетность, подобрать несколько небольших работ для «курочек» да и просто попрощаться с фирмой.

Прилетаю в Мирный и первым в аэропорту вижу начальника «ВилюйГЭСстроя» А.Одинцова, вылетавшего в Удачный. Поздоровались и, уже на бегу, тот сказал мне, что в нашей директорской гостинице меня ждет новый зам. начальника «по чуткости» В. Продаев, которому поручено оформить мой переход назад в «ВилюйГЭСстрой». Сказано это было совершенно безапелляционно, как о давно решенном деле и, проводив его, я даже рассмеялся и с легким сердцем пошел к Продаеву.

Мужик мне понравился своей напористостью и нескрываемой московской наглостью. Письмо на перевод написали за пару минут. Оговорили оклад по верхнему пределу и, думая меня осчастливить, Продаев выложил на стол адрес квартиры в Надежном и ключи от нее. Эффектно, конечно, было сделано, но меня это ничуть не порадовало, ибо я тут же сказал ему, что надеюсь на то, что жить мне там не придется. Договорились, что я еще некоторое время поработаю, чтобы закончить и передать дела, а число в письме проставлю перед приездом. На том и расстались до 13 марта 1978 года, когда я опять стал главным энергетиком «ВилюйГЭСстроя».

Проводили меня в «СибЦМА» очень трогательно. «Курочки» мои не скрывали своего огорчения и никакие заверения Хобина, что все будет хорошо и никто их не станет «обижать» не подействовали - многие откровенно вытирали слезы. Девчонки наотрез отказались приглашать на проводы Царька и его жену, поэтому Хобину для сглаживания ситуации пришлось устроить еще одни «проводины» у себя в кабинете, но и там никто на «братца» внимания не обращал и он скоро смылся. Собирался я недолго и уже на следующий день вылетел в Надежный.

13 марта 1978 года я опять стал главным энергетиком «ВилюйГЭСстроя».

10.79. Надежный - год 1978

Мой отлет в Надежный совпал с открытием нового аэровокзала в Мирном. В то время это был единственный «долгострой». Лет 8, наверное, строили довольно простое здание из алюминиевых панелей - у Аэрофлота не было денег и стройку периодически консервировали.

Проектировала этот комплекс группа Толи Громова из института «Якутнипроалмаз» и его- то я и встретил первым в новом здании. Был он очень возбужден и, увидев меня, почему-то обрадовался. Узнав, что я лечу ближайшим самолетом в Айхал, тут же предложил мне лететь туда бесплатно в качестве «первого пассажира нового аэропорта». Он, оказывается, бегал в поисках кандидатуры на это почетное звание. Я, видя его заполошенность, рассмеялся и посоветовал ему пригласить на эту роль какую-нибудь девицу по - красивее. Тот удивился, что эта простая мысль не пришла ему в голову, бросился искать девицу и уже через несколько минут тащил в ресторан на второй этаж миловидную, «всю в мехах», блондинку. На приглашение обмыть пуск аэропорта я отказался, хотя в ресторане собрались все наши мирнинские строители во главе с В. Г. Великим.

До Айхала лететь около часа и вскоре мы приземлились в морозном тумане почти на Полярном круге. До Надежного, где базировался «ВилюйГЭСстрой», чуть больше 80 километров. К каждому рейсу подъезжала машина из Управления и уже через пару минут я ехал в приехавшем за мной УАЗике. Впечатление было такое, будто едешь в никуда: морозный туман, изредка выхваченные светом фар тонкие стволы чапыжника и больше ничего. Я впервые приезжал в эти места зимой и впечатление было неприятное - вспомнились чукотские зимы и световой день длиной в 2 часа.

Приехал уже поздно вечером и остановился в гостинице. Получил довольно уютный одноместный номер, попил с администраторшей чаю и проспал до утра. Утром отправился к своему «новому - старому» месту работы.

Надежный - поселок строителей Удачнинского ГОК был уже полностью построен и выглядел неплохо: изначально никаких «шанхаев» и самостроев. Несколько улиц застроены двухэтажными панельными домами, изготовленными в Ленске. Приличный клуб со спортзалом и библиотекой, несколько магазинов и неплохая столовая. Гостиница напоминала какой-то кораблик и выглядела отлично даже для большого города. Но, как я и ожидал, ни одного кустика или деревца, только хилые попытки что-то посадить - жалкие прутики вдоль улиц. Все это я рассмотрел, добираясь до Управления «ВилюйГЭСстрой» (УС ВГС).

Располагалось оно в обычной деревянной двухэтажке, а напротив в точно таком же доме - Управление строительства ГОК (УС ГОК). Я давно был уверен, что разместить на одной стройплощадке два строительных Управления, да еще на таком удалении от остальных строек, было большой глупостью. Это мнение сложилось еще тогда, когда «ВилюйГЭССтрой» откочевал на Север. Теперь мне предстояло убедиться в этом воочию, что и не замедлило произойти.

В приемной у Одинцова меня встретила милейшая секретарша - Вика. После недолгого разговора с начальством меня представили работникам отдела главного энергетика. Было их всего двое - семейная пара Валентина и Леонид Шагаровы. Парой они стали уже работая в этом отделе. Леня считался моим заместителем, а на Валентине лежала вся канцелярская работа. Впрочем, только этой работой они и занимались. Шагаров не имел никакого представления о других, кроме УС ГОК, подразделениях Управления, нигде не бывал, что, впрочем, оправдывалось тем, что раньше эта работа до отъезда из Чернышевского была поручена мне. За прошедший год никто этим не занимался.

Знакомство с делами ОГЭ не заняло много времени. Отчетность Валентина вела хорошо, переписки практически никакой не было, а все дела по снабжению и ТБ просто не велись. Отдел совершенно не влиял на дела стройки. Теперь мне стала понятна настойчивость Одинцова в моем возвращении в УС ВГС. Практически надо было начинать всю работу заново, спланировать на несколько лет вперед, подобрать хороших работников во всех подразделениях, провести аттестацию, наладить связи со снабженцами, возобновить деловые контакты с Главком и Якутскэнерго. Работы предстояло много, но выполнить ее, сидя в Надежном, было невозможно. Это и определило мое дальнейшее поведение.

Потратив целый день на осмысление создавшейся ситуации, посоветовавшись с Шагаровым, я решил, что мне совершенно незачем сидеть в Надежном. Для этого там останется Шагаров с женой, а я буду постоянно в командировке. При этом мне не надо будет устраивать свой быт в Надежном, где мне очень не хотелось жить, да и постоянно получать командировочные было бы хорошим материальным подспорьем. Обосновать все это было нетрудно и Одинцов полностью согласился с такой организацией работы ОГЭ.

На следующий день после этого разговора я оформил себе командировку на месяц, ключи от своей квартиры торжественно отдал милейшей секретарше Вике, теснившейся в коммуналке; себе забронировал постоянный номер в гостинице и решил хорошо познакомиться с энергохозяйством нашей самой большой стройки.

Хозяйство было большое и прилично организованное. В этом была большая заслуга моего старого знакомого Володи Августиновского - начальника ТЭУ, его главного инженера - Гены Горохова и двух замечательных парней, которых я раньше близко не знал - прорабов Володи Афанасьева и Гены Мироновича. Там же в ТЭУ работал и Шурик Ефремов, встреча с которым меня очень обрадовала. Вообще, встретили меня доброжелательно и дружески. Августиновский одно время, когда мы еще строили вторую очередь Вилюйской ГЭС, был главным энергетиком УС ВГС, но скоро понял, что эта работа не по нему и постарался перейти «на линию», организовав ТЭУ. Ребята тут прекрасно сработались, специалисты они были отличные, с рабочими хорошо ладили.

Работать на этой площадке было, конечно, значительно легче, чем мне в Чернышевском. Изначально в проект производства работ по ГОКу было заложено строительство хорошей базы ТЭУ, разработана проектная схема энергообеспечения стройки, денег отпускалось много на всякие «времянки» и ребята развернулись во - всю.

К тому времени были построены две ЛЭП-220 кв. от ВГЭС; в районе был, практически, избыток электроэнергии. Нужно было строить электрокотельные, как временные, так и постоянные для отопления нового города и объектов ГОКа. Работы было много, но для меня все это было уже знакомо и особого интереса не представляло.

ТЭУ был в «большом авторитете» на стройке. Я это понял сразу же после встречи с начальником « ГОКстроя», моим старым знакомым А.П.Рябовым.

Я и не знал, что он уже начальник этой крупнейшей тогда стройки. Знал, конечно, что он поехал на Удачную, но думал, что он, как и раньше, работает в Управлении механизации. А тут такой скачок!

Встретились мы с ним в столовой на следующий день после моего приезда. Очень теплая была встреча, окончившаяся уже поздно вечером. Рябов знал, что я должен приехать в УС ВГС, сообщил это ребятам из ТЭУ и сам проводил меня туда. Деловой разговор продолжался только до тех пор, пока в ТЭУ не « накрыли поляну». Правда, переговорить мы успели практически обо всем. Никакого вмешательства моего в дела ТЭУ не требовалось, а вот помочь им наладить добрые отношения со снабженцами в Мирном и Ленске, организовать аттестацию работников, наладить взаимоотношения с Энергосбытом - это я мог.

После длительного «совещания» все пошли меня провожать до гостиницы. Там у ребят были самые тесные деловые контакты и после того, как администратор узнала, что я их «шеф» положение мое в гостинице стало «лучше губернаторского».

Полазив на морозе по всем объектам строительства ГОК, я свободно теперь ориентировался в потребностях и перспективе этой огромной стройки. Моим твердым убеждением стало то, что мне тут делать практически нечего - ребята прекрасно справляются со своей работой, в конторе удобно устроились молодожены Шагаровы и ради этого удобства они будут очень стараться выполнять все мои задания. Я мог совершенно спокойно планировать свою работу на каждый месяц, регулярно переоформляя командировку. Складывалось все неплохо, а если еще учесть, что стали серьезно поговаривать о переводе УС ВГС в Мирный, о начале строительства третьей очереди Вилюйской ГЭС и других перспективах строительства, то будущее и совсем уж казалось прочным.

Перед отъездом я принял приглашение Шагаровых и пришел к ним в гости. Тогда я впервые побывал в том самом «городе будущего под крышей», о котором гомонили даже центральные газеты и журналы. В жизни это оказались длиннющие пятиэтажные дома со сквозными коридорами, соединенные между собой крытыми утепленными переходами. Никаким уютом тут и не пахло. Впечатление как от казармы в Кронштадте. Квартирки тоже не очень удачной планировки, а если учесть, что из окна видна либо голая тундра, либо стена соседнего дома, то и совсем тоска берет.

Леня оказался очень домовитым и хозяйственным парнем, да к тому же еще и хорошим кулинаром. Валентине, имевшей уже двух достаточно взрослых детей и богатую биографию, с ним очень повезло. Тушеная баранья нога улетела очень быстро, разговор затянулся надолго. Шагаровы совсем недавно приехали на Север и им было интересно все, что касалось строек на Вилюе. Рассказали мне, что все бумаги, которые они нашли в отделе, были подписаны мною, а после этого практически никаких документов ОГЭ не выпустил. Это меня немало удивило, ибо и Глазов и Августиновский неплохо имитировали перед начальством бурную деятельность. Мы успели в такой неформальной обстановке обсудить наше будущее сотрудничество и мои планы их вполне устроили. Заглядывая вперед, они даже предупредили меня, что при переезде Управления в Мирный не хотели бы уезжать из Надежного. Это меня тоже устраивало и мы расстались, довольные знакомством.

На следующий день я улетел в Мирный. Улетал в отличном настроении. Работы впереди был непочатый край, но было ясно, что и как нужно делать. Особенно радовало, что я здесь был полностью предоставлен сам себе, ни перед кем не должен был отчитываться. Результаты работы целиком зависели от того, как я ее организую. Вновь предстояли встречи с ребятами в Ленске, надо было подробнее ознакомиться с делами в Якутске, побывать в Чернышевском и готовиться к работам на третьей очереди Вилюйской ГЭС.

Я теперь уж и не вспомню в хронологическом порядке несколько последующих лет. Это была просто круговерть поездок, впечатлений и очень непростой работы. Поэтому я пока опишу все это по географическому признаку: Мирный, Ленск, Якутск, ВГЭС-3, Удачная, Айхал.

10.80. Мирный 1978-80 годы

Эти годы - начало массовой застройки города многоэтажными домами и воплощение давно разработанного генерального плана застройки. Намечалась грандиозная по местным масштабам стройка с целью улучшить жилье в городе без прироста его населения.

Основой выполнения этого плана был ввод цеха крупнопанельного домостроения (КПД) на нашем комбинате стройматериалов. Все что можно было построить из мелких блоков и шлакоблоков, которые выпускал КСМ, уже было построено. На строительстве КПД работа шла в авральном режиме: ежедневные планерки, штаб, ругань с субподрядчиками, вмешательство горкома и прочих «руководителей». Нервотрепка была невероятная.

Я на нескольких планерках поприсутствовал и понял, что энергослужбу «Мирныйэнергопромстроя» (МЭПС) заставляют заниматься совершенно ей не свойственным делом: курировать работу субподрядчиков на строящихся объектах. Это всегда было обязанностью производственного отдела и заказчика. Местное начальство давит на Нифонта Кондакова, который к тому времени переехал в Мирный и работал главным энергетиком МЭПС, и заставляет его бегать по снабженцам, проектировщикам, обеспечивая работу «субчиков». Безропотный Нифонт, забросив все свои прямые дела, целыми днями пропадал в КПД. Кроме того, ему же еще и навязали работать со всеми инстанциями, принимающими готовые объекты в эксплуатацию. Это самая неприятная часть работы у строителей, потому что без недоделок еще никто ничего не сдавал, а доказать, что «...черное - это белое» не каждый сможет.

Короче говоря, вся работа по собственной энергетике в МЭПС была запущена до предела. А ведь на балансе треста был целый поселок из 40-50 ПДУшек, несколько своих баз, базы снабженцев и масса временных ЛЭП-6 и 0,4 кв.

Разобравшись в ситуации я попытался было возражать против такого порядка, но встретил оголтелый отпор со стороны всего мирнинского начальства. Меньше всего их волновали дела самих строителей, когда надо было авралить на КПД. Переубедить их мне не удалось. Так этот бедлам и остался на все времена: Нифонт к этому привык, всех начальников это устраивало. Дали ему в помощь грамотную девицу для ведения отчетности, да парнишку - техника для беготни по инстанциям. Практически все наше энергохозяйство в Мирном держалось на толковых бригадирах, у которых была полная самостоятельность в работе. Все это облегчалось еще и тем, что база снабженцев была у них на обслуживании и обычных для строек трудностей с материалами у них не было. Учитывая все это и изрядно поспорив с Нифонтом, я махнул рукой на это дело и решил не вмешиваться до поры, до времени. А в том, что такое время настанет я не сомневался.

Неожиданно возникла острая проблема с отоплением нашей автобазы в Мирном. Тепло она получала от своей угольной паровой котельной, которая к тому времени окончательно прогнила и не могла уже обеспечивать всю базу теплом. А помещения там огромные, да и новое строительство развертывалось на ее территории.

На рядом стоящей 3-ей фабрике была запущена паровая электрокотельная, где из 4-х котлов по 10 Мвт использовались для своих нужд только 2, да и те не на полную мощность. Надо было попытаться договориться с алмазниками о подключении к их котельной.

Основные трудности при этом были в полной неясности о системе оплаты за тепло. К тому времени в районе не было утвержденной цены на тепло от электрокотельных. Те, кто продавал тепло, сами составляли калькуляцию и, нигде ее не утверждая, получали деньги с потребителя, подписав простой договор. Процесс этот не контролировал даже Энергонадзор. У 3-ей фабрики такой калькуляции не было, а была только секретная цифра затрат на тепло, включаемая в себестоимость алмазов.

Пришлось мне малость поработать и составить типовой расчет стоимости 1 Гкал тепла от электрокотельных разной мощности и напряжения. Получился небольшой свод таких расчетов. С ними я пошел в Энергонадзор и там, после некоторой проволочки, утвердил эту методику. Дальше было проще: опираясь на утвержденную Энергонадзором методику, посчитали вместе с «Якуталмазом» стоимость 1 Гкал, подготовили договор с фабрикой и подписали его. За лето провели паропровод и к зиме автобаза могла спокойно отапливаться.

Я так подробно написал об этом кажущемся незначительным эпизоде работы потому, что эти расчеты легли в основу общесоюзной методики после того, как мы переслали их в Братск на завод электрокотлов. (Те курировали все вопросы, связанные с эксплуатацией электрокотлов.) Потом нам, энергетикам, придется бороться за каждую копейку стоимости тепла, а пока было благодатное время избытка электроэнергии и значение этому придавали в основном экономисты при заключении договоров.

Мирный стал походить на вполне приличный город. Главный архитектор - Женя Ермолаев - воплотил несколько своих проектов. Первым из них стал монумент первооткрывателям алмазов (прилагаю фото). Установили этот «фунтик», украшенный мозаикой и изразцами на въезде в город из аэропорта. Оставшийся в этой части города чапыжник торжественно провозгласили «Парком культуры», выложили плиткой площадку, а пьедестал мог бы стать трибуной, как Мавзолей, если бы кому-нибудь пришло в голову устраивать там демонстрации. К счастью таковых среди местных партийных царьков не нашлось.

Первое впечатление от монумента у меня было неприятное. Не зная, что автор этого «чуда» сам Ермолаев, я ему как-то высказал, что он, как главный архитектор, должен быть строже в отборе шедевров, украшающих город. Самолюбивый Женя очень обиделся, но, приняв на грудь бутылку коньяка и учитывая «серость рядового обывателя», простил меня и долго подробно объяснял, что тут задумано. Я ему посоветовал все это записать на камне и поместить рядом с шедевром. Потом, по прошествии нескольких лет, к этому памятнику все привыкли и он стал достойной достопримечательностью города. А уж теперь, когда даже Москву изуродовали кошмарами Церетели, мне даже стал нравиться этот оригинальный памятник.

Очень значительным событием в Мирном стал ввод большого и очень красивого кинотеатра «Якутск» (тоже на фото). До этого, при отсутствии телевидения, в городе был только один старый маленький кинотеатр «Родина» и клуб «Алмаз», где можно было посмотреть новые фильмы. Попасть туда можно было с трудом, организовывались культпоходы, стояли длинные очереди за билетами. Новому кинотеатру не было равных во всей Якутии. Строили его с большим энтузиазмом.

Мне косвенно довелось участвовать в пуске проекционной аппаратуры. Оказалось, что к моменту пуска в городе оказался только один дипломированный киномеханик, знавший такую аппаратуру - Алексей Ильич Дворцов, у которого я полгода жил на подселении. Дали ему полную власть и он руководил монтажом и наладкой новейшей по тем временам техники. Меня он пригласил поучаствовать в этом деле и я с удовольствием помогал ему во всех организационных делах и оформлении актов ввода в эксплуатацию. Так вот и получилось, что первый киносеанс в новом кинотеатре я смотрел из оконца будки киномеханика, а торжественный банкет для меня был не в толпе, гудевшей в фойе, а в той же будке вместе с Лешей и его помощником. Я очень полюбил этот кинотеатр и никогда не пропускал новые фильмы даже после пуска телевидения.

И вот тут, на площади перед кинотеатром, Женя Ермолаев создал действительно прекрасный Памятник Победы (см.фото). Посвящен он 30-летию Победы, но окончательный вид в граните он приобрел несколько позже. Привезли капсулы с землей всех городов - героев, высадили деревца. Место возле «Трех мечей» стало одним из самых красивых в городе. Свой восторг по поводу этого ансамбля я с удовольствием высказал Жене, что было ему очень приятно и помирило с моей прежней «серостью». Там же, но уже много позже, поставили памятник Сталину – единственный в новой России (см.фото)

Неожиданно пришлось искать замену главному энергетику КСМ Тормолову, уехавшему на материк. С учетом того, что вводился цех КПД резко возрастала ответственность за бесперебойную работу комбината и нужен был серьезный и грамотный специалист.

Как то в разговоре с главным энергетиком «Якуталмаза» В.П. Жуковским я посетовал на возникшие трудности и попросил рекомендовать кого-либо из их спецов.

Надо отметить, что тот выпуск Иркутского политеха, который приехал в Мирный в 1968 году, сделал стремительную карьеру, что и не удивительно - ребята были грамотные и энергичные. Ваня Белоколодов стал, как теперь говорят, вице-мэром города; Семен Зельберг, пройдя дрессуру в должности инструктора горкома партии, серьезно занялся экономикой в тресте; Володя Пискунов был секретарем горкома и первым кандидатом на должность первого секретаря; наш начальник участка Магаданского УПНР - Володя Крылов - стал референтом управляющего трестом «Якуталмаз» Солдатова, да и другие парни неплохо устроились.

Пришедший им на смену молодняк был значительно слабее и на должность главного энергетика КСМ никто из них не тянул. Для меня это было тем более важно, что приходилось постоянно торчать на комбинате для решения самых обычных текущих вопросов в ущерб другим делам.

Жуковский вскоре позвонил мне и предложил вместе с ним поехать в совхоз «Новый» на воскресенье. Был разгар лета, погода стояла прекрасная и я с удовольствием согласился, еще не догадываясь, чем было вызвано это приглашение. Приехали прямо к энергетику совхоза Володе Солнышкину. Жил он тогда в панельном двухэтажном доме на берегу Баутобии вместе с Людмилой, работавшей главным поваром в местной столовой.

Естественно, приезд непосредственного начальства и старого приятеля со стройки был обставлен в самом лучшем виде. Стол ломился от давно не виданных мною деликатесов, компания выпить могла, да и Люся инициативу из своих рук не выпускала - поила и кормила до отвала. Вскоре я узнал главную цель поездки: Жуковский решил уговорить Солнышкина перейти на КСМ. Это уже потом я узнал, что у того в совхозе создалось довольно сложное положение, да и дома было не все так просто, как казалось за обильным столом. Он давно просил Жуковского посодействовать переводу в Мирный, но в «Якуталмазе» вакансий не было.

Договорились мы быстро, поскольку Володю я знал очень давно, в особом восторге от его деловых качеств не был, но работать он любил и, главное, умел заставить работать своих подчиненных. В остальном я всегда мог быть рядом и своевременно помочь и словом и делом.

Вскоре Солнышкин приступил к работе. С присущей ему хозяйственностью построил для энергослужбы отдельное здание с мастерскими и отличной баней.

Хорошим помощником ему стал бригадир Володя Головин - бывший мой студент. Парень с непростым характером, он был отличным специалистом, никогда не заглядывал в рот начальству и пользовался непререкаемым авторитетом среди рабочих.

После решения этих важных дел у меня в Мирном установился достаточно прочный порядок и можно было вплотную заняться проблемами Ленска, где дело обстояло намного сложнее.

10.81. Ленск,78-80 годы

Я всегда старался попасть в Ленск к ледоходу. Зрелище совершенно завораживающее! Можно часами смотреть на вздымающиеся пласты двух, - трехметрового льда, наползающие друг на друга льдины, ломающиеся с оглушительным треском. Над рекой буквально канонада стоит!

К пропуску льда относились всегда с величайшей серьезностью. Заранее убирались заторы, особенно в районе острова Батамай, принимались экстренные меры вплоть до бомбардировки с самолетов, вызванных из Читы. На моей памяти прошло более 20 ледоходов и после каждого все облегченно вздыхали. Только многотонные глыбы льда на берегу напоминали о том напряжении, которое всегда сопутствовало этому.

У Коли Левчука сохранилась квартира на берегу реки, где я сначала и остановливался, но для работы это было неудобно и позже я перебрался в нашу гостиницу в центре города. Там я оказался единственным в это время жильцом, не считая начальника зоны - подполковника Саши с женой и маленькой дочкой. Его перевели из Якутска и он жил в нашей гостинице в ожидании квартиры. На следующий день вместе с ним мы обошли все объекты старого ДОКа, на которых работали зэки. Я еще раз убедился, что в Ленске нет более серьезной задачи, чем ввод нового ДОКа. Совершенно кустарное производство пиломатериалов и столярки на изношенном оборудовании ни в коей мере не могло обеспечить массовую застройку Мирного и Ленска, да и стройка в Удачном требовала все больше и больше столярки и встроенной мебели для нового города.

Новый ДОК строился ни шатко, ни валко на объездной дороге на краю города. Добираться туда было сложно и пришлось «реквизировать» машину в нашей автобазе. Мой тезка - Соснин - не очень этому сопротивлялся, но, со свойственным ему прохиндейством, выудил у меня обещание вплотную заняться энергетикой автобазы.

Обследовать хозяйство автобазы мне помог Левчук, имевший огромный опыт эксплуатации базы пассажирского автохозяйства. Коля выдал много добрых советов, что и послужило поводом предложить ему должность главного энергетика у Соснина. Влад знал, что у Коли какие-то трения с ПАХовским начальством, что, впрочем, не удивительно при его характере, и отказа не ждал. Так и получилось, что я уезжал из базы на машине, а Левчук увозил письмо на перевод.

Коля был настроен решительно и я мог быть спокоен за автобазу. Позже в его ведение попала и расположенная рядом главная база УПТК, где Левчук хозяйничал на складах для общей и своей пользы. Мне можно было полностью сосредоточиться на объектах нового ДОКа.

Самым сложным был ввод угольной котельной ДОК,а. Девочки из московского конструкторского бюро, понятия не имеющие о якутских морозах, заложили гидравлическое золоудаление, что возможно либо при плюсовых температурах, либо при удалении золы кипятком. Мне с этим еще не приходилось встречаться, да и опыта работы с угольными котельными у меня было мало, только их автоматизация в Иультине. Здесь тоже хватало работы по автоматике, которую я передал в «СибЦМА», но легче от этого не стало.

Дело пошло быстрее когда директором ДОК назначили Ворчика, ранее работавшего начальником СМУ-1. Все годы в Ленске было противостояние СМУ-1 и ДОКа. Разбираться в их склоках приходилось всем руководителям «ВилюйГЭСстрой» и было это причиной постоянного напряжения на стройках в Ленске. Мудрый Одинцов нашел выход из положения: назначил Ворчика директором ДОКа, чтобы тот поварился в этом соку, а на его место в СМУ-1 сел недалекий, но настырный главный инженер, тяготившийся своей зависимостью от Миши.

Первое время все с некоторым злорадством наблюдали за этой рокировкой, но Ворчик - парень умный и энергичный, быстро поставил все на свои места. Он теперь стал заказчиком на строительстве нового ДОКа и не пропускал ни одного липового акта, не платил ни копейки, пока все не было сделано в срок и качественно.

СМУ-1 зарыдало, но вынуждено было все сдавать без недоделок. Миша слишком хорошо знал свое СМУ, чтобы его мог кто-нибудь провести. Благодаря этому скоро был введен в строй огромный столярный цех с новым оборудованием.

По моему предложению там смонтировали небольшую электрокотельную с котлами нашей конструкции. При этом цех не зависел от ввода угольной котельной и стал давать продукцию на пару лет раньше.

Но проблему сушки древесины это не решало. Проектные огромные сушильные камеры нельзя было запустить, но мы сделали в них выгородки меньшего объема, притащили передвижную паровую электрокотельную, которая работала еще в плотине ГЭС, и подключили к проектным внутренним сетям. Получилось очень удачно и столярку стали делать из достаточно сухого дерева.

Кроме нового ДОКа надо было провести большие работы по расширению цеха железобетона - ввести новый цех шлакоблоков, из которых строились все промышленные объекты в Ленске. И там главная трудность - отсутствие тепла и технологического пара.

Здесь тоже нашлось решение: использовать расширяемую городскую котельную. Правда, была она городская, - т.е. «Якуталмаза» - и пришлось долго уговаривать их, добиваясь врезки, но разрешение было получено.

Надо было проложить более километра паропроводов в черте плотной застройки, пару раз «нырять» под улицы. Работы была сложной и я поручил ее своим ребятам из ТЭУ в Чернышевском, которые могли выполнить ее быстро и качественно.

Приехали в Ленск мои старые соратники по Вилюйской ГЭС. Встреча была трогательной: одних приветов - вагон и маленькая тележка, не считая вилюйских даров природы. Мы с бригадиром прошли по всей трассе, договорились с механизаторами и снабженцами.

Когда размечали трассу, нас постоянно преследовали местные автолюбители, гаражи которых должны были быть либо снесены, либо перенесены. Я отдал на откуп ребятам решение всех этих вопросов. В результате ни один гараж не был снесен, многие подключены к теплу, а ребята хорошо заработали на этом. Работали они отлично и к концу лета проложили трубы, смонтировали бойлерную, сделали теплоизоляцию, да еще успели так освоить Ленск, что многие аборигенки сожалели об их отъезде. Большое дело сделали - Ленские стройки получили в избытке блоки, из которых строили множество объектов.

С началом навигации приходилось постоянно помогать снабженцам в расшифровке поступающих «электрических» грузов, но заниматься этим постоянно я не мог. Опять меня выручил Коля Левчук - ему это было полезно и приятно. Автобаза при этом богатела на глазах. У него сложились добрые отношения с УПТК и даже механизаторами, державшимися несколько особняком в Ленске.

Руководил участком механизации Дима Осипов, работавший ранее в Чернышевском. Его «задвинули» в Ленск после замятого скандала с приписками и присвоением денег, когда он был главным инженером Управления механизации. Спас партбилет, общественная деятельность и связи в горкоме.

В Ленске он сразу же нашел «золотое дно»: прокладку коллекторов по городу. Один бульдозер, один трубоукладчик и 4 женщины с «квачами» обеспечивали ему выполнение любого плана. Бульдозер на ширину ножа рыл в ленском песке (там нет мерзлоты) траншею, трубоукладчик укладывал туда пятиметровые короба коллектора, бабы мазали мастикой эти короба и готово: один метр - тысяча рублей плана. По тем временам отличная работа! Занявшись исключительно этим выколачиванием денег, Дима совсем забросил другие дела и наши стройки не имели ни бульдозеров, ни кранов, ни другой техники. Это было постоянным поводом для скандалов на площадке и мне зачастую, оставшись в Ленске «старшим воинским начальником», приходилось разбираться в них. Надоело мне это до чертиков и пришлось натравить на Осипова старого приятеля - начальника Котлонадзора. Тот добавил ему забот и Диме пришлось повернуться лицом к нуждам других строителей, от которых решение этих забот зависело. Мало того, с механизаторов сняли выполнение работ по коллекторам, передав их в СМУ-1. Мелочь, конечно, но в масштабах Ленска это имело большое значение.

Мне всегда хорошо жилось и работалось в Ленске, но надо было заниматься всей стройкой: готовить заявку на материалы и защищать ее в Москве, там же сдать экзамен по ПТЭ и ПТБ.

10.82. Нечто приятное о Москве

Поездка в Москву была напряженной и скоротечной. Если сдать экзамен было достаточно просто по старой памяти, то снабженцы мне порядочно попортили нервы. Контора их находилась возле Красной площади рядом с рестораном «Славянский базар». Это меня немного примирило с проволочками.

В первый же обеденный перерыв я пошел в этот всемирно известный кабак. Уселся в углу, чтобы лучше понаблюдать тамошнюю публику: обычный служивый люд и обычные комплексные обеды в меню. Подошла ко мне маленькая бабуля, перевязанная вязаной шалью, и очень заботливо приняла заказ. На мои сетования, что побывав в таком известном месте, приходится кушать комплексный обед, она предложила мне испробовать русскую кухню. Узнав, что я человек командированный, да еще из Якутии, принесла мне что-то очень вкусное и на удивление дешевое. Наелся я до отвала и договорился с ней, что буду приходить каждый день и доверяю ей выбор обеда. Бабуля пообещала дать мне попробовать всю русскую кухню и сдержала свое слово. Рассчитывала она меня до копейки и сразу пресекла попытку оставить «на чай». Перед отъездом я подарил ей чукотского костяного божка - пеликена, чем привел ее просто - таки в восторг. Все 10 дней, отпущенные мне на командировку, пролетели в спорах со снабженцами и я, даже не сумев заняться личными делами, срочно улетел в Мирный.

10.83. Якутск – переход через Лену

Из всех наших хозяйств Якутская площадка была самая простая и запущенная. В отличие от Мирнинского района мы в Якутске не были генеральными застройщиками, а строительство Якутской ГРЭС, для чего создавалось СУ ЯГРЭС, уже закончилось.

Это была уникальная по тем временам электростанция с газотурбинными генераторами. Вводилась она тяжело и, когда был подписан акт Госкомиссии, мы облегченно вздохнули. После этой большой стройки нашему СУ ЯГРЭС пришлось перебиваться строительством жилья и небольших промобъектов, разбросанных по всему городу.

Новую жизнь вдохнуло строительство перехода ЛЭП-220 кв. через реку Лену. Проблема энергоснабжения правобережных районов Якутии была очень серьезной. Там в каждом поселке работало множество небольших дизельных электростанций, пожиравших львиную долю топлива, завозившегося в Якутию. Приход электроэнергии от Якутской ГРЭС решал все проблемы, а нас обеспечивал работой по строительству ЛЭП и подстанций на долгие годы. Отсюда и важность этой работы.

Ширина Лены возле села Покровского, где строился переход, более километра. Подобных переходов высоковольтной ЛЭП через водную преграду в Союзе в таких условиях еще не строили. Усугублялись эти трудности еще и тем, что обледенение проводов при больших якутских морозах грозило превзойти все нормы. Никакие провода выдержать ледовой нагрузки не могли бы, если не сократить длины пролетов. Для этого посредине русла надо было намыть песчаный островок. Там устанавливались восемь свай на всю глубину реки. На этих сваях бетонировался «грибок», а на нем устанавливалась опора ЛЭП-220 кв. высотой около 150 метров. На обоих берегах - правом высоком и левом низком - тоже строились опоры высотой около 80 метров каждая. Получалось несколько пролетов длиной более, чем по 350 метров, что обеспечивало надежность работы ЛЭП-220.

Строить переход поручили нашему УС ЛЭПиП, но генеральным подрядчиком было СУ ЯГРЭС. Уже на следующий день после моего приезда в Якутск мы поехали в Покровское с начальником СУ ЯГРЭС. «Волга» остановилась возле вагончика бригадира и оттуда вышел нам навстречу мой старый друг Витя Фишер. Это, оказывается, его бригада (бывшая ранее у меня в ТЭУ) работала на монтаже опор. Встретились мы очень тепло: не виделись с самого моего отъезда из Чернышевского. Отдав поварихе все необходимые распоряжения, Витя показал нам как идут дела, попутно сняв с 70-метровой высоты нашего друга Лешку Шестакова, работавшего в бригаде сварщиком. На остров перебираться мы не стали - течение было очень сильным и река еще полностью не замерзла.

Уселись мы в вагончике и Витя показал, что такое УС ЛЭП. Стол был не хуже, чем в городских ресторанах, что, впрочем, не удивительно: в Якутске везде ужасно плохо кормили. Ребята установили самые тесные связи с совхозом (опытно-показательным!) «Покровский» и хозяйством на правом берегу. Те снабжали бригаду мясом, молоком, мукой, крупами, яйцами, а рыбу наши вилюйские умельцы ловили сами в неограниченных количествах. Взамен ребята делали им ремонт теплотрасс и прочую работу, для которой всегда находили материал и свободное время. Так что приняли нас по-королевски, чем приятно удивили местного шефа. До этого у них были только строго официальные отношения, а уезжали мы добрыми друзьями. Как выразился Витя, поддавши: «Друзья Сергеича - наши друзья». После этой поездки я был уверен, что переход будет построен в срок, если сваи и «грибок» забетонируют вовремя.

Самая большая трудность была в зимнем бетонировании свай. Бетон надо было возить за 20 километров с бетонного завода СУ ЯГРЭС в пятидесятиградусный мороз, поскольку на остров можно было проехать только по льду. За время пути надо было сохранить температуру бетона и укладывать его с максимально возможной скоростью, чтобы не застыл. Только представив себе предстоящие трудности, я не позавидовал переведенному сюда из Чернышевского Францу Гробману.

Он вначале работал главным механиком СУ ЯГРЭС, а потом и главным инженером. Как раз в период бетонирования свай и «грибка» ему предстояло стать начальником СУ ЯГРЭС. Успешная работа на строительстве перехода немало способствовала тому, что Франц сделал быструю карьеру в Якутске.

10.84. Надежный,78-80 годы

Я и раньше знал, что для энергетика на Севере существует только два времени года: зима и подготовка к зиме. Но со всей очевидностью этот постулат стал мне очевиден в первую же зиму после возвращения в УС ВГС. До этого в поселке мне больше приходилось заниматься стройкой ГЭС, а другие заботы да еще и в других местах меня занимали гораздо меньше. Теперь же я был полностью в ответе за любые перебои в подаче электроэнергии, тепла и воды не только на стройки, но и на многочисленные объекты жилищно-коммунального хозяйства и свои промышленные предприятия по всей Якутии. Пришлось пересмотреть приоритеты в своих обязанностях, посвящая основное время тому, что могло решать эту главную задачу. Естественно, что начинать надо было с Удачного.

Приезжать в Надежный мне приходилось каждый месяц - переоформлять командировку. Задерживался я там на 3-4 дня, встречался с ребятами из ТЭУ, знакомился с почтой, давал задание на очередной месяц супружеской паре и снова уезжал в Мирный или Ленск. Все вопросы, возникавшие в ТЭУ, обычно решались с помощью пары подписей снабженцам. В Надежном была настолько «надежная» команда энергетиков, что опекать их не было никакой нужды.

Вскоре здесь произошли некоторые кадровые перемены. Августиновский стал начальником, а Горохов главным инженером нового СМУ «Сантехмонтаж», которое должно было базироваться в Мирном. Там предполагалось строительство мастерских и базы.

Начальником ТЭУ стал Володя Афанасьев, главным инженером Гена Миронович и даже Шурик Ефремов стал руководить всеми электрокотельными в Надежном. Он тоже начал с кадровых перестановок, укомплектовав все смены симпатичными и покладистыми женщинами - дежурными. Короче говоря, когда я в середине декабря приехал в Надежный там уже царил «новый порядок».

Мне предстояло вплотную заняться годовыми отчетами, подготовкой главы в годовой баланс Управления и множеством дел по переписке с Москвой и Якутскэнерго. Поселился я в своей комнате на первом этаже гостиницы. Пару дней, пока я ее обживал, добывал себе посуду и книги в библиотеке, все вечера мы проводили в ТЭУ.

В один из таких вечеров к нам с большой помпой и на большом грузовом автомобиле заявился низенький, плотненький и весьма развязный майор-связист. Он мне очень напомнил Толика Москву из Иультина и я как-то сразу проникся к нему симпатией. Держался он с барской щедростью и размахом: выложил тут же на стол для знакомства несколько бутылок коньяка, целую баранью тушу, а в финале этого явления два пацана-солдата приволокли здоровенную кастрюлю с каким-то варевом, от которой шел пахучий пар - это было его фирменное блюдо: баранья шурпа со свежей (!) картошкой.

Такое знакомство не могло не закончиться просьбой. Оказалось, что в Удачном, где строился стратегический аэродром, будет базироваться воинская часть для наблюдения за воздушным движением в этом районе. Такая часть уже стояла в Мирном и ничего для нас удивительного в этом не было. Вояки уже привезли множество так называемых «БАМовских бочек» - вагончиков. Нужно было подключить их ко всем видам энергии и желательно бесплатно. Майор уже побывал у нас в Управлении и его отправили ко мне. Не найдя меня в гостинице, тот нашел нас в ТЭУ.

Подключить их для нас не представляло никакого труда, ибо в том районе работала наша котельная, а подстанция не была загружена и вполовину. Но было бы недипломатично сразу же обрадовать нашего нового знакомого, так богатого бараниной и коньяком. Мы с Володей, не сговариваясь, объявили майору Саше, что будем очень сильно думать пару дней, в течение которых он должен нас ознакомить со своим хозяйством и возможностями сотрудничества. Для себя же решили, что вояки могут облегчить наши транспортные проблемы, да и по хозяйству помогут - в те времена у Армии были неограниченные возможности.

Пока же солдаты обосновались в помещении Красного уголка, а их начальство поселилось в нашей гостинице. Прикончив коньяк, мы туда и отправились продолжить знакомство. Майор сгонял солдат в магазин за добавкой, а Шурик в электрокотельную за пирожками, которыми его в избытке снабжали дежурные дамы. Прихватив почти оттаявшего барана мы двинули через дорогу. Стоял 50-тиградусный мороз и ввалились мы в гостиницу в клубах пара.

Порубить барана, заложить его в огромную кастрюлю и приготовить на мощной электроплите было делом получаса. К тому времени все гонцы явились в гостиницу. К моей огромной радости там же поселился приехавший с отчетом из Ленска Миша Ворчик. Миша не на работе - просто чудо-парень! Встретились мы с ним очень тепло, ибо не виделись с осени. Это был приятный, но не последний сюрприз.

Миша поселился в номере с еще одним воякой, напившимся и спавшим мертвым сном. От нашего шума тот очухался, учуял, что пахнет компанией и в одних подштанниках вылез в коридор. На стуле висела форменная рубашка с майорскими погонами. Оказалось, что он - то и был настоящий майор и командир части, а Сашка был при нем квартирьером в чине прапорщика. Маскарад ему понадобился, как Сашка потом нам рассказывал, чтобы произвести впечатление на строительное начальство т. е. на меня. Развеселил он нас до колик. Уселись мы все в большой комнате, где и прикончили барана, напоили настоящего майора до отключки, проводили всех по домам, а мы с Мишей Ворчиком, обнявшись, строевым шагом маршировали по коридору и пели гимн «Мы, белорусы, с братнею Русью....». Очень был насыщенный вечер и потому мне хорошо запомнился.

Отходить от этого вечера пришлось назавтра в сауне. Она возникла в Надежном одновременно с появлением там почти профессиональной хоккейной команды. В нее пригласили ребят из Магнитогорска, Череповца и еще откуда - то. Играли они за «Строитель» и стали чемпионами Якутии, перекидав прежних чемпионов - команду «Якутэнерго». Ребята были любимцами в поселке и неудивительно, что по их просьбе там построили сауну. Расслаблялось в этой сауне все строительное начальство, но ключ был у Шурика Ефремова. Закончив работы после обеда, мы двинули туда. Я не большой любитель коллективных помывок, но отказываться не хотелось и, запасшись «лекарством», мы приступили к процедурам. Ходили по двое и нам вышло идти с Шуриком. Сама парная была очень небольшой с узким проходом между печкой и полками. Там вежливый Шурик решил пропустить меня к полкам и прижался задом к металлической облицовке печки. Какому дураку пришло в голову пустить металлические уголки снаружи?! Визгу было много и после этого Шурик почти неделю не мог сесть, так и «лечился» стоя, бедняга. А парилка была, действительно, отменная !

С новыми силами я переделал все свои дела и приготовился уже уехать опять в Мирный, но тут случилась беда: у алмазников от мороза разорвало технологический трубопровод диаметром около 800 миллиметров. На ликвидацию аварии были брошены все силы. Удивительной силой обладает мороз: сталь толщиной 20-25 миллиметров лопнула как стеклянная трубка. Наледь мгновенно приняла угрожающие размеры. Работать при таких страшных морозах с хлещущим потоком воды, в условиях, когда опасно применять сварку было очень трудно, но люди делали свое дело просто - таки самоотверженно. Развитие аварии приостановили, но ее последствия ликвидировали еще долго.

Новый Год мне пришлось встречать в Надежном, о чем я нисколько не пожалел. Как всегда собрались мы в ТЭУ, пригласив вояк и нескольких командированных из гостиницы. Все было очень чинно и весело, как вдруг раздался звонок и робкий женский голос попросил позвать Ефремова. Под веселые подначки присутствующих я передал трубку Шурику, думая, что это его дамы с нетерпением ждут своего шефа на котельной. Неожиданно для всех лицо у Шурика стало очень серьезным и озабоченным. Напуганные предыдущими событиями, мы, было, подумали, что случилось и у нас что-нибудь неприятное, да еще и на Новый Год. С котельной, расположенной недалеко от пожарной части сообщили, что пожарники горят синим пламенем. Не поверив своим ушам, мы выскочили на мороз и действительно увидели, что над пожаркой поднимаются клубы дыма. Володя бросился к телефону и заорал пожарникам, что они горят. Подвыпившие брандмейстеры послали его подальше, думая, что это традиционный розыгрыш, но Володя снова позвонил им, не стесняясь в выражениях. Возле пожарки началось шевеление, но время уже было упущено - сгорела пожарка дотла.

Запомнившийся Новый год мы с Сашей-прапорщиком отметили еще раз уже в Мирном. Интересный оказался парень. Как теперь говорят «лицо еврейской национальности» и кавказского происхождения. Он окончил педагогический институт в Краснодаре и постоянно проживал в Лазоревской. Там у него масса родичей и большой дом на самом берегу моря. Оттуда его и призвали на два года в Армию, но ему так понравилась служба в качестве хозяйственника с большими возможностями, что он остался в кадрах. Направили его в Мирнинскую часть ПВО, чтобы жизнь медом не казалась, но и там он отлично устроился: сам при деле, жена Люда - официантка в ресторане и квартира в хорошем доме на верхнем поселке. Все это я узнал в самолете пока мы добирались в Мирный.

Сразу же из аэропорта мы поехали поужинать к его жене и там я впервые увидел, что такое патриархат в действии. При Сашке его жена не смела и глаз поднять, а не - то что за стол сесть с мужем и его гостями. Была она дама очень даже видная, высокая - на полголовы выше Сашки,- но «кавказской национальности» и того же воспитания. После плотного ужина мы с Сашей поехали к нему домой продолжить вечер и дождаться Люду после работы. Так вот та, намаявшись на работе за целый день, еще должна была снимать ему сапоги, опять готовить стол, на ходу прибирать в доме и при этом всячески угождать маленькому деспоту. А тот даже удивился, когда я ему попенял на такое угнетение жены и выразил желание хоть чем-то помочь. Называл он ее при этом не иначе как «курва в ботах» и это потом стало Сашкиным прозвищем на все времена. Иначе между собой мы его и не называли.

В Мирном уже начали строить здание для Управления «ВилюйГЭСстрой». Не мудрствуя лукаво назвали его «общежитием», привязали типовой проект, чтобы не было трений со Стройбанком, а для удешевления строительства строили из шлакоблоков. Поскольку я почти постоянно находился в Мирном, то все дела по надзору за строительством поручили мне. Тогда же мне пришлось делать и планировку здания, размечая служебные кабинеты. Себе я выбрал на 4-ом этаже - подальше от начальства. Здание строили на улице Тихонова. Тогда это была самая окраина города, совершенно не благоустроенная. Напротив здания Управления чуть позже стали строить большой жилой дом улучшенной планировки для работников Управления.

Зима была очень тяжелой, но обошлось без аварий и неожиданностей. Весной для энергетиков наступает период, когда зима уже кончилась, а подготовку к следующей еще не начали. Это единственно возможное время для отдыха. Я об отдыхе даже и не думал, но тут получил письма сразу от мамы и из Мантурово от тети Мали. Мама писала, что у Мали юбилей - 60 лет в партии и она очень просит приехать к ней. Маме нездоровилось и она просила меня приехать в Минск и съездить в Мантурово на столь выдающееся событие. О том же было и Малино письмо, приправленное грустными нотками. Чувствовалось, что пишет старый человек, который подводит итого жизни и очень хочет меня видеть.

10.85. Малин юбилейм

В Костромской губернии тетя Маля была личностью известной и к тому же самый старый член партии - стаж в партии 60 лет. По сему поводу обком решил провести юбилей с произнесением речей в заводском клубе. Как сама Маля выразилась: «Меня решили сильно обслюнявить...» и взяла это «неизбежное» ( по ее словам ) мероприятие в свои руки. Все это я узнал в первый же вечер после приезда и радостно-суматошной встречи.

Прошло 35 лет после нашего отъезда из Мантурово, где мы с мамой прожили тяжелые годы войны, и больше я там не бывал. Мама частенько ездила к сестрам, но зависимости от деспотичной Мали долго не выдерживала. С ней отлично уживалась только Геся со свойственным ей юмором и миролюбием, да тихо страдающая Шура. Я же всегда, еще будучи пацаном, чувствовал себя с Малей легко и свободно. Чувствовал, что она меня очень любит и платил ей тем же. С этим чувством и прошли юбилейные дни в Мантурово.

Выйдя на вокзале, я попытался отыскать знакомые места, но совершенно ничего не узнал. Уже смеркалось, на улице гололед и слякоть. Все какое-то серое и унылое кругом. Самому отыскать новый дом, в котором мои тетки жили было бы трудно и я подкатил к нему на такси. Все как у настоящих - даже пара развалюх «Волг» курсировали по городу. Дом - обычная крупнопанельная пятиэтажка - стоял рядом с высоким забором, за которым что-то строилось. Позже я узнал, что это «химики» строили комбинат белковых добавок, а когда построили, то он стал вонять на все окрестности.

Тетки меня встретили в большой трехкомнатной квартире, где почти не чувствовалось женской руки: чисто, строго, ничего лишнего. Такие уж они были. Но вот чего было полно, так это варенья и всяческих грибов! Банки со всякими солениями и варением стояли на балконе, на кухонных полках, во встроенных шкафах. Маля, естественно, постарела, но выглядела бодро и энергично распоряжалась в доме. Гесю я не видел после смерти отца, но и она не очень изменилась с того времени: такая же ироничная и компанейская. А вот Шуру я не узнал совсем. Я и так-то ее не запомнил с войны, когда ей было 17 лет, а теперь уж совсем не ожидал встретить рано постаревшую 50-летнюю женщину. Замуж она так и не вышла и всю жизнь прожила с деспотичной Малей. Тетки выписывали множество газет и журналов, все прочитывали и рьяно обсуждали прочитанное. «Роман - газета» у них была со дня ее основания, так что все новинки советской литературы они тоже читали. Телевизора тогда еще не было...

Рассмотрев меня со всех сторон, тетки решили, что я - мужик солидный и вполне смогу составить им компанию за столом: сначала отведав крепких напитков с домашней закуской, а потом и в домино поиграть. Тут уж они были мастерицы! Я-то думал, что научился на флоте стучать костями, но мы с Шурой ни разу (!) не смогли выиграть у Мали с Гесей, к великой их радости. Выпить тетки могли неплохо, особенно фронтовичка Геся и весь первый день мы провели за столом, рассказывая о своей жизни. Карточки детей были рассмотрены со всем вниманием и получили полное одобрение. Особенно их радовало, что детей было много, да еще и таких симпатичных. «Аг-а-а, понял, как плохо быть единственным ребенком?!» Я, правда, от этого никогда не страдал, но тут согласно кивал головой. Пока мы так встречались перед малиным домом дежурил автобус ПАЗик, прикрепленный заводом для хозяйственных поездок. Я, было, удивился этому, но Маля сказала, что она «...никому не позволит делать из себя « партийную куклу» и тратить государственные деньги на какие-то «юбилеи». Все расходы на банкет она взяла на себя и решила устроить его в заводской столовой, где «...девочки постараются как надо...» Маля проработала на заводе более 50 лет, в войну получила орден Ленина, после еще целый «иконостас» и была там живой легендой, так что уж девочки, действительно, для нее постарались.

На этом автобусике мы с Малей проехали по старым местам, съездили в Юровку, но я ничего не мог узнать. Все очень изменилось, стало каким-то маленьким и ужасно серым. Очевидно, мерзкая погода тоже повлияла, но детское восприятие Юровки ко мне не вернулось.

Настал день юбилея. Из Костромы приехали аж два секретаря обкома партии - по промышленности и по идеологии. Первый - еще не старый мужик, исправно надувавший щеки, а идеолог - миловидная дама лет 35 с хорошо подвязанным языком. Маля торжественно представила меня областному начальству, перечислив «страшные» места, где я работал: Колыму, Чукотку и Якутию. Не знаю почему, но дама этим очень заинтересовалась и усадила меня рядом с собой, чтобы задавать свои нелепые вопросы об «ужасах Севера». Даже у больших партийных чиновников, оказывается, было превратное представление о своей стране.

Завод представлял его главный инженер (директор был в отъезде) - простой мужик моих лет с озабоченным выражением лица. Узнав, что я энергетик, долго рассказывал о трудностях в энергохозяйстве завода, жаловался на слабость кадров и договорился до того, что предложил мне переехать в Мантурово и стать главным энергетиком на фанерном заводе. Пообещал очень большую квартиру и очень упирал на то, что теткам нужна поддержка и внимание. Еле от него отбился, дав обещание пройтись по заводу и посмотреть хозяйство.

Народу собралось немного: хитрая Маля назначила сборище в рабочий день и в рабочее время. Отнюдь не из соображений экономии, а исключительно потому, что не хотела никакой помпы. Приветственные речи говорили прямо за столом и недостатка в тостах не было. Приветственных адресов и грамот всех уровней нанесли целую гору. Маля исправно раскланивалась и благодарила, не забывая при этом хитро подмигивать нам с Гесей. Видно было, что внимание ей приятно, но всерьез она все это не воспринимает.

Весь персонал столовой принимал самое активное участие в празднике «...нашей тети Мали» и девчонки расстарались на славу. Даже в это голодное время стол был очень обильный и вкусный. Никто особенно не набрался и хватило сил даже для танцев. Поскольку мужиков было мало, то мне пришлось потоптаться с идеологиней. Все уже собирались расходиться, когда Маля неожиданно даже для нас, пригласила обкомовское начальство и главного инженера к себе домой. Юбиляру не откажешь и все, усевшись в автобус, отправились продолжать праздник.

В домашней обстановке все было гораздо проще и веселее. Очень мило посидели до самой ночи. Оказалось, что главный всю жизнь прожил в Мантурово и Юровке. Возможно, что мы учились в одной школе и бегали по одной улице, но не помним об этом теперь. Вспомнили умершую тетю Дору, во время войны работавшую в обкоме партии, выпили за здоровье мамы и всю нашу семью. Идеологиня по секрету призналась, что недавно развелась и теперь очень переживает, что это может сказаться на ее карьере. Я шутя посоветовал ей свалить все на идеологические разногласия и тогда это будет выглядеть, как борьба с чуждой идеологией. Она при этом даже лоб наморщила, обдумывая такую возможность. Вскоре все разъехались, девочки помогли убраться в доме и наутро все вошло в привычное русло.

К обеду за мной заехал главный инженер. Очевидно, ему не столько хотелось усилить свою энергослужбу моим присутствием, сколько похмелиться после вчерашнего. Одно другому не помешало. Мы малость посидели, поправили здоровье и поехали на завод. Я там бывал во время войны и он мне казался чем-то огромным, шумным и вкусно пахнущим клеем и деревом. Теперь же, после того как я насмотрелся на современные деревообделочные комбинаты, цеха ЖБИ и крупных панелей в Мирном, Братске, Якутске и сам участвовал в их строительстве, все здесь мне показалось настолько древним и убогим, будто попал в каменный век. Реконструкцией завода надо было заниматься уже много лет назад, а теперь он уже неотвратимо разваливался. Я с сочувствием посмотрел на беднягу главного инженера и мы с ним отправились назад к Мале продолжать праздновать. Там за столом, после достижения стадии полной откровенности, я ему о своих впечатлениях поведал, хоть ничего нового не сказал. На патриотах и энтузиазме этот старый завод не мог долго продержаться, даже Маля раскричалась, что никто не хочет заниматься заводом, а если завод развалится, то и весь поселок вымрет. Так оно впоследствии и случилось.

На следующий день мне надо было уезжать в Адлер. Маля все на том же автобусике поехала со мной в Мантурово, не говоря зачем и куда. Мы все хорошо сознавали, что эта встреча для нас будет последней, но я пообещал, что кто-нибудь из моих ребят приедет проведать мантуровскую родню. Маля решительным шагом пошла в сберкассу и через некоторое время вышла с деньгами. Столь же решительно протягивает мне деньги и говорит, что это от нее подарок мне и детям, который мы сами себе и купим. Отказаться - нанести большую обиду и я с благодарностью пообещал употребить их с пользой. В тот же вечер тетки меня проводили на поезд и пару суток я отлеживал бока на вагонной полке.

10.86. Холодное Черное море

Была середина марта и середина совершенно черной южной ночи когда поезд остановился в Адлере. Этот первый приезд на юг я никогда не забуду. Перрон маленького адлерского вокзала был еле освещен парой фонарей, вокруг ничего не было видно и было ощущение, что я нырнул в густой теплый воздух, терпко пахнущий цветами. Запах был сильный и приятный, казалось, что он обволакивает со всех сторон.

С поезда сошло несколько человек, которые сразу же растворились в черноте, а я вышел на площадку перед вокзалом, уселся на скамейку и решил ждать рассвета. И так было приятно сидеть в теплоте среди пряно пахнущих роз, что я и не заметил, как настало утро. Оказалось, что мой санаторий совсем недалеко от вокзала и такси подбросило меня туда за полтинник.

Санаторий был одним из трех 16-тиэтажных «стекляшек» для массового отдыха трудящихся. В первый же день я понял, что лечить меня тут никто не собирается, благо и лечить тогда еще было нечего. Для проформы прописали мне какие-то процедуры, на которые я исправно не являлся и на том заботы окончились.

Поселился я в уютном номере с московским шофером-автобусником. Парень оказался очень шустрым, нагловатым, как и все москвичи, да еще к тому же очень женолюбивым. Через пару дней у него наладились все необходимые связи и видел я его в номере крайне редко. Впрочем, меня это даже радовало - хотелось побыть одному и вообще настроение было какое-то неважное.

В пище я не очень-то разборчив, но того, что давали в санатории не хватило бы и кошке. Пара килек с травками на завтрак заливалась спитым чаем; обед был похож на рыбалку - отлавливал кусочки мяса в тарелке и гадал из чего сделаны котлеты размером с генеральскую пуговицу; ужин разнообразил стакан молока, хорошо разбавленного водой, чтобы, не дай Бог, в организм не попали лишние жиры. Время, конечно, в стране было голодное, но не до такой же степени!

Это своевременно оценили местные деятели промкооперации: к зданию регулярно подъезжали автомашины с мешками орехов - фундука и грецких, привозили неплохую выпечку и другие местные продукты. Все это было дешево, ибо дешевизна компенсировалась большим объемом продаж. За неполный день распродавали неимоверное количество орехов и лимонада. К этим продуктам и я пристрастился. Покупал несколько килограммов фундука, пару бутылок лимонада, вытаскивал на балкон матрас и принимался все это уничтожать по отработанной технологии: вкладывал орех в щель на полу, разбивал его бутылкой и запивал лимонадом. И так ежедневно, пока это стало уже невыносимо.

Море было рядом, но вода по здешним понятиям была очень холодной: всего лишь 15 градусов. Залезать в море никто не рисковал, но весь берег был усыпан голыми бабами, сидящими на картонках и играющими в карты, и мужиками, нажравшимися хмельного и визжащими, зайдя в море по колено. Берег усыпан галькой, ходить по нему босиком тяжело и я уходил на волнорез, где можно было спокойно посидеть, просто глядя на волны. Занятие, которое никогда не может надоесть!

Однажды, к своему удивлению, я увидел в воде здорового мужика, которые довольно лихо кувыркался в небольших волнах. Мне и раньше хотелось поплавать, но «высовываться» не стал, а тут такой стимул. Нырнул и я в воду. Сначала дух захватило, а потом стало так хорошо, что и вылезать не хотелось. На воздухе было холоднее, чем в воде. С мужиком мы тут же познакомились. Это был подполковник - пожарник из Витебска. Почти земляк, что мы и отметили вечером. С того дня мы с ним каждый день, к удивлению окружающих, купались в море в любую погоду.

Ни на какие развлечения я никогда в жизни не ходил и начинать в адлерской стекляшке не намеревался. Кино было в другом корпусе, ходить туда было далеко да и фильмы крутили старые. Так что через неделю меня разобрала лютая тоска, усугубившаяся еще и разлукой с детьми.

Удивительно кстати настало время весенних каникул. Я позвонил Гале и попросил отправить ко мне в Адлер Маринку, благо малины деньги были при мне. Ждал я ее приезда с огромным нетерпением! Съездил в Сочи и устроил ей проживание в отличной квартире рядом с автовокзалом. У хозяйки было три дочери и она согласилась взять Маринку на полный пансион во время каникул.

Мариночка приехала поездом налегке и, видимо, изрядно проголодалась в дороге. Мы с ней тут же пошли в вокзальный ресторан и устроили пир из жареных перепелов. В Адлере несколько перепелиных ферм, в избытке обеспечивающих перепелами местный общепит и перепелиными яйцами - сувенирами заезжую публику. Маришка оприходовала целый противень вкусных птичек к моему великому удовольствию. До Сочи ехали на автобусе по красивой горной дороге, где местные водители гоняют с невероятной лихостью.

В тот же день к хозяйке приехала дочь из Краснодара, где она училась в музыкальном училище. Мариночке было 15 лет, а та чуть постарше, но «обнюхались» они очень быстро. Я, успокоенный, поехал к себе в «стекляшку», пообещав наутро приехать в Сочи.

Со следующего дня начались наши путешествия по Черноморскому побережью. В первый же день доехали мы до вершины какой-то горы, где уютно пристроился кабачок с шашлыками и полным набором экзотических вин: «Черные глаза» и прочие, названия которых я уже позабыл. С горы открывался прекрасный вид, шашлыки таяли во рту, вино было, действительно, неплохим и мы провели там несколько часов. За это время шустрая Маринка облазила окрестные скалы, нарвала где-то грецких орехов и была в восторге от новых мест. У нее еще хватило сил играть в волейбол возле нашего корпуса, а я с удивлением наблюдал за тем, как вокруг нее увиваются вполне взрослые ребята. Вот так и выросла дочь, а я и не заметил. Поздно вечером я отвез Маринку в Сочи, обратно в Адлер не поехал и наутро мы собрались по совету хозяйки съездить на электричке в Новый Афон посмотреть знаменитые пещеры.

Зрелище действительно впечатляющее! От устья пещеры на маленьком электропоезде нас провезли до начала маршрута, а там уж по проложенным мосткам повели вглубь пещеры. Это было одним из самых посещаемых мест, народу собралось немало и все дружно охали и ахали при виде гигантских сталактитов, умело подсвеченных разноцветными лампами и все дружно испугались, когда внезапно погас свет и настала абсолютная темнота. Удивительно, но при моей-то клаустрофобии, я совсем ее не ощущал в пещере. Очевидно, потому, что объем пространства был очень большим, а не ограниченно малым. Бродили мы там долго: Маринке очень понравилось пускать эхо в пещерах и лазить на высокие смотровые площадки, куда мне было лень подниматься.

На свет Божий мы вышли полные впечатлений и страшно голодные. Автобус привез нас в Гагры, где мы хорошо пообедали и до самого вечера гуляли по городку, кормили черных и белых лебедей, отдыхали у самой кромки моря. Мне там очень понравилось, несмотря на то, что местные жители смотрят на тебя не как на человека, а как на объект купли - продажи. Это сразу чувствуется и очень неприятно.

В Сочи я Маринку привез уже поздно ночью, а утром следующего дня мы поехали с экскурсией на озеро Рица. Погода была пасмурная, моросил дождик, но и горная дорога, и само озеро очень нам понравились. Традиционно побывали на даче Сталина, отведали местных шашлыков и вина. Здесь, на озере Рица в небольшом магазинчике нам с Маринкой очень понравилась клеенка с роскошными рисунками древних рыцарских замков и прочих рыцарских атрибутов. Удивительно красивые рисунки рыцарских турниров, вздыбленных лошадей, обрамленных орнаментом из старинного оружия. Но... в магазинчике был обеденный перерыв, а по случаю плохой погоды этот перерыв затянулся на неопределенное время. Мы даже отстали от своего автобуса, прогулялись под дождиком пару лишних часов, но так и уехали не солоно хлебавши к великой досаде. Позже я пытался отыскать такую клеенку в Сочи и Адлере, но не нашел. До сих пор обидно...

За эти десять дней Маринка успела прилично загореть, набралась впечатлений и малость поздоровела. Но все хорошее когда-то да кончается... С большой неохотой проводил я ее в Ленинград, а сам отправился в свою «стекляшку» потреблять орехи и отмокать в прохладном весеннем море.

В санатории меня ждала записка... от Михаила Владимировича Овчинского - нашего зама по снабжению. Вот уж была неожиданность! Оказалось, что он и главный энергетик «ГОКстроя» Юра Ладыгин тоже решили погреться после лютой зимы и взяли путевки в санаторий «Энергетик» здесь же в Адлере. С обоими у меня были самые лучшие отношения, а встретить на отдыхе земляков - большая удача. После обеда я поехал в «Энергетик», расположенный недалеко от моего санатория и первый, кого я там встретил был Ладыгин, задумчиво торчащий на крыльце. У них тоже был обед, но Овчинский еще не вышел из столовой. Юра подвел меня к стеклянной двери и мы увидели, как огромный «Мойша» с брезгливой гримасой рассматривает пару килек на тарелке и отлавливает следы мяса в супе. Вид у него был просто уморительный при этом! Видимо, ему уже грезилась перспектива полуголодного существования в течение 24 дней. Тут он заметил нас и выбрался из-за стола, не закончив обедать. После радостных приветствий голодный Овчинский поволок нас в ближайший ресторан, где мы и отметили встречу. Мужики очень сожалели, что не застали Маринку, про которую я им все уши прожужжал. Мы дружно погуляли по набережной, посидели на скамейке на главной улице, наблюдая за курортным променадом, попробовали в ларьке здешнее вино (рубль - стакан любого!) и жизнь мне показалась не такой уж и скучной.

Так мы и ходили друг к другу в гости, истоптав все адлерские набережные, пока не настал День противовоздушных войск, в которых служил когда-то Юрка. Было решено совместить этот праздник с экскурсией в Сухуми, которая организовывалась в тот же день. Я поехал в Сухуми на электричке от своей остановки «Известия», а они - на автобусе из своего санатория. Встретились мы на набережной Сухуми и решили посмотреть город и потом уж попраздновать.

Сухуми мне очень понравился. Очень небольшой, уютный и зеленый городок с массой достопримечательностей: прекрасным ботаническим садом, обезьяним питомником и красивой набережной.

Первые впечатления были связаны именно с набережной, по которой стройными толпами вальяжно шествовали типичные кавказские мужчины в огромных кепках - «аэродромах», приличными брюшками и большими усами. Из-под козырьков посверкивали бегающие глазки, догола раздевающие проходящих мимо женщин. Поскольку их собственные женщины все сплошь ходили в черном и повязывались платками до самых глаз, то отстреливали глазами славянок - отдыхающих и туристок, демонстрировавших здесь свои достоинства с полным откровением. Смотреть на этих павианов было и забавно и противно. Причем наглость их предела не имеет - липнут ко всем женщинам без разбора, а получив «отлуп» мерзко гогочут вслед. Все это мы наблюдали, стоя у какой-то забегаловки, где, на удивление, хорошо и недорого готовили хачапури. Странно, но выпить там ничего не было и мы в полной трезвости пошли в ботанический сад. Век бы оттуда не уходил! Сад сам по себе небольшой, но столько там всяких растений, так он был хорошо ухожен, что всегда можно было чему-нибудь удивиться. Мне там очень понравилось, но не все запомнилось.

Рядом с ботаническим садом процветал тогда единственный в Союзе обезьяний питомник. Множество мартышек и каких-то еще приматов жили под открытым небом, носились как угорелые по каменным откосам, выпрашивали конфеты и уморительно гримасничали. Смотреть на них можно было часами, особенно радовали они детей, коих матери не могли оттянуть от забора.

Хорошо нагуляв аппетит, мы решили, что пора и праздновать. Ладыгину, как младшему по званию (всего - то сержант был!) и возрасту было поручено найти все, что надо для праздника: выпивку и закуску и принести на скамейку в парке, где мы обосновались. Каково же было наше удивление, когда через полчаса он явился совершенно пустой и растерянно сообщил нам, что кроме водки ничего съестного ни в одном магазине не нашел. Даже хлеба...

Пришлось нам покинуть тенистую скамейку и двинуть на поиски. Даже какой-то охотничий азарт появился: неужели ничего не найдем в курортном городе, хоть и не в сезон. Обошли мы все магазины, где Овчинский давил солидностью, я пытался «взять на обаяние», а Юра толково объяснял, что сегодня наш праздник. Все тщетно: съестное расхватали с утра и покушать можно было только в столовой, но там категорически нельзя было выпить... Круг замкнулся, но мы его разомкнули, взяв по бутылке водки на брата, стянули в столовой стакан и несколько кусков хлеба. Все это радостно унесли в парк и отметили славный праздник. На солнышке нас порядочно развезло, но мужикам было легче - они могли выспаться в автобусе, где для меня места не нашлось. Электричка отправлялась только вечером и у меня было время сходить в кино, что я и сделал. На вокзал я пришел заранее, поужинал в буфете и пошел в вагон.

Только занес ногу на подножку, как у меня в левом колене буквально «граната разорвалась» - такая адская боль возникла, что я чуть не потерял сознание. В вагон подняться я не смог и мне на помощь подбежал капитан-милиционер. Он что-то спрашивает, а я его не слышу. Малейшее движение и опять острая боль в колене... Какая уж тут поездка. Капитан помог мне добраться до медпункта, но там никого не было - воскресенье. Довел он меня до гостиничного номера поездных бригад и уложил на койку. Сбегал куда-то и принес длинное полотенце, которым я перетянул себе ногу. Еле уложил ногу так, чтобы не очень болела, но уснуть не смог всю ночь. Прыгать на одной ноге еще было можно, если крепко стиснуть зубы, благо туалет был недалеко. К утру боль немного утихла и я решил уехать на первой электричке. Вчерашний день был полуголодным, есть хотелось страшно и первым делом я двинул к столу на перроне, где кормили пассажиров супом-харчо. Принесли мне чуть теплый суп, но на этом мои неприятности не кончились - вонючие голуби, обсевшие карниз вокзала, умудрились нагадить мне прямо в тарелку... В общем, все по пословице: «Если не повезет, то и...»

Еле залез в вагон и устроился у окна, но любоваться черноморскими пейзажами мне не пришлось - всю дорогу «нянчил» ногу, не находя удобного положения. Самое трудное было впереди - на остановке «Известия» не было перрона и надо было прыгать из вагона. Впервые в жизни мне пришлось прыгать на одну ногу и проделал я это успешно. Еле доковылял до корпуса и сразу же вызвал врача. Что он там обнаружил, я не знаю, но легче мне стало только от того, что я уже на месте и под врачебным присмотром. Еду мне приносили несколько дней в номер, а потом я и сам ковылял, плотно перебинтовав колено. Меня трогательно опекала дама-кандидат исторических наук из Львова, жившая в соседнем номере, чем и помогла почти поправиться к дню отъезда. Вот так я и отдохнул впервые у моря.

10.87. Якутская юстиция

В Мирном я долго не задержался. Успел только осмотреть новостройку - здание Управления и вылетел в Надежный. Там все уже готовились к переезду в Мирный. На строительстве Удачнинского ГОКа полным хозяином оставался А. П. Рябов, чего он давно желал.

Наконец-то в Управлении появился новый главный инженер - некто Рылов. Известно было, что он на стройках не работал, а протирал штаны в каком-то НИИ, где даже кандидатскую защитил. Одинцову его «вбили» в Главке - нужно было того куда-то спрятать на время от неприятного скандала. К моему приезду он уже почти месяц работал и неоднократно изъявлял желание познакомиться с главным энергетиком.

Знакомство это состоялось. После приезда в Надежный я устроился в своем номере в гостинице и на работу пришел уже после обеда. Оказалось, что во время обеда что-то чинили на линии и в столовой отключали энергию. Обычное дело, но с этого и началось наше знакомство. За мной прибежало Вика-секретарь и срочно пригласила к главному инженеру. Захожу и вижу за столом парня лет 38-40, довольно симпатичного с виду (такие нравятся дамам бальзаковского возраста), но с совершенно пустыми глазами. Не здороваясь и чуть подняв голову, тип этот процедил визгливо: «Почему в обед в столовой света не было?» Я, естественно, ответил, что не знаю, да и вообще это не мое дело. Слышу в ответ истерический визг: «На хрен мне такой главный энергетик, который не знает, что у него под носом творится !?» Вижу, что парень совсем дурак и, психанув, отвечаю, что он у меня уже четвертый главный инженер, а даст Бог вскоре будет и пятый, так как таким придуркам на этом месте делать нечего. Уходя уже, добавил, что на меня даже отец никогда не кричал, а «... тебе, недоумку, и подавно я не позволю голос повышать...» Хлопнул дверью и ушел.

В приемной уже собралось человек пять любопытных и вскоре все Управление смаковало эту стычку. Вика потом рассказала мне, что Одинцов «оттянул» своего главного инженера за эту выходку. Я немного не угадал - Рылов проработал у нас почти 4 года - и все это время мы с ним даже не здоровались, не говоря уж о том, чтобы он вмешался в работу моей службы. Бывает и такое, но меня это ничуть не огорчало.

В Управлении я старался не показываться, хватит того, что там сидели супруги Шагаровы, а все время проводил в ТЭУ у Володи Афанасьева. Ребята очень хорошо обустроились, прибрали к рукам обслуживание всех предприятий поселка, включая торговлю и общепит. Понятие «местный дефицит» было им неизвестно, но наряду с этим пришли и большие неприятности: сгорел склад промышленных товаров, да еще и в воскресенье, да еще и в праздник - День Строителя.

В этот день на новую взлетную полосу в Удачном прилетел борт с какими-то товарами. Еле собрали среди праздновавших грузчиков бригаду, разгрузили самолет, привезли все на базу и ... загорелось там. Бросились тушить, благо пожарные располагались рядом, спасли остальные склады, но этот сгорел дотла. Подсчитали убытки. Поучилось больше миллиона рублей - очень большая сумма по тем временам. Началось следствие и пришло оно к выводу, что загорелось от неисправной электропроводки, в которой произошло короткое замыкание. Над ребятами - Володей Афанасьевым и Шуриком Ефремовым - нависла очень серьезная угроза.

Я уже раньше встречался с расследованием пожаров в Ленске и хорошо знал, что истинную причину найти трудно, а спрятать свое неумение это сделать очень легко за «...коротким замыканием». Благо, тут и виновных искать не надо - вот они, родные, - обслуживающая электрослужба.

Самое интересное было в том, что доказать это было нельзя: склад был совершенно новый, вся проводка была выполнена в трубах, на проверку проводки имелись протоколы, да и само возгорание произошло как раз там, где и проводки-то никакой не было - на эстакаде, где лежала пакля, толь и другие горючие материалы. Тут и ежу было ясно, что подпитые грузчики выпили на эстакаде то, что не успели допить перед прилетом самолета, покурили, бросили окурок и ушли... Но как все это тяжело доказать, если все идут «в несознанку»!

Мы облазили все пепелище, но не нашли никаких следов того, что где-то «коротнуло». С полной уверенностью в своей правоте я пошел к Одинцову и рассказал, что на ребят сознательно «катят бочку» и надо их выручать. Из Мирного за счет Управления вызвали очень хорошего адвоката - Галину Воронову, а меня официально назначили общественным защитником. Вот тут у нас и началось веселье...

Назначили суд, на который приехал очень наглый помощник прокурора из Мирного. Держался он так, будто мог вершить судьбы людей любым способом, даже неправедным, ибо представлял Государство и это делало его непогрешимым. Дело обещало быть крупным по причиненному ущербу и простым (по его мнению), т.е. была возможность отличиться, которую молодому прокурору упустить было никак нельзя.

Мы очень серьезно готовились к суду. Я просто не мог допустить, чтобы мои сотрудники пострадали ни за что, ни про что только потому, что прокурору захотелось быстро и легко закрыть громкое дело. Мы собрали остатки труб с проводкой, которая даже не пострадала при пожаре. У себя в лаборатории, а потом и на соседнем со сгоревшим складе устроили несколько коротких замыканий. При этом специально надрезали трубы, в которых проложены провода, снимали с этих поводов изоляцию, закорачивали их сначала тонкими проводами, а потом толщиной чуть ли не с гвоздь. Во всех случаях срабатывала защита на сборках, размещенных на складе, а когда мы и эту защиту отключили, то немедленно сработала защита на местной подстанции и полностью обесточила фидер. Ну никак не получалось зажечь хоть листочек бумаги, который мы специально подкладывали к месту короткого замыкания. Не успевал он загореться.

Все это мы проводили при свидетелях - понятых, закрепляли протоколом. Опыты проводило «СибЦМА», чтобы не было повода говорить о предвзятости выводов. Мало того, все результаты были заверены инспектором «Энергонадзора». К началу суда мы приготовили бумажный макет склада, где отметили место возгорания (там даже не было электропроводки), нанесли всю схему освещения склада и всю электрическую цепь его подключения, на которой указали места проведения искусственных коротких замыканий. Приложили протоколы этих испытаний и сделали при этом вывод, что причиной возгорания не может быть неполадка в электрических сетях.

Материалы следствия, представленные прокурором, были настолько неубедительны, что на целый ряд вопросов, заданных нашим адвокатом и мной, как общественным защитником, он просто ничего внятного ответить не мог. А после того, как мы продемонстрировали все свои доводы, решение суда было предрешено. Но... Очевидно, кому-то очень не хотелось чтобы убытки в полтора миллиона рублей, к которым, конечно же, приписали и прочую недостачу, отнесли за счет Продснаба. У нас в стране с огромной силой действовало «телефонное право» и здесь, наверняка, крепко надавили на прокурора, завалившего дело, и на судью.

Судил пожилой якут из Айхала, пользовавшийся очень хорошей репутацией в районе. Мужик он был дотошный и хоть мало разбирался в электричестве, но интерес проявил большой. Чтобы еще больше убедить его в нашей правоте мы с разрешения суда силами наладчиков «СибЦМА» с участием инспектора «Энергонадзора»Люды Ладыгиной провели несколько коротких замыканий на действующем складе, стоящем рядом с пепелищем. Даже бумажка не загорелась! Против этого эксперимента с пеной на губах возражал прокурор, с ним прямо-таки истерика приключилась в зале суда, но судья согласился с нами рискнуть и суд получил неоспоримое доказательство нашей правоты.

Еще до вынесения приговора прокурор написал начальнику «ВилюйГЭСстроя» Одинцову большое письмо, в котором потребовал призвать меня к порядку, ибо, по его мнению, я «...мешаю отправлению правосудия и выгораживаю своих подчиненных, пренебрегая при этом интересами государства...» Одинцов до этого ни разу не приходил в суд, хотя это событие много дней будоражило весь поселок. В отличие от него начальник «ГОКстроя» А. Рябов бывал там каждый день, а вечерами у меня в гостинице мы с ним и адвокатом обсуждали итоги прошедшего заседания и вырабатывали план на следующий день. Вместе с Рябовым мы пошли к Одинцову и подробно рассказали ему о суде и наших действиях. Тот нас одобрил, но, не желая ссориться с прокуратурой, поручил мне самому подготовить письмо туда, где отметить, что я являюсь общественным защитником и действую по поручению общества, меня уполномочившего, а не в силу служебных обязанностей или поручения руководства стройки. Так и сделали, но на этом прокурор не успокоился. Чувствуя неизбежный проигрыш дела, он начал с нашим адвокатом переговоры: мы принимаем на себя вину за пожар, а он - добрый и чуткий - не попросит лишения свободы, а ограничится лишь частичным возмещением ущерба. При этом у ребят будет судимость. Когда Галя Воронова пришла к нам после разговора с прокурором и рассказала о его предложениях, мы тут же попросили ее передать ему, что частичное возмещение ущерба пусть выплачивает сам, да еще в придачу и судебные издержки, а мы ни на какое соглашение не пойдем и все должно решаться в суде, а не путем закулисных переговоров.

На судью, видимо, тоже пытались поднажать, но полностью это не удалось. Правда, дело он отправил на доследование, но признать ребят полностью невиновными, как собирался раньше, не решился. Нас вполне устраивало это решение, но неизбежно должен был быть еще один суд с другими судьями, а в ожидании суда ничего приятного нет. Впрочем, выиграв первый суд и зная, что новых материалов против нас просто не может быть, мы с уверенностью готовились к повторному заседанию.

И оно состоялось... В Надежный приехало трое якутов: председатель суда и две заседательницы из Сунтар. Никаких новых наработок прокурор не представил и нам даже показалось, что он и дело то не раскрывал после первого суда. Мы повторили все свои доводы, раскритиковали доводы прокуратуры, отметили, что никакого доследования не было. Все наши речи были впустую - ни один судья даже не слушал. Было полное впечатление, что они приехали сюда не суд вершить, а «отбывать номер». У них прямо-таки на лицах было написано, что им совершенно безразлично все, что мы им говорим. Ни к чему не проявив интереса, не приняв во внимание ни одного довода сунтарские судьи посидели пару дней и огласили уже заранее приготовленный приговор: загорелось от короткого замыкания, возместить частичный ущерб, мер административного воздействия не применять. Сумму штрафа назвали смехотворную. Возмущению нашему не было предела и сгоряча мы тут же заявили, что подадим апелляцию в Верховный суд. Потом, малость поуспокоившись, решили этого не делать - и так нам хватило якутского правосудия по горло.

Довольный прокурор пришел к нам в ТЭУ вечером и, приняв на грудь пару стаканов водки, признался, что они могут заранее предрешить любое дело и бороться с прокуратурой не стоит. Видимо, опасался все-таки обращения в Верховный суд. Уходя от нас, выдал он нам последнее пьяное откровение: «Конечно же, не от электричества загорелось, но так проще списать убытки и закрыть дело. Я это всегда знал, да и вы молодцы - хорошо защищались...» Что тут скажешь...

10.88. «ВилюйГЭСстрой» переехал в Мирный

Cтройка в Удачном благополучно заканчивалась. Работы было еще много, но все промышленные объекты были построены, Новый город практически тоже. Оставалось достроить несколько объектов жилищно-коммунального хозяйства и, к радости всего северного народа, - пивоваренный завод.

Бездарно проторчавший в Надежном «ВилюйГЭСстрой», мог спокойно опять перекочевать - на этот раз в Мирный. Там уже соорудили типовое здание из шлакоблоков на тогдашней окраине города - улице Тихонова. Поскольку я практически не бывал в Надежном, а базировался в Мирном, то мне первому пришлось заселяться в эту новостройку.

Никакой плановой работы по переезду и заселению не проводилось. Все было пущено на самотек. Мебель таскали со всех наших предприятий, строгали полки и ящики в Ленске. В общежитиях готовили жилье для работников Управления. Все это можно было назвать «неспешной суматохой», ибо никому не хотелось опять срываться с насиженного места, но тут вмешалось партийное начальство и дело пошло быстрее.

Перспективы строительства были очень большие:
1.Начиналась стройка на Вилюе - третья очередь Вилюйской ГЭС;
2.Был утвержден план застройки Мирного крупнопанельными многоэтажными домами;
3.Начинались работы на трубке «Интернациональная»;
4.Ппод Мирным открыли богатые месторождения природного газа и готовилась большая программа по их освоению.
5.Кроме того, было очень много работы в Ленске, Айхале (там начиналось строительство новой большой обогатительной фабрики), Якутске и некоторых районных центрах.

Горком хотел иметь под боком генерального строителя -«ВилюйГЭСстрой».

Я не стал переводить в Мирный своих сотрудников Шагаровых. Уж больно уютно устроились они в Удачном. Леня вскоре стал секретарем парткома на Айхальском комбинате строительных материалов, да и Валентина где-то хорошо пристроилась. Пару месяцев мне пришлось поработать одному.

Вскоре я встретил в Мирном знакомого по Чернышевскому Николая Григорьевича Мартиросяна. На автобазе он был в большом фаворе, как отличный автоэлектрик. Кроме того, его дочери - двойняшки Ира и Татьяна - учились в школе вместе с моими ребятами. Особо близким наше знакомство тогда не было, а здесь мы встретились радостно, как земляки на новом месте. Николай переехал в Мирный и работал теперь на нашей автобазе, а его дочь - Татьяна окончила Иркутский политехнический и теперь ее надо было пристроить в Мирном. По специальности она - инженер-энергетик и я взял ее в свой отдел.

Теперь уж я могу сказать, что мне с Татьяной крупно повезло: мы проработали с ней много лет и она мне стала как еще одна дочь. Через пару недель у нас с ней было полное взаимопонимание. Девочка она была очень толковая, по-хорошему упрямая и самолюбивая. Научить ее всем премудростям работы в отделе не составило труда - Татьяна с лету все схватывала. Одно было плохо: она очень не любила ездить а командировки, стараясь не отрываться от своего мужа - пожарника Саши и маленькой дочери Натальи. Проехаться пару раз на машине в Ленск и ознакомиться там со всеми делами ей пришлось, да и в Надежный слетала, но все это сопровождалось таким стоном, что от этой практики я отказался, но был совершенно уверен, что отчетность и все бумажные дела у меня в порядке.

Я об этом говорю потому, что по этим-то делам и судили о работе отделов Управления. Никого и никогда не интересовало, что делает на стройках главный энергетик, какие проблемы там решаются, как готовится стройка к зиме и паводкам. Главное, чтобы отчетность была в порядке и все планы расписаны на год вперед, да заявки составлены во - время. У меня всем этим занималась Таня и делала это так хорошо, что мы постоянно ходили в передовиках.

Энергетики подразделений ее весьма уважали не только за требовательность, но и за ту помощь, которую она им постоянно оказывала. В Мирный они приезжали не для «накачки», а за добрым советом и практическим решением своих проблем.

Вообще, переселение в Мирный коснулось не только Управления. Начались значительные передвижки во всех службах. Из Чернышевского в Мирный переехал Нифонт Кондаков и стал работать главным энергетиком «Мирныйэнергопромстроя». У строителей появилось много новых людей. Естественно, предпочтение отдавалось тем, кто уже имел квартиру в Мирном. Остальные с нетерпением ждали окончания строительства дома напротив Управления, а пока осваивали общежития.

После того, как я убедился, что Татьяна отлично справляется с работой, можно было полностью переключиться на поездки по стройкам и решать на месте все вопросы. Меня это очень устраивало, тем более, что дали мне УАЗик и неплохого шофера - Валеру Копытова, который тоже не любил сидеть дома. Так мы и мотались от Ленска до Чернышевского, пока не началась эпопея строительства Вилюйской ГЭС-3.

В Мирный стали переезжать целые организации и первая из них - СМУ «Сантехмонтаж». Немалую роль в этом сыграла новая жена Августиновского - Лена. К тому времени Володя разошелся с первой женой - сестрой Шурика Ефремова Ириной - и привез из Москвы маленькое и очень энергичное существо с огромным догом по кличке Кинг. С помощью наших связей в продснабе она заняла весьма полезную должность заведующей книжным магазином, но для столичной дамы прозябать на дальнем Севере, хоть и с коэффициентом 2, было невмоготу. Она Володе всю плешь проела, настаивая на переезде в Мирный (все таки «столица алмазного края»!)

Как – то пригласили они меня в гости. Прихожу и вижу картинку: на небольшой кухоньке панельного дома на отдельной скамейке, занимающей половину пространства, возлежит огромный пес и нагло лижет яйца, по размеру не меньше страусиных. Хозяйка что-то жарит и при этом стыдливо отворачивается от него. Я малость растерялся и даже рот открыл от удивления, но тут прибежал Вовка и вытолкал пса на улицу. А на улице-то 50 градусов мороза! Я не удержался и вышел посмотреть, как совершенно голый столичный дог «охлаждает страсти» на морозе. Это надо было видеть! Такого танца ни один хореограф не поставит. Псина сначала перетаптывался с лапы на лапу, а потом стал отбивать такую чечетку, что куда там неграм с их стэпом! Лизать ему уже ничего не хотелось после этого и Вовка загнал его домой. Уселись мы с ним в ожидании кормежки: я - на диван, а псина рядом. При этом наши головы были на одном уровне. Я тихонько взял одну котлету со стола и дал ему. Дог разинул такую пасть, что котлета эта влетела туда как в колодец. Этакая прожорливая тварь, но с выдающейся родословной, чем и зарабатывает себе на пропитание, когда ему привозят невест чуть ли не из Москвы.

Вот тогда-то, на этом званом ужине, я понял, что переезд СМУ в Мирный просто неизбежен: Лена только об этом и говорила, призывая меня содействовать. Поскольку СМУ было в моем ведении, то я приложил немало усилий и они переехали.

Рядом с УМЕХом для СМУ очень быстро построили из алюминиевых панелей просторный корпус, алмазники подбросили несколько станков, да и «СибЦМА» помогло. Цех был прилично оборудован и вскоре решал все проблемы сантехнических заготовок для крупнопанельного домостроения в Мирном. Гена Горохов стал главным инженером СМУ, а Адам Паранук - начальником цеха. Ребята работали очень дружно и успешно, мне всегда было приятно у них бывать.

10.89. Снова новые «метлы»

Но главное, что сопровождало переезд Управления в Мирный, была почти полная смена руководства, начиная с начальника Управления. Им, неожиданно для всех нас, стал В. Д. Грабарь - выходец из «БратскГЭСстроя».

Все ожидали, что на эту должность после перевода назад в Москву Одинцова, назначат Анатолия Рябова. Мы с ним даже обсуждали такую перспективу, за рюмкой коньяка. Он относился скептически к такой возможности, справедливо опасаясь, что при таком слабом главном инженере, каким оказался Рылов, не назначат на такую должность человека, с заочным высшим образованием, да еще к тому же не «натасканного» в партийных органах. Так и вышло: Анатолия направили по разнарядке Якутского обкома партии на учебу в Москву в Академию Управления, т.н. «школу министров» при ЦК КПСС.

На нас же нахлынула «братская волна», точно так же, как когда-то на вторую ГЭС налетели «канальи». Такова уж была специфика работы с кадрами в нашем Главке: заканчивается одна стройка - начинается другая, люди набираются опыта, растут и выдвигаются на более высокие должности. Не терять же кадры, которые перекрыли сибирские реки и построили там могучую промышленность и прекрасные города.

Грабарь был хорошо известным в Братске специалистом. Он не был строителем, а окончил в Одессе Высшую мореходку по электромеханическому профилю. Не знаю, как он попал в Братск, но по возрасту он не мог быть в числе первостроителей - он всего на пару лет был старше меня. Там он вырос до начальника Управления Главного энергетика (УГЭ). Эта раздутая организация стала предметом зависти и подражания для моего предшественника - Леонова, что и привело к раздутому отделу у нас, от чего я с трудом избавился.

Я там бывал много раз, но с Грабарем не встречался. Все вопросы решались с его подчиненными, совершенно не считавшими нужным советоваться с начальством. Из этого я тогда еще сделал вывод, что такая служба сверху совершенно не управляется и не контролируется. Грабаря они называли не иначе, как «наш петух», но уважали за организаторскую хватку и неплохие знания, приобретенные на практике. Мы с ним, с точки зрения штатного расписания, были тогда на одинаковых должностях, но методы работы у нас были разные.

После нескольких лет успешной работы начальником УГЭ, обзаведясь репутацией грамотного хозяйственника, да к тому же еще и компанейского парня, Грабарь получил должность начальника Управления строительства Братского алюминиевого завода. Стройка была очень ответственная, но он с этим делом успешно справился. После ее окончания и окончания других крупных строек в районе Братска больших должностей там уже не осталось и Грабаря направили, как потом оказалось - к большой радости многих, к нам на Вилюй.

Первое знакомство у нас было интересным. Вызывал он всех по очереди к себе в кабинет, предварительно ознакомившись с личными делами. Это стало ясно уже с первых слов. Мне он внешне понравился: мужик был весь такой ухоженный, приглаженный и вкусно пахнущий - прямо приказчик из модной лавки. Щеки надувал в меру, даже позволял себе пошучивать.

Почти сразу же выразил сожаление, что мы с ним не встречались в Братске, хотя он и знал о моем туда приезде, подписывая бумаги. Я ответил, что он меня не приглашал, а сам я не счел нужным отрывать его от важных дел своими заботами, которые с успехом решили его работники. Тон разговора был доброжелательный, но все время тот пытался показать, что сам он тоже энергетик и мне его обмануть не удастся. Я это почувствовал и прямо ему сказал, что в нашей работе никого не надо обманывать или что-то скрывать. Все огрехи работы главного энергетика обязательно отразятся на всей стройке, а у меня за все годы работы никаких срывов не было и, надеюсь, не будет. Поэтому будет лучше, если в мою работу не будет никто вмешиваться, а посоветоваться я никогда не откажусь. Мне показалось, что это ему не понравилось, но виду он не подал, а в конце разговора высказался, что « ... мы, как моряки - субординацию знаем».

Проскочило пару намеков о моих «никаких» отношениях с главным инженером. Я рассказал о нашем знакомстве и полном непонимании Рыловым вопросов энергетики; договорились, что курировать энергетику будет сам Грабарь. Так и прошло первое знакомство, оставившее у меня неприятное впечатление и чувство какой-то настороженности.

Вместе с Грабарем приехало еще несколько специалистов из Братска, ставших начальниками ключевых отделов Управления. Все они были простыми и толковыми ребятами, с которыми у меня сложились прекрасные отношения.

Все эти кадровые перестроения меня мало волновали и не касались, пока мне не прислали заместителя. Обычно заместителей себе начальник подбирает сам, но в моем случае дело обстояло иначе из-за моей беспартийности. В Надежном у меня был замом Шагаров, ставший секретарем парткома Айхальского комбината, а в Мирном им стал Олег Чекаловец, через несколько недель после начала работы избранный секретарем парторганизации Управления. Мужики мои шутили, что мне как Чапаеву регулярно подсылают Фурмановых.

Олег был импозантный парень чуть младше меня. Про таких говорят, что он - «душа общества». Мог сочинить стишки ко дню рождения, рассказать анекдот, а уж по тостам был великий мастер. Мог вовремя помолчать и посочувствовать, но всегда казаалось, что у него есть что - то на уме или за пазухой. Деловые его качества определились в первую же неделю: все письма, которые я поручил ему составить и отправить, нужно было переделывать. Работой он почти не интересовался, ни во что не вмешивался, чем вызывал шквал нареканий у Татьяны, совершенно не воспринимавшей его как начальство. Короче говоря, это был типичный пример того, что «хороший парень - не профессия». До приезда в Мирный он работал в каком-то институте стройматериалов и даже съездил в Алжир в командировку. Что он там делал никогда не рассказывал и не потому, что это было очень уж секретно, а просто ничего там не делал по специальности, а работал «на кума» (мне так показалось). Так что, с его появлением легче нам с Татьяной не стало, хотя работы с переездом Управления в Мирный значительно добавилось.

Начиналось строительство третьей очереди Вилюйской ГЭС (ВГЭС-3).

10.90. ВГЭС-3 - начало стройки.

К этой стройке готовились давно. Еще до моего отъезда из Чернышевского наше Управление механизации получило задание на строительство дороги к створу. Дело было с отдаленной перспективой на окончание, финансировалось слабо и дорогу достроили только до 8-го километра от основной трассы. Там некоторое время обитали геологи, нашедшие небольшое золото и оставившие нам в наследство крохотное становище. Отсюда и начались основные работы когда финансировать стали в полном объеме.

До стройплощадки ВГЭС-3 от трассы надо было проложить почти 40 километров дороги. Сначала пробили зимник и протащили технику к карьерам камня, чтобы скалой выложить основание дороги. Мне пришлось постоянно бывать там в то время. Подвозили, монтировали и запускали дизельные станции на карьерах, обустраивали бытовки, склады ГСМ и прочие времянки.

Вначале базировались на 8-ом километре. Там была прекрасная столовая, где хозяйничала наша старая подруга из Чернышевска - повариха Женя, небольшая ремонтная база и дежурный вагончик для отдыха. Все это на берегу красивого ручья с чистой водой и обилием грибов осенью. Так это место и осталось у меня памятным даже тогда, когда дорогу достроили и перебрались на створ.

Дорогой этот «пролаз» назвать поначалу можно было с большой натяжкой. Пробираться по «негабаритам» величиной с хороший чемодан на УАЗике можно было со скоростью не более 10 км\час. Дорога строилась медленно и помучиться пришлось пару лет, пока не отсыпали полотно и не прикатали его.

Теперь уже понятно, что было большой ошибкой самим строить дорогу, а не отдать эту работу специализированному Управлению «Мирныйдорстрой». Не имея опыта строительства дорог, работу эту делали долго, натворили много недоделок и в результате этого вынуждены были и эксплуатировать все 40 км трассы, т.к. никак не могли сдать ее госкомиссии. Хотелось все деньги заработать самим, «...хотелось как лучше, а получилось как всегда... (Черномырдин)».

По проекту четко различались несколько зон на строительной площадке:
1. Промышленная зона с базами субподрядных организаций, комбинатом стройматериалов, складами строителей и заказчика; карьеры скалы, песка, щебня и суглинка;
2. Створ станции на Вилюе, где отсыпалась каменно-набросная плотина высотой 38 метров;
3. Поселок строителей с двухэтажными щитовыми домами и большим каменным общежитием;
4. .Постоянный поселок с каменной застройкой.

Все было прекрасно разрисовано и начерчено, все было просчитано и утверждено, кроме того где взять для стройки электричество, воду и тепло.

Глава 8 проекта предусматривала деньги на нужды временного энергообеспечения стройки, но в проекте не было даже намека на то, как это все сделать. Этим мне и пришлось заниматься вплотную т.к. времени для раздумья короткое якутское лето не предоставляло, а рабочие: бурильщики, дизелисты, механизаторы уже перебрались в вагончики на «стройдворе».

Я всегда любил начинать «с нуля», но уж тут было где задуматься! Прежде всего надо было обустроить быт рабочих. Для этого притащили две дизельных электростанции 100 и 60 квт, соорудили хранилище ГСМ и поставили во все вагончики батареи с электродами - тепло было обеспечено. Воду, не мудрствуя лукаво, стали привозить регулярно из Чернышевского, используя водовозку или прицепную цистерну, благо грузовики постоянно курсировали между створом и Чернышевским. Первую зиму провели достаточно комфортно, построили первый барак,, но с ростом числа строительных объектов этого уже было недостаточно.

Особенно осложнилась задача с запуском небольшого бетонного узла на стройдворе. Он требовал много воды и полностью загружал дизельные станции. Увеличение их количества ничего, кроме лишних забот, не давало.

Я предложили изменить порядок проведения строительных работ и в первую очередь построить ЛЭП-110 кв. от створа до подстанции в Мирном, используя при этом передвижную подстанцию 110\6 кв., оставшуюся в Чернышевском после строительства ВГЭС-2. Решение было своевременным еще и потому,что т.к. лэповцы были мало загружены в Мирнинском районе и разгоняли свои бригады на заработки вплоть до Усть-Неры. Линия строилась в габаритах 220 кв. с тем, чтобы по ней после окончания стройки пошла в Мирный энергия от ВГЭС-3. Лэповцы превзошли сами себя на этой стройке и построили 80 км. ЛЭП-220 кв. меньше чем за год.

Пока все это происходило, на строительство ВГЭС-3 приехало несколько специалистов из Братска и в том числе главный энергетик этой стройки Леонид Васильевич Макаренко (дальше просто Леня). Пригласил его сюда сам Грабарь, с которым Леня работал в Братске и даже вместе ходил с ним на охоту. Мне же просто повезло еще раз в жизни - встретил настоящего друга, что выпадает нам очень редко. До этого после института у меня были по-настоящему дружеские отношения всего лишь с несколькими людьми: Аркашей Азовым, Борисом Мякишевым и Колей Левчуком. Все мы сходились в понимании жизни и работы, у всех были свои взгляды и требования, но всегда мы находили общие точки соприкосновения и нам было легко и приятно работать и жить рядом.

Леня сразу же вписался в жизнь начинающейся стройки. При этом он отнюдь не «схватывал на лету» мнение начальства, как остальные, а всегда имел свое мнение и умел его отстоять. Опыт работы у него был достаточно большой, несмотря на молодой еще возраст ( было ему тогда около 40 лет). Наверное, обстановка первого знакомства - барак посреди тайги и кромешная грязь вокруг него - способствовала тому, что никакой официальности при этом не было, а сразу же начался деловой разговор о проблемах стройки в преддверии надвигающейся зимы.

Главной проблемой было отсутствие надежного технического водоснабжения. Без этого невозможно было запустить бетонный узел, а это означало срыв строительных работ.

У меня не было сомнений, что воду надо подавать из Вилюя. До реки было около 2-х километров по прямой, но эта «прямая» проходила по скалам, крутизной более 60 градусов. Скала эта поросла мхом, редкими деревьями и стлаником. Технике там работать не могла. К тому же большой перепад высот требовал установку двух-трех промежуточных насосных станций. При малой мощности дизельных станций использовать большие насосы было невозможно. Возникала масса нерешенных, взаимосвязанных проблем, не предусмотренных никаким проектом организации работ (об этих проектах после Биянова никто никогда и не упоминал - не те строители стали!)

Решать эти вопросы надо было на месте и мы с Леней двинули на Вилюй. Спускаться по скалам еще как-то было можно, с риском скатиться вниз, кувыркаясь по скользкому объиндевевшему мху, а вот как по этим скалам подниматься и прокладывать трубопроводы, мы еще не знали. Спустились мы довольно лихо и пошли вдоль берега, отыскивая место для водозабора и прокладки труб. Остановили свой выбор на песчаной косе почти в створе стройдвора. Там и уклон берега показался нам ниже, чем в других местах. Проходили мы по берегу полдня, страшно проголодались и устали, почти ползком карабкаясь вверх по скале по будущей трассе водовода. Вышли наверх примерно в полукилометре от стройдвора и по тайге добрались до своего жилья и столовой-вагончика.

На стройке был «сухой закон» и не потому, что нельзя было выпить, а потому, что привозимую из Чернышевского водку выпивали сразу же, а потом долго и нудно ждали следующую партию пойла. Это относилось к буровикам и механизаторам, работавшим на карьере скалы. Мои же электрики на ДЭС и Женя-повариха всегда имели заначку, чем мы с Леней и воспользовались. Чтобы не смущать остальных, уселись на дизельной с огромными мисками еды и парой бутылок водки и до глубокой ночи успели обсудить все проблемы и нашли почти все решения.

Это надо было оформить проектной документацией, обсчитать стоимость, не забывая при этом интересы энергослужбы. Оказалось, что Леня такую работу совершенно не умеет делать, да и не любит заниматься «бумагами». Он всю жизнь проработал «на линии» и предполагал и дальше непосредственно руководить производством работ. А вот какие это будут работы, сколько это будет стоить и в каком порядке выполнять их, предстояло решать мне. Работа предстояла огромная и сверхсрочная. Предстояло еще заручиться согласием начальства.

Памятуя, что Грабарь сам решил курировать энергетику, я набросал на синьках принятые нами решения и пошел к нему. Рассказал обо всех предстоящих трудностях, преодоление которых потребует участия многих наших подразделений. Договорились, что назавтра едем на место и там окончательно примем решение. Надо отметить, что Грабарь часто выбирался на стройку и оперативно решал там все вопросы. Рабочим он нравился тем, что умел хорошо говорить и старался держать слово. По его распоряжению значительно улучшились бытовые условия на стройке, а кормили так просто прекрасно.

После многочасового «кувыркания» по негабаритам будущей дороги мы наконец-то к обеду добрались на стройку. Чтобы легче было ползать по скалам решили не обедать, а сразу же пойти на реку. Грабарь - мужик тренированный охотами и рыбалками, спускался вниз бодро. Да и у меня ноги тогда еще не болели. Долго ходили по косе, проверяя возможность водозабора, пролезли первую часть трассы водопровода и вновь спустились вниз.

Уровень воды в Вилюе изменялся тут в больших пределах, что мешало установить там стационарный водозабор и мы решили изготовить плавучую насосную станцию. Решение пришло неожиданно, обсуждали мы его бурно, но другого выхода не было, хоть это значительно удорожало стройку и оттягивало сроки подачи воды.

Довольные результатами «похода» мы стали подниматься в гору и тут полил страшенный дождь, наверное, последний перед заморозками. Деваться было некуда, надо было подниматься дальше. Мох на скале намок, стало ужасно скользко, упора ногам никакого, укрыться от дождя негде. Вот попали, так попали!

Насквозь промокшие, продрогшие, в хлюпающих сапогах, голодные как волки, мы ввалились в барак. Там уже начали беспокоиться о нас. Работяги притащили какие-то сухие вещи для меня и Грабаря, а нашу мокреть хозяйка - кладовщица взялась сушить утюгом. В столовую мы пошли, переодевшись и отдышавшись. Там никого не было кроме нас и Женя-повариха выставила нам противопростудное средство.

Тут интересно было наблюдать за Грабарем. Мужик был весь в сомнениях: с Леней ему пить не впервой, а со мной субординация не позволяет. С другой стороны - не выпить - значит наверняка подхватить простуду. Макаренко решил задачу просто: на правах хозяина налил всем по полному стакану и пригласил выпить за здоровье. Здесь опять Грабарь заколебался: пить одним глотком - подчиненный может подумать, что начальник «пьянь», а цедить целый стакан - мука мученическая! Тут я решил его сомнения, заглотив водку за один раз и принявшись поглощать Женькину вкуснятину. Дальше дело пошло легко и просто по схеме «наливай и пей». Усидели мы пару бутылок водки, дождались высушенную одежду и Грабарь даже провел небольшую планерку. Все наши вопросы на этой стадии стройки были решены, осталось самое малое - все это выполнить.

Трудность была в том, что на все, что мы задумали сделать и без чего нельзя было войти в зиму, просто не было денег. Одной строчки в смете была явно недостаточно. Нужно было срочно решить два вопроса: выполнять работы силами своих подразделений, не прибегая к помощи субподрядчиков, и срочно ехать в Ленинград к проектировщикам согласовывать принятые нами решения и просить увеличения финансирования.

Тут кстати оказалось наше СМУ «Сантехмонтаж». Ребята с энтузиазмом ухватились за изготовление и монтаж плавучей насосной станции и прокладку водовода от нее. Мы вместе набросали эскизный проект этой станции, определили примерную стоимость всех работ по водоводу.

Для электропитания этой системы нужно было подтянуть на берег дизельную станцию. Воздушную ЛЭП решили не строить, а проложить силовой кабель по опорам водовода, как я когда-то сделал на Иультине. Вроде бы обо всем договорились и осталось только выполнить работу.

Мне «маячила» командировка в Ленинград, чему я тихо радовался, но... По мнению начальства в преддверии зимы никуда мне ехать нельзя, а работать с проектировщиками поедет зам. главного инженера Ю. Г. Павленко, который всех там знает как облупленных по строительству двух первых очередей ВГЭС.

На площадке третьей ГЭС всеми работами остался руководить Леня Макаренко, а я с некоторым огорчением от несостоявшейся поездки в Питер, отправился в Ленск. Там всегда была самое слабое место из всех наших подразделений. Огорчение мое усилилось еще больше после того как получил известие о Сережиной свадьбе.

10.91. Как свадьбу Ежика праздновали

Начало осени было на удивление хмурое и слякотное. Наступило самое страдное время - заготовка сена. Обычно на это время объявлялась повальная мобилизация по всем районам Якутии. Особенно доставалось у нас Ленскому району как самому сельскохозяйственному. Со всех предприятий на сенокос направлялись бригады рабочих, отводились делянки и «спускался» жесточайший план. Левчук под эту компанию попал в ответственные лица и настроение у него было не лучше, чем у меня: в воздухе постоянная морось, сено косить нельзя и впереди маячит большой втык за невыполнение плана по заготовке сена.

А посему, как только я приехал в Ленск, а это был какой-то выходной день, и посетовал на то, что не смогу попасть на Сережину свадьбу, Коля сразу же предложил совместить наши заботы: отпраздновать это событие на острове Батамай, где его бригада заготавливала сено. По рации сообщили туда, что приедем утром и стали готовиться в путь, ибо Кольке зачем-то нужно было добираться туда не на машине, а на лодке. Подшаманили «Казанку», собрали кое - какие харчи, за разговорами засиделись заполночь и, малость поспав, рано утром отплыли вниз по течению Лены.

Батамай очень большой остров в 40-45 километрах от Ленска. Вдоль реки он тянется на пару километров, а в русле распложен ближе к левому берегу - до него метров 50-60. Между правым берегом и островом расстояние метров 300 и это опасное сужение реки всегда доставляло массу хлопот при пропуске ледохода по Лене. Ежегодно там приходилось взрывать или даже бомбить с самолетов ледяные заторы. Это было обязательным и привычным делом каждую весну. Вот только в 2000-ом году местные власти там прошляпили и в результате полностью затопили несчастный Ленск. Но тогда до этого было еще далеко и у нас была пока только одна забота: где достать спиртное для достойного празднования свадьбы магаданца Ежика.

Трудность заключалась в том, что на время сенокосной компании по всем районам объявлялся «сухой закон» и выдерживался он очень строго. Во всяком случае, вечером в Ленске мы ничего не смогли достать, кроме пары бутылок самогона, которые мне от сердца оторвала Колина жена Галя.

Мотор решили не гонять и стали спокойно сплавляться по реке под аккомпанемент мелкого дождика. Естественно, уполовинили запас «горючего» и приплыли к Батамаю в приподнятом настроении. Нас уже ждали, горел большой костер, готовилась сборная уха, которую украшали несколько стерлядок. В большом казане варилось мясо, начищен целый таз картошки, в углу палатки лежала горка тушек рябчиков и тетеревов. Все это ребята получили от совхоза, который обязан был их кормить, и настреляли здесь же на острове и на левом берегу. Приехать сюда с одной бутылкой самогона, да еще в день свадьбы сына было просто неприлично.

Я первым делом выяснил, что нигде спиртного не достать, разве что в поселке Сельдыкель, километрах в пяти ниже по течению (поселок этот тоже полностью смыло в 2000-ом году). Для этого требовалось разрешение самого большого поселкового начальства, которое еще надо было найти где-то в выходной день.

Трудность казалась непреодолимой, но обстоятельства требовали самых решительных поступков. Кроме того, вернуться ни с чем значило подорвать авторитет «начальства», что потом уж никогда не исправишь, а так и останешься в их глазах тем, кто «...не достал пару пузырей на свадьбу сына». Ситуация неожиданно стала серьезной.

Магазин, естественно, был закрыт на огромный висячий замок, но бегающие по улице якутята показали где живет продавщица. Та нам поведала, что в магазине есть что-то из спиртного, но продать она может только по прямому приказу поселкового начальства. Пошли домой к этому «начальству». Картина была отрадная для меня: толстый якут завтракал, наливая себе в большой фужер отнюдь не квас. Уповая на почтительное отношение всех якутов к титулу «главный», я показал ему красную министерскую книжечку, после чего был приглашен за стол. От обильного завтрака с возлияниями пришлось отказаться, сославшись на необходимость подготовиться к приему московских гостей на Батамае ( мне показалось, что так будет убедительнее). Якут - тойон выписал мне записку к продавщице на ящик спиртного и попросил для маскировки купить там еще что-нибудь. Так я и сделал, купив в дополнение к ящику «Зубровки» коробку с компотом, хлеб и брюки за 10 (!) рублей, которые носил потом более 10 лет. Назад мы гнали во - всю и перед подходом к острову дали салют из двух стволов.

С неба вяло капало, под навесом ярко горел костер, варилась уха из стерлядок, парилось мясо, в реке охлаждались бутылки. Все «трудности» благополучно преодолены и к тому времени, когда мой Ежик становился «...не мальчиком, но мужем» мы уже изрядно поддали, а во время церемонии в Питере дали салют из всех стволов. Над островом Батамай взвились стаи ворон и чаек. На шестерых человек ящика хватило до полуночи. Так хорошо завоспоминалось о детях, что я рассказал ребятам о Сережкином рождении в Магадане, о нашем житье - бытье в Чернышевском, изрядно было загрустил, но, вспомнив, что событие-то радостное, перестал «ныть». Перешли к веселой части праздника. Наоравшись песен, исчерпав весь запас анекдотов и побрехушек, напившись на ночь крепчайшего чаю, мы, наконец-то, уснули в палатках на лапниках, покрытых брезентом.

Утро было таким же пасмурным, накрапывал мелкий дождик и ни о каком сенокосе думать не приходилось. В углу палатки стояло несколько ведер с крупными ягодами черемухи и черной смородины. Очень вкусные были ягоды, особенно на похмелье. Ребята сказали, что по берегу и недалеко от лагеря полно ягодных кустов, но ягода уже последняя, очень спелая и ее остатки может запросто смыть дождем.

Мне почему-то не захотелось этого допустить и, чтобы заняться чем-нибудь полезным, я взял ведро и пошел за ягодами. Черемухой я это ведро наполнил очень быстро и пошел вглубь острова искать смородину.

Прошел около километра, промок в кустах, но напал на большие заросли смородины. Ягода была крупная, сладкая и наполовину уже опала. Собирал я ее по принципу: одну в рот, одну в ведро, но уже скоро ведро было полным, а ягоды меньше не стало. Пришлось снять куртку и, завязав рукава, собирать в нее ягоды. Набрал еще ведра два, промок насквозь и собрался уже идти к лагерю, но почему-то не сообразил сразу куда мне надо идти. Прямо чудеса какие-то! Столько бродил по тайге в незнакомых местах и никогда не блудил, а тут в ввиду двух берегов, зная, что отошел не более, чем на километр от лагеря, не знал куда идти. Помнил только, что несколько раз обходил какие-то болотца и изрядно пропетлял из-за этого. Руки заняты ягодами, ноги промокли, проголодался изрядно и.... дорогу потерял. Решил не искать тропу и ломанул напролом к левому берегу, не взирая на мокрые кусты и обходя мелкие болотца. Через полчаса вышел метрах в 50 от лагеря совсем с другой стороны, откуда меня не ждали.

А ждать было зачем... Коля с тем парнем, с которым мы накануне ездили в Сельдыкель, успел смотаться туда же и по старым следам раздобыл еще пол-ящика «Зубровки». Только после обеда, просохнув у костра, я признался ребятам, что малость заблудился на острове, где и заблудиться-то негде. К моему удивлению никаких насмешек и подначек не последовало. Такое случалось на Батамае постоянно почти с каждым. Об этом говорили и местные якуты. Прямо мистика какая-то!

После обеда, загрузившись по завязку ягодами и рыбой, мы с Колей двинули в Ленск. Вот так и отпраздновал я Сережину свадьбу.

На этом ягодные приключения той осени не кончились. Всю неделю мой шофер - Валера Копытов - подбивал меня опять поехать в Ленск, но почему-то на грузовой машине, под предлогом помощи родственникам в заготовке дров и прочего на зиму. Я вспомнил, как мы с отцом после войны ездили на полуторке в деревню и там машина без продыху работала несколько дней. Дело полезное, родственников у Валеры в Ленске было много и в пятницу после обеда мы с ним выехали на новом ЗИЛке со всеми ведущими осями.

В субботу рано утром, еще над Леной висел туман, меня разбудил Копытов и сказал, что «...все уже в сборе и надо ехать за брусникой». У меня отношение к сбору ягод такое же, как у моих сыновей: «Я ее не сеял и нагибаться за нею не намерен» и желания куда-то ехать за брусникой у меня не было. Проблема ягод на зиму решалась для меня всегда просто: Галя Левчук звонила своей подруге - экономисту Потребсоюза, я ехал на базу и набирал там столько ягод, сколько было нужно по оптовой цене, а то и почти задаром. Потребсоюзу тоже нужна была помощь энергетиков.

Но делать мне было нечего, Валера просил очень настойчиво - я быстро оделся и вышел к машине. Картина представилась еще та: в кузове сидело не менее 10 человек - надо полагать все родственники Валеры, а остальное пространство длинного кузова было плотно уставлено фанерными бочками, «комбайнами» для сбора ягод, ведрами пустыми и наполненными шашлычными заготовками. Из всех пассажиров я знал только Томку - буфетчицу, племянницу Валеры. Она-то и заголосила: «Поехали скорее, Владимир Сергеевич, дорога дальняя, шашлыки не успеем съесть!» Настроение у меня поднялось, ибо, если не собирать ягоды, то готовить шашлыки я любил, т.е. работа мне будет в лесу.

Валерка гнал машину прямо туда, где я был неделю назад - к Сельдыкелю. Теперь я подъезжал сюда по суше. Не доезжая поселка, на развилке дорог стояла лесопилка старой постройки. Вправо от нее - поселок, а влево - подъем в гору. Там пролегал водораздел Лены и Нюи. Мы поехали в гору и тут-то я понял почему Валерке нужен был ЗИЛок.

Дороги практически не было, даже старая колея еле проглядывала через высокую траву. Пересекли несколько просек, покрутили изрядно по указке дедка из кузова и наконец-то остановились на огромной поляне. Сразу было видно, что это старая лесосека и что лес тут пилили заключенные. Только они оставляли пни в человеческий рост. Теперь же эти пни полностью заросли кустами брусники и с виду напоминали огромные муравейники. Впрочем, муравейников там тоже было немало.

Скорости, с которой разгружались ягодники, могли позавидовать солдаты спецназа. Не прошло и нескольких минут, как я остался один на один с кучей продуктов, накрытых пленкой, необходимостью разжечь костер и хотя бы напиться чаю. Ехали мы часа два и позавтракать я не успел. Я обратил внимание, что все разбегались парами и все в разные стороны, не сговариваясь. Очевидно, что были здесь уже не в первый раз. Не менее 25 бочек стояло в ряд, ожидая добычу, и она не замедлила появиться.

Только я успел развести костер, согреть чайник и плотно позавтракать, как со всех сторон стали появляться пары с ведрами. Все несли по три-четыре ведра полные крупных ягод брусники. Быстренько высыпав ягоды в бочки, даже не хлебнув горячего чая, все опять разбежались в разные стороны.

Я повозился с шампурами, заготовил углей и решил поваляться возле костра, благо день был хоть и не солнечный, но теплый. Прилег у ближайшего пня и увидел, что лежу прямо на брусничных кустах с крупными ягодами. Чуть тряхнул и у меня полная горсть ягод. Повернулся чуть-чуть и опять полная горсть. Ешь - не хочу. Не вставая с места я наелся ягод, а их вокруг не убавилось. Словно нехотя я поднялся, нашел ведро и через 10-15 минут оно было полно ягод. Высыпал их в пустую бочку и стал собирать снова. У меня проснулся некий охотничий азарт. Подумалось: «Нежели я, который больше одной трехлитровой банки ягод не набирал, смогу набрать бочку брусники?» И таки набрал... Затратил на это дело чуть больше полутора часов.

За это время родственнички регулярно появлялись с добычей и смотрели на мое усердие с ухмылкой. Очевидно, что там, где собирали ягоду они, этой ягоды было неизмеримо больше, а я по их понятиям крутился на отшибе. Но мне и этого хватило: пока они все окончательно не вернулись, я набрал аж две (!) бочки ягод, ползая вокруг костра. Очевидно, что тару для меня не приготовили, так как пришлось им насыпать ягоду в огромную пленку и поднимать в машину целой бригадой. Все погрузили, разместили в кузове и со спокойным сердцем приступили к шашлыкам и сопутствующим удовольствиям. К Сельдыкелю спустились уже в сумерках, до Ленска доехали очень быстро: Валерке тоже хотелось «приложиться», благо у нас осталось очень много всяческой вкуснятины вдобавок к нескольким бочкам брусники. Мне и после приходилось собирать разный «лесной урожай», но такого обилия я больше никогда не видел и вспоминаю об этом с огромным удовольствием.

10.92. Обустраиваемся в Мирном

В 1982 году «ВилюйГЭСстрой» окончательно перебрался в Мирный. Для конторы построили типовое здание общежития, распределили кабинеты и перебрались из опостылевшего Надежного. Оштукатурить это здание так и не сумели до середины девяностых годов, когда его передали под филиал Якутского университета. Поскольку я был первым постоянным обитателем этого «архитектурного шедевра», то принял самое деятельное участие в распределении кабинетов. Себе выбрал помещение на самом верху (подальше от начальства), рядом поместился главный механик, конструкторский отдел и библиотека. Получился довольно приятный круг общения. Наученный опытом гигантомании в Чернышевске, я старался создать как можно меньший отдел, способный выполнять весь объем работ. Однако, типовое штатное расписание требовало чтобы у меня были один или два зама, пара старших инженеров и техников. Оставлять вакансии было невозможно, ибо их тут же сократили бы, а этого Управление допустить не могло. Пришлось заполнять вакансии. И тут тоже помогла старая дружба.

Таня стала лучшим другом дамочек из Энергонадзора, строгим «погонялой» и учителем для всех подразделений. К тому же она стала неким центром общественной жизни в Управлении. Ей почему-то постоянно поручали проводить лотереи, подписки на периодику и прочее. Так что, у меня и забота об оформлении подписки отпала, а это было значительное событие каждый год.

Вскоре я принял в отдел на должность техника Танину сестру - близнеца Ирину. Близнецы были разительно непохожи. Высокая, строгая с людьми, красивая Ирина прожила к тому времени непростую жизнь. Одна растила дочку Инночку - любимицу бабушки и в отличие от Татьяны ничего тогда еще не закончила кроме средней школы в Чернышевске. При ее огромном самомнении это накладывало свой отпечаток на характер и манеру общения с людьми. Она всегда была как бы насторожена и замкнута. Шуток не понимала и поначалу редко улыбалась в разговоре с вилюйскими дамами. Непростая была девочка. Мне очень понравилась ее напористость в отстаивании своего мнения даже в мелочах. Татьяна предпочитала с ней соглашаться сразу, хотя тоже спорщица была отчаянная.

Так и создался мой небольшой отдел: Олег Константинович Чекаловец - зам, о котором я уже писал раньше, и сестры - близнецы Таня Суворова и Ира Мартиросян.

Энергослужба в «ВилюйГЭСстрое» приняла вполне упорядоченный вид. Во всех 17 трестах и Управлениях строительства были свои отделы главного энергетика и подчиненный им линейный персонал – всего несколько тысяч человек. Все они административно подчинялись своему начальству, которое платило зарплату, но все техническое руководство и назначение премий было в руках моего отдела, также как и подбор руководящего персонала этих служб.

ОГЭ принимал ежегодно экзамены по ПТЭ и ПТБ у энергетиков подразделений, распределял все ресурсы, контролировал расход энергии и все это было очень сильными рычагами воздействия, не требовавшими администрирования. Хотя, с другой стороны, не было ни одного треста, где бы руководство не считалось с моим мнением по любому вопросу.

Система оказалась настолько оптимальна в работе, что несколько позже Володя Жуковский - главный энергетик «Якуталмаза» - внедрил ее в своем огромном хозяйстве, оставив в ОГЭ двух замов (по электричеству и теплу) и одну даму на отчетности. Моя Татьяна с ней отлично сдружилась и вообще мы с алмазниками жили душа в душу.

С началом учебного года отдел мой превратился в филиал многих учебных заведений. Татьяна, в свое время переделавшая своему мужу - пожарнику в Училище все курсовые и диплом, заставила его поступить в Академию и принялась интенсивно решать все контрольные работы. К слову сказать, она делала эти работы практически по всем предметам, включая и сугубо профессиональные.

Ирина поступила в Мирнинский техникум на строительное отделение и упорно училась. Спрашивать поначалу ничего не хотела - самолюбие заедало, но потом, справедливо решив, что незачем зря тратить время, когда можно проконсультироваться, не сходя с рабочего места, частенько обращалась то к Татьяне, то ко мне и дело пошло на лад.

Ира закончила сначала техникум, а потом и Братский индустриальный институт с красными дипломами. Ее оставляли в аспирантуре, но она предпочла работать в администрации Мирного аж в должности начальника финансового отдела а теперь работает в администрации Санкт – Петербурга. Вот так выросла девочка! Впрочем, было это гораздо позже того времени, о котором я пишу. (См. фото)

Мне всегда нравилось вспоминать то, чему выучился в нашем Военмехе и было приятно, что практически по любому предмету из курса инженерного института я мог проконсультировать и помочь решить задачи, сделать курсовые проекты и даже вычертить дипломную работу. Вот так и оказалось, что во всем Управлении только к нам в отдел можно было придти за консультацией. А приходить было кому!

В эти годы у многих подросли дети и учились заочно, многие работники Управления стали учиться в институтах Иркутска, Братска и других городов и никому ни я, ни Татьяна не отказывали в помощи. Мне это было сложнее делать, ибо близилась зима и особенно сложным было положение на строительстве ВГЭС-3.

10.93. Вилюйская ГЭС-3 - начало 80-х

После многих дебатов, поселок на стройке ВГЭС-3 решили назвать «Светлый», так и буду его дальше называть, хотя вначале за непролазную грязь и бардак на площадке мы звали площадку «Рыловкой». Там, на «удаленном объекте» пропадал в теплом вагончике с парой собутыльников, отбывая свои последние дни на стройке, Рылов (тот самый главный инженер, с которым я 4 года даже не здоровался). В это время я старался быть там как можно реже, а если и приезжал, то в разное с Рыловым время. Вскоре его куда-то от нас убрали.

Главным инженером ВилюйГЭСстроя назначили Рябова, успешно завершившего строительство 12-ой фабрики на Удачном. С этого времени у нас - энергетиков началась другая жизнь. К Грабарю я не ходил, а с Рябовым у нас всегда были очень доверительные и дружеские отношения. Он не возражал против моих предложений по всем вопросам энергетики и всячески помогал в работе. Так повелось со времен начала стройки на Удачной, так и осталось на Светлом.

Никаких проектных решений об организации энергоснабжения на подготовительный период не было. Были только деньги в 8-ой главе сметы и проект постоянных сетей. Изучением этого проекта пришлось заняться вплотную с тем, чтобы приспособить его к начальному периоду стройки и не насажать там ненужных и дорогостоящих «времянок» и использовать имеющиеся возможности.

К тому времени у нас в ОГЭ были собраны все сведения о наличии и загрузке оборудования, чего раньше никогда не делалось. Работу проделали очень большую, невзирая на ропот энергетиков, но настолько полезную, что впоследствии это делалось всеми предприятиями района. Это помогло сократить число подстанций, упростить ЛЭП - 6 кв., высвободить оборудование, чтобы использовать его в другом месте или в резерве. Этот-то резерв и решено было задействовать на строительстве в Светлом.

В первую очередь и самым ударным темпом надо было построить проектную ЛЭП-220 кв. от Центральной подстанции 220\110 кв. в Мирном до ГЭС-3 и подать из Мирного энергию 110 кв. в Светлый. Поручили это УС ЛЭПиП в Чернышевском, где бригады линейщиков засиделись без хорошей работы. За сроки и качество этой работы можно было не беспокоиться.

В качестве основной подстанции я решил использовать старую передвижную «Юлию» 110\6кв, работавшую еще на строительстве Вилюйской ГЭС-1. Ее как следует «подшаманили» в ТЭУ и притащили в Светлый. Установили у въезда в поселок и от нее стали разводить линии 6 кв. Отсюда было одинаково близко и до карьеров камня и гравия, и до «хоздвора», и до первых домов поселка. Самым удаленным потребителем был водозабор на Вилюе, но туда мы проложили кабель 6 кв. вдоль водовода, благ нашелся кусок нужной длины.

На «хоздворе» нужно было запустить временный бетонный узел. Надо было много тепла и воды и сделать это было непросто. Решено было проложить проектные трубопроводы и поместить электрокотельную так, чтобы без существенных потерь подавать тепло и к бетонному узлу и в первые дома поселка.

Все эти решения я нанес на план стройки, обсчитал, стараясь своих не обидеть, и предложил Рябову на утверждение. Обсуждали в тесном кругу: Грабарь, Рябов, Леня Макаренко, я и мой зам Чекаловец. Все предложения были приняты, замечаний практически не было, да и те касались только организации работ.

Надо было согласовать наши решения с проектировщиками в Питере. Я было заикнулся о поездке (очень уж хотелось повидать своих!), но Петрович замахал руками и приказал забыть обо всем кроме Светлого. Приближалась зима и работы было невпроворот.

Из Чернышевского притащили пару электрокотельных, каждая с 4-мя котлами по 250 квт, тщательно их отремонтировали. Наладку надо было поручать сторонней организации, имевшей право на оформление протоколов. Естественно, я пригласил «СибЦМА» и с этих пор мы с Борисом Мякишевым стали снова постоянно работать вместе.

Это была первая зима с таким большим числом потребителей первой категории, с не опробованными трубопроводами. Мы постарались всячески подстраховаться от любых случайностей, создав резервы по насосам, трубам и даже имели в запасе резервную котельную, прейти на которую можно было за несколько минут. Схему мы тщательно отработали и проверили под протоколы. Кроме того, смонтировали пару утепленных емкостей для технической воды, чтобы можно было прокачивать системы при аварии котлов. Короче говоря, подготовились как следует к зиме. Она и прошла без всяких эксцессов.

Теперь, когда экраны телевизоров постоянно заполнены «пугающими» картинками замерзающих домов и городов, я еще раз убеждаюсь в том, что даже лютые якутские зимы можно и нужно проходить без аварий, если готовишься к ним, а не надеешься на «авось».

Могу даже похвастаться, что за 25 лет работы главным энергетиком такого огромного хозяйства, как «ВилюйГЭСстрой», да еще в условиях самого холодного края планеты – Якутии - у меня не было ни одной аварии и ни одного замороженного объекта на стройке, не говоря уж о жилье во всех наших поселках. Такая работа: жизнь проходит в двух режимах- зима и подготовка к зиме. Другого здесь не дано.

Написал все это, прочитал и подумал, что очень похоже на технический отчет о проделанной работе. А ведь жизнь на стройке в тот год была куда как сложнее и интереснее.

10.94. Обживаемся на Светлом

Базировались мы вначале все на хоздворе. Там была контора, барак-общежитие, вагончик-столовая, дизельная станция, первые склады цемента и временный бетонный узел. Посреди совершенно голого пространства одиноко стояла высохшая лиственница, которую никто почему-то не решался срубить. Вокруг был неприглядный чапыжник с небольшими сосенками, через который пролегала тропа к месту строительства жилого поселка и тепловому узлу. Там же мы соорудили базу энергетиков. Для нее я заказал в Ленске на ДОКе несколько вагончиков. Три их них поставили «покоем»: в «перекладине» устроили кабинет для главного энергетика Лени Макаренко и в другой половине «гостевую» комнату с кроватями, плиткой, шкафчиком и набором посуды (в начале, в основном, стаканами). В двух других разместились дежурные электрики - с не меньшим комфортом - и склад расходных материалов.

По мере роста объемов работ на строительстве жилого поселка, а развернулись там широко, столовую перенесли туда и обедать приходилось ходить с хоздвора за полтора километра через лесок, по непролазной грязи. В сухую пору одолевали комары, особенно любящие голодных людей.

Я поначалу постоянно жил в отдельной комнатке в торце барака. Там у меня было некое подобие связи, да и энергоузел был тут же. Самым сложным было жить без хорошей связи. Не то чтобы я скучал по общению с начальством, но даже передать какую-нибудь просьбу или команду снабженцам или транспортникам было трудно. Выручали нас регулярные рейсы водовозок с питьевой водой из Чернышевска и нерегулярные наезды из Управления, где сам я бывал хорошо если день-два в неделю. Очень уж тяжелыми были 35 километров «пролаза» от трассы до Светлого!

10.95. Снова в Братске

К концу лета 1980 года работы шли по намеченному графику и даже с некоторым опережением. Мы с Леней решили этим воспользоваться и выписали себе командировки в Братск. Леня соскучился по своему семейству, а мне захотелось переменить обстановку и заодно выпросить у ребят на заводе электрокотлов несколько паровых котелков для бетонного узла. Командировка получилась незабываемая!

Раньше Макаренко работал главным энергетиком Управления строительства дорог БратскГЭСстроя, а в Братске прожил всю жизнь. Его отец был одним из самых первых строителей плотины и города. Весьма почитаемый был мужик - его портрет висел в ряду почетных строителей в фойе Дома культуры в Энергетике. Естественно, что знакомых у Лени было полгорода. Впрочем, под «городом» следует понимать лишь прилегающие к ГЭС районы: Осиновку, Гидростроитель, Энергетик и Падун. Леня совершил в свое время «героический переезд» с 7-го этажа (без лифта) в Энергетике на 9-ый этаж (тоже без лифта) нового дома в Осиновке и теперь обитал в трехкомнатной квартире, уставленной тяжелой «советской» мебелью и забитой книжными полками. Меня поселили в большой комнате на диване со специфическим запахом энуреза, а потом я устойчиво устроился на балконе, куда протянули настольную лампу.

Жена Лени - Лиля - очень милая хлопотливая женщина - с интересом выслушала его рассказ о покорении Якутии и категорически заявила, что одного его она там не оставит, ибо Леня порядком попортил себе репутацию в ее глазах, таскаясь по бабам в Братске. Мне пришлось ее клятвенно заверить, что на Светлом проще найти ископаемого динозавра, чем бабу, за которой стоило бы волочиться.

Погода в Братске стояла великолепная и весь город устремился на дачи, которые со всех сторон окружали плотину ГЭС. У Макаренков были рядом две дачи: родителей и его - всего в трехстах метрах от верхнего бьефа плотины.

Там я получил неизгладимое впечатление - недостаток воды на ГЭС. Потом мне самому придется пережить пару лет такого режима, но тогда мне казалось, что рукотворное море - это нечто постоянное. А тут моим глазам предстала почти апокалиптическая картина: уровень воды в верхнем бьефе огромной бетонной плотины Братской ГЭС понизился метров, наверное, на 25! На обнаженных берегах громоздились горы топляка. Причем, в отличие от наших вилюйских топляков, эти были толстыми и сучковатыми. Видимо, ложе водохранилища тоже не готовили к затоплению, спеша отрапортовать, и утопили миллионы кубометров деловой древесины.

Спустились мы до самого уреза воды, но купаться не стали, хоть и было очень жарко. Никакого водосброса, - эффектного зрелища для киношников, - естественно, не было и в нижнем бьефе Ангара была похожа на маловодный Вилюй.

Во всем огромном Братском промышленном районе (алюминий, черная металлургия, химия, целлюлоза и прочее) был введен режим жесточайшей экономии электроэнергии. Хорошо, что было лето, а ведь в большой степени районы Братска отапливались электрокотлами. Здесь тогда была только одна надежда на осенние паводки.

Всю серьезность положения нам обрисовал старый Ленин друг - главный энергетик Управления автотранспорта «БратскГЭСстроя», с которым мы встретились на следующий день. С этим парнем – Николаем - мы быстро нашли общий язык. Оказалось, что он служил на Балтике, которую мы оба хорошо помнили. Встретились мы с ним, чтобы выпросить машину для разъездов на время командировки, т.к. в Братске концы очень велики, а нужные нам фирмы раскиданы по всему району.

Первые дни выпали на выходные и мы занялись Лениными домашними делами: поехали на Падун покупать письменный стол для младшего пацана-Кости. Пока Леня отвозил покупку в Осиновку, мы расположились на самом берегу водохранилища возле «дачи Гарримана». Это самое красивое место в Братске, названное так потому, что во время войны ждали визита Гарримана в Россию (Братск лежал на трасе перегона самолетов из Аляски в Европу) и там построили деревянный дом в русском стиле для встречи заокеанского дипломата.

Удивительно спокойный день выдался тогда! Мы купили несколько бутылок пива, разлеглись в высокой траве и отвели душу в разговорах обо всем и обо всех. Очень я много интересного узнал тогда о всех братчанах, приехавших к нам на Вилюй, начиная с Грабаря. В основном все хорошее и приятно было убедиться, что мои впечатления о них не расходились с местным мнением. Даже прозвище «Петух», ходившее у нас в обиходе, совпало с тем, как прозвали Грабаря в Братске. Его здесь не очень-то любили за заносчивость и позерство, но всегда подчеркивали деловые качества, личное обаяние и успех у дам.

После возвращения Макаренко мы с удовольствием посидели в ресторане на той самой «даче Гарримана», отдали должное прекрасной русской кухне и умиротворенные поехали домой в Осиновку. Лежа на балконе 9-го этажа, куда не долетали даже комары, я долго не мог уснуть - этакое было благостное состояние, что запомнилось до сих пор.

На следующий день мы отправились на завод электрокотлов, переехавший из старой котельной на Падуне в Осиновку, недалеко от Лениного дома. Ребята там работали те же и мы быстро договорились об изготовлении нам сверх плана нескольких паровых электрокотлов. Сложность была в том, что при проклятом плановом хозяйстве у завода не было труб высокого давления для внеплановых котлов и нам пару дней пришлось «копытить» эти трубы взамен тех, что были затрачены на срочное изготовление наших котлов. За это же время нам укомплектовали всю аппаратуру управления.

Надо было заказывать спец рейс до Мирного для вывоза всего этого добра. Я позвонил в Управление, там пообещали срочно организовать АН-2. Мы вывезли котлы и ящики с аппаратурой в аэропорт. Ленины родичи подгрузили нам еще несколько мешков картошки. Все это мы вытащили на полосу, а борта нет и нет. Звоню опять в Мирный. Говорят, ждите - будет самолет.

Ждем, а уже вечер, скоро стемнеет и груз на полосе без присмотра не оставишь - сопрут мигом. Решили, что заночуем здесь же. Соорудили из ящиков нечто похожее на блиндаж, смотались в магазин, разожгли маленький костерок и прекрасно посидели и выспались. Первая ночь прошла даже несколько романтично, но самолет не прилетел и на следующий день. Вторая ночь на полосе романтики нам поубавила, а на третью ночь мы вообще озверели. Я уже в который раз звонил в Мирный, но оттуда шли одни обещания и заверения. А у нас уже кончились деньги и пора было переходить на дармовую картошку.

Лене домой смотаться было нельзя - там все были уверены, что мы улетели. Поехал он к другу Коле на Падун и вернулся с целой делегацией мужиков, пожелавших скрасить наше ожидание на полосе. Навезли нам пару ящиков тушенки, несколько большущих рыбин и, естественно, спиртного. Гудели до утра на свежем воздухе вместе с охраной аэропорта и только на рассвете прикорнули, но разоспаться нам с Леней не пришлось - прилетел борт из Мирного. Погрузились мы мигом и досыпали уже под гул мотора «Аннушки».

Две паровые котельные были запущены в середине октября. К тому времени стройка была полностью готова к зиме по принципу: «Что должно топиться, то топилось, что должно замерзнуть - замерзло». Из Москвы приехала комиссия полюбоваться на стройку и «выразила свое полное удовлетворение».

10.96. Прозвенел звонок в колене

Зима началась нормально. На Светлом бодрым темпом строили большую электрокотельную, прокладывали теплотрассы и водоводы. Ввод этих сетей намечался на осень, а пока я мог съездить на Север в Надежный.

Там теперь была «зона отдыха». Работы на 12-ой фабрике были закончены. Строился Новый город , всякий соцкультбыт и пищепром. Самой крупной стройкой стал аэропорт, но там наши не работали - «Дорстрой» трудился.

Ключ от номера в гостинице лежал у меня в кармане, причин съездить было достаточно и я полетел в Надежный. Поездка эта мне запомнилась тем, что тогда опять серьезно прозвучал «звонок» в колене. Раньше побаливало левое колено, но я к этому относился не серьезно: «... толчковая нога, чего не бывает... поболит и перестанет...» Так было раньше, а тут внезапно, когда возвращался в гостиницу из Дома культуры, снова «граната в колене разорвалась» и как я добрался до гостиницы почти не помню. Такое уже было в Сухуми, но не так сильно, как мне тогда показалось.

Утром я позвонил в больницу знакомому хирургу Володе Энтину и ребятам в ТЭУ. Они меня отвезли в больницу и через час я уже рассматривал рентгеновский снимок. На нем было нечто вроде акульих зубов и Володя пояснил мне, что это какие-то соли образовали нечто вроде зубчатого сцепления и у меня в этом сцеплении «...зуб на зуб не попал» и оттого боли. На вопрос, что с этим делать Володя доходчиво объяснил: « От старости бывают морщины на лице, бороться с которыми очень трудно, а это - морщины на кости и бороться с этим так же трудно». И описал несколько способов, самый простой из которых - несколько операций и месяцы на больничной койке. Я решил, что моя «зубчатка» приработается; соорудили мне ребята палку и стал я ходить на трех ногах по насквозь промерзшему Надежному.

К тому времени правительство рассчиталось за строительство 12 фабрики. Рябов получил «Трудовое знамя», был вызван в Якутский Обком КПСС и направлен на учебу в Академию при ЦК, т.н. «школу министров». Мы это событие отметили и пожелали ему всяческих успехов. Учиться там было недолго, но очень полезно для карьеры. Рябов отбыл в Москву.

После Надежного, где отдохнуть не пришлось, мне предстояла неприятная поездка в Якутск с ревизией тамошнего Управления.

10.97. В Якутск на профилактику

Я вообще-то Якутск не люблю, а тут еще и ревизионные дела, которые мне всегда претили. Погонять тамошних работничков действительно было нужно. После пуска Якутской ГРЭС все толковые ребята оттуда уехали, пришли новые работники из ставленников местных властей. Из старых вилюйцев остался только Франц Гробман. Раньше он был в Чернышевском, потом перевели его на повышение главным механиком в Якутск. Там он себя великолепно проявил на работе и успел даже закончить заочно Якутский Университет.

Я с ним созвонился, узнал, что тот скоро переходит начальником какого-то Управления по благоустройству Якутска, но до весны будет еще на месте. Я поторопился выехать до его ухода, ибо только с ним можно было разобраться, насколько полно растащили там Управление.

Франц меня встретил и сообщил, что взял путевку в профилакторий ЯГРЭС, где я буду жить, лечиться и работать, т.к. этот профилакторий находится прямо через забор с нашим СУ. Лучшего и желать было невозможно. Снимались вечные заботы о том, где бы по-человечески поесть в Якутске, а заботы о лимитированном тогда «пойле» Франц брал на себя.

В профилактории мне отвели отдельную комнату, там оказались толковые врачи (следует, ради справедливости, заметить, что якуты - очень неплохие врачи), отличное питание и приличная библиотека с множеством журналов. Короче говоря, проработал я там почти месяц, пообщался с Якутэнерго и республиканским Энергосбытом. Там завел несколько полезных знакомств. Давно надо было это сделать, за что мне и выговорили дамы из Энергосбыта. Все - таки я один из трех «самых главных» энергетиков - потребителей: «Якуталмаз», «Якутзолото» и наш «ВилюйГЭСстрой». Пришлось брать дам «на обаяние» и пообещать прислать к ним Татьяну, о работе которой они весьма лестно отзывались.

Вот так неожиданно очень приятно поработал в Якутске, а там и зима пошла на убыль. До весны было далеко, но никаких трудностей больше не предвиделось. Так и дожил до тепла, мотаясь то в Светлый, то в Ленск, потому что невыносимо было сидеть в кабинете «от звонка до звонка», благо машина всегда под боком.

10.98. «Чтиво» в переплете

В эту зиму я нашел неиссякаемый источник пополнения своей библиотеки - библиотеку нашей автобазы в Ленске. Получилось случайно: зашел взять книжку почитать на пару дней, а милая дама-библиотекарша пожаловалась, что некуда девать литературу и попросила отвести помещение в нашем новом электроцеху. При этом показала огромное количество старых «толстых» журналов, которые она намеревалась списывать. При существовавшем тогда книжном голоде это был просто неиссякаемый источник чтива.

Я эти журналы и еще некоторое количество старых книг перевез к Коле Левчуку. Хранить такое количество старья в квартире было невозможно и я стал «вынимать» из журналов отдельные романы.

Возникла необходимость переплести их и привести в приличный вид, чтобы можно было поставить на полку. Тут в учителях переплетного дела недостатка не было: все семейство Шпаков начиная с Коли, который работал в Институте «Якутнипроалмаз» главным переплетчиком, и кончая Лешкой, с которым мы были на Индигирке, и его сестрой, тоже служившей в ВОХР,е на ГЭС, были потомственными мастеровыми – переплетчиками.

Взял я сначала несколько уроков у Лешки, нашел и прочитал пару книг по переплетному делу и, немного подковавшись, пошел на выучку к Коле в Институт. Тот с удовольствием показывал мне основы ремесла, помог сделать несколько приспособлений, давал материалы и уже через пару недель у меня стало что-то получаться.

Первые «изделия» были страшненькие, да и хорошего клея тогда не было нигде, а столярным клеем, как Шпаки, я работать почему-то не мог. Но потом все стало на свои места. Пришел некоторый опыт, договорился в типографии обрезать на гильотине блоки и так увлекся этим ремеслом, что через некоторое время даже Коля Шпак признал во мне спеца. Книжки, и правда, получались красивые и со временем создалась вполне приличная библиотека с массой интересных книг из всех наших «толстых» журналов, особенно «Иностранной литературы». Всего через мои руки тогда прошло более 25 названий всяких журналов полными комплектами за 5-8 лет каждый, да еще вдобавок к ним те, что я выписывал ежегодно, а это около 40 наименований.

О подписке на периодику стоит рассказать чуть подробнее, потому что это было особенностью нашей тогдашней жизни в Мирном. Я уже говорил, что хорошие книги практически невозможно было купить в магазине и читательский голод удовлетворялся только за счет подписки на журналы (газеты я никогда не выписывал). Как-то так сложилось, что моя Татьяна возглавляла ежегодно подписную компанию в Управлении. За это ей давали какую-либо подписку из приложений к «Огоньку». Забот никаких не было, кроме того, чтобы с большим интересом изучить Каталог, выбрать себе издания и заполнить листки. Все остальное делала Таня.

На стадии изучения Каталога и начинались шатания в мозгах. Хотелось выписать все подряд! Тогда не было еще новых изданий в таких количествах, в каких они появились сейчас и предпочтение отдавалось традиционно подписываемым журналам. Таких у меня набиралось около 40 наименований. Составлялся график получения журналов, просмотр новинок доставлял большое удовольствие и потеря хотя бы одного номера очень огорчала.

Чтобы не терять журналы я оставлял их в отделе доставки на почте и еженедельно по пятницам забирал оттуда. Пачки всегда были солидными и на все выходные хватало удовольствия. Мне в Управлении дамы часто пеняли, что я много трачу денег на подписку. На это я просто приводил арифметику: вся годовая подписка мне обходилась рублей в 300-350, т.е. менее чем 1 рубль в день. Спрашивается: «Неужели при всех северных льготах я не могу потратить 1 рубль в день в свое удовольствие? Да ваши мужья пропивают во много раз больше!» И вопросы отпадали. А после того, как я переплел Татьяне несколько женских журналов, со всех сторон сыпались просьбы о переплете. Сначала мне было интересно и несколько лестно делать то, что другие не умеют, но потом мне эта дармовая работа надоела и пришлось отказывать. Никто, правда, не обижался, а у Коли Шпака прибавилось работы.

Чуть позже в Ленске на ДОК.е мне изготовили десяток ящиков для стеллажа по моему рисунку и там можно было поместить часть книг и прочие мелочи. Так вот прошла зима 80-81 года.

10.99. Наладка с приключениями

Основным объектом на Светлом была высоковольтная электрокотельная. Трансформаторной мощности у нас было мало, но все равно решили монтировать 4 котла по 4 Мвт каждый из расчета на долговременную потребность в тепле. Рассчитывали, что электокотельными будут отапливаться все наши города и поселки еще долго.

На Светлом уже понастроили домов, выросли производственные базы механизаторов, автомобилистов и субподрядчиков. А главное - готовился к пуску комбинат стройматериалов (КСМ) с энергоемким дробильно-сортировочным хозяйством. Это было основой всего комплекса бетонных работ на станции и панельного домостроения в поселке. Нужно было много тепла и очень скоро - до наступления настоящих холодов. Пока, до Нового Года, поселок вполне мог обойтись времянками, да и на КСМ поставили времянку для бетонного узла, но обстановка на стройке требовала от нас невероятных усилий и темпов работы.

С монтажом не было особенных трудностей. Все было вовремя укомплектовано, строители не подвели и сдали здание даже раньше срока, монтажники работали отлично и к ноябрю котельная уже «просматривалась». Самым сложным было сделать электромонтажные работы, особенно кабельные разделки, проверить приборное хозяйство и провести наладку всего комплекса. Сделать это мы могли бы и сами, но не имели права писать протоколы наладки, что было очень важно для Котлонадзора, который будет принимать у нас котельную. Решили поручить наладку «СибЦМА». К тому времени Леня Макаренко с Мякишевым сдружились и с удовольствием работали вместе на других объектах в Светлом.

Заключили договор с «СибЦМА» и Борина банда обосновалась в поселке. Отвели им целый вагончик, да еще и пару комнат в общежитии, где они пару дней праздновали новоселье и привыкали к объекту. Потом началась работа! Пахали по 10-12 часов в сутки в нетопленом помещении при морозах до 40 градусов. А ведь надо было прозванивать массу кабелей, настраивать реле защиты в ячейках, проверять масляные выключатели... и прочее... и прочее... и прочее. Все это в нескольких одежках типа «русский ватник и штаны», рукавицах, которые лишний раз не снимешь и с прибором или тонкой отверткой в замерзших руках... Бегали греться в вагончик чаем и вновь за работу на мороз. Мы втроем: Макаренко, Мякишев и я тоже не могли сидеть в тепле и давать указания. Разбились на три группы.

Я занимался документацией, куда надо было сразу же в процессе наладки заносить изменения, а их было очень много. Поэтому от наладчиков практически никуда не отходил и влезал во все схемы. Я по должности взял на себя общее руководство, согласовывал изменения с заказчиком (иначе денег не получишь за работу!), отвечал за все сроки и отчитывался ежедневно по селектору перед начальством и горкомом.

Борис, как старый спец по релейной защите, занимался настройкой защит в ячейках с помощью двух отчаянных девиц-наладчиц и парнишки – инженера, глядевшего ему в рот.

Леня взвалил на себя все работы по силовым кабелям и самим котлам. Кроме того, на нем лежали все заботы о нашем безбедном существовании в поселке, а это не малые заботы, учитывая, что наладчики грелись после работы обычным северным способом. В вагончике всегда был полный котел горячей еды, огромный чайник и все, что надо для «сугрева». Даже свою сотрудницу с насосной Леня приспособил готовить и прибирать, включив ее в бригаду. В вагончике жара стояла несусветная - гоняли калорифер, но на это никто не жаловался.

Работали мы дружно и результаты не замедлили сказаться - к середине декабря можно было звать Котлонадзор, а оставшееся до Нового Года время затратить на устранение замечаний.

Пик работы, как всегда, пришелся на самый Новый год. Прямо в распредустройстве устроили лежанки из дверей, под которыми установили калориферы. Там и работали, там и питались, там и грелись. Там же встретили новый 1982 год, успешно сдав котельную в эксплуатацию.

10.100. «Переломный» год

Почему-то я приходу 1982 года радовался, не ведая, что в моей жизни он будет «переломным».

А перелом получился закрытый и мелкооскольчатый. Вспоминать об этом неприятно, но из песни слова не выкинешь , раз уж задумал писать эту графомань.

Весна в Мирном - не самое чистое время года: кругом тает и полно луж. Пожалел я свою только что вымытую машину и объехал лужу по большому радиусу, едучи в Горком на совещание. А там от автобусной остановки вниз под гору посреди узкой улицы выкатился автобус, занявший больше половины этой улицы. Тут мы с ним и не разминулись! Повернул резко вправо и по тормозам, но он таки меня стукнул, напрочь сломав правую ногу, упершуюся в тормоз.

Последним везением было то, что все это произошло в 100 метрах от больницы и уже через несколько минут мной вплотную занялся старый приятель - главный хирург Игорь Мищенко.

Первым невезением после «стыковки» с автобусом было то, что Игорь был крупнейшим мастером полостных операций, на травмами и переломами не занимался с институтских времен (по его позднейшему признанию). Спец по этим делам якут Миша Абросимов, несколько лет стажировавшийся у Елизарова в Кургане, уехал на похороны брата и пришлось Игорю складывать мои кости по классическому способу. После этого у меня вот уже 27 лет стоит штырь и ничуть не мешает. (Когда позже я спросил нужно ли его вынимать, то Игорь сказал, что лучше этого не делать, потому что сердце может не выдержать наркоза. Так и осталось.)

В результате впервые на 48-ом году жизни я очутился в больнице. По всем классическим законам меня упаковали в тяжелейший гипс, начиная с пояса и ниже и через две недели сослуживцы дружно занесли меня на 4-ый этаж. Скучать мне не пришлось: купили первый в моей жизни цветной телевизор. По этому телевизору я во всех красках посмотрел похороны Брежнева. Началось время повального мора генеральных секретарей.

На «хозяйстве» остался мой зам - Олег Чекаловец. С Татьяной они не ладили и она со всеми делами бегала ко мне, благо дом мой стоял напротив Управления. Поскольку подписывать я ничего не мог, будучи на больничном, то постарался отвадить Татьяну от этого, но это только усугубило их взаимную неприязнь. А тут подготовка к зиме!

Со всех подразделений регулярно приезжали ребята, так что скучать мне не приходилось. Нога срасталась тяжело и в гипсе мне пришлось полежать более полугода. Когда гипс сняли стал прыгать на костылях, но на работу меня Игорь категорически не выписывал, ссылаясь на то, что работа очень неспокойная и связана с постоянными разъездами. Так прошли весна и лето 83 года. Я тогда уже довольно бодро бегал на костылях и даже рискнул самостоятельно отправиться в санаторий на лечебные грязи.

10.101. Усолье - Сибирское

Начальство вместе с профсоюзными девочками расстаралось и дали мне двухмесячную путевку в Усолье - Сибирское, что рядом с Ангарском. Место знаменитое! Там во время войны создали крупный оздоровительный центр на базе лечебных грязей. О свойствах этих грязей ходили прямо - таки легенды. Поехал я туда с удовольствием. После стольких месяцев лежания в гипсе и одного и того же вида из окна очень хотелось сменить обстановку, да и подлечиться основательно не мешало.

Без всяких трудностей долетел я до Иркутска, а там прямо от аэровокзала на автобусе в Усолье. Увидав меня на костылях, первый же таксист довез до санатория.

Все здания санатория были деревянные, одноэтажные, основательно срубленные по-сибирски. Палаты большущие, просторные, но все удобства общие. Растрогало, что там все было приспособлено для инвалидов. Вместе со мной жили еще двое: главный инженер лесхоза из-под Иркутска и маленький мужичок - экскаваторщик из Красноярска. У него был такой же перелом, как у меня, но ему сделали некое подобие протеза и двигался он шустрей. Короче говоря, общество и обстановка мне понравились сразу, но это впечатление еще более усилилось после первого же посещения столовой.

В каких только «точках общепита» мне не приходилось питаться - от «Славянского базара» до дорожных забегаловок, но такого я еще не видел! В сравнительно небольшом зале стояло несколько больших столов и 10-12 столов на 4 человека каждый. Уселись мы за один из маленьких столов и ждем, что дадут поесть (напомню, что время было очень голодное - продукты были по талонам!).

Через несколько минут упитанная сибирская баба приносит нам большой тазик вареной картошки, миску с котлетами и бадью с борщом. Завершал это изобилие жбан с компотом. Увидев, что я новенький и глаза у меня стали круглыми, бабонька указала мне на один из больших столов и предложила выбрать гарнир и холодные закуски. Поглядел я в ту сторону и увидел полный набор свежих овощей ( это в самом-то начале мая!), соленые огурцы, квашеную капусту, грибы и даже несколько видов рыбы - от селедки до красной.

Поскольку мой жизненный опыт давал мне право рассматривать все это как закуску, то и сдержаться я не смог и спросил у хозяйки: «... а по 100 грамм не дают у вас к обеду?», на что она на полном серьезе ответила, что в ларьке за воротами продают. Мужики с удовольствие наблюдали за моим знакомством со здешними прелестями и когда, переглянувшись, я выложил на стол деньги, то лесника как ветром сдуло. Через несколько минут мы плотно обедали и уничтоженный литр водки никак не отразился на нашем самочувствии.

Ребята потом признались, что и сами в первый раз были удивлены не менее моего здешним изобилием. А объяснялось оно достаточно просто: санаторий имел большое подсобное хозяйство еще с давних времен. Причем хозяйство настолько рентабельное, что даже разворовать его за это время не сумели. Кроме того, они закупали у населения «дары леса» и заготавливали их в больших количествах.

На следующий день я прошел все положенные процедуры сдачи анализов и рентген (нужно было в Мирном корячиться несколько дней в поликлинике!) и мне прописали грязевые ванны. Пошел я на эти грязи. Спустился вниз по лестнице к берегу реки в лечебный корпус. Это был просто огромный барак с массой деревянных лежаков и несколькими шлангами и душевыми головками. На эти лежаки укладываются голые мужики, а несколько здоровенных баб на брезенте таскают тонны грязи и обмазывают немощным больные места. В таком виде надо полежать сначала несколько минут ( 8-10), а потом постепенно увеличивать время процедуры. Все это под ежедневным контролем врача.

У меня была определенная доля скепсиса в оценке силы грязей. Казалось, что ничего такого за пару лишних минут произойти не может и время первой «обмазки» я несколько удлинил, не решившись позвать санитарку. Наконец с меня сняли всю обмазку и я пошел отмываться под шлангом и душем. Чувствую, моя нога ведет себя почти так, как после снятия гипса - нечто похоже на то, что вместо кости нечто аморфное. Малость обеспокоенный отправился я к врачу и поделился своими впечатлениями. К моему удивлению та встревожилась и тут же отправила меня на рентген. Сравнила с предыдущим снимком и немедленно отменила грязи: у меня после первого же сеанса стала рассасываться мозоль на переломе! Вот тут я полностью уверовал в силу усольских грязей.

Вместо этого назначила она мне лечебную гимнастику и физиотерапию. Я очень огорчился, но стал исправно давить педали на велотренажере и таскать ногами штангу. Вскоре неприятное ощущение в ноге исчезло, но врачиха на грязи меня не рискнула пустить. От нечего делать пожаловался я ей на какой-то желвак на груди. Видимо, стукнулся о руль при аварии. Болеть не болело, но очень уж напоминало опухоль. Недолго думая, направила она меня на обследование в онкологический диспансер.

Я потому об этом пишу, что испытал несколько весьма запомнившихся часов. Диспансер был недалеко от санатория, рядом со знаменитой спичечной фабрикой. Прихожу и робко звоню перед закрытой дверью. Заводят меня в «ожидалку». Тишина как в могиле. Сидят несколько человек. Друг на друга не глядят, никто не разговаривает и вид у всех совершенно отрешенный от мира сего.

На меня тоже мандраж напал и невольно забродила мысль: «А что делать, если действительно рак найдут?» Прождал больше часа и попал к здоровенному мужику в белом халате. Ему бы по тайге медведей гонять. Посмотрел он на мое направление, что-то хмыкнул в адрес моей врачихи и предложил поднять рубашку. Огромной своей ручищей надавил мне на ребра, что-то помял, где-то пристукнул пару раз и даже причмокнул губами. Потом сделал серьезное лицо и стал исписывать мое направление с обратной стороны, покачивая головой. У меня, при виде этой серьезности, что-то вниз опустилось, но вопрос «Жить-то буду?» задать надо было. Пробормотал я это и гляжу на него с надеждой. Мужик заулыбался и обнадежил, что в ближайшие полвека от рака я не помру. Видимо, я выглядел не очень-то бодро, так как тот достал из стола пузырек и пару стопочек. Уточнил, что я из Мирного и на Севере уже 25 лет и «приговорил»: « Значит пить будешь неразбавленный!» Выпили мы с ним по паре стопок, проводил он меня до двери и на прощание сказал, что ему в радость визиты здоровых ( по его части, конечно) людей и пожелал всего доброго. Вышел я из диспансера, как с того света нарисовался.

Было это накануне Дня Победы и можно представить с каким настроением я его отметил. Санаторий гудел два дня, ибо больше половины народа были ветераны войны. Ларек за воротами работал почти круглосуточно. В клубе танцы и караоке по-сибирски - и камыш шумел, и Байкал бродяга форсировал, и артиллеристам Сталин дал приказ. Нашелся даже мужик, который во время войны в этом госпитале лечился и многое порассказал о том времени. Но всему приходит конец и началась моя монотонная санаторная жизнь: завтрак, тренажеры, перед обедом....., обед, сон, физиотерапия, ужин, кино и иногда после кино... . Почти каждый день ездил на автобусе в новый город: на все новинки кино, в магазины заглянуть и просто посидеть в сквере на людях.

Съездил пару раз в Ангарск. Это всего в 18 километрах от Усолья. Там за время моего предыдущего приезда многое изменилось: все магазины практически упрятали за заводские заборы. Очень уж сильно грабили город налетчики из Иркутска. Знакомых своих я не нашел, да и город стал как-то неуютней.

Санаторная жизнь пошла мне на пользу и возвратившись в Мирный я довольно бодро стал прыгать на одном костыле, а потом и вообще обходился тростью. Надо было выходить на работу, но Игорь не выпускал и бюллетень мне продлили еще на месяц. Лето, все в отпуска поразъехались, начальства никакого нет и я повис в воздухе.

10.102. Малая механизация

Прослышав о моем положении, приехал ко мне в конце лета из Удачного начальник Управления малой механизации Медведовский и давай уговаривать меня идти на его место. Сам он «намылился» переходить на новую 12-ую фабрику. С этой фирмой я был достаточно знаком: болото, но перспективное, если подойти с умом. Долго думал и решил согласиться на время выздоровления. Решил, что мне будет интересно и Медведовскому помогу смыться, а там видно будет.

Оформление на новую работу прошло на удивление просто. Медведовский сам бегал по всем инстанциям и ездил в Новосибирск, где размещался Трест. Мне позвонил Грабарь и спросил всерьез я это решил или на время. Договорились, что это временно и он подписал мне перевод. Тогда же из Москвы после «школы министров» вернулся Рябов и стал главным инженером нашего Управления. Мне просто повезло, что его не было в это время в Мирном - он бы мне перевода не дал. Когда уже все было оформлено, раздался его звонок и мне пришлось выслушать несколько крепких слов. Остыв, Рябов пообещал мне помогать. И помог, выделив под контору помещение на первом этаже Управления, чтобы мне не лазать по лестницам. Там я окопался и стал вникать в новое дело. А дело оказалось интересным!

Медведовский приволок мне кипу бумаг и инструкций, из которых я понял, что надо как можно шире внедрять в технологию строительных работ всевозможные электроинструменты и приспособления. Предполагалось, что при этом резко возрастет производительность труда и фирма получит от этого прибыль. Но никакой прибыли Медведовский и его команда не получали, а просто закрывали «форму 2» в таком объеме, чтобы обеспечить себе зарплату и какую - никакую премию. Этакая растительная жизнь за государственный счет. Нужно было вникнуть в суть процесса внедрения средств малой механизации и я начал с литературы.

Курировал это дело в нашем Управлении отдел главного механика и девчонки принесли мне кучу журналов «Механизация строительства» за многие годы. Там из номера в номер печатали номенклатуру средств малой механизации (СММ) и теоретические размышления на эту тему. Из журнальных вырезок у меня вскоре составился прекрасный Каталог СММ и разбираться в этом деле я стал достаточно профессионально, чтобы проработать компанию по внедрению СММ в «ВилюйГЭСстрое».

Вызвал к себе в Мирный начальников участков из Ленска, Якутска, Удачного и Чернышевска и провел этакое дружеское собеседование на тему: «Устраивает ли вас такая жизнь и что надо сделать, чтобы ее изменить к лучшему? И надо ли в принципе это делать - не спокойнее ли гнить дальше?» К моему удовольствию все решили «работать по-новому» и я стал отрабатывать программу работы.

Перво - наперво договорился, что в Мирном наши строители организуют на одном и том же объекте параллельную работу двух отделочных бригад. Одна из них будет работать так, как и раньше работала, а другая (из молодых девчонок!) будет максимально оснащена СММ. А там сравним выработку у опытных женщин, работающих по старинке и у молодых, но оснащенных СММ девчонок. Если все получится так, как предполагалось, то лучшего довода в пользу СММ и не придумаешь.

Рядом с моим кабинетом помещалась редакция газеты «Вилюйский гидростроитель» и редакторша Ира (дочь моего старого приятеля) постоянно сидела у меня, болтая обо всем и литрами поглощая кофе. Наша идея ее очень заинтересовала и на страницах газеты начался чуть ли не тотализатор. Мне было важно, чтобы проявлялся как можно больший интерес к этому и, пользуясь старой дружбой со строителями, в Ленске удалось организовать такие же «скачки» в СМУ-1 и Ленском КСМ.

Весь месяц я знакомился со своим хозяйством и нашел его очень приличным: прекрасные мастерские в Мирном и Надежном, неплохая база в Ленске и Чернышевске. Хороший, но плохо используемый, станочный парк. Даже кузница была своя и сварочный цех! Все это могло зарабатывать приличные деньги и приносить хороший доход фирме. Так нашелся еще один источник прибыли. Заниматься этим я уговорил Сашку Ефремова и перетащил его к себе.

В конце месяца подсчитали выработку и получилось, что молодняк со СММ заработал процентов на 20 больше опытных баб с мастерками. Заявки на СММ от подразделений стали расти. Особенно это стало заметно, когда я обязал всех своих прорабов постоянно знакомить руководство строек с новыми СММ и методами их применения, а не ждать когда те «созреют» для этого.

Отчетные «формы 2» за пару первых месяцев показали, что у нас появилась приличная прибыль. Я отправил в Новосибирск бумаги и стал ждать премию. Там удивились, но деньги прислали и неплохие, что добавило энтузиазма всем нам. А тут еще и цеха заработали на посторонних заказах, которые мы не показывали в отчетах Новосибирску. Это было существенным пополнением семейных бюджетов у всех прорабов. Короче говоря, жизнь пошла активнее и стала приносить зримую выгоду.

В конце года на отчетное сборище вызвали меня в Новосибирск, но, ссылаясь на тяготы дальнего пути, я отправил туда начальницу Ленского участка. Написали ей приличный доклад минут на 15 со всеми выкладками и соображениями на будущее.

А задумали мы внедрять у себя и изготавливать на месте, а не тащить из Новосибирска, комплексные передвижные пункты СММ. Дело это казалось мне очень перспективным своей мобильностью, возможностью многоразового использования, высокой культурой труда и прочими «прелестями», не говоря уж о большой экономической выгоде. Там она все это доложила, но принято это было настороженно. Не смогли там сразу понять: «... почему это вдруг в Мирном такие планы появились?». Сидели себе, работали как все потихоньку и никого не беспокоили... В доклад я включил несколько ссылок на опыт строек из журнала «Механизация строительства» и это подействовало - в Тресте не рискнули отставать от передового опыта, пообещали рассмотреть наши планы и включить эти работы на следующий год.

После возвращения дамы и рассказа ее о совещании у меня сложилось впечатление, что так просто в этой фирме не будет: кинули мы в это болото камень и пойдут по воде круги. Так и получилось. Как я не отбояривался от поездки в Новосибирск, но на очередное сборище работников Треста со всей Сибири и Дальнего Востока весной 84 года мне пришлось поехать.

Перед этим почти всю зиму я чертил конструкцию передвижного пункта СММ, готовил спецификацию материалов и СММ, составил смету на изготовление и даже проработал несколько вариантов пунктов в зависимости от потребностей заказчиков. Прихватил все это с собой, созвонился с Трестом, где пообещали меня встретить в аэропорту и прикрепить на все время пребывания в Новосибирске машину, учитывая мою хворь.

Кроме того, на мое согласие ехать в Новосибирск повлияло и желание повидать свояков - родителей снохи Гали, живших там.

10.103. Новосибирск

Я полжизни промотался в командировках, но эта - в Новосибирск ранней весной 1984 года - была одной из самых впечатляющих. Все началось с того, что меня никто не встретил, ибо прилетел я не в «Толмачево», а на старый городской аэродром «Северный». Машина, как потом выяснилось, ждала меня в «Толмачево», но мне от этого было не легче и пришлось ехать на такси к своякам, хоть это и не входило в мои планы. Я не люблю кого-то стеснять и чувствую себя в гостях всегда очень неловко. А тут деваться было некуда - город я знал плохо, да и много с палкой не набегаешь по 30-тиградусному морозу. По дороге заехал в магазин и с трудом купил пару бутылок водки и торт. Время было голодное.

Встретили меня сваты радушно, но на «пузыри» Клавдия Петровна поглядела неодобрительно. Встречу все-таки отметили на стерильной кухне с истинно сибирскими пельменями, под которые выпить можно сколько угодно водки, не пьянея.

Утром долго выясняли, как мне добираться до Треста. Ездить на такси у меня никаких командировочных не хватило бы, а путь был не близкий - куда-то за Затон в район какой-то ТЭЦ. Где-то у черта на рогах! Определили, что надо долго ехать на троллейбусе, а потом пересесть на автобус и на нем ехать почти до кольца. Пересаживаться надо было на какой-то большой площади, где этих автобусов ездит тьма тьмущая.

Выбрался я из дома и пустился в дорогу. На улице мороз около 30 градусов, палка у меня без штыря - скользит, да и ботинки зачем - то одел новые, жмут малость, но терпеть можно. Доехал я на троллейбусе до той «автобусной» площади, полюбовался издали, как строят метро около моста через Обь и стою, жду автобус.

Народу полно, а машин нет. Присесть негде, нога разболелась. Стал пристраиваться посидеть на ручке палки, а она возьми и сломайся! Торчит из нее острый штырь, в руку впивается. А автобуса нет и нет. Прождал я его около часа, народу набралось столько, что шансов попасть в автобус почти не было, если не обнаглеть окончательно. Я и обнаглел, что помогло втиснуться внутрь. Там меня так отпрессовали, что можно было просто висеть между соседями, не касаясь пола. Ох, и проклинал же я этот Трест пока ехали первые 15 минут! Потом стали люди выходить, малость стало просторнее и меня сердобольные сибиряки усадили рядом с молоденьким милиционером. Он мне и разъяснил, где лучше выйти, а то никто не знал «...где эта улица, где этот дом...».

Вылез я по его указке прямо пред огромными зольными отвалами ТЭЦ. Хорошо, что там же вышла какая-то девица, а то простоял бы я в этих отвалах до полного замерзания. Девица точно знала, что вышел я не там, что надо было ехать еще одну остановку, а теперь надо пробираться по тропинке между горами золы. Стал пробираться через сугробы то ли снега, то ли золы высотой в два моих роста и, когда совсем уж отчаялся куда-либо выйти, увидел какие-то производственные здания типа родных колымских бараков. На одном из них висела скромная табличка, на которой было написано, что здесь и помещается Трест «Сибэнергомеханизация». За невысокой оградой размещались гаражи и мастерские, а все остальное пространство было уставлено трех- и пятитонными контейнерами. Там же стояло несколько типовых панельных складов.

В тесном закутке, именуемом «приемная директора Треста», сидела пожилая дама. Кругом было накурено, толпились какие-то люди. Короче говоря, весь этот Трест предстал передо мной в виде захудалого нашего СМУ, да и то у нас везде получше было. Я без церемоний (злой был, как собака!) грохнулся на стул возле секретарши, положил ей на стол свою поломанную палку и «командирским тоном» попросил вызвать кого-либо из мастерской. Пока она звонила туда из соседнего кабинета вышел на шум довольно приятный мужик и спросил: «Вы, наверное, из Мирного?» Я представился и мы вошли к нему в кабинет. Оказалось, что это главный инженер Треста. В его крохотном кабинетике выяснились все недоразумения со встречей в аэропорту, дана была команда срочно отремонтировать мою палку и принести чаю.

Все мои бумаги были у меня с собой и за чашкой чая мы с ним основательно разговорились. Понимание у нас с ним было полное, но что-то в его тоне проскальзывало покровительственно одобряющее. Совсем как у заботливого папаши, умиляющегося прожектами сына, не знающего еще жизни. Меня это весьма и весьма насторожило, ибо к такому я не мог привыкнуть даже тогда, когда студентом пришел на практику в НИИ-303. Это тем более было удивительно, учитывая то, что по своей предыдущей работе в «ВилюйГЭСстрое» я был значительно выше его по служебной иерархии и не знать этого он не мог.

Тем не менее в кабинет были вызваны начальники производственного и технического отдела и кто-то из экономистов. Главный поручил им тщательно разобраться с моими предложениями и расчетами до начала совещания, до которого было еще два дня. После этого разговор перешел в бытовую плоскость, где я не постеснялся в красках рассказать, как добрался до Треста. Теперь можно было и посмеяться, тем более, что палку отлично починили и у ворот ждала обещанная машина - УАЗ-452.

Все приехавшие на совещание от Дальнего Востока до Новосибирска размещались в специально арендованном общежитии какого-то техникума. Туда и надо было ехать, предварительно заскочив за комендантом в какую-то контору. Где эта контора не знал, оказывается, даже шофер. Пришлось нам изрядно поколесить по городу, но меня это ничуть не огорчило: сидя в машине приятно помотаться по незнакомым местам. Это не с поломанной палкой по сугробам.

Наконец нашли мы это ЖКО, но людей там не было на месте ни одного - все сидели в красном уголке и внимательно смотрели в телевизор. Там хоронили очередного Генсека, кажется Андропова. Пришлось присоединиться и дождаться конца похорон. Шустрая бабенка - комендантша селить меня в каменном общежитии не стала, а повезла неподалеку в просторный деревянный двухэтажный дом, срубленный, наверное, еще во время войны.

Повела она меня на второй этаж и без стука ворвалась в просторную - метров 25-30-комнату. Там возник небольшой переполох: трое мужиков что-то быстренько накрыли на столе газетами и сделали невозмутимые лица. Тетка показала мне кровать возле окна, все объяснила про «удобства» (слава Богу, не во дворе!) и исчезла. Мужики настороженно поглядывали на меня, а из-под газеты призывно выглядывала бутылка водки. Я, ничего не говоря, выложил на стол 25 рублей и затем уж сказал, что бегать в магазин придется им, так как из меня бегун никакой. Мужики оживились и облегченно вздохнули. Им, оказывается, сказали, что поселят какое-то начальство и они ожидали препоны для командировочного отдыха. Тут же была использована по назначению машина: после магазина я отправил ее за своими вещами к сватам, а мы стали знакомиться.

Приятнее знакомства у меня не было уже давно: ребята оказались начальниками Управлений из Магадана (!), Хабаровска и Владивостока. Узнав, что это для меня родные места, а сам я работаю почти 25 лет на Севере, приняли они меня как своего и даже, учитывая возраст и стаж, назначили старшим за столом. Надо сказать, что стол был богатейший! В это голодное время на столе была икра в трехлитровых банках, рыба во всех видах, консервы всякие и даже огромный окорок. Мужики приезжают на такие совещания уже не в первый раз и всегда привозят «кое-что» начальству, а особенно снабженцам, добиваясь таким образом богатых поставок СММ.

Посидели мы лихо! Сообразили где-то сковородку и чайник, приготовили хороший ужин и посидели почти до полуночи. Мне очень приятно было вспомнить Магадан и Колымскую трассу. По словам моего коллеги все там изменилось и отнюдь не в лучшую сторону.

Мужики мне много порассказали о Тресте и здешних порядках. Оказалось, что балом тут правит директор, которого я еще не видел. Главный же играет второстепенную роль, ибо кроме него у «Деда» есть несколько прикормленных «серых кардиналов», как я понял, не очень чистых на руку. Меня это мало волновало - видел и не такие конторские шашни, - но помогло ориентироваться в последующие дни.

На следующий день с утра машина исправно ждала у общаги и доставила нас в контору (« ... туда, где и люди не живут...»). Началось хождение по кабинетам, из которого я понял, что задал им здесь такие вопросы, на которые никто мне ответить не мог. Везде решались только дела по снабжению подразделений и успех этих решений зависел напрямую от подарков, привезенных в отделы.

Никому не нужны были мои комплекты СММ, никого не интересовала возможность изготавливать комплекты на месте, а не возить за тридевять земель и (самое удивительное!) никого не интересовала прибыль, которую можно было при этом получать. Я впервые в своей практике сталкивался с тем, что предприятию не нужна прибыль от его деятельности!

При этом все технические службы признали, что предложения мои дельные, но ...требуется много усилий, чтобы все это организовать, менять планы комплектации и прочее. Короче, надо работать немного по другой схеме. Тут уж я не выдержал и по вилюйской привычке потренировал «командирский голос», забыв о своем нынешнем ранге. Вот тогда уже у меня мелькнула мысль, что долго я с такой «братией» не проработаю. Но надо было еще побывать у директора и поговорить с ним.

Толковой встречи не получилось. Перед началом вселенского сборища у него было масса каких-то неотложных дел. Успели мы только познакомиться. Оказался он мужиком лет на 8-10 старше меня, с виду неторопливый и основательный, что мне понравилось. Сказал, что знает о материалах, которые я привез, идеи мои одобряет, но все это требует еще «осмысления». Я его понял так, что это может стать темой для выступления на завтрашнем совещании. Причем он прямо-таки обязал меня выступить. Разговаривал со мной на равных и за все время ни разу не промелькнула так привычная в советские времена «начальственная» интонация. Я все-таки пожаловался на отношение отделов, особенно экономистов, к своему предложению, но ничего толкового в ответ не услышал кроме еще одного обещания «разобраться». С тем и закончилась наша встреча к огромному удовольствию моих соседей, которые, мучаясь с похмелья, ожидали меня, чтобы вместе ехать в город на ревизию ресторана - надо же хоть раз в день горячего поесть.

Так и сделали, благо машину закрепили за мной «намертво». Проехались по Новосибирску, заскочили в какой-то Универмаг большой и на набережной Оби нашли гостиницу с рестораном, еще не введенные в строй, но уже функционировавшие. Это нам шофер посоветовал тоже изрядно проголодавшийся. Из широченного окна открывался чудесный вид на замерзшую реку и вмерзшие в лед пароходики. Народу почти никого, музыки никакой, кухня отличная и просидели мы там до самого вечера.

В общаге большого пира не устраивали, но пару-тройку пузырей приговорили под икру и семгу. Решили отоспаться, но ребята, когда я уже уснул, по-моему, хорошо добавили. На утро головы у всех, не исключая и меня, побаливали и пришлось немного «подлечиться». Так и приехали мы на совещание - основное событие в этой командировке.

Собрались в каком-то маленьком и тесном зале: не то красный уголок какой-то общаги, не то зал заседаний в ЖЭК,е. Пенал с возвышением, на котором стоит стол - президиум с начальством и главным лицом - инструктором какого-то отдела Горкома партии, перед которым начальство Треста стелется и видно это невооруженным глазом.

Эта картинка меня почему-то развеселила и настроила на несерьезный лад. Просто почувствовал окончательно, на какой уровень после «ВилюйГЭСстроя» я попал. И вот тут я для себя окончательно решил, что работать здесь не буду, что надо возвращаться на «круги своя». С таким настроением стал я слушать речи со всех краев Сибири и Дальнего Востока.

Все это совещание напоминало по своему уровню хреновую планерку в хреновом СМУ у нас на Вилюе. Все жаловались, что им что-то не дослали, что- то недодали, где-то недосчитали и всем надо было получить механизмов больше чем соседу, ибо тому и додали и дослали. Кошмар, да еще и на похмельную голову!

Я ждал, что начальники отделов выскажутся по моим вопросам как было обещано начальством, но меня с моими «идеями» как бы не существовало - никто не обмолвился ни словом. И тут, уже в конце совещания, когда всем хотелось побыстрее ринуться на традиционный банкет, я вылез на трибуну. Все тут вместе наложилось - принятое решение об уходе, злость на то, что для такой пустой болтовни приехал в Новосибирск, да и похмелье, наконец, сказывалось. И дал я там разгону по самой грозной вилюйской схеме!

Начал с уровня обсуждаемых вопросов. На таком общем совещании надо, мол, решать те вопросы, которые касаются всех присутствующих, а свои частные дела надо решать в рабочем порядке. А вот этого - то здесь и нет, что сводит значение совещания к уровню мелких склок. Вижу, что инструктор что-то строчит в блокноте и погнал дальше о работе отделов, извинившись, что только на своем примере могу эту работу оценить. Прошелся по всем делам, включая то, что «...Тресту прибыль не нужна». Инструктор застрочил еще быстрее, что меня немало развеселило.

Продолжил о нерентабельности всего, что делается и привел все доводы за изготовление комплексов на местах вместо того, чтобы гонять грузы по сибирским просторам; о роли межбригадных соревнований; о необходимости расширения производственных баз, увеличения их загрузки и выгодности сторонних заказов. (А это в Тресте не одобрялось почему-то?!). Разошелся вконец и это при моей –то нелюбви к публичным выступлениям.

Инструктор строчит и строчит, а директор хмурится и жмурится, но перебивать не решается. Я уже минут 20 ораторствую, чтобы выложить все, что наработал за эти месяцы. Народ в зале стал ерзать- пора и на банкет после, как водится, заключительного слова начальства. Сошел я с трибуны под жидкие аплодисменты своих соседей - собутыльников и гробовое молчание остальных. Все запереглядывались и зашептались. На меня поглядывали косо. Наверное, давно хорошей выволочки не получали.

Настало время подводить черту. Директор вскользь коснулся снабженческих проблем и пообещал все решить, а потом начал вертеть мысли вокруг моего выступления. Поскольку раньше он слушал меня на бегу, а здесь не было времени на обдумывание, то и мямлил он что-то невразумительное. Правда, заявил, что прибыль им все-таки нужна и констатировал, что самую большую прибыль дало мое Вилюйское Управление. Все похлопали и внимательно уставились на инструктора Горкома.

Тот недаром строчил в блокноте. Оказалось, что все, о чем я говорил, ему было неизвестно, хотя он и курирует эту фирму не первый год. Оказалось, что надо решать довольно сложные технические вопросы, а не только снабжением заниматься. Много еще ему «открылось», как он сказал, поглядев при этом на директора. Так что, вместо традиционных пожеланий успехов в труде и личной жизни, пришлось ему еще и пообещать во всем разобраться, но я уже твердо знал, что будет это без меня.

На банкет в какой-то ресторан среднего пошиба поехали очень дружно. Надо отдать должное - организовывать банкеты здесь умели. Сказывалась многолетняя традиция. «Поляну накрыли» богатую! У всех старых кадров были свои привычные компании и места за столами. Даже мои соседи от меня оторвались, оставив сидеть во главе стола рядом с директором. Мы тут были с ним самые старшие по возрасту и так и просидели несколько часов, вспоминая минувшие дни. О совещании и прочих делах совершенно не говорили.

Нашли много общих знакомых в Минэнерго, вспомнили стройки, на которых пришлось поработать. Я понял, что ему все мои новшества «до фонаря» - скоро на пенсию. Есть и дача на Обском море и машинешка имеется, да и внуки деда любят. Не надо ему никаких сложностей. Расстались мы с ним совершенно по-дружески, как два хорошо поработавших старика.

Наутро машина приехала за мной с билетом до Мирного. Долетел без приключений, а там через малое время пришло сообщение, что «...в связи с реорганизацией Треста «Энергомеханизация» Вилюйское Управление ликвидируется...».

«Реорганизация» эта обошлась Тресту дорого: к «ВилюйГЭСстрою» отошли все мастерские, все прибыльные сторонние заказы, склады с большим количеством инструмента, несколько ведомственных квартир в Удачном и транспорт - пара грузовиков и мотороллеры «Муравей». Передача хозяйства нашему отделу главного механика тянулась около месяца и закончилась в конце мая. Зато после этого Трест «Сибэнергомеханизация» избавился от головной боли и зажил по-прежнему как рассылочная контора.

10.104. На «круги своя»

Сразу же, как только пришла бумага из Новосибирска, ко мне в кабинет зашел А. П. Рябов, ставший главным инженером ВГС, и предложил немедленно вернуться на свое место - главным энергетиком ВГС. Я сразу же согласился и никакой неловкости от того, что надо куда-то переводить Олега Чекаловца не испытывал. Во-первых, я отлично знал от Татьяны, что он практически ничего не решал и ничего не делал на этой должности, а во-вторых, ему, как парторгу Управления, всегда найдут теплое место. Так и получилось. Назначили его начальником отдела техники безопасности и попал он в свою стихию: всех гонять и самому ни за что не отвечать.

Никаких дел я от него не принимал, потому что принимать было нечего. Последние документы, кроме отчетов, составленных Татьяной, были полуторагодовалой давности и за моей подписью. Получилосьтак, будто и не было больничного и другой работы. Рябов тут же приказал вернуть мне мою машину и все лето я провел в поездках по стройкам - от Ленска до Якутска. Встречали меня очень хорошо, да и я соскучился по своим ребятам. За лето совсем окреп и бодро двигался с палкой, хотя нога еще побаливала.

Подготовка к зиме прошла нормально и можно было подумать о неиспользованном отпуске, а тут еще и юбилей наметился - 50 лет как-никак. В Управлении шушукались по этому поводу, Татьяна что-то загадочное делала, но я решил, что уеду к маме в Минск. Что ни говори, а у единственного сына 50-тилетие и надо быть с ней. Так и сделал - взял отпуск и улетел домой в Минск. И не пожалел об этом. Все прошло по-домашнему спокойно и трогательно.

10.104. На «круги своя»

Сразу же, как только пришла бумага из Новосибирска, ко мне в кабинет зашел А. П. Рябов, ставший главным инженером ВГС, и предложил немедленно вернуться на свое место - главным энергетиком ВГС. Я сразу же согласился и никакой неловкости от того, что надо куда-то переводить Олега Чекаловца не испытывал. Во-первых, я отлично знал от Татьяны, что он практически ничего не решал и ничего не делал на этой должности, а во-вторых, ему, как парторгу Управления, всегда найдут теплое место. Так и получилось. Назначили его начальником отдела техники безопасности и попал он в свою стихию: всех гонять и самому ни за что не отвечать.

Никаких дел я от него не принимал, потому что принимать было нечего. Последние документы, кроме отчетов, составленных Татьяной, были полуторагодовалой давности и за моей подписью. Получилосьтак, будто и не было больничного и другой работы. Рябов тут же приказал вернуть мне мою машину и все лето я провел в поездках по стройкам - от Ленска до Якутска. Встречали меня очень хорошо, да и я соскучился по своим ребятам. За лето совсем окреп и бодро двигался с палкой, хотя нога еще побаливала.

Подготовка к зиме прошла нормально и можно было подумать о неиспользованном отпуске, а тут еще и юбилей наметился - 50 лет как-никак. В Управлении шушукались по этому поводу, Татьяна что-то загадочное делала, но я решил, что уеду к маме в Минск. Что ни говори, а у единственного сына 50-тилетие и надо быть с ней. Так и сделал - взял отпуск и улетел домой в Минск. И не пожалел об этом. Все прошло по-домашнему спокойно и трогательно.

10.105. Маловодье конца 80-х годов

Всему хорошему приходит конец. Впервые за многие годы для меня «...прозвенел звонок». В Вилюйском море за лето набралось значительно меньше воды, чем в прежние годы. Такое явление бывает периодически и длится несколько лет, но предвидеть его достаточно трудно без многолетних наблюдений, а таковых в Якутии, естественно, не велось. Вот так, практически неожиданно для всех, настал период, породивший афоризм, достойный Черномырдина: «...энергии у нас много, только воды мало...»

Для всей Западной Якутии - алмазного региона России - низкий уровень воды в Вилюе был чреват резким уменьшением выработки электроэнергии Вилюйской ГЭС. Все города региона, за исключением Ленска, отапливались электрокотельными и бытовое потребление электричества составляло более 75% всей выработки ВГЭС. На горизонте замаячила перспектива вымерзнуть и значительно сократить добычу алмазов. Нужно было предпринимать беспрецедентные меры по экономии электроэнергии и изысканию дополнительных источников тепла.

Проще всего было в Ленске. Там надо было ввести дополнительный котел на городской котельной и построить несколько небольших котельных для жизненно важных объектов. Для нас это был ввод новой угольной котельной для Деревообделочного комбината (ДОК).

Строить ее начали давно, но превратили в долгострой, потому, что не было большого спроса на продукцию ДОКа. Теперь же, когда на севере во - всю строился Новый город на Удачной, в Мирном пустили на поток строительство 9-тиэтажек, да и в самом Ленске стали интенсивно строить каменные дома, спрос на столярные изделия ДОКа резко возрос. Технология требовала устройства объемных сушильных камер, новых цехов столярки и лесопиления.

На объездной дороге в Ленске строился целый комплекс новых цехов ДОКа. На мне лежал пуск котельной и сушильных камер. Когда-то мы с Бияновым думали устроить там электросушилки по белорусской технологии, но теперь об этом и мечтать не приходилось. Котельную надо было пускать «впереди паровоза».

Еще один «узел» забот: автобаза, от которой зависело снабжение всех наших трестов. Здесь, в конце улицы Победы, на небольшом пространстве сосредоточились многие предприятия «Якуталмаза» и наши: базы снабжения, база механизации, автобазы, авторемонтный завод, молочный завод и еще что-то по мелочи. Все это потянуть даже дополнительный котел городской котельной не смог бы и началось строительство еще одной угольной котельной в этом районе. Строить ее будут не один год, а пока надо было что-то придумывать временное, а это уже на моей ответственности. Короче говоря, Ленск был клубком проблем, которые надо было решать очень оперативно.

Кроме всего прочего, «Якуталмаз» решил восстановить энергопоезда, ранее снабжавшие Ленск и весь район до пуска первого агрегата Вилюйской ГЭС электроэнергией. Они стояли на консервации и требовалась большая работа со стороны «Якутскэнерго», чтобы их оживить. Надо было построить новый корпус и отремонтировать старые здания энергопоездов, но меня это не затрагивало, хотя и наводило на кое-какие мысли.

Для меня проще всего было в Мирном. «Якуталмаз» взял здесь все в свои руки и все заботы о выживании города легли на плечи моего коллеги - Володи Жуковского. Нам надо было только в ударном порядке исполнять все, что будет предложено алмазниками. А предложить им было что!

К тому времени в 100 км от Мирного нашли богатейший источник природного газа, соизмеримый с другими сибирскими регионами. При избытке электроэнергии его разработку не очень-то форсировали, а тут пришлось работать ударными темпами. Для этого пригласили специализированные организации, а нас минула сия забота. Было решено перевести отопление города на газ, построив в ударном темпе большую котельную; построить газотурбинную электростанцию в самом Мирном и на 96-ом км от него - для обеспечения совхоза «Новый», МУАДа, «Алмазного» и других поселков. Подобную ГРЭС, только помощнее, мы построили в Якутске. Эти станции и котельную поручили строить нам. Пока дело не дошло до пуско-наладочных работ меня это не касалось и можно было заняться своими объектами.

Построить для себя газопроводы, котельные на газу и прочую роскошь мы – строители - себе не могли позволить и надо было выкручиваться из этой сложной ситуации с минимальными затратами и переделками. Перебрав все возможности - финансовые и производственные, на что ушло немало времени остановился я на приобретении нескольких энерговагонов из числа ранее стоявших в Ленске и вновь приобретаемых алмазниками.

Порешили установить энерговагон мощностью 1 Мвт на нашей базе в Надежном, в автобазе в Ленске и на Светлом, «прицепив» к каждому энерговагону по одной электрокотельной с 4-мя котлами по 250 квт и обеспечив одновременно циркуляцию всех насосов. При этом можно было не бояться, что заморозим свои тепловые и водяные сети. Тепло не будет, но и аварии не допустим, а малость подмерзнуть было не очень страшно.

В горкоме партии, естественно, создали штаб по решению всех возникающих проблем. Надо отдать должное, никаких проволочек не было после того, как я доложил обо всех мерах, которые мы приняли и думаем принять в маловодье. Исполнение протоколов штаба проверялось регулярно и решения принимались крутые и своевременные. Меня тоже включили в члены этого штаба, но заниматься делами других мне было просто некогда, да и остальным действующим энергетикам тоже своих забот хватало.

Вот здесь-то и возник «Энергосбыт» в лице его начальника Бориса Соловьева! Власть ему в районе в этот период дана была непомерная и зиждилась она на возможности доносить на любого и по любому поводу. До этого мы и алмазники эту организацию просто знали и сотрудничали с Борей на приятельской основе. Главный страх для энергетиков - прием экзаменов по ПТЭ и ТБ- нас с Жуковским не касался: мы сдавали в Москве и у своих подчиненных сами принимали экзамен.

Теперь же мы были обязаны отчитываться по расходу лимита электроэнергии. Этот лимит устанавливал «Энергосбыт», он же и контролировал все наши подразделения помимо нас. Открылось широкое поле деятельности по назначению штрафов, урезанию лимитов и много еще всяких пакостей мог нам наделать Боря. Вот уж где воспряла его куркульская суть и властолюбие! Все это проявилось несколько позже и я потом об этом расскажу, а пока пора перейти к основному событию конца 1984 года - якутской эпопее.

10.106. Якутский аврал

В отличие от других наших баз в Якутске забот не было никаких. Я не собирался туда ехать, как вдруг в первой декаде ноября меня вызывает начальник Управления - Рябов. Началось с « ...мягко стелет...». Рябов не скупился на похвалы энергослужбе, но, наконец-то, выложил «...где жестко спать...»

Надо было вместе с ним срочно вылететь в Якутск и обеспечить в срок до Нового года пуск дополнительного (4-го) котла Якутской ТЭЦ.

Рябов прекрасно знал, что я всегда категорически отказывался курировать работы на объектах, не входящих в перечень собственных баз, и ребятам своим не разрешал это делать. Для этих работ в Управлении был монтажный отдел со своими субподрядчиками. Я, было, начал говорить об этом, но ... все мои доводы рассыпались перед словом НАДО. Затем последовало объяснение: наши строители из СУ ЯГРЭС, выступавшие там как генподрядчик, не смогли организовать работу на стройке, а срыв пуска котла грозит невыполнением плана ввода нескольких многоквартирных домов и, главное, новой огромной больницы в Якутске. Колоссальный скандал грозит нам начисто потерять репутацию порядочных строителей в Якутске, потерять там все объемы работ и получить «втык» всесоюзного размера: наше Минэнерго уже обеспокоено и Рябова вызывали «на ковер» в Обком партии и в Москву. О том, что « полетят папахи» и говорить не надо было. Это меня убедило больше всего: где еще найдешь такого начальника как Рябов. Согласился я, скрепя сердце; побурчал, что своей работы много и пошел собираться в командировку.

Утром мы с Рябовым вылетели в Якутск. У нас в Мирном мороз был под -30, а в Якутске почти -50. Посадили нас на малом аэродроме в Магане и добрались мы до своей гостиницы поздно вечером. Отогрелись, отоспались и поехали в Горком партии представляться местному начальству. Без задержки попали к секретарю по промышленности и строительству. По тому, как он нам обрадовался, похоже было, что дела здесь шли неважно. Ни о чем конкретно говорить было нельзя до детального ознакомления со стройкой и повез он нас на ТЭЦ. Там, конечно же, тоже был свой штаб. Без этих партштабов ничего тогда не строилось.

Представил Соловьев (секретарь Горкома) нас с Рябовым и взбодрил публику заявлением, что я буду курировать ход работ. Сидевшие там битые прорабы - субподрядчики из Братска, Новосибирска и местная братва с прищуром посмотрели на меня и, особенно, на мою палку, но снесли появление очередного «варяга» молча. Штаб позаседал, о чем-то они поговорили и разошлись. Рябов уехал с секретарем Горкома, а я пошел знакомиться со стройкой. Далеко идти не пришлось - пристройка площадью около 1500 кв.м. была тут же.

На первый взгляд огромный котел высотой с четырехэтажный дом, опутанный трубопроводами и строительными лесами, со множеством снующих людей впечатлял. Приглядевшись, я увидел что работающих людей не так уж и много. Именно «работающих», а не присутствующих здесь. Народу было больше, чем достаточно.

Похоже было, что каждый субподрядчик стремился сделать свою работу, не заботясь о конечном результате - пуске котла в срок. Это для стройки самое страшное и я невольно поежился, боясь поверить в первое впечатление. Слишком сложной представлялась работа по координации монтажа, учитывая амбиции прорабов, конец года и желание каждого из них «выгнать план» и «закрыть форму 2».

Хоть и тяжело пришлось, но облазил я все отметки сверху до низу, поморозился снаружи и к обеду стал уже кое-что понимать. От заказчика стройку курировал директор Якутской ТЭЦ. Мужик деятельный, грамотный и несдержанный. Пока мы с ним обедали я узнал много интересного, а главное: если не пустить котел в срок, то Якутску не только не ввести новую больницу и много домов, но и просто не вытянуть зиму. Старые котлы уже не дают полной мощности, да и перевод их на газ только еще завершается.

Я пожелал ознакомиться с сетевым графиком монтажа и увидел на его лице откровенное недоумение. Оказывается здесь такого и не было никогда! Представить это было трудно, но стройка шла как Бог на душу положит. Кто что успел, тот и выполняет. Такое было у меня на Иультине и с тех пор я всегда старался свести все работы на каждом объекте в единый график. Слава Богу, сразу же стало ясно с чего надо начинать работу.

На ТЭЦ нашли мне маленькую коморку, притащили чертежи, сметы и отчеты о выполнении работ по ф.2. До конца дня немного прояснилось положение и, главное, определились остаточные объемы работ. Дел еще было очень и очень много

Но на этом мои «прозрения» не кончились. Оказалось, что после 18 часов на стройке вообще не было ни одного человека. При таком-то положении дел работа была организована только в одну смену! Надо было наладить элементарный порядок проведения авральных работ. Дело знакомое, но очень трудное.

В конце дня меня приятно обрадовал Рябов: за мной закрепили круглосуточную «Волгу» и отдельный номер в «Лене», чтобы не мотаться ежедневно на ГРЭС. Съездил я за вещами и перебрался в центр города. Водитель - молодой парнишка, только что из Армии - каким-то чудом находил дорогу в сплошном плотнейшем тумане, накрывшем Якутск. Увидев, что я хожу с палкой, тут же участливо предложил помогать мне в бытовых делах, типа «смотаться по магазинам». Это было делом не простым: все продукты и все спиртные напитки продавались только по талонам. Для пропойского города Якутска это была просто драматическая ситуация. Меня это мало трогало, ибо питаться все равно надо было в столовой или вечером в ресторане «Лена». Надо отдать должное: при всей неприглядности интерьера этого ресторана кухня там была отличная и недорогая. Особенно удавались национальные блюда из жеребятины и всяческой рыбы. На моем этаже к тому же до поздней ночи работал буфет со всякой молочной снедью. Жить было можно, тем более, что мне открыли по приказу Рябова кредит в бухгалтерии нашего СУ ЯГРЭС. Надо было резко впрягаться в работу.

Начал с составления сетевого графика окончания работ. По очереди перезнакомился со всеми прорабами-субподрядчиками, выяснил что каждому из них оставалось сделать, что надо для этого, кто или что мешает работать и прочие детали.

Встречи эти оказались полезными и в установлении чисто человеческих отношений. Ребята поняли, что я не из числа партийных «погонял», что у меня есть немалый опыт работы на сложном монтаже и что я искренне желаю им помочь в выполнении работы в срок. Вначале некоторые отнеслись скептически к еще одному графику, но когда составление его подошло к стадии согласования объемов, сроков и очередности работ все «прониклись» и деятельно участвовали. На все это ушло несколько дней. Введение круглосуточной работы, заложенное в график, вначале вызвало некоторые споры, но необходимость этого все хорошо понимали и все было улажено к общему удовольствию после того, как обязали Дирекцию организовать питание для всех смен.

Когда все согласовали свои объемы и сроки, я свел все в единый документ и показал заказчику и нашему генподрядчику. От них зависела поставка многих материалов и недостающего оборудования, окончание общестроительных работ. Сетевой график утвердили на штабе, копию направили в Горком партии и в Исполком, где тогда председательствовал П. П. Бородин. С ним надо было повстречаться, т.к. по всему городу были протянуты огромные трубопроводы тепла и воды, их надо было изолировать. На этой адской в 50-тиградусный мороз работе трудились женщины-изолировщицы из Братска и никто о них не подумал позаботиться. Я когда проехал по трассам, был просто возмущен. Разговор с Бородиным начался с того, что надо организовать несколько передвижных обогревалок и буфетов с горячим чаем, а потом перешел на общее состояние дел. Засиделись до позднего вечера и расстались, договорившись обо всем. Назавтра же несколько автобусов - обогревалок с буфетами сопровождали бригады изолировщиц, а их прораб получил «втык» за то, что раньше не побеспокоился об этом. Так прошла первая неделя в Якутске.

Работа стала налаживаться. Теперь работали круглосуточно, а не только в первую смену, как раньше. Практически никто никому не мешал и всегда было ясно, кто как работает, кто кого сдерживает, не предоставив фронт работ, чего нет и, главное, кто за это отвечает. Появился реальный «кнут», а не мифический выговор на штабе: срывавшему работы по графику просто не подписывали форму 2.

Самым сложным оказалось завершить общестроительные работы. Главная из них - установка дымовой трубы высотой более 40 метров и кладка дымохода. Труба была металлическая из отдельных обечаек весом более 5-ти тонн каждая. Смонтировать ее не составило бы труда летом, а не в 50-тиградусный мороз, когда строительные краны не работают. Мне часто приходилось видеть, как со звоном разлетается сталь на морозе и отказ крановщиц работать был вполне понятен и оправдан. Надо было что-то придумывать.

Дело было очень рискованное и ответственность в случае аварии крана немалая, да и все работы шли насмарку при отсутствии трубы. Пришлось немного поломать голову пока не пришло решение: сделать обечайки меньшего веса, увеличив тем самым число подъемов, а сами подъемы краном проводить без крановщиц на нем, дистанционно управляя краном.

Схему управления краном с выносного пульта я нарисовал, уточнили вместе с крановым электриком места подключения и протянули кабель в теплое помещение с хорошим обзором площадки. Станция управления стояла внизу и подключиться большого труда не составило. Испытали кран без груза и с контрольным грузом - все работало исправно. Монтажники тем временем собирали облегченные обечайки. Первый подъем заставил немного помандражировать, но прошел успешно, а дальше уже все пошло по плану. Правда, согласовывать эти манипуляции с Котлонадзором мы не стали и проделали все это втайне от них. Тут был важен результат, да и людей мы обезопасили полностью.

Про все это мне приходилось почти ежедневно докладывать в Горкоме и Исполкоме. Соловьев был доволен ходом работ и полностью одобрил все, принятые мною, меры по упорядочению стройки. Настолько доволен, что без всякого моего намека вытащил из стола две большие пачки листов с талонами розового (на вино) и синего ( на водку) цвета для поощрения работающих. По тем временам, да еще в Якутске, это было настоящее богатство. Вечером я пригласил в свой номер ребят из Братска, живших в этой же гостинице и мы неплохо посидели и окончательно установили дружеские отношения. Нашлось очень много общих знакомых в Братске и на БАМе, где ребята работали до Якутска. Я снабдил их талонами для подъема энтузиазма рабочих и подогрева снабженцев. Результаты этого не замедлили сказаться.

Поскольку дело, как мне казалось, пошло на лад, надо было тщательно следить за исполнением принятого плана работ. По ходу приходилось ежедневно улаживать массу мелких и покрупнее конфликтов, но меня уже полностью признали в роли третейского судьи и все решалось для пользы делу. Дни летели совершенно незаметно и уже близился Новый 1985 год, а с ним и срок сдачи котла в эксплуатацию. К Дню энергетика котел затопили и осталось только оформить всю исполнительную документацию и подписать акты рабочей и Государственной комиссий. Это уже было дело заказчика и генподрядчика и меня не затрагивало. Совсем уж было решил я уехать в Мирный, как позвонил Рябов и сказал, что Горком просит, чтобы я остался на период подписания актов, как «смотрящий» от Горкома.

В городе запустили теплотрассы, затопили больничный городок, заселяли новые дома и во всем этом была и моя доля участия. Но нет бочки меда без ложки дегтя! Подписание акта рабочей комиссии пришлось, конечно же, на 31 декабря. Каждый из «подписантов» хотел тоже оставить след в истории. Дебаты длились почти до 22 часов, когда кто-то поздравил с наступающим Новым годом и все срочно разбежались.

Мне-то торопиться было некуда, а вот водитель мой спешил к молодой жене и гнал машину в сплошном тумане с такой скоростью, что я до сих пор удивляюсь, как мы ни с кем не столкнулись. Выхожу из лифта у себя на этаже и вижу, что в этот лифт стремиться буфетчица с какими-то припасами. Тут я понимаю, что мои мечты о закупках в буфете накрылись и Новый год предстоит праздновать всухомятку. Мой горестный вид разжалобил хорошо знавшую меня буфетчицу и она, задержавшись, дала мне несколько черствых булочек с вареньем и пару бутылок кефира. С ними-то я и встретил Новый год - почти один в пустой гостинице.

Однако, через час-полтора на моем этаже раздались разухабистые песни, в которых мне послышалось нечто очень знакомое. Я поднялся и прошел в конец коридора. В большом номере двери были нараспашку и дым коромыслом. Ба, знакомые все лица! Наш мирнинский поэт Лешка Васильев в окружении каких-то мужичков - якутов лихо пьет водку и воет во всю глотку свои стихи нараспев. Увидев меня, Лешка просто оторопел и начал радостно обниматься и представлять меня своим собутыльникам. Меня усадили за стол и Лешка с гордостью сообщил, что пьянка не просто встреча Нового года, а по поводу принятия его - Леши Васильева- в Союз писателей СССР. «...И эти дружбаны тоже там были, и они тоже писатели, и вообще все прекрасно получилось, хоть и с третьего захода...» Я с удовольствием посидел с ними и подарил Лешке к великой радости всей компании несколько листов талонов. Вот так скрасила судьба мне этот унылый Новый год. Через пару дней, распрощавшись со всеми, ставшим мне близкими, коллегами я улетел в Мирный.

Татьяна рассказала, что пока я был в Якутске, Рябов почти на каждой планерке восхвалял мои деяния, что породило немало подначек после приезда. Намечалось награждение, но тут вдруг грянула перестройка, при которой все работают не за награды, и дело спустили на тормозах.

Наступивший год становился, пожалуй, одним из самых тяжелых для алмазного края из-за энергокризиса. Лето было сухое, весна затяжная и осень тоже воды не добавила. Подтверждались самые пессимистические прогнозы.

Нам предстояло максимально сократить собственное потребление энергии, к чему мои энергетики не привыкли. Пришлось принять строгие меры воздействия и все стало приходить в норму уже с первых месяцев. В дальнейшем мы по экономии выходим на первое место в районе. По заданию Якутского Энергосбыта мне даже пришлось срочно написать и издать брошюрку по мерам экономии электроэнергии.

В начале года пришлось немного попортить отношения с Рябовым. После моей эпопеи в Якутске он решил взвалить на меня контроль за строительством и реконструкцией энергообъектов, входивших в сферу деятельности монтажного отдела. Я категорически отказался этим заниматься, чем вызвал большое недовольство начальства. Наконец, после большого совещания, все стало на свои места. Меня обязали периодически следить за ходом работ, что ни к чему не обязывало, а мне самому было интересно. На том и согласились.

В Ленске всеми делами успешно занимался Коля Левчук и наведываться туда часто не приходилось. Разве что передохнуть от прочих дел в хорошей компании, заехав по дороге на 96-ой км, где строилась газотурбинная станция.

Очень сложная обстановка была в Мирном. Строительство большой газовой котельной при всех усилиях должно было затянуться на несколько лет, чтобы в последствии обеспечить теплом огромный район многоэтажной застройки по ул. Апрельской. На ближайшее же время надо было срочно использовать избыточные мощности промышленной котельной нашего КСМ. Для этого надо было по логу проложить несколько километров труб до этого района, чтобы отопить новые дома и дать возможности продолжить строительство новых домов. К тому же нужно было подключить к этой котельной и близлежащие районы старой застройки, где было и наше горе - около 50 древних ПДУшек. Там никто ничего не ремонтировал уже много лет и все системы отопления дышали на ладан. Все это очень усложнялось еще и тем, что котельная, предназначенная для производственных целей, выдавала теплоноситель под давлением до 14 атмосфер, что совершенно недопустимо для жилья. Нужно было строить дополнительную бойлерную для снижения температуры и давления в сети. Опыт проектирования и строительства таких бойлерных у нас был большой и уже в начале весны начался монтаж оборудования и ремонт тепловых сетей, прогнивших до основания. Занимался этим Нифонт Кондаков и за этот участок работы я был спокоен, переключившись на Светлый. Там назревали неприятные события.

Началось с того, что ко мне в кабинет заявился смутно знакомый мужик. Приглядевшись, я вспомнил, что мы с ним встречались в Главке и работал он тогда главным энергетиком на строительстве Курейской ГЭС возле Норильска. Я решил, было, что это обычный визит коллеги с дежурными просьбами, но ошибся. Ему нужна была работа для себя и всей семьи. Желательно, с квартирой.

Такая возможность была только на Светлом - там нужен был хороший специалист на должность начальника ТЭУ. Наше хозяйство там было огромным, работы по эксплуатации очень много, а Леня Макаренко вынужден был пропадать на створе - близилось перекрытие Вилюя - и просто не успевал везде уследить. Штатная единица была, квартира тоже и я подумал тогда, что этого Овечкина мне Бог послал. Так оно вначале и было.

Мужик стал методично составлять графики дежурств, ввел посменный учет работы всех котельных и насосных, улучшил дежурным бабам условия на работе (очевидно, и потому, что на одной из этих насосных пристроил свою жену). Даже свободное племя электриком - высоковольтников почувствовало, что над ними есть ежедневный контроль. Мы с Леней пару раз обсудили деятельность Овечкина и порешили ему не мешать, хотя и многое в нем нам не нравилось - не наш был человек. Со мной он держался нарочито по-деловому и постоянно изображал что-то более значительное, чем начальник ТЭУ. Вскоре это вылилось в элементарный донос, обличенный в форму докладной записки на мое имя, но в копии «...всем, всем, всем...», включая партком и профком.

Леня там был и неграмотным, и неорганизованным, и слегка пьяным и прочее, и прочее... Какой-то бред параноидальный! Вызываю к себе в Мирный этого Овечкина, чтобы выглядело это «разбирательство» солиднее. Приезжает, в глаза не глядит, ничего внятного не говорит... Я ожидал, что он тут бросится обличать в подтверждение своих домыслов, но тот молчит и сопит только. Я по-хорошему попросил его не заводить склоку на площадке - и без этого положение тяжелое, работы невпроворот и отпустил с миром.

Результатом этого разговора стала следующая бумага, уже о том, как я покрываю Макаренко и при том пустил стройку на самотек! Я было рассмеялся вначале: только совсем слепой и глухой не знал, что энергетика на стройке шла всегда с опережением и только благодаря этому стало возможным досрочное перекрытие Вилюя! Потом, поостыв немного, я понял, что дело принимает слишком серьезный оборот и если не пресечь эту лавину доносов и кляуз, то потом только их разборкой придется заниматься, а работать будет некогда.

Овечкин малость не просчитал со сроками своей писанины - через месяц должны были пройти очередные экзамены по ПТЭ и ТБ. Естественно, он их не сдал, да еще в присутствии главного инженера и его зама по ТБ. Мужичка от работы отстранили. Сначала на месяц - до пересдачи экзамена, а после повторного завала и перевели в электрики. Что тут началось! Бабы - дежурные на насосных, подзуживаемые женой Овечкина, пригрозили забастовкой (!), если его не поставят начальником над ними. Вот до чего довела перестройка и гласность. Кто бы мог подумать, что женщины на Севере, где для них очень мало работы, станут бастовать. До этого, правда, не дошло, но меры принять пришлось - назначил в клубе общее собрание (гласность, так гласность!).

Собрались все, кто не дежурил. Мужики - электрики, монтажники - веселятся, женщины возбужденно кучкуются и шипят, глядя на нас с Макаренко и секретаря парткома. Я говорить ничего не собирался, предоставив это непосредственному их начальнику - Макаренко и «идеологу». Разговора по душам не получилось сразу же: бабы стали визжать с места, Овечкин рассылал какие-то записки по рядам, жена его бегала от ряда к ряду и не разобрать было, чего они хотят. Только было предельно ясно, что коллектив чем-то очень недоволен. Допустить этого было нельзя в присутствии партийного деятеля и мне пришлось вылезти на трибуну.

Не стал я им ничего объяснять, кроме того, что если инженер - руководитель подразделения не может сдать экзамены по своей специальности, то его отстраняют от работы - таков закон и нарушать его я никому не позволю, поскольку я лично отвечаю за жизнь своих подчиненных и доверять эти жизни неграмотному руководителю не желаю. Таким образом, все свел к тому, что это я и только я такой «несправедливый» по отношению к Овечкину. Дабы скрасить впечатление от такого заявления я спросил тут же у Овечкина: «Ты согласен сдавать экзамен в Энергосбыте?» Тот вскочил и стал орать , что все здесь кругом куплены, перекуплены и что никаких экзаменов он нигде сдавать не собирается. Это произвело очень жалкое впечатление и надо было добивать его дальше. Выслушав эти вопли, я пообещал женщинам, что так как они не доверяют Макаренко, то я сам буду принимать у них экзамены по ТБ и Котлонадзору в присутствии начальства стройки, а также проведу перетарификацию по специальности. Стройные ряды готовых бастовать женщин рассыпались на глазах. Большая часть уже находила, что все не так уж и плохо, даже почти все - хорошо, но надо, мол, людям объяснять почаще обстановку на стройке и политику руководства. Это было, естественно, признано правильным замечанием.

Расходились ближе к ночи умиротворенные и никому, кроме его жены, не было уже дела до Овечкина. Чтобы уж закончить об этом, так расстроившем нас событии, надо рассказать, что было дальше. А дальше Овечкин стал дежурным электриком и регулярно выходил на смену, но ничего не делал, только писал сменщикам задания, что и кому вместо него делать (!). Строители стали жаловаться на невыполнение заявок и срыв работ, надо было принимать меры. Пришлось снизить разряд, а потом и уволить. Но жалко же мужика, специалист -то неплохой, но характер сволочной. Пожалели и предложили преподавательскую работу в учкомбинате. Деньги вполне приличные и работа спокойная. Но не тут-то было!

Директором учкомбината был очень пробивной парень, извлекавший из своей должности немалые выгоды. Вот об этих-то выгодах, да еще и о том, как бедного Овечкина третирует проходимец Саврей и совсем плохой Макаренко, действующие исключительно в ущерб ударной комсомольской стройке, была написана большущая бумага в прокуратуру Мирного. Я об этом узнал от следователя, которому поручили разобраться в этом деле. Раньше мы с ним встречались при расследовании нескольких смертельных случаев и пожаров, а потом сошлись ближе из-за общей страсти к переплету журнальных вырезок. Саша сообщил, что от меня потребуется письменное объяснение и принес для ознакомления овечкинскую «цидулку». Такого бреда я не читал уже давно - со времен Иультина и Вани Гончара! Ничего я писать не стал и предложил сейчас же поехать в Светлый и на месте переговорить с автором этого опуса. Для пущей значимости взял у Рябова «Волгу» и поехали.

Овечкин должен был быть на работе. Туда мы и поехали, прихватив Леню Макаренко. Как только Овечкин нас увидал, то пустился в бега в полном смысле этого слова - просто -напросто побежал от нас! От «Волги» не убежишь - догнали, остановили. Саша представился, как следователь прокуратуры, прибывший познакомиться с обстоятельствами дела. Овечкин, к большому его удивлению, и разговаривать с ним н стал под тем предлогом, что писал он лично прокурору и только с ним и будет разговаривать. Надо было видеть Сашино выражение лица! Мы со смеху покатились! Естественно, на этом и закончилось все расследование. Правда, при этом последовало предложение пригласить психиатра, но до этого дело не дошло.

А закончилось все совсем уж на комической ноте. Как-то летом мы сидим у Макаренко на кухне, отдыхаем с бутылкой

10.107. Надо выжить…

Наступивший год становился, пожалуй, одним из самых тяжелых для алмазного края из-за энергокризиса. Лето было сухое, весна затяжная и осень тоже воды не добавила. Подтверждались самые пессимистические прогнозы.

Нам предстояло максимально сократить собственное потребление энергии, к чему мои энергетики не привыкли. Пришлось принять строгие меры воздействия и все стало приходить в норму уже с первых месяцев. В дальнейшем мы по экономии выходим на первое место в районе. По заданию Якутского Энергосбыта мне даже пришлось срочно написать и издать брошюрку по мерам экономии электроэнергии.

В начале года пришлось немного попортить отношения с Рябовым. После моей эпопеи в Якутске он решил взвалить на меня контроль за строительством и реконструкцией энергообъектов, входивших в сферу деятельности монтажного отдела.

Я категорически отказался этим заниматься, чем вызвал большое недовольство начальства. Наконец, после совещания, все стало на свои места. Меня обязали периодически следить за ходом работ, что ни к чему не обязывало, а мне самому было интересно. На том и согласились.

В Ленске всеми делами успешно занимался Коля Левчук и наведываться туда часто не приходилось. Разве что передохнуть от прочих дел в хорошей компании, заехав по дороге на 96-ой км, где строилась газотурбинная станция.

Очень сложная обстановка была в Мирном. Строительство большой газовой котельной при всех усилиях должно было затянуться на несколько лет, чтобы впоследствии обеспечить теплом огромный район многоэтажной застройки по ул. Апрельской.

На ближайшее же время надо было срочно использовать избыточные мощности промышленной котельной нашего КСМ. Для этого надо по логу проложить несколько километров труб до этого района, чтобы отопить новостройки и дать возможности продолжить строительство новых домов.

К тому же нужно было подключить к этой котельной и близлежащие районы старой застройки, где было и наше горе - около 50 древних ПДУшек. Там никто ничего не ремонтировал уже много лет и все системы отопления дышали на ладан. Все это очень усложнялось еще и тем, что котельная, предназначенная для производственных целей, выдавала теплоноситель под давлением до 14 атмосфер, что совершенно недопустимо для жилья.

Нужно было строить дополнительную бойлерную для снижения температуры и давления в сети. Опыт проектирования и строительства таких бойлерных у нас был большой и уже в начале весны начался монтаж оборудования и ремонт тепловых сетей, прогнивших до основания. Занимался этим Нифонт Кондаков и за этот участок работы я был спокоен, переключившись на Светлый. Там назревали неприятные события.

10.108. Отрыжка гласности

Началось с того, что ко мне в кабинет заявился смутно знакомый мужик. Приглядевшись, я вспомнил, что мы с ним встречались в Главке и работал он тогда главным энергетиком на строительстве Курейской ГЭС возле Норильска. Я решил, было, что это обычный визит коллеги с дежурными просьбами, но ошибся. Ему нужна была работа для себя и всей семьи. Желательно, с квартирой.

Такая возможность была только на Светлом - там нужен был хороший специалист на должность начальника ТЭУ. Наше хозяйство там было уже огромным, работы по эксплуатации много, а Леня Макаренко вынужден был пропадать на створе - близилось перекрытие Вилюя - и просто не успевал везде уследить. Штатная единица была, квартира тоже и я подумал тогда, что этого Овечкина мне Бог послал. Так оно вначале и было.

Мужик стал методично составлять графики дежурств, ввел посменный учет работы всех котельных и насосных, улучшил дежурным теткам условия на работе (очевидно, и потому, что на одной из этих насосных пристроил свою жену). Даже свободное племя электриков - высоковольтников почувствовало, что над ними есть ежедневный контроль.

Мы с Леней пару раз обсудили деятельность Овечкина и порешили ему не мешать, хотя многое в нем нам не нравилось - не наш был человек. Со мной он держался нарочито по-деловому и постоянно изображал что-то более значительное, чем начальник ТЭУ. Вскоре это вылилось в элементарный донос, обличенный в форму докладной записки на мое имя, но в копии «...всем, всем, всем...», включая партком и профком.

Леня там был и «неграмотным», и «неорганизованным», и слегка пьяным и прочее, и прочее... Какой-то бред параноидальный! Вызываю к себе в Мирный Овечкина, чтобы выглядело это «разбирательство» солиднее. Приезжает, в глаза не глядит, ничего внятного не говорит... Я ожидал, что он тут бросится обличать в подтверждение своих домыслов, но тот молчит и сопит только. Я по-хорошему попросил его не заводить склоку на площадке - и без этого положение тяжелое, работы невпроворот - и отпустил с миром.

Результатом этого разговора стала следующая бумага, уже о том, как я покрываю Макаренко и пустил стройку на самотек! Я, было, рассмеялся вначале: только совсем слепой и глухой не знал, что энергетика на стройке всегда идет с опережением и только благодаря этому стало возможным досрочное перекрытие Вилюя! Потом, подумав немного, я понял, что дело принимает серьезный оборот и если не пресечь эту лавину доносов и кляуз, то потом только их разборкой и придется заниматься, а работать будет некогда.

Овечкин малость не посчитал со сроками своей писанины - через месяц должны были пройти очередные экзамены по ПТЭ и ТБ. Естественно, он их не сдал, да еще в присутствии главного инженера стройки и его зама по ТБ. Мужичка от работы отстранили. Сначала на месяц - до пересдачи экзамена, а после повторного завала перевели в электрики.

Что тут началось! Женщины - дежурные на насосных, подзуживаемые женой Овечкина, пригрозили забастовкой (!), если его опять не поставят начальником над ними. Вот до чего довела перестройка и гласность! Кто бы мог подумать, что женщины на Севере, где для них очень мало работы, даже подумают бастовать. До этого, правда, не дошло, но меры принять пришлось - назначил в клубе общее собрание (гласность, так гласность!).

Собрались все, кто не дежурил. Мужики - электрики, монтажники - веселятся, женщины возбужденно кучкуются и шипят, глядя на нас с Макаренко и секретаря парткома. Я говорить ничего не собирался, предоставив это непосредственному их начальнику - Макаренко и «идеологу».

Разговора по душам не получилось сразу же: бабы стали визжать с места, Овечкин рассылал какие-то записки, жена его бегала от ряда к ряду и не разобрать было, чего они хотят. Только было предельно ясно, что коллектив чем-то очень недоволен. Допустить этого было нельзя в присутствии партийного деятеля и мне пришлось вылезти на трибуну.

Не стал я им ничего объяснять, кроме того, что если инженер - руководитель подразделения не может сдать экзамены по своей специальности, то его отстраняют от работы - таков закон и нарушать его я никому не позволю, поскольку я лично отвечаю за жизнь своих подчиненных и доверять эти жизни неграмотному руководителю не желаю. Таким образом, все свел к тому, что это я. и только я, такой «несправедливый» по отношению к Овечкину.

Дабы скрасить впечатление от такого заявления, спросил тут же у Овечкина: «Ты согласен сдавать экзамен в Энергосбыте?» Тот вскочил и стал орать, что все здесь кругом куплены - перекуплены и что никаких экзаменов он нигде сдавать не собирается. Это произвело очень жалкое впечатление и надо было добивать его дальше.

Выслушав эти вопли, я пообещал женщинам: так как они не доверяют Макаренко, то я сам буду принимать у них экзамены по ТБ и Котлонадзору в присутствии начальства стройки, а также проведу перетарификацию по специальности. Стройные ряды готовых бастовать женщин рассыпались на глазах. Большая часть уже находила, что все не так уж и плохо, даже почти все - хорошо, но надо, мол, людям объяснять почаще обстановку на стройке и политику руководства. Это было, естественно, признано правильным замечанием. Расходились ближе к ночи умиротворенные и никому, кроме жены, не было уже дела до Овечкина.

Чтобы закончить об этом, так расстроившем нас событии, надо рассказать, что было дальше. А дальше Овечкин стал дежурным электриком и регулярно выходил на смену, но ничего не делал, только писал сменщикам задания, что и кому вместо него делать (!). Строители стали жаловаться на невыполнение заявок и срыв работ, надо было принимать меры. Пришлось снизить разряд, а потом и уволить.

Но жалко же мужика: специалист - то неплохой, но характер сволочной. Пожалели и предложили преподавательскую работу в учкомбинате. Деньги вполне приличные и работа спокойная. Но не тут-то было!

Директором учкомбината был пробивной парень, извлекавший из своей должности немалые выгоды. Вот об этих-то выгодах, да еще и о том, как бедного Овечкина третируют проходимец Саврей и совсем плохой Макаренко, действующие исключительно «…в ущерб ударной комсомольской стройке…», была написана большущая бумага в прокуратуру Мирного.

Я об этом узнал от следователя, которому поручили разобраться в этом деле. Раньше мы с ним встречались при расследовании нескольких смертельных случаев и пожаров, а потом сошлись ближе из-за общей страсти к переплету журнальных вырезок. Саша сообщил, что от меня потребуется письменное объяснение и принес для ознакомления овечкинскую «цидулу». Такого бреда я не читал уже давно - со времен Иультина и Вани Гончара! Ничего я писать не стал, а предложил поехать в Светлый и на месте переговорить с автором этого доноса. Для пущей значимости взял у Рябова «Волгу» и поехали.

Овечкин должен был быть на смене. Туда мы и поехали, прихватив Леню Макаренко. Как только Овечкин нас увидал, то пустился в бега в полном смысле этого слова - просто - напросто побежал от нас! От «Волги» не убежишь - догнали, остановили. Саша представился, как следователь прокуратуры, прибывший познакомиться с обстоятельствами дела. Овечкин, к большому Сашиному удивлению, и разговаривать с ним не стал под тем предлогом, что писал он лично прокурору и только с ним и будет разговаривать. Надо было видеть Сашино выражение лица! Мы со смеху покатились! Естественно, на этом и закончилось все расследование. Правда, при этом последовало предложение пригласить психиатра, но до этого дело не дошло.

А закончилось все совсем уж на комической ноте. Как-то летом мы сидим у Макаренко на кухне, отдыхаем и поведал мне Леня историю почти как у Монтекки и Капулетти: его сын Славка усиленно обхаживает дочку Овечкина и пользуется большой взаимностью. Дело, считай, к свадьбе идет. Дочка - то девочка хорошая, работящая, мастер на стройке. Все ее хвалят, да и своих непутевых папу с мамой она, практически, содержит. Папаня-то работать не хочет нигде, хоть и предлагали ему несколько мест.

Поговорили мы об этом с Леней, расслабились за столом. Решили, что молодые ни в чем не виноваты, пусть живут, а там и свояки помирятся. Такая благостная картина представилась добряку Макаренко, что он вылез через окошко и прямо через заборчик двинул к дому напротив, где жил Овечкин. Мириться, значит, пошел. Да не тут-то было: сосед-то, оказывается, наблюдал за нами пока мы расслаблялись и подумал, что Леня его убивать идет (а что еще подумаешь после всех его пакостей!). Не дожидаясь кровавого конца перепуганный Овечкин так рванул бегом из дому в тайгу, что только через несколько дней его снова увидели. Свадьба, естественно, не состоялась и Леня об этом ничуть не сожалел. Девочку только жалко - наградил же Бог родителем!

Я обо всем этом не вспоминал бы здесь, но это запомнилось, как некоторая разрядка в ежедневной борьбе за выживание в это трудное время


© Владлен Саврей

2008-2016


Ваши отзывы, вопросы, отклики и замечания о заметках Геннадия и однокашников мы с нетерпением ждем в .:специально созданном разделе:. нашего форума!

Копирование частей материалов, размещенных на сайте, разрешено только при условии указания ссылок на оригинал и извещения администрации сайта voenmeh.com. Копирование значительных фрагментов материалов ЗАПРЕЩЕНО без согласования с авторами разделов.

   
 
СОДЕРЖАНИЕ
Об авторе
Предисловие с послесловием
(Г.Столяров)
0. Начала
(Г.Столяров)
1. Живут студенты весело
(Г.Столяров)
2. Военно-Морская Подготовка
(Г.Столяров, Ю.Мироненко, В.Саврей)
3. Наши преподы
(Г.Столяров, Ю.Мироненко, В.Саврей)
4. Скобяной завод противоракетных изделий
(Г. Столяров)
5. Завод швейных компьютеров
(Г. Столяров)
6. Мой старший морской начальникNEW!
(Г. Столяров)
7. Про штаны и подштанники
(Г. Столяров)
8. Наука о непознаваемом - ИНФОРМИСТИКА и ее окрестности
(Г. Столяров)
9. Инженерно-бронетанковые приключения, или комические моменты драматических ситуаций
(Ю. Мироненко)
10. Владлен Саврей
(В. Саврей)
 
ПОДСЧЕТЧИК
 
Эту страницу посетило
364406 человек.
 

 

 



Powered by I301 group during 2000-2005.
© 2004-2021